In this shirt

За окном московской многоэтажки лил дождь. Незатихающий шум улиц едва ли долетал до квартиры на шестнадцатом этаже. Трещал камин, видео с которым было запущено на экране телевизора, и чуть слышно шуршал виниловый проигрыватель, очерчивая иглой дорожку на пластинке. Слова песни Ваня не слышал — он был так погружен в свои мысли, что все звуки для него смешались и замерли где-то на фоне. Он сидел на полу, прислонившись спиной к краю кровати. Близилась ночь, и тени на стене, которые Ваня все это время сверлил пустым взглядом, постепенно сливались с общим полумраком квартиры. Он знал, что обратной дороги не будет, еще когда в темноте своих палат открыл портал в Иномирье и шагнул туда без меча-кладенца. Москва встретила его приветливыми солнечными лучами, но кожа, опаленная болью и тьмой, больше не радовалась теплу. Ване хотелось сбежать и отсюда — однако бежать больше было некуда: пребывание в Белогорьи стало для него невыносимым. Перед глазами стояла смерть Василисы. Он до сих пор ощущал касание тонких пальцев на своей щеке, видел блестящие от слез глаза. «Ты нужен им», — сказала ему Василиса прежде, чем рывком отстранилась и сделала шаг в ледяную воду озера. Ваня дернулся за ней, еще не вполне осознавая, что происходит; ему почти удалось поймать девушку за руку, но тьма поглотила ее, обратив в легкий черный пепел. И только Кощей смог удержать Муромца на берегу: Ваня кричал и вырывался из сильных рук, будто, сгинув в озере следом, он смог бы спасти Василису. Тогда он не заметил, как темная вода начала меняться; слезы застилали ему глаза. Лишь позже, несколько дней спустя, Баба-Яга наконец объяснила ему: Василиса пожертвовала собой, чтобы изгнать тьму. Ваня предпочел бы погибнуть вместо Василисы. Иногда в его снах так и происходило, но видеть собственную смерть было не так страшно. Иногда ему слышался голос отца — далекий, доносящийся из мира мертвых. Слышалось пение матери — за секунду до того, как он проткнул ее мечом. Чудился запах крови, соленый привкус слез. Ване снились кошмарные сны, и каждый раз он просыпался в холодном поту, хватался за меч, будто думал, что сможет всех защитить. А потом вновь проваливался в беспокойный сон. Тревога стала его постоянным спутником. Он не хотел никого видеть, — вернее, не хотел, чтобы его видели таким. На долю секунды он даже возненавидел своих друзей за то, что они ничего не рассказали ему про план Василисы. Эти «сказочные герои» никогда не отличались особой тактичностью, но в этот раз будто все поняли и старались не тревожить Ваню, пока он не успокоится. В хоромах отца теперь стало совсем тихо. Только Кощей всегда был где-то рядом, будто охранял Муромца от него же самого. Он волновался, хотя лицо его оставалось таким же непроницаемым; приносил Ване еду из кухни, когда тот не мог найти силы подняться с кровати; иногда сидел с ним, но не пытался приободрить пустыми словами. Они практически не разговаривали. Ваня боялся засыпать, но молчаливого присутствия Князя было достаточно, чтобы мысли в его голове наконец прекратили хаотичную пляску и дали ему отдохнуть. Сейчас, в большой московской квартире, тишина сдавливала грудь. Он включал почти все источники звука, какие еще работали после последнего визита друзей, будто это хоть как-то могло заполнить пустоту. Ваня надеялся, здесь он вернется к своей старой жизни. Перед трусливым побегом он ни с кем не попрощался, не оставил записки. Но куда бы он ни шел, его мысли возвращались в Белогорье, а рука так и не поднялась удалить старые фотографии с телефона. И вот уже две недели в Москве прошли как в тумане. Ваня едва мог подняться с кровати после воспаленного и короткого сна, зачем-то выносил свое тело на улицу, больше машинально отвечал на звонки от поклонников, которые о нем отчего-то еще не забыли. Днем он чувствовал себя чуть лучше; ночью же на него накатывала такая тоска, что хотелось ударить самого себя по лицу. Муромец ненавидел эту слабость. Жизнь в приюте научила его быть сильным, собирать свое сердце по кусочкам, не показывать боль. Но сейчас он сломался. Верно, он все-таки не был настоящим богатырем. Настоящим богатырем был Финист. Они с Василисой собирались пожениться, как только тьма будет побеждена: Ваня лично обещался помочь в подготовке свадьбы. По возвращении Финист встретил их у входа в город. В руках он держал бархатную коробочку с кольцом, купленную в Москве во время очередной вылазки, — хотел сделать предложение как положено. Ваню вновь затрясло от боли и осознания: Василиса не придет, не скажет «да», не наденет свадебное платье. Он не знал, как сказать об этом, слова застряли в горле колючим комом. Тогда Ваня впервые увидел слезы в глазах Финиста. А на следующий день мужчина исчез — в одиночку отправился в мир мертвых. Но так и не вернулся. «Луна, успокой меня — мне нужен твой свет» пел виниловый проигрыватель голосом Бориса Гребенщикова. Ваня не помнил, какую поставил пластинку, он давно потерял им счет. Песня заставила его повернуть голову и посмотреть в окно: луны на небе не было, только тяжелые тучи и туман. Муромец слабо усмехнулся. На ум пришли пейзажи Белогорья, которые он видел во времена их многочисленных странствий. Вспомнился ночной теплый лес, треск костра, тихие разговоры и перепалки друзей, отблески пламени на бледном лице Кощея. Когда Ваня думал о нем, его сердце сжимала тоска, и невысказанные чувства бились о грудную клетку. Он мог бы пошутить: традиция такая у богатырей — спускаться в навь за теми, кого любишь. Но шутить ему не хотелось, хотелось только выть от отчаяния или забыться в очередном мучительном сне. О, сны с участием Князя были ничуть не лучше. Ваня видел его совсем близко, но не смел коснуться, не смел даже подойти или заговорить. «Чего ты боишься, богатырь?» — однажды спросил Кощей, но Муромец прекрасно знал, чего именно. Он не был готов потерять Бессмертного второй раз — а потерял бы непременно, если бы решился рассказать о своих чувствах. Ваня молчал, но от молчания этого ему с каждым днем делалось только хуже. Он не находил себе места от тоски, не мог вынести тяжесть одиночества, хотя старательно убеждал себя, что так ему лучше. Муромцу просто нужно было время. Раньше он достаточно быстро забывал всех своих пассий и легко переключался на новых, — это Белогорье изменило его. И теперь Ваня не мог выкинуть из головы черные глаза, в которых разливалась вековая печаль. Его начинало клонить в сон. Разум, убаюканный дождем, негромкой музыкой и треском виртуального камина, постепенно затихал — усталость взяла верх. Муромец почти не сопротивлялся, хотя и знал, что проснется через пару часов от очередного кошмара. Последним волевым усилием он перетащил себя на кровать, а после была темнота.

***

Его сознание пробудилось от ярко-голубого свечения посреди комнаты. Но, когда Ваня наконец смог открыть глаза и чуть приподняться, свет исчез, и только знакомый темный силуэт стоял напротив окна. По-прежнему лил дождь, проигрыватель больше не звучал — кончились песни. Несколько секунд Муромец вглядывался в человеческую фигуру, затем спросил первое, что пришло на ум: — Ты мне снишься? — голос прозвучал хрипло и оттого непривычно. Кощей ничего не ответил, только медленно подошел ближе и опустился на край кровати. Ване ужасно хотелось потрогать его — убедиться, что Князь настоящий. Он осторожно протянул руку, и расстояние между ними сквозь дрему показалось ему невозможно большим. Время замерло в этой темноте, но вот наконец он дотянулся пальцами до холодной шершавой ладони, — Ваня никогда не замечал, что у Кощея такие холодные руки и так много шрамов. Он повернулся на бок и чуть подвинулся к краю, прижался бедрами к широкой спине. Вновь погружаясь в сон, он ощутил мягкое прикосновение к своим волосам.

***

Он окончательно проснулся уже следующим вечером. Дождь больше не шел, телевизор оказался выключен, в комнате стоял полумрак, звенела и переливалась тишина. Ваня потер глаза и потянулся за телефоном, пытаясь понять, сколько прошло времени. Часы показали 20:47. Он повернулся на спину и спрятал лицо в ладонях — не хотел возвращаться в реальность. Вчерашний сон был самым счастливым за последнее время: в нем никто не погиб, никто не звал на помощь, вокруг не было смерти, не было тьмы, зато был Кощей, которого наконец хватило смелости коснуться. Пальцы до сих пор будто бы чувствовали чужую кожу. Ваня скучал по нему, скучал настолько, что даже признался в этом самому себе. — Проснулся, Ванюша, — раздался низкий голос откуда-то сверху. Муромец подскочил и сел на кровати. Уставился ошалелым взглядом на Бессмертного и несколько секунд просто открывал и закрывал рот, — в голове вдруг не осталось ни единой мысли. Князь стоял у окна, и слабый уличный свет обнимал его черты. На нем была какая-то странная одежда, лишь приглядевшись Ваня узнал собственный черный свитер. По телу пробежала легкая дрожь от смущения: то ли из-за свитера, то ли из-за того, что сам он сейчас лежал в старой домашней футболке и боксерах. Ваня поспешно натянул одеяло практически до подбородка. — Красна-девица, — усмехнулся Кощей беззлобно. — От вора одежды слышу, — ответил Муромец все еще хриплым после сна голосом. — Ты доспехи в химчистку сдал что ли? Но, надо признать, свитер из дорогой и легкой ткани смотрелся на Князе просто потрясающе. Ваня никогда не видел на нем что-то, кроме потрепанных доспехов, и теперь готов был простить ему разорение шкафа за один только открывшийся вид: широкие плечи, довольно стройное тело, бледная кожа с рубцами от шрамов и никаких бинтов. Он вдруг поймал себя на мысли, что смотрит уже слишком долго, неприлично долго, поэтому быстро отвел взгляд и скользнул им по комнате. На компьютерном столе Ваня заметил ножны с мечом-кладенцом. — Что ты тут делаешь? — наконец задал он самый главный вопрос. — Неужели нужно снова спасать Белогорье? Кощей медлил с ответом, будто и сам не знал, зачем пришел в Иномирье посреди ночи. Или, скорее, подбирал слова, но сквозь полумрак довольно сложно было разглядеть выражение его лица. Муромец, стоя в душе, иногда репетировал речь, которую произнесет, если однажды вновь встретится с Бессмертным, — однако сейчас все эти фразы показались ему такой нелепой глупостью, что он поспешил мысленно от них отмахнуться. Нет таких слов, которые он смог бы произнести, и при этом не почувствовать себя идиотом. «Баламошкой», как часто называла его Баба-Яга. — Нет, — ответил Кощей спустя почти минуту молчания. — В Белогорьи все тихо. Я пришел посмотреть, как твои дела. Муромец хмыкнул, стараясь ничем не выдать свое замешательство. Он больше не знал, что сказать. Нужно ли как-то оправдываться за свой побег? Ему вдруг стало мучительно стыдно. Он, да и его квартира, сейчас выглядели не лучшим образом и были явно не готовы к приему гостей. Кто же знал, что Бессмертный решит навестить его посреди ночи… воспоминания будто обожгли его. В голове пронеслись события ночи, той слабости, которую Ваня себе позволил. Кончики ушей предательски вспыхнули, и оставалось надеяться, что в темноте этого не было заметно. — Я э-э-э… — произнес он с запинкой, когда тишина начала затягиваться. — Я решил проверить, на месте ли Москва. И знаешь, дела затянули, то одно, то другое. Пришлось задержаться, — Ваня посмотрел в непроницаемое лицо Кощея. — А у вас как там жизнь? Скучаете небось по мне? Бессмертный медленно двинулся по комнате, огибая стул, и остановился рядом с виниловым проигрывателем. Пальцем слегка покрутил пластинку туда-сюда, не столько из любопытства, сколько просто так, чтобы чем-то себя занять. Ване показалось, что он нервничал, — но, возможно, лишь показалось. — Яга и Водяной хотели бежать за тобой сразу, как только обнаружили пропажу, — сказал он. — Я отговорил их. Ты должен был побыть один. Что это за машина? Ваня так сосредоточился на смысле его слов, что едва не пропустил последний вопрос. Потряс головой, отгоняя смущение, и наконец поднялся на ноги. — Она музыку делает. Смотри, — он подошел к столу, где были сложены в кучу пластинки, долго там копался и наконец вытащил одну. — Тебе это понравится. Он ловко и быстро поменял пластинки, и вот уже из проигрывателя полилась другая песня. Ваня давно хотел показать Кощею музыку Иномирья, еще с того момента, как увидел его разъезжающим на байке по московским улицам, — не хватало только рокерского саундтрека. И вот наконец представилась такая возможность, хотя Муромец, конечно, не так представлял себе их встречу спустя несколько недель. Кощей молча наблюдал за тем, как крутится пластинка, а Ваня наблюдал за Кощеем, пытаясь найти любой проблеск эмоций на его лице. «Тут что-то хорошее стало происходить с моим сердцем; Ты знаешь, мне кажется, что это ты» В темных глазах вдруг отразилась тоска — где-то глубоко, едва заметно. Ваня не всегда мог догадаться, о чем думает Бессмертный. Они не так часто разговаривали на личные темы; теперь же он и вовсе не понимал, с чего начать. — Кощей, — позвал Ваня так тихо, что его голос едва был слышен за пением пластинки. Князь молча повернул к нему голову. — О том, что случилось ночью… я ничего такого не имел в виду. Я думал, ты мне просто снишься, и хотел в этом убедиться. Но я рад, что ты правда здесь, — спешно добавил он и улыбнулся. — Хотя вопрос, зачем тебе мой свитер, остается открытым. Надеюсь, не для каких-то магических обрядов? — Нет, — довольно сухо ответил Бессмертный и сказал невпопад. — Складно твой гусляр складывает, правдиво. Легко было догадаться, что Кощей совсем не хотел говорить о произошедшем между ними, а Ваня не мог подобрать нужных слов, чтобы выразить все свое буйство чувств. Он боялся, до дрожи боялся сказать, что скучал и не находил себе места все это время. Тем временем Князь медленно прошёл мимо и сел на край кровати. Ваня пару секунд постоял на месте, после чего последовал за ним и опустился рядом. Они молча дослушали песню, но Кощей, казалось, думал о чем-то своём. Темные глаза внимательно наблюдали за тем, как крутится пластинка. Муромец старался сохранять спокойствие. Следующая песня тоже началась в тишине. На ум пришла их первая встреча: в воспоминаниях до сих пор жил сырой запах темницы, отблески льда в приглушенном свете и этот насмешливый, чуть надменный взгляд. Тогда Ваня еще не понимал, что Князь видел в нем лишь способ заполучить меч-кладенец, — а потому боль от внезапного предательства была чудовищной. Но он простил, он не мог не простить: верил по-детски, что все совершают ошибки. Никогда больше Кощей не смотрел с насмешкой. В его взгляде, скорее, появилось странное тепло, — Ваня иногда ловил на себе этот взгляд во время совместных посиделок с друзьями, и его сердце начинало биться чаще. Видел ли Бессмертный в нем просто хорошего друга? И замечал ли это кто-то еще? Ваня боялся спрашивать, да и не у кого было спросить. Над ним не стала бы смеяться разве что Василиса. «Я знаю, отчего ты не можешь заснуть ночью Мы с тобой одной крови» Он тихо посмотрел на Князя, который до сих пор был погружен в свои мысли. «Интересно, сколько любви и расставаний было в его жизни?» — думал Ваня. Они никогда не говорили об этом. Вероятно, за тысячу лет своей жизни Кощей уже потерял какое-либо желание сближаться с людьми. На его месте Ваня так бы и сделал: каждый раз переживать смерть любимых должно быть невыносимо. Вдруг захотелось ударить себя по лицу. Ну конечно, как он сразу не… — Я скучал, — голос заставил его вынырнуть из собственных мыслей. Ваня вздрогнул. — Что? — скорее машинально переспросил он и тут же осекся, замер. — Я скучал по тебе, поэтому пришел сюда, — терпеливо повторил Кощей, все еще глядя куда-то в сторону проигрывателя. Несколько секунд Муромец пытался переварить полученную информацию. «Скучал», — эхом отзывалось в голове, в горле резко пересохло от волнения. В комнате стало совсем тихо: последняя песня на пластинке отзвучала, и Ваня постарался дышать как можно глубже, чтобы в этой тишине не был слышен бешеный стук его сердца. — Я тоже по тебе скучал, — наконец произнес он. Возможно, так просто упал неверный свет из окна, но на долю секунды ему показалось, что Кощей улыбнулся. Все внутри сжалось от переизбытка чувств. Буквально пять минут назад Ваня отдал бы жизнь, лишь бы услышать эти слова. Однако теперь он внезапно понял, в каком серьезном положении они оказались. Может, именно об этом думал и Князь? Ваня осторожно подвинулся ближе и доверчиво положил голову ему на плечо. Ткань свитера ощущалась призывно мягкой. — Ты не боишься, что… — медленно начал Муромец, но не нашел нужных слов, чтобы закончить фразу. — Мне будет больно? — понял Кощей. — Не о том ты, богатырь, тревожишься. Подумал бы лучше о себе, прежде чем связываться с нечистой силой. Его слова заставили Ваню улыбнуться. Впервые за многие недели он почувствовал себя лучше: мысли о прошлом наконец ослабили хватку, позволив ему вдохнуть полной грудью. Муромец знал, что это мимолетное спокойствие скоро вновь сменится тоской, как только Князь шагнет в портал между мирами, а Ваня не сможет пойти с ним. Он не был готов вернуться в Белогорье, даже если Кощей пообещает не отходить от него ни на секунду, — да и требовать такого Ваня бы не стал. Он давно должен был сам разобраться со своим состоянием, но лишь сейчас у него появились на это силы. Он осторожно взял руку Князя в свои, провел большим пальцем вдоль шрама на тыльной стороне ладони. Кощей повернул голову, коснувшись щекой его волос. — Я не могу отправиться в Белогорье с тобой. — Знаю, Ваня, — спокойно ответил Кощей. — Я не для того здесь, чтобы звать тебя обратно. Вернемся, как только ты будешь готов. — И я не могу просить тебя остаться здесь, — серьезно заметил Муромец, — если ты этого не хочешь. Бессмертный ничего не ответил, только улыбнулся уголками губ. Ваня вздохнул, чуть поерзал на месте и уткнулся носом в его шею, прижавшись совсем близко, будто хотел стать частью чужого тела. От Кощея пахло пеплом сражений, сталью и свободой. И Ваня вдруг прекрасно понял, зачем ему нужен был этот черный свитер.