Два дня из жизни Дэвида Сандерса (1)

За последние пять лет не было и дня, когда Дейв не вспоминал бы своего лучшего друга. Они выросли вместе, не расставаясь дольше, чем на каникулы, сообща придумывали игры, делились самым сокровенным… Для Дейва Энди давно стал частью его самого. Через редкие ссоры и непонимание они проходили достойно, не позволяя лишних слов в сторону другого и, как правило, наутро всё благополучно забывалось обеими сторонами. Дейв винил себя за то, что не заметил, как друг стал постепенно отдаляться, проводя всё больше времени с неблагополучной компанией старшеклассников. Они покуривали травку на детских площадках, иногда воровали велосипеды, припаркованные у школы, а также, по слухам, избили нескольких незнакомцев с целью ограбления. Дейв думал, что Энди опомнится, что тот просто пошёл на поводу у желания почувствовать себя значимым, ведь авторитарный отец всегда подавлял любые попытки сына проявить самостоятельность. Дейв пытался поддерживать друга сам, но тот стал хуже идти на контакт и с каждой попыткой вытащить его из компании всё сильнее закрывался в себе. Когда всё зашло слишком далеко и Энди поймали на выходе из магазина с несколькими бутылками неоплаченного коллекционного виски, отец поставил ему ультиматум: либо он уходит из дома, больше никогда не возвращается и впредь рассчитывает только на себя и свою компанию, из которой, к слову, никто не заступился за парня, либо уезжает учиться в полицейскую академию на противоположном берегу. Энди выбрал второе. Дополнительно отцом было оговорено, что любые попытки связаться с кем-либо из прежних знакомых, включая самого Дейва, будут сурово наказаны. Дейв сильнее надавил на педаль газа. Знакомая дорога позволяла сосредоточиться на своих мыслях, а редкие машины на скоростной трассе парень легко обгонял, мгновенно забывая о досадном препятствии. Сколько лет учатся в полицейской академии? Два? Три? Пять? Конечно, ничего не стоит узнать ответ на этот вопрос, но Дейв как будто боялся сделать этот шаг, ведь он лишил бы себя тех осколков иллюзий, что у него остались. С тех пор, как Энди уехал, прошли и год, и два, и три… Если быть точнее, ровно пять лет с момента его отъезда исполнилось не далее как два месяца назад. Дейв стал думать о нём ещё чаще, особенно с тех пор, как губернатор штата протолкнул своё нововведение. В попытке выиграть гонку безопасности на дорогах среди пятидесяти штатов и всех американских территорий, он предложил беспрецедентную меру взыскания за нарушение правил дорожного движения: телесные наказания. Что Энди сказал бы об этом? Дейв любил вести с ним внутренний диалог и всегда обращался за помощью или советом к его образу. Увы, сам он вырос вовсе без отца и даже старших братьев, а потому с уважением относился к мнению значимых для него товарищей мужского пола, и, прежде всего, к мнению Энди. Что делает семейный микроавтобус в крайнем левом ряду при двух свободных соседних? Дейв рывком объехал его, вдавив правую ногу в пол. И всё же никакие разговоры с собой не заполнят образовавшуюся дыру в душе. Пусть Энди и не общался бы с ним, как прежде, но даже видеть его в родном городе время от времени Дейв почёл бы за счастье. Он привычно пробежал пальцами по коже бумажника, лежащего на пассажирском сидении: внутри парень уже много лет носил четвертак, подаренный ему Энди с первой подработки. Мать Дейва не могла позволить себе давать сыну такие деньги на карманные расходы, а хот-дог в школьной столовой стоил ровно двадцать пять центов. Питался парень за счет муниципалитета как малоимущий, а роскошь вроде пиццы или хот-догов, на которые он засматривался каждый день, город не оплачивал. Энди, конечно, всегда знал об этом, но строгие, хоть и обеспеченные, родители считали, что карманные деньги развращают, поэтому оба друга всегда были без гроша в кармане. Когда Энди исполнилось четырнадцать, летом он стал подрабатывать на автомойке. Поздно вечером после первого же дня тяжёлого труда он влез в окно к Дейву, измазанный грязью и пахнущий автомобильным шампунем и воском, и крикнул счастливым шёпотом: — Теперь ты сможешь съесть хот-дог! — и отправил щелчком большого пальца вожделенную монету прямо в руки друга. Дейв не смог заставить себя потратить эти деньги. Он положил их в бумажник — подарок матери на четырнадцатилетие — и с тех пор четвертак не покидал своего ложа. Мелькание синих и красных огней в салонном зеркале отвлекло водителя от раздумий. С бешено колотящимся сердцем Дейв съехал на обочину. Как быстро он ехал? Семьдесят? Восемьдесят? Девяносто? Он так глубоко задумался, что не мог вспомнить, когда в последний раз бросал взгляд на спидометр. По иронии судьбы, остановился он точно у знака, где чёрным по белому было указано “60”. К окну подошёл высокий и подтянутый полицейский лет тридцати пяти и, слегка приподняв форменную шляпу в знак приветствия, поздоровался: — Добрый день! Ваши права, страховка и регистрация на машину, сэр. Дейв протянул бумажник, демонстрируя своё фото на развороте и потянулся к бардачку. — Давно водите, мистер Сандерс? — Пять лет, сэр. — Как только уехал Энди, Дейв записался в автошколу и купил чёрный подержанный седан немецкого производства с небольшим пробегом, который с тех пор так и не решился поменять. — Вы осознаёте, с какой скоростью ехали? — Э… семьдесят пять? — попытался угадать Дейв. В ответ полицейский молча протянул ему радар, датчик которого бескомпромиссно запечатлел: “101”. Такое число не спишешь на погрешность прибора. Дейв вопросительно взглянул на копа. — Слышали о новых изменениях в правилах, мистер Сандерс? — Да, сэр, — юноша почувствовал, как от шеи вверх к ушам поднимается жар и разливается по лицу. Последний раз он так краснел в пятом классе, когда учительница поймала его за попыткой снять штаны прямо на уроке и продемонстрировать содержимое соседу по парте. — У вас чистая запись в личном деле. Впервые остановили за нарушение правил? Не переезжали? — Впервые. Нет, сэр, не переезжал, — парень прочистил горло. Внимание Дейва привлекло движение руки полицейского, который положил руку на пояс и коснулся пальцами закреплённого на нём девайса — чего-то вроде жёсткого укороченного ремня с прорезью посередине и твёрдой ручкой. — Тоуз. Дейв поднял глаза в непонимании. — Меня постоянно спрашивают, как это называется. Тоуз. — А… — Дейв снова отвёл взгляд. Почему так неловко смотреть в глаза человеку, который вот-вот тебя выпорет? — Выйдите из машины. — Да, сэр, — Дейв отстегнул ремень безопасности и, словно в замедленной съёмке, открыл дверь и покинул автомобиль. — Встаньте за машиной. Юноша чувствовал, как перекатывается под подошвами кед гравий, пока он обходит транспортное средство, как печёт летнее солнце, слышал, как позвякивает амуниция полицейского в такт шагам хозяина, но отказывался верить в то, что с ним должно произойти через пару мгновений. — Сколько? — По количеству миль сверх скоростного ограничения. Нарушитель в ужасе посмотрел на слугу закона. Тот сочувственно покачал головой. — Я бы предпочёл заплатить штраф. — Согласно новому постановлению губернатора такого выбора не предусмотрено. Руки на багажник, мистер Сандерс. Дейв исполнил приказ. Одним движением с него стащили шорты вместе с бельём. По телу пробежала дрожь. Парень хотел оглянуться, чтобы понять, насколько жёстко настроен полицейский, но не решился. Первый из сорока одного ударов обжёг ягодицы, но Дейв понимал, что он был нанесён вполсилы. Упёршись руками в разогретый металл, он принялся считать, чтобы отвлечься от боли, которая, несмотря на милосердие полицейского, всё нарастала. Кожа пылала, мышцы невольно сжимались, делая каждый следующий удар ещё более болезненным, а Дейв к тому моменту насчитал только шестнадцать ударов. Семнадцать, восемнадцать… Бёдра сами устремлялись вперёд в попытке уйти от безжалостного карательного инструмента. Двадцать два, двадцать три… Противные хлопки приносили боль на грани терпения. Дейв расставил ноги чуть шире, чтобы твёрже стоять на земле. Двадцать семь, двадцать восемь… Сквозь сжатые до скрипа зубы прорвался стон. Тридцать. Дейв выругался, не в силах больше покорно стоять под ударами. Тридцать один. Парень вскрикнул и ударил локтем по скруглённому углу багажника, чтобы как-то отвлечься от боли пониже спины. Шлепки прекратились, но фараон никак не отметил, что наказание окончено и Дейв не двинулся с места, но сделал несколько глубоких вдохов, переводя дыхание. — Эй, стажёр! — на голос из полицейского “Форда” вышел коллега экзекутора и встал на его место, принимая тоуз. — Твои последние десять, как договаривались вчера. Стажёр ничего не ответил. Дейв слегка повернул голову, чтобы рассмотреть его. Начищенные чёрные ботинки, серо-голубые брюки с синими лампасами, широкий кожаный пояс, форменная рубашка с длинным рукавом, заострённый подбородок с короткой рыжей бородкой, точь-в-точь как у Энди, нос с горбинкой, тоже как у него… Бронзовая плашка с надписью “Э. Робинсон”, развеившая последние сомнения. Глаза Дейва невольно распахнулись ещё шире. Он напрочь забыл о том, что стоит на трассе без штанов в позе для порки, и попытался произнести имя друга. Раньше он и не подозревал о том, что “лишиться дара речи” вовсе не выдуманная для красоты фраза, а теперь только открывал рот, словно выброшенная на берег рыба, и слова никак не могли покинуть его горло. В зеркальных очках-авиаторах отражалось его растерянное лицо и прочитать эмоции Энди не представлялось возможным. На губах не появилась улыбка узнавания, брови, скрытые под кромкой очков, казались слегка нахмуренными, но понять точно, что творится в мыслях и душе давнего друга, Дейв не мог. Без какого-либо вступления или приветствия Энди сделал полшага вперёд и нанёс первый удар. Это оказалось намного больнее, чем работа его напарника. Энди замахивался так, что тоуз, даже не будучи тонким, как розга или плеть, со свистом рассекал воздух. После такого хотелось орать во всё горло и Дейв так и сделал бы, если бы ком в горле позволял производить какие-либо звуки, кроме хриплого поверхностного дыхания. Его больше не существовало. Нутро юноши полностью заменила боль, но теперь уже не физическая. То, что представлялось ею пятью минутами раньше, оказалось сущим пустяком по сравнению с тем, что он испытывал теперь. Сквозь пульсирующую красную пелену во всём организме он едва чувствовал последующие удары. В уголках глаз скопилась влага, которую никак не получалось сморгнуть. Всё закончилось. Будто оглушённый, он надел шорты и намеревался обойти свою машину, чтобы сесть в неё, когда водительская дверь полицейского автомобиля открылась и к нему обратился старший офицер: — Счастливого пути, мистер Сандерс! Не нарушайте. Дейв натянул на лицо улыбку, какую демонстрировал клиентам в конце тяжёлой рабочей недели, и кивнул в знак прощания новому знакомому. Кровь стучала в ушах. Приземление на водительское кресло ощущалось как продолжение наказания, но юноша словно перестал воспринимать сигналы, идущие от тела. То, что происходило в голове, он мог бы назвать звенящей тишиной, если бы был в состоянии думать. Он окончательно потерял товарища. Конечно, давно следовало признать, что они никогда не смогут снова стать теми, кем являлись друг для друга раньше, но надежда тлела все эти годы, поддерживая в юноше жизнь. Как будто этого мало, теперь от Дейва ушла и возможность подрабатывать таксистом, когда заказы на основной работе не радуют. С записью в личном деле о таком нарушении его отстранят при следующей проверке. Дейв остановился на мосту в двух кварталах от дома. Ручей в это время года не был полноводным, но его состояние парень счёл приемлемым для своей цели. Открыв бумажник, юноша погрузил пальцы под свои водительские права в прозрачном окошке и выудил монету. Таким же щелчком, с помощью которого он когда-то попал Дейву в руки, парень отправил четвертак на дно миролюбиво журчащего водоёма.