***
Брагин сидел за столом и игнорировал укоризненные взгляды Куликовой. А еще прикидывался, что не услышал, что ему сказали сразу после операции. Удачной операции. В том числе и благодаря Нарочинской. Нет, в том, что Лариса его дожмет, Олег не сомневался. Но извиняться перед бесячей дочкой своего педагога не собирался и просто надеялся, что та сейчас уйдет и все замнется само собой. Но она не уходила. Продержавшись еще несколько минут, Брагин кашлянул: — Слушайте, Нарочинская… как вас там? Ирина, Полина? — Марина, — вперед нейрохирурга возмутилась медсестра. Нарочинская лениво приоткрыла глаза: — Можете называть меня по фамилии, раз имя запомнить не в состоянии, — и так же лениво закрыла. У Олега натурально вытянулось лицо. Не будь здесь Ларисы — точно бы нахамил и ушел. Но Куликова ж с него не слезет со своей правильностью… Лучше бы в другом смысле не слезала, конечно. — Я вообще-то извиниться хотел. В этот раз Марина на него даже не глянула: — Я не нуждаюсь в ваших извинениях. Тем более что вы не хотите их приносить. Не утруждайтесь. Заведующая с трудом сдержала улыбку: Марина ей, конечно, не нравилась, но наблюдать за Брагиным, которого хоть кто-то умудрился поставить на место, было забавно.***
Первый день еще не закончился, но уже утомил. Может, дело было в Брагине, который максимально ее раздражал. Или же в Ларисе, которая на заведующую была похожа меньше, чем Марина на космонавта. «Ей хоть тридцать-то есть? — прикидывала Нарочинская, уйдя вместе с кофе в один из тихих коридорчиков. — Выглядит как ребенок». Конечно, неприязнь к новой начальнице заключалась не в ее внешнем виде. Просто Марина четко почувствовала, что не понравилась Куликовой. И автоматически отзеркалила. Так было проще: не ждать хорошего, чтобы не разочаровываться. Нарочинская сделала очередной глоток, услышала шум и выглянула из-за угла. Из подсобки вывалился какой-то парень, вытащил за собой Куликову и прижал ту к стене. О том, что это именно Лариса, Марина скорее догадалась, чем увидела, — перед глазами на мгновение мелькнули огненные волосы. И тут же, как и все остальное, скрылись за туловищем парня. — Вы что делаете? — громко спросила Нарочинская, но ее, кажется, не услышали. Марина, не думая, подлетела к парню и со всей мочи потянула его на себя. К удивлению это удалось — тот не ожидал отпора, тем более со стороны, но обрадоваться Нарочинская не успела. Охнула от острой боли и рефлекторно прижала руку к животу, чувствуя под пальцами что-то острое. И успела еще услышать, как закричала Лариса.***
Брагин и Пастухов примчались одновременно. Нина чуть запоздала, но все равно все увидела. Олег, правильно сообразив, что к чему, ударил парня. Тот рухнул и, кажется, отключился. Петя же бросился к осевшей на пол Марине. Кажется, она была уже без сознания, хотя глаза оставались открытыми. Выглядела Нарочинская страшно: расширившиеся зрачки, еще более бледная, чем раньше кожа и тонкие пальцы, скрючившиеся вокруг скальпеля, который так и не достали. Дубровскую, привыкшую вроде бы ко всему, непроизвольно передернуло. Уточнить самочувствие Куликовой Нина не успела: Лариса пришла в себя и кинулась к каталке. Брагин, чертыхнувшись, присоединился. Вместе с Пастуховым они аккуратно положили Марину на медоборудование и двинулись к операционной. В последний момент Петя опомнился и вернулся к пациенту — оставлять того без присмотра было нельзя. Лариса быстро ввела Олега в курс дела. Уже в предоперационной мужчина поинтересовался: — Уверена? Может, кого другого позвать? Куликова сверкнула глазами: — Она мне жизнь спасла, Олег!***
Операция шла тяжело: скальпель повредил печеночную артерию и чудом не задел полую вену. Нарочинская теряла кровь быстрее, чем ее вливали. Хорошо еще, что у нее была первая положительная. Вскоре к Ларисе и Олегу присоединился Пастухов, и дело пошло чуть лучше. Но ситуация еще долго была нестабильной. Куликова смотрела на белую как простынь Марину и понимала, что могла лежать на ее месте. Если не хуже. А как же Никита? А Сережа? Эта практически незнакомая женщина не просто спасла ей жизнь: она спасла ее семью. Возможно, ценой самой себя… Кровотечение остановилось, когда уже никто в это не верил. Брагин выдохнул и еле сдержался, чтобы не перекреститься. Как же он обосрался, когда увидел этого наркошу рядом с Куликовой. Да и за Марину испугался, что уж там. Коллега все-таки теперь. Дочь учителя. — Нет уж, госпожа Нарочинская, попьешь ты еще моей кровушки, — пробурчал он, вызвав тем самым смешки у остальных.***
Разговор с полицией запомнился плохо. Всех собак, кажется, хотели повесить на Олега, но, благодаря главврачу и свидетелям, не удалось. Зименская была в бешенстве: слишком испугалась за ученицу. Еще и вину чувствовала — в конце концов, это она притащила наркозависимого в Склиф. Поэтому когда полицейские вместе с отцом пациента попытались обвинить Брагина, Вера Георгиевна подняла на уши все Министерство и половину московских СМИ. В результате от Олега отстали. Пока, во всяком случае. — Спасибо, Вера Георгиевна, — криво поблагодарил он, когда неприятные посетители ушли. — Да это вам спасибо, — женщина села на лавку и прижала ладони к лицу. — Господи, бедная девочка… Что я отцу ее скажу… — Ничего не надо говорить, — вступила Лариса, — я уже ему позвонила, — Куликова поймала перепуганное, совсем не начальническое выражение лица Зименской и добавила. — Сказала, что разрыв кисты яичника, вроде поверил. Хотя если он смотрит новости… — Да погодите умирать раньше времени, — возмутился Брагин. — Нарочинская завтра очнется, и будем решать по мере поступления. Могут ваши журналисты подождать сутки? Вера Георгиевна неуверенно кивнула: — Надеюсь. Потом Олег отправил Ларису с Куликовым, прождавшим их полдня, домой и вернулся в реанимацию. Марина казалась почти прозрачной и едва слышно дышала. Со стороны можно было даже не заметить, поэтому Брагин перепроверил на всякий случай. И еще раз перепроверил. И остальные показатели тоже. Они шли по нижней границе нормы, и это вселяло надежду. Думать о том, что если бы не Нарочинская, то Ларисы могло сегодня не стать, не хотелось.