***
Он находится в кабинете отца. Прямо как в детстве, когда они дожидались маму, которая вечно решала сменить наряд в последнюю минуту перед выходом. Часы мерно тикали, и тогда казалось, что они отсчитывают не минуты утекающей жизни, а время до очередного события. А событий тогда было много и почти все приносили радость. Так было в детстве, но Брюс уже не ребёнок, да и ждут они с отцом сейчас не маму. Даже если бы и ждали, она уже никогда не придёт. Придумать эту мысль гораздо легче, чем осознать и принять. Томас Уэйн сидит спиной к нему, и на секунду Брюс даже начинает сомневаться, что в кресле кто-то есть, но знакомый голос прогоняет все сомнения. — Знаешь, на что похожа жизнь? — он не отвечает, упирается взглядом в собственные колени, прямо как в школе, когда он знал ответ на вопрос учителя, но не находил в себе сил открыть рот и произнести его вслух. Самое забавное, что учитель при этом никогда не говорил ответ сам, лишь ругал класс за незнание темы. Уэйн-младший надеется, что подобная ситуация не повторится сейчас. Челюсть начинает болеть от сильного давления, но он продолжает сжимать зубы. В последние годы боль — единственное, что заслуживает его внимания. Если от чего-то не больно, оно не ощущается настоящим. Когда он дошёл до этой точки? — На бесконечную дорогу, — старший Уэйн так и не оборачивается. — Ты можешь идти по ней быстро, можешь идти медленно, до конца всё равно никогда не дойдёшь. — Но тогда зачем идти по ней? — Брюс помнит дни, когда мама шикала на него и просила говорить тише, помнит дни, когда его было слышно аж в другом конце поместья Уэйнов, но сейчас его голос напоминает шелест увядших листьев под ногами — такой же тусклый и безжизненный. Может, поэтому Бог или какие-то другие высшие силы, в которые все верят, никогда не слышат его? Но отец слышит и отвечает. — Иногда по дороге ты можешь встретить необычных людей, Брюс. С некоторыми из них ты захочешь продолжить дорогу, из-за других ты вообще решишь сменить маршрут, лишь бы не пересечься с ними снова. А иногда ты можешь встретить того особенного человека, из-за которого решишь остановиться и построить свой город у дороги. Всё это ощущается чересчур слащаво и приторно, как те конфеты из его детства, от которых всегда тошнило, но он продолжал их грызть, потому что родители были от них в восторге, а он хотел во всём походить на них. Но он уже давно не ребёнок. И он не с родителями. Что бы ни сидело там, в отцовском кресле, не имеет никакого отношения к нему. Это пора прекращать. Он устал. Всё это не имеет никакого смысла. — И вы с мамой, конечно же, построили город, — заключает Брюс, пытаясь встать, но ноги его не слушаются. Тело будто наливается свинцом, кажется ужасно тяжёлым. Кабинет не хочет отпускать его. — Ты ведь тоже построил свой город, Брюс, — кресло начинает скрипеть, и Уэйна внезапно начинает трясти. Он хочет отвернуться, но не может, поэтому лишь прикрывает глаза. Кто-то подходит к нему, и от него не убежать. Тяжёлая ладонь неприятно сжимает плечо. Когда-то давно, очень давно, в детстве, Брюсу нравились чужие прикосновения. Тогда руки хотели обнять его, защитить, успокоить, возможно, что-то дать. Но Брюс уже не ребёнок, и руки, которые он встречает теперь, хотят либо ударить его, либо что-то отнять. Иногда он думает о том, что его собственные руки точно такие же. — Но проблема в том, что ты в нём совершенно один.***
Брюс открывает глаза и утыкается взглядом в яркий монитор. Он просто опять уснул во время работы. Это просто ещё один из тех дней, когда ему очень сильно хочется умереть.