Проклятые

Прошло уже два месяца, как Локи отправился в Ётунхейм. За все это время Сигюн не получила от него ни одной весточки. Ни единой. С каждым днём это начинало все больше тревожить ее. Особенно ее огорчало то, что она не могла отправиться вслед за ним — ведь тогда Хель с братьями останутся совсем одни. Когда Сигюн предлагала присмотреть за ними, она делала это только из надежды обратить на себя внимание Локи. Но прошла неделя, может, чуть больше, и она действительно привязалась к детям. Фенрир оказался невероятно милым и добродушным, полным детской непосредственности и наивного любопытства. Ермунганд, несмотря на свою молчаливость и замкнутость, успел проявить истинно змеиную рассудительность и проницательность. А Хель напоминала Сигюн ее саму в отрочестве — такая же серьезная и ответственная. Но, по видимости, все эти качества детей Локи остались скрыты от других асгардцев. Тор и Ньерд, к примеру, продолжали видеть в Фенрире лишь чудовищного волка, которым он предстал перед ними на пиру. Насколько знала Сигюн, они не раз обращались к Одину с требованием вышвырнуть этого монстра из Асгарда, а вместе с ним и его брата с сестрой. Именно поэтому Сигюн была очень взволнована, когда сам Один пригласил ее в свой чертог. Она явилась к Верховному богу так быстро, как только смогла. Один благосклонно кивнул в ответ на ее несвязное приветствие и, не говоря ни слова, повёл ее вслед за собой вглубь чертога. Они долго шли по коридорам, пока Один не остановился перед одной из дверей. Та вела в небольшую комнатушку, где даже мебели не было — кроме роскошного кресла прямо в центре. На нем восседала Фригга, верховная богиня, жена Одина и хорошая подруга Сигюн. Впрочем, Сигюн не сразу узнала ее. Обычно гордая и знающая себе цену Фригга сидела необычайно прямо, высоко подняв голову, и ласково улыбалась, смотря в лицо собеседнику. Сейчас же она не столько сидела, сколько лежала в кресле, бессильно уронив голову на грудь. Всегда аккуратно убранные волосы теперь растрепались, лоб был покрыт испариной, а некогда ясные глаза закатились. Рядом с Фриггой стояла Эйр. Увидев Одина, она испуганно бросилась к нему и, сжимая в руках исписанные куски пергамента, прошептала: — Было ещё два припадка. Она вновь вспоминала разрушенный мост и дважды предрекала прибытие какого-то Нагльфара… — Хорошо, — кивнул Один и исподлобья взглянул на свою спутницу. — Верно, ты полна недоумения, Сигюн? — Моему удивлению нет предела, Великий, — почтительно ответила Сигюн. — Быть может, ты объяснишь мне, что произошло с твоей женой, и отчего так туманны речи, что ведёт моя подруга? — Ой, Сигюн, — испуганно прижала руку к губам Эйр, — я не заметила тебя. — Не волнуйся, Эйр, — успокоил ее Один и повернулся к Сигюн. — Тебе, безусловно, известно, что Фригга наделена даром предвидеть судьбу всякого человека и бога, до мельчайших ее деталей? — Да, я знаю об этом, — кивнула Сигюн, — но обычно видения не утомляют ее до такого состояния. — Верно. Ныне Фригге открывается судьба не человека, и даже не бога, но всего нашего мира, — торжественно объяснил Один и хотел продолжить, но в этот миг Фригга вдруг выпрямилась в кресле и подняла голову. Ее пальцы изо всей силы сжали подлокотники, а глаза, широко распахнутые, подернулись дымкой. Она безмолвно просидела так несколько мгновений, а после разомкнула губы и прохрипела: — Волк… он разрывает… арррхх… свои путы… распахивает пасть… как страшно ревет!.. от его рыка дрожат небеса… волк… он глотает солнце… гонится за луной… его глаза… нет, слишком тяжело, тяжело!… глаза горят адским огнём… полны пламени Муспельхейма… предательница открывает двери перед Суртом… и смеётся, смеётся… она ведёт демонов огня к мосту… все трясётся!… нет, не могу!.. они скачут по Биврёсту… он раскалывается… рассыпается в пыль… мир горит и разрушается… корчится в агонии… не могу, не могу!.. больно! как же больно! нет, не могу! нет, нет! Тело Фригги вновь обмякло, она рухнула обратно в кресло. Ее голова безвольно упала на грудь, качнувшись из стороны в сторону. Эйр, до этого бойко записывающая слова Фригги, отложила в сторону перо с пергаментом и бросилась к богине, начав обтирать ее руки и лицо мокрой тряпкой. Сигюн в ужасе провернулась к Одину: — Что… что это все значит? — То, что ждёт нас всех, — мрачно сказал Один, с болью глядя на свою супругу, так и не пришедшую в себя. Однако он нашёл в себе силы отвести от неё взгляд и подробнее объяснить Сигюн произошедшее: — Это началось два дня назад. Фригга впала в транс посреди ночи. Первое ее предсказание было длиннее других и связнее, но его мы не успели записать. Теперь она то описывает свои видения, то вновь проваливается в забытьё. Привести ее в себя не смогли ни Эйр, ни другие врачеватели. — И что теперь делать? — осторожно спросила Сигюн. — Ждать, когда это закончится. И записывать все, что Фригга говорит — чтобы понять, к чему готовиться. — Ну а я вам зачем? — неожиданно грубо поинтересовалась Сигюн. — Эйр не справляется с ролью сиделки? — Нет, — покачал головой Один. — То, что ты слышала, Фригга слово в слово произнесла сегодня на рассвете, и это одно из тех немногих предсказаний, смысл которых мне ясен. — В чем же он заключается? — все так же резко, пытаясь скрыть едва заметную дрожью в голосе, спросила Сигюн. Она знала, каким будет ответ, но все же надеялась его не услышать. — Ты ведь прекрасно все понимаешь, Сигюн, — усмехнулся Один. — Волк, способный проглотить луну и солнце, с глазами, в которых отражен огонь Муспельхейма… Это может быть лишь сын Локи. — И что же ты намереваешься с ним сделать? — спросила Сигюн. — Я? Ничего, — приподнял бровь Один. — Пока ничего. Но если этот щенок действительно дорог тебе, Сигюн, присматривай за ним получше. — Я буду, Великий, — склонилась в поклоне Сигюн. С ее души словно камень упал, когда она убедилась, что Один хотел лишь предостеречь ее. От этого следующий вопрос сорвался с ее губ раньше, чем она успела хорошенько подумать: — А что насчёт второй части пророчества? Вы уже можете сказать, кто эта предательница, что откроет двери Муспельхейма? — Некоторые подозрения, у меня, безусловно, имеются, — после долгой паузы ответил Один. — Но тебя они не касаются. Ты свободна, Сигюн. Возвращайся к своим делам и ни слова не говори о том, что слышала здесь. Сигюн, которая успела пожалеть о заданном вопросе, согласно закивала и поспешила к выходу. Домой Сигюн вернулась в глубокой задумчивости. Разумеется, оглашать на весь Асгард о состоянии Фригги было бы, по меньшей мере, не слишком разумно, но почему Один не рассказал об этом сразу же некоторым приближенным к нему богам? А может, и рассказал — только она в их число не вошла. Но если Один ей не доверяет, зачем оставил Фенрира на ее попечении? Почему не приставил присматривать за ним кого-то более надежного? Сигюн неимоверно хотелось обсудить все эти тайны с Локи, но он был далеко. Придётся ей довольствоваться собственным разумом. — Сигюн, ты вернулась! — радостно приветствовала ее Хель. Она сидела на полу рядом с Фенриром и вычесывала ему шерсть гребнем. Волчонок сонно щурился и чуть ли не урчал от удовольствия. — А, это ты, Хель, — рассеянно уронила Сигюн. — Милая, а пойди-ка, погуляй где-нибудь с Фенриром… — Хорошо. Фень, просыпайся, — Хель несильно пихнула брата в бок и сама вскочила на ноги. — А можно я Модгуд позову с нами? — Да-да, конечно, — разрешила Сигюн. — Если она уже не боится Фенрира, то можно. — Да они уже давно подружились, — успокоила ее Хель. Модгуд, успевшая стать для Хель лучшей подругой, была дочерью Гевьон, одной из спутниц Фригги. Гевьон покровительствовала физическому труду и незамужним девушкам, однако особым почетом среди асов не пользовалась. Поговаривали, что бабушка ее матери по отцовской линии была наполовину ётуном, одним взглядом умела насылать порчу и передала это умение своим потомкам. Сама Сигюн не придавала большого значения этим слухам — да и как можно поверить, что розовощекая, пышнотелая и светловолосая Гевьон принадлежит к сумрачному роду инеистых великанов? Но даже если это и было правдой, искренность и веселость Гевьон так располагали к ней, что большая часть асов закрывали глаза на темные пятна в ее родословной. Ее дочь Модгуд переняла как внешность матери, так и ее лёгкий характер. Влекомая любопытством, она познакомилась с Хель на следующий же день после ее прибытия. Девочки очень скоро нашли общий язык и за эти два месяца стали хорошими подругами. Поначалу Модгуд побаивалась Фенрира, но вскоре привыкла к нему. Поэтому, когда Хель с братом предложили ей вместе прогуляться по Асгарду, она тут же согласилась. — Ой, Хель, ты не представляешь, с кем я вчера познакомилась! — пропуская приветсвие, сразу начала делиться новостями Модгуд. — С Бальдром! — С кем-кем? — переспросила Хель. Хотя она до сих пор путала асов, умудряясь назвать Магни Моди, а Вали Видаром, но это имя ей точно было незнакомо. — Ну Бальдр! — повторила Модгуд и, увидев, что недоумения на лице подруги не убавилось, объяснила. — Один из сыновей Фригги и Одина, который никогда не покидал чертога Фригги. Представляешь? Ему уже пятнадцать, а он ни разу не выходил из ее покоев! Не разу, можешь подумать? — Да он дурак просто! — пролаял трусящий рядом с Модгуд Фенрир. — Столько лет никуда не ходить — это чокнуться можно! — Наверное, для этого есть какая-то весомая причина, — заметила Хель. — Причина есть, но я не скажу, что она особо весомая, — ответила Модгуд. — Говорят, что однажды Фригге было видение, будто бы ее сыну Бальдру придётся спуститься в мир мертвых и остаться там навсегда. Она жутко этого боится и потому сразу после его рождения она взяла клятву со всех богов, людей, чудовищ, зверей и растений, что они не убьют ее сына. Но несмотря на клятвы, она все равно держит его в своём чертоге и никогда не отпускает его одного. — Но разве это может помочь? — покачала головой Хель. — Ведь все то, что предсказала Фригга, непременно сбывается. — Ну и я о том же! — подхватила Модгуд. — Правда, Нанна говорит, что ему самому это жуть как надоело. — Нанна? А она откуда знает? — удивилась Хель. Нанна была на пару лет старше и вскоре должна была стать полноправной богиней. — О, Нанна — единственная, кого Фригга к нему пускала, — закатила глаза Модгуд. — Они вместе воспитывались и стали очень близкими друзьями… ну да ты сама все увидишь! С этими словами Модгуд схватила Хель за руку и потащила в сторону чертога Фригги. Фенрир, весело помахивая хвостом, затрусил вслед за ними. — А ты уверена, что мне надо знакомиться с этим твоим Бальдром? — спросила Хель, не пытаясь, впрочем, высвободится из хватки подруги. — Конечно надо! — запальчиво воскликнула Модгуд. — Вы оба ужасные зануды, помешанные на каких-то кошмарно занудных темах — вы просто созданы друг для друга! А ещё, у него тоже есть какие-то магические способности, только он их не хочет демонстрировать. — И ты надеешься, что я его уговорю их показать? — понимающе продолжила Хель. Модгуд, как и многие из последнего поколения асов, была лишена того, что жители Миртгарда называют магией — способности созидать и разрушать, повелевать материей и чувствами одним словом или мановением руки. Это не делала ее менее значимой в мире людей, но сильно понижало ее статус в Асгарде. Впрочем, Модгуд, по натуре добрая и дружелюбная, не завидовала более одарённым подругам, а напротив, приходила в полный восторг, когда кто-то из них колдовал. — Ну разве я могу упустить такой шанс? — всплеснула руками Модгуд и даже остановилась на секунду. — Это же сын Одина! У него должен быть очень сильный дар! И вообще, тебе что, самой не интересно? — Ну… — замялась Хель. — Ладно, признаюсь — это звучит любопытно. — Вот, теперь тебе осталось уломать Бальдра поколдовать, — обрадовалась Модгуд и, оглядевшись, ойкнула. — Ой, а мы уже пришли! И она затянула Хель внутрь роскошной ограды. Створка ворот захлопнулась прямо за ними, пребольно треснув Фенрира по носу. Он обиженно глянул на ворота и, пробормотав под нос что-то неразборчивое, лениво затрусил дальше.