О проказах

      Свист и вой в воздухе раздавались вот уже несколько минут, пока все поднявшие головы ученики внешней секты с удивлением наблюдали крайне забавную картину: многоуважаемый старейшина Чжоу, полный ярости и желания убить виновника нового происшествия, на полной скорости мчался за вопящим юношей.       — Бай Сяочунь… Немедленно остановись и прими смерть достойно, как подобает ученику нашей секты! — кипел мужчина, подбираясь к мальчишке все ближе и постоянно бросая вперед духовные лезвия, чтобы сбить того и заставить остановиться. Он определенно не собирался убить его прямо здесь и прямо сейчас (по крайней мере, не при свидетелях), однако преподать урок и поставить бесстыдника на место он желал всем сердцем.       Крики и мольбы о пощаде раздались по округе с новой силой. До этого едва сумевший увернуться от потока лезвий Бай Сяочунь теперь как мог доставал из бездонной сумки талисманы и цеплял их на себя, создавая все больше и больше крепких щитов вокруг тела. Ни за что он не остановится! Если этот разъяренный и ненормальный, по его мнению, старик приблизится к нему еще хоть на метр, то можно сразу же распрощаться со своей бедной-несчастной, еще не успевшей побыть вечной хоть чуть-чуть жизнью… Тем более после того, что он натворил. После нового грозного крика и угрозы парень сразу начал объясняться, что феникс старейшины совершенно случайно оказался рядом, когда он экспериментировал и только-только приготовил новый эликсир, а еще он совершенно не виноват в том, что птица его выкрала и после пробы разбухла, как большущий шарик, а потом потеряла сознание… И конечно же он не пытался отомстить ей за то, что она нажаловалась своему сумасшедшему хозяину на прошлую его проделку с афродизиаком!       — Я не хочу умира-а-ть… — взвыл Бай Сяочунь, налепив на себя еще талисманов десять. Ему хотелось плакать от отчаяния, но слез не было. Также он понимал, что меч, в который он так вцепился, может продержаться еще чуть-чуть, а в скором времени и вовсе обрушится вместе с его обладателем на землю.       Вдалеке вдруг показалось спасение в виде дома, в котором жил Ли Цинхоу. Юноша от радости заулыбался, блеснул глазами и тяжело задышал. Спасен! Он спасен! Собрав все свои силы и вложив еще духовной энергии в меч, чтобы хватило, он закричал во весь голос, едва не срывая его:       — ДЯДЯ ЛИ!!!       Вспотевший и крепко держащийся за свой меч, на котором он уже буквально повис, будучи сбитым одной из атак старейшины Чжоу, Бай Сяочунь уверенно двигался в направлении пещеры Бессмертного Ли Цинхоу. Вопя о помощи, он все сильнее и сильнее чувствовал, что сейчас опрокинется наземь. Осталось совсем немножко, и он вот-вот уже доберется до места, где его жизнь будет спасена, но… Стоит лишь об этом подумать, как свечение меча полностью померкло, а его духовная энергия просто испарилась. У Бай Сяочуня от страха и шока сузились зрачки и глаза на лоб полезли, а после он с громким криком полетел вниз. Старейшина зло и победно расхохотался, в горделивом положении оставшись высоко в небе. Но и его радость длилась недолго: неожиданно снизу вырвался луч света и, отбросив на пару метров только что гнавшегося за справедливостью старейшину, остановился в пещере Бессмертного. На пороге показался сам Глава Горы Ли, а Бай Сяочунь, который вот только падал камнем вниз, сейчас развалился у его ног и тяжело дышал. Резко вскочив, он ощупал себя, выдохнул с дрожью, когда понял, что не пострадал, и мгновенно спрятался за спиной услышавшего его мольбы о помощи мужчины, вцепившись в него, словно в спасательный круг.       — Спаси меня, дядя Ли… — прошептал парень и крепче схватился за своего спасителя.       От того, как его стиснули, Ли Цинхоу шумно выдохнул, но по-прежнему стоял, словно каменное изваяние, строго посмотрев сначала на немного придурковатого ученика, а после на подобравшегося к ним старейшину. Холодно прокашлявшись, он сразу же весь выпрямился и в уважительном знаке соединил руки, приветствуя старейшину Ли. С проблеском не утихшей ярости в глазах он бросил взгляд на спрятавшегося Бай Сяочуня, отчего тот жалобно взвизгнул и затараторил:       — Дядя Ли, дядя Ли, едва мне удалось спастись, я был на волоске от смерти! Ведь вы и сами понимаете, что негоже так поступать с Почетным учеником секты, который, к тому же, совсем недавно принес нашему Южному берегу победу!..       Несмотря на свое положение, пока рядом находился Ли Цинхоу, парень вел себя уже немного понаглее, ведь понимал, что у него есть заступник. Вот же бесстыжий негодник, подумал Чжоу, скрипя зубами, но в итоге лишь вздохнул и прищурился. Он в точности, пока Бай отнекивался, пересказывал, как от его рук пострадала его несчастная птичка. Снова. Они говорили долго, а чувствуя, что он может проиграть в этой негласной битве, мальчишка все больше хмурился и хватался за руку Ли Цинхоу. Тот же, только обратив на это внимание, не смог не дернуть уголком губ наподобие улыбки и неожиданно для всех произнес строго:       — Все-таки нам лучше всех знать, как тяжко даже избранным ученикам даются занятия культивацией и приготовление лекарственных эликсиров. — Бай Сяочунь вздохнул на этом, даже ослабив хватку, но Цинхоу продолжил: — Однако… Если все то, что рассказали мне вы, является правдой… Я хочу сказать, что вы можете быть спокойны, старейшина Чжоу. Я во всем разберусь и, если это потребуется, накажу преступника в полной мере.       Прокашлявшись, он схватив за руку вздрогнувшего Сяочуня и выставил вперед. Ему совершенно не хотелось попадаться разъяренному старику на глаза, и он весь затрясся, потерянно уставившись на него. Ли Цинхоу больше не казался защитой, а уже наоборот — предателем. И старейшина вдруг неожиданно согласился, еще раз поклонившись. Он поблагодарил Ли Цинхоу и произнес что-то вроде: «На таких, как ты, и держится вся наша секта», ухмыльнулся и превратился в луч света, отправившись обратно. Бай Сяочуню это совсем не нравилось. Было ощущение, будто его только что обманули, отчего он простоял хмурясь несколько минут в молчании, однако вышел из потока мыслей, как только до его плеча дотронулись. Он сразу обиженно глянул на Ли Цинхоу, но тот невольно посмеялся и позвал его внутрь. Бай Сяочунь еще раз глянул в сторону улетевшего старейшины, и по его спине прошел холодок. Возвращаться было, мягко говоря, опасно, потому что чокнутый старик все еще мог поджидать его где-то неподалеку, потому парень весь дернулся и мгновенно поспешил войти в чужой дом.       Он бывал здесь всего несколько раз и лишь по одной причине: он где-то косячил, а потом его за шкирку притаскивали сюда получать нагоняй, а чересчур добродушный дядюшка Ли только вздыхал и качал головой, и уже через пару часов счастливый Бай Сяочунь шагал обратно домой. И сейчас он думал точно так же, а потому без волнения проскользнул на уже излюбленное место недалеко от столика, где Ли Цинхоу уже заваривал им горячий чай и выставил на стол некоторые пряности. Попав сюда в первый раз, Сяочунь вел себя так, словно побитый и брошенный на улицу несчастный зверек, смотрел тоскливо исподлобья и даже пошмыгивал иногда носом, чтобы его пожалели. И каково же было его удивление, когда его и впрямь пожалели: сперва напоили сладким чаем с пряностями, а потом еще и уложили к себе на колени, чтобы он мог спокойно отдохнуть, прежде чем возвращаться. А через какое-то время, поняв, что ему предлагаются какие-то особенные поблажки, он, кажется, порой делал что-нибудь специально, чтобы сюда попасть. И, разумеется, вел себя слишком тихо и спокойно, пока Ли Цинхоу отлучался из секты на некоторое время. В такие моменты на него даже поглядывали странно, и Бай Сяочунь что-нибудь да выкидывал, чтобы не запятнать репутацию Главы Горы Душистых Облаков, и все сразу же становилось на свои места. А сейчас, вновь оказавшись в этом замечательном месте, он уже почти присел за столик, как вдруг…       Хлоп!       Застыв на месте, Бай Сяочунь ошарашенно уставился на своего же спасителя, вытаращив глаза. Он хотел что-то сказать, как тут же покраснел и отошел подальше, взвизгнув, кажется, только сейчас поняв, что именно произошло. Рука Цинхоу зависла в воздухе, и он даже на мгновение испугался силы собственного удара, ведь ладонь горела, а Бай Сяочунь заверещал, словно его и правда собираются убить. С воем он тут же схватился за побитое мягкое место и с жалостью посмотрел на мужчину, отодвинувшись подальше из-за чувства несправедливости.       — За что?.. — взвыл парень, тут же зажмурившись. Даже серебряная кожа не смогла спасти его от такого сильного шлепка, и в уголках глаз у него выступили слезинки. Кажется, при борьбе насмерть с кланом Лочень он был в разы сильнее, а сейчас готов был заплакать только от того, что его ударили по попе…       Растерявшись, Ли Цинхоу замолчал, но сразу же взял себя в руки. Он вспомнил, как сам говорил когда-то старейшине Чжоу: «Если этот ребенок будет лениться и проказничать, его можно и нужно наказать». Нахмурившись, он холодно приподнял голову и убрал руки за спину. Было ясно, что мужчина зол, однако всем сердцем не хотел бить Бай Сяочуня, но не ему ведь, столь важному в глазах людей человеку, унижаться и просто терпеть выходки этого несносного ребенка, ведь так? Он кивком только с грозным видом указал парню садиться за столик, а тот, хоть и замялся и был в обиде на весь мир, повиновался и рукавами ученической одежды стер мелкие слезинки. Он уставился на Ли Цинхоу так, словно тот являлся его злейшим врагом, предателем и вообще очень злым и подлым человеком. Однако перед ним поставили чашку со сладким чаем, и он даже перестал обижаться, но все равно делал вид одинокого и непонятого героя, хотя сам готов быть хохотать и верещать из-за одного только сладкого чая.       — Я не твой отец, — начал вдруг Цинхоу, нервно сжав свою чашку в руках, и поднял взгляд на побелевшего мальчишку. Ему неожиданно вспомнились последние соревнования между Южным берегом и Северным, когда Сяочунь буквально сошел с ума, стоило его противнику, Шаньгуан Тянью, упомянуть и оскорбить его родителей. И это заставило сердце мужчины сжаться, и он начал осторожно подбирать слова: — Я не собираюсь тебя воспитывать или сильно наказывать. Но я твой учитель. И если ты ни во что меня не ставишь и продолжаешь нарушать правила, я должен сурово взяться за тебя. Мне не хочется портить наши отношения, но ты и сам должен понимать, через что мне приходится проходить, чтобы ты потом продолжал так реагировать на мою доброту. И после этого я начинаю задумываться, не было ли… не было ли ошибкой принять тебя в секту. Несмотря на свои потрясающие навыки, ты продолжаешь меня разочаровывать.       Оба после этого замолчали. Ли Цинхоу редко когда отчитывал его за такие проделки, а Бай Сяочунь умело прикрывался этой добротой. Он хотел уже возразить, ведь он совершенно ни в чем не виноват, однако мгновенно прикусил язык. Старейшина Ли был прав. За формацией пещеры раздался грохот, хлынут дождь. От этого Бай Сяочунь вздрогнул и посмотрел в ту сторону. Сейчас он казался Ли только беззащитным ребенком, которого нужно было не ругать, а прижать к себе и сказать, как нужно делать. Но парень вдруг стал очень серьезным, хмуро свел брови и поднялся. Ли Цинхоу уже и сам хотел встать, однако не прошло времени и одного вдоха, как юношеское тело рухнуло перед ним: Бай Сяочунь взвалился на колени и низко поклонился мужчине, что едва не ударился лбом о пол, выложив в уважении руки перед собой. Глава Горы округлил глаза и уставился на ученика, а тот, поддавшись какому-то странному порыву, сделал глубокий вдох и негромко начал:       — Мне жаль, дядя Ли. В этой секте я уже довольно долго, но за все это время я так и не отплатил тебе достойно за то, что ты оказал мне такую честь — стать учеником этого прекрасного места. Я часто подвожу тебя, практически дня не проходит без того, чтобы у тебя не возникали из-за меня какие-то проблемы. И мне правда… очень стыдно… — Сяочунь замолчал на какое-то время, а после поднял голову и серьезно посмотрел в глаза напротив. Перед Ли Цинхоу сидел не дурной непослушный ребенок, а по-настоящему взрослый и понимающий суть всех вещей человек. Он даже и позабыл на секунду про пульсирующее болью недавно местечко после удара. Прошло около десяти вдохов, и мальчик наконец продолжил, опустив глаза: — Мне очень и очень жаль. Я знаю, что тебе со мной тяжело. Но это не значит, что я не благодарен тебе за все, что ты для меня сделал. Если ты позволишь… я хочу продолжать учиться здесь. У тебя. Я слишком полюбил тебя за это время и не хочу разочаровывать. Дядя Ли. Ли… — протянул Сяочунь, сделав еще один поклон, и выпятил грудь, придав своему лицу более серьезный вид. Он очень хотел, чтобы Ли Цинхоу ему поверил, ведь для обоих это было очень важно, и вдруг возмужавший и прямолинейный парень говорил чистую правду: он не хотел расстраивать Цинхоу еще больше. — Я хочу исправиться. Я могу исправиться. Дай мне еще один шанс, верь мне… Я хочу, чтобы ты знал, что я действительно стараюсь и умею не только проблемы доставлять. В деревне, где я вырос, когда родители покинули меня, я не справлялся самостоятельно… У меня ничего не получалось, и я постоянно приносил проблемы, а сейчас, когда есть ты и говоришь, что я все еще веду себя глупо и доставляю проблемы… Я хочу, чтобы ты научил меня.       Бай Сяочунь поклонился еще раз, и у Ли Цинхоу сжалось сердце. Он был не прав. Бай Сяочуня нужно было не пристегнуть и наругать за проделки, а показать, как он может приносить пользу. Когда он создал эликсир, за который Северный берег выставил одну из сильнейших техник, он выглядел так, словно не понимает, за что его хвалят. Нет, он действительно не понимал и был потрясен. Бай Сяочунь трудится, но не совсем туда, и сейчас Ли Цинхоу понимал это. Он долгое время наблюдал за учеником, но никогда не вмешивался и почти всегда давал ему все решить самостоятельно. Это высвобождало из него настоящий потенциал, однако и подавляло его одновременно. Тогда, на соревновании между берегами, он показал истинную мощь, и Ли Цинхоу был действительно за него горд, пока парень ночью вдруг не заявился и не попросился посидеть у него, потому что не мог уснуть один. Ли Цинхоу поздно понял, что его недостаточно было просто привести и оставить, дав короткие указания, нужно было сразу схватить за руку и показать, что он может обратиться за помощью без шуток и не прячась за спиной.       — Прости. Я подвел весь твой клан Бай.       Услышав это, мальчишка поднял голову и сделался сразу таким невинным и изумленным, что Ли Цинхоу не удержался и засмеялся вдруг. Бай Сяочунь никогда раньше не слышал такой светлый смех от дядюшки Ли, что стало неловко.       — Почему ты смеешься? Ты смеешься надо мной?       Бай Сяочунь невольно улыбнулся и подсел поближе, взяв в руки чашу с уже совсем остывшим чаем. А потом он поежился: за стенами формации снова громыхнуло, и парень почувствовал прохладу, но его сразу же укрыла и прижала к груди крепкая рука, укрывая рукавом. Сердце безумно забилось от этой теплоты, и Сяочунь сразу прижался поближе. Он не мог признать Ли Цинхоу своим родителем по понятным причинам, а дядей называл только потому, что у него случайно это вырвалось на горе Хохолок, когда они впервые встретились. Однако неясное тепло и любовь ощущались в груди. Хоть Бай Сяочунь и не забыл, что его вот недавно отчитали, как проказного мальчишку, он был рад, что может остаться здесь, со своим спасителем. Даже старейшина Чжоу уже не казался таким грозным. Возможно, Бай Сяочунь еще не раз напакостит… Но он обязательно попробует все исправить. Ему совсем не хочется доставлять Цинхоу еще больше проблем.       Гром смолк постепенно, дождик тоже. Легкое одеяло натянули едва не по самую макушку из-за прохлады после дождя, а длинные рукава чужих одежд дали еще больше укутаться и согреться. Растрепавшиеся по подушкам длинные пряди мягко перебирала рука сидящего на ложе мужчины, который не хотел уходить ни на минуту. После их откровенного вечера в груди разбушевался настоящий ураган из разных чувств, но говорить о них совсем не хотелось. Он привел Бай Сяочуня в секту не для постоянных испытаний, из которых и начала вдруг клеиться его жизнь, а для защиты. Как учитель, он всерьез задумался о том, что его необъятное количество энергии и сил можно переработать как нужно, если постараться, и он сам поймет, что становится лучше. А осознание того, что мальчишка так готов стараться для него одного… приятно теплится у Цинхоу в душе. Возможно, они еще поговорят о том, что строят из себя их отношения, но не сейчас, позже. Впереди еще целая вечная жизнь. И, наверное, именно ради этого момента Ли Цинхоу и будет стараться помогать Бай Сяочуню достигнуть своей цели, чтобы и ему скорее подобраться поближе. В силу своего возраста он многое еще не понимает, хотя иногда и превращается в по-настоящему мужественного и взрослого одинокого героя, каким так пытается всегда казаться, и это не может не вызвать улыбку. Завтра Бай Сяочунь с многострадальным видом будет ползти к себе и всем прохожим рассказывать о том, как ужасны наказания Главы Горы Ли Цинхоу! Все схватятся за сердца и будут с сочувствием смотреть на него и работать усерднее. А как придет, он порадуется и посмеется от души. А сейчас… можно просто лечь рядом, прижать к себе и едва вникающему из-за сна юноше в макушку произнести, что никто не собирался его бросать и что он всегда может обращаться за помощью. Всего на мгновенье выползший из оков сна Сяочунь тихо смеется, совсем разленившись от сладкого чая и пряностей, и уже по инерции жмется к чужому крепкому телу, сразу же ощутив себя под настоящей защитой.       — Я буду стараться и не буду доставлять неприятности. Честно-честно!