целуя твои запястья

            кохаку трёт темно-красные пятна на пальцах и морщится — он всегда работает чисто, ни следа ни на одежде, ни на нем самом.              сегодня кровь залила пальцы. он трёт руки — ощущается смолой, чёрной плавленой резиной. чем больше стираешь, тем сильнее разводы покрывают белую поверхность.              запах неприятный — резкий и жжённый. кохаку кашляет на выдохе и прячет руки за перчатками — и идёт привычным маршрутом.              мадара в своей квартире каждый раз. возможно, он ощущает невербальное «сегодня у меня задание». не то чтобы они когда-либо договаривались о чем-то подобном. у них вообще невысказанное что-то тянется паутиной из визитов, касаний и разговоров вообще не о том.              кохаку мысленно ругается и горечью обжигается каждый раз, когда думает, что не смог так же без слов прочувствовать чужую необходимость в нем — у мадары микеджимы отвратительная привычка прятать свои потребности за миллионами замков.              кохаку старательно ломает миллион и один.              его и правда встречают в приторно-знакомой квартире.              кохаку моет руки — у него кожа чистая совсем, до скрипа, но на ней все ещё пятна бензиновые, и под ногтями засохшие корки коричневого. вода горячая, ощущается совсем холодной — где-то в висках проносится мысль, что пора бы заканчивать, но пальцы совсем свинцовые, руки ни поднять, ни пошевелить мизинцем — только однообразные моющие движения. грязно.              кохаку смотрит, как режет свою же ладонь об острый край ногтя.              а потом вода прекращается.              он поднимает голову — мадара стоит рядом, с рукой на кране и озадаченным взглядом.              — кохаку-сан, у тебя руки совсем красные.              кохаку фыркает.              — хотя бы не в крови.              — но они и изначально не были в ней, — мадара ласково берет его ладони в свои и вытирает полотенцем. на фоне разгоряченной кожи его пальцы кажутся болезненно-ледяными. — разве что с парой капель. кстати, тебе набрать ванну?              кохаку моргает — кажется, чуть приходит в себя — и кивает.              — да. спасибо, мадара-хан.              в этот раз вода приятная — нежно-перьевая и тёплая, красит его бледную кожу в розовый, и кохаку подбирает колени к груди. закрывает глаза — позволяет мадаре массировать кожу головы, мылить волосы, ловит себя на надломленно-усталом желании отдать себя в чужую заботу.              они не разговаривают. у кохаку щиплет порез на ладони и перечно-сладко болит что-то под рёбрами.              вода плещется совсем тихо, ощущается продолжением кожи, такая же бархатная и болезненно-чувствительная к контакту. кохаку откидывает голову на бортик ванны, и руки мадары скользят от чистых волос к плечам и ключицам. мягко — но мурашки все равно бегут по позвоночнику, и тело ластится под прикосновения. кохаку открывает глаза, смотрит в перевернутое лицо мадары над собой и перехватывает его ладонь.              ведёт его пальцами вверх по своей шее, кладёт на щеку, а потом мягко целует в запястье.              и смотрит неотрывно.              от горячей воды у них обоих кожа на пару тонов розовее, но он клянётся — у мадары чуть краснеют скулы (у него самого, впрочем, тоже). а потом мадара улыбается, мягко смеётся, и повторяет — поднимает запястье кохаку к себе, целует ласково и прикладывает его ладонь к своей щеке.              кохаку глаза шире распахивает, не разрывает зрительный контакт, и пальцами ведёт по его щеке, поглаживая и оставляя влажные следы.              его взгляд скользит к губам мадары, фиксируется на пару секунд, и кохаку резко закрывает глаза, отталкиваясь о дно ванны и полностью уходя под воду.              а потом, выныривая, звонкими колокольчиками смеётся на изумрудное изумление в глазах мадары и его взволнованное ворчание.              кохаку сворачивается на кровати — думает про тёплые сухие губы на своём запястье и смотрит в стену. то, что в квартире мадары несколько комплектов сменной одежды, заставляет что-то сладкое и мягкое прокатиться по горлу.              губы жжёт желанием поцеловать.              — спокойной ночи, кохаку-сан, — мадара закрывает окно в комнате и подходит к кровати, смотрит на кохаку, практически готовый уйти.              это всегда печалит колющим раздражением — то, как он из раза в раз предоставляет ему кровать, а сам уходит на диван. и кохаку хватает его за рукав настойчиво, рвётся внезапностями в этот вечер, и говорит свое мягкое «не уходи».              и смотрит фиолетовым зовом.              и мадара расплывается в улыбке — немного другой, сдавшейся-счастливой. и ложится рядом.              кохаку сворачивается под боком — тепло сразу ударяет сонливостью. кожа на руках слегка болит, перетертая и воспаленная. но сильнее жжётся запястье — эфемерным воспоминанием.              — спокойной ночи, мадара-хан.              уже засыпая, он чувствует чужие пальцы в своих волосах и поцелуй в макушку.