Как стать злодеем

      После нашей «прогулки» у меня было какое-то дурно-хорошее настроение. Точнее, не так, я бы это настроение назвал «настолько плохим, что аж хорошим». Хотелось отвечать сарказмом и ядом на абсолютно все фразы окружающих, из-за чего Гермиона, по-видимому, разозлилась на меня, а Гарри каждый раз выглядел невероятно несчастным. Мне даже стало почти стыдно. Если бы я не знал, что единственный по-настоящему несчастный здесь — я. Поттер бросал многозначительные взгляды на каждый мой ответный укол, на каждый ответный выпад. Ну конечно, ведь это я поступил неправильно, это я разрушил наши отношения, а не одна зеленоглазая геройская задница.       Ужинали во дворе, Перси что-то важно рассказывал отцу, мама и Джинни болтали с Чарли и Биллом, близнецы пытались втянуть Гарри в беседу о квиддиче, а Гермиона не знала, куда ей лучше влезть. Я всегда ощущал себя немного не к месту, но сейчас это казалось очевидным. Эти люди были родными по крови, но дух у нас был абсолютно разным. Ни один из них даже и не заметил, что со мной произошло что-то — что-то ужасное. К горлу подступил ком, и я откинул вилку в сторону, неспособный впихнуть в себя хотя бы кусочек.       Мои глаза расфокусировались, и я как будто больше не находился там. Голоса слышались словно из застенка, все вокруг смазались в единое пятно. Меня замутило, я сильно ущипнул себя за бедро, пытаясь вернуться обратно, но боль не помогала. Я почувствовал чью-то руку у себя на плече и инстинктивно дёрнул им, избавляясь от неприятного прикосновения. Но это помогло очнуться.       — Рон, всё хорошо? — Поттер смотрел на меня своими изумрудными глазами, и от этого взгляда становилось некомфортно. Я всё ещё с силой впивался пальцами себе в бедро. Хотелось Поттеру сказать, чтобы он прекратил душить меня своим взглядом. У него не было права беспокоиться обо мне. Не сейчас.       — Всё прекрасно, — улыбнулся я безупречной улыбкой, концентрируясь на боли. — Задумался о статистике «Пушек Педдл» за этот сезон.       Конечно, о чём ещё я могу думать. Еда и квиддич. Квиддич и еда. Я снова почувствовал, как меня накрывает одеялом апатии. Нужно было заканчивать с этим упадническим настроением, но ничего иного я не испытывал уже давно. Сомнения пытали меня постоянно, и если находилась минута спокойствия, страх и ненависть хватали её изголодавшимся пауком и уносили, вплетая в паутину нескончаемой печали.       Мама скомандовала всем идти спать, и под дружный гул сад опустел. Мы тоже поднялись в мою комнату, находящуюся под самой крышей. Мне предстояла целая ночь наедине с Поттером. Целая ночь без полога, как в Хогвартсе, без людей, которые могли бы услышать мои крики. Стало дурно. Паника волнами подступала, завладевая моими эмоциями и телом. Руки еле заметно потряхивало.       — А куда исчезли все плакаты «Пушек»? — удивился Гарри, когда мы зашли в комнату. Я молился, чтобы мой голос не дрогнул, выставляя на показ моё истинное состояние. Нужно было говорить короткими фразами, не давая себе даже и шанса проявить слабость.       — Выкинул. — Это была правда, я последнюю пару месяцев провёл в попытках самоидентификации, и «Пушки Педдл» были расценены как угнетающий мою личность фактор. За них болели все в нашей семье и я по инерции, но удовольствия, настоящего, неподдельного, от квиддича я никогда не получал. Так что пришлось выбросить всё, что было связано с ними, но мне упорно нужно было делать вид, что ничего не поменялось. — Я решил выражать свою любовь к ним на более глубоком уровне.       — Интересно… — странно косясь в мою сторону, оглядывая контрастирующую со всем домом минималистичную комнату, протянул Избранный. — Пусто у тебя тут.       — Решил, что аскетичный образ жизни мне подходит больше, — кивнул ему я. Слишком много вопросов, Поттер. Аскетизм — временное решение. Я просто не знаю, что мне нравится или не нравится. Убрал всё, что вызывало плохие эмоции. Осталось примерно ничего. Я хотел так же поступить с людьми, но от друзей и семьи не так-то просто избавиться. А ещё сложнее избавиться от Поттера и воспоминаний о нём, словно смешавшимися с моей кровью и омывающими каждый участок моего тела, пропитывая каждый орган, проникая в каждую клеточку холодом и ненавистным страхом, поглощая меня настоящего.       — Интересно… — Да понял я уже, что ты мне не поверил. Только не задавай больше тупых вопросов. Нужно сбежать. Снова, да. Сбежать.       — Так, ты располагайся и меня не жди, — распорядился я. — А мне ещё нужно зайти к Биллу и отдать ему несколько книг, — я схватил какие-то со стола и помахал ими, Гарри ответил что-то невразумительное, и я пулей вылетел из комнаты. Ноги несли меня уже знакомым до боли путём к задней ограде. С разбегу я перепрыгнул её и быстро нашёл свой тайник с сигаретами.       Я закурил ещё в школе, столкнулся с шестикурсниками с Хаффлпаффа, когда пытался сбежать от вездесущей Гермионы перед экзаменами. Они сказали, что это помогает справляться со стрессом. А потом я курил с ними постоянно. Диггори, их староста, пытался читать мне нотации, но, когда я справедливо сказал, что он не имеет права меня поучать, пока сам не бросит, он угомонился.       Я сделал первую затяжку.       «Не вырастешь», — в мозгу, как будто реальный, прозвучал голос Диггори.       — Я бы хотел никогда не вырастать, навсегда остаться пятилеткой, — ответил я и ему, и себе. — Я знаю, что ты не это имел в виду.       Я представил то, как он укоряюще бы на меня посмотрел, и то, как звонко бы прозвучал его смех после. Я обожал Седрика. Если бы было можно, обвешал бы его постерами всю свою комнату и никогда бы её не покидал.       Новая затяжка.       И слушал бы я только его смех. Двадцать четыре на семь. Господи, да даже можно его нотации, вообще без разницы. Так прекрасен, что хочется себе стереть память, чтобы не мучить свой и так воспалённый мозг воспоминаниями.       Я разобрал сквозь гул ночи, как хлопнул задний вход в Нору, и экстренно затушил сигарету. Кто-то вышел из дома и направился в мою сторону.       — Рон, ты здесь? — услышал я голос старшего брата. Не хочу отвечать. — Будешь игнорировать, найду и расскажу маме, что ты куришь.       Вот же засранец.       — Я тут, — я поднял руку так, чтобы её было видно из-за низенькой каменной оградки.       — Вот ты где, меланхоличный ты наш. — От брата исходил лёгкий запах алкоголя, и он по-идиотски улыбался. — Здоровье гробишь? Давай, делись!       Я непонимающе смотрел на него.       — Чего смотришь, как будто василиска увидел? Сигарету давай, говорю. — Я передал ему пачку, и он высек искру щелчком пальцев. — Тебе прикурить?       — Ага, — только и смог я сказать, оторопев от всего происходящего вокруг.       — Колись, что у вас там с Поттером случилось. — Он достал из-за пазухи фляжку. — Хочешь?       Я посмотрел на него скептически. Он сейчас серьёзно?       — Нет, я серьёзно, хочешь? — Ай, да плевать!       — Давай сюда. — На вкус огневиски был отвратительным. Не думаю, что я хочу пить больше, но делаю глоток за глотком — просто из упрямства.       — Эй, осторожнее, — Билл поспешно забрал у меня алкоголь. — Младший брат — куряга и алкоголик, только этого мне не хватало.       — Я первый раз пью. — Обидно, блин, ничего не сделал, а уже алкоголик. — И с Поттером у нас ничего не произошло.       — И чего ты тогда так от него шарахаешься? — Звёзды на небе немного двинулись в пляс. Пустой после ужина желудок прожигало алкоголем.       — Потому что я не уверен, нужна ли мне дружба с ним. — Язык как-то плохо слушался меня. Если вот это то самое опьянение, то я, пожалуй, сделаю возврат, мне не нравится. Нужно было контролировать себя и не сболтнуть лишнего. Рон, ты просто обиженный жизнью, неуверенный в себе друг Героя. Билл не заслуживает знать. Никто не заслуживает знать о твоей боли, она только твоя, ты тот, кто остановит этот порочный круг.       — И почему ты в этом не уверен?       — Да не знаю я, — я неосознанно поднял на брата голос. — Так много всего происходит, и в центре всего — я и он. Не уверен, что я просил об этом. Я хочу проживать свою молодость как-нибудь спокойнее, мне собственных душевных драм хватает, ещё и этот со своими переживаниями. Он что, не понимает? Стоит ему хоть слово сказать, всё будет так, как он хочет. Вон, и родители с ним носятся, как с родным. Я понимаю, что неправильно ревновать его к маме и папе, у него-то своих нет, пусть хоть от моих любовь получит. Но, Билл, в этом же и проблема. Я хреновый друг, потому что мне плохо, когда ему плохо, но когда ему хорошо, мне тоже плохо, потому что мои родители всё же мои. А ещё его манипуляции и собственнический эгоизм! Я не принадлежу ему, не игрушка, которую можно сломать и выкинуть на помойку или того хуже. Сломать, а потом продолжить играть, доламывая то немногое, что уцелело. И вот, я решил отделиться от него. Сепарироваться. Чтобы хоть иногда не чувствовать себя хреново, а он лезет и лезет со своими изумрудными глазами, как у щеночка! А мне так тошно! Глаза б мои его не видели!       Видимо, алкоголь развязал мне язык.       — Ох, Ронни, — выдохнул дымом Билл. — Знаешь, если тебе тяжело в этих отношениях, возможно, тебе и правда стоит их прекратить. Но даже если это произойдет, Гарри уже часть нашей семьи. Ты должен это понимать. Ничего назад не отмотаешь.       — Ты чертовски прав, Билл, — я потянулся за флягой в руке у брата. Поэтому никто из домашних не узнает, что именно нас связывает. Они любят Гарри, и мне страшно от того, что в конце концов они могут оказаться на его стороне, не на моей.       — С тебя хватит, — он отодвинул её в сторону. Засранец. — Да как ты посмел такое вслух говорить!       Билл внезапно атаковал меня щекоткой, а у меня ни с того ни с сего полились из глаз слёзы. Я даже не сразу это осознал.       — Боже, Ронни, ты чего? — Билл, казалось, был ошарашен внезапным приступом моей чувствительности.       — Не смотри на меня, — я пытался утереть слёзы руками, — мне непросто сейчас. Но знаешь, что произойдёт завтра утром? Весь мир проснётся и будет снова крутиться вокруг Гарри Поттера, а я буду его приложением. Какая у меня там роль? Жизнерадостного болвана, который всегда готов пожертвовать собой ради него. Я так блядски от этого устал.       — Ну не знаю, для меня ты будешь всегда любимым младшим братом, пусть и в стельку пьяным, с дурным характером и своими заскоками. Я тебя люблю. Гораздо больше, чем Поттера, если тебя это успокоит.       — Успокоит. — Он встал и подал мне руку. Такой высокий, я вновь почувствовал себя маленьким ребёнком.       — Так, малыш, так уж точно не пойдёт. — Я пытался встать, но ноги меня не слушались. — Давай прокатим тебя у меня на спине, слава богу, я пока способен это сделать.       Он присел спереди, и я кое-как забрался ему на спину. Ощущения фантастические. Как будто я снова маленький и мы играем в лошадок. Билл поднял что-то с земли, и мы двинулись.       Я почувствовал, как мы перемахнули через ограду и ночной ветерок коснулся моих щёк, а затем Нора встретила нас своим затхлым гостеприимным запахом. Мы поднимались вверх неспешно, Билл рассказывал мне забавные факты о работе. Меня успокаивал его голос.       — О, Гарри, ещё не спишь! — Я понял, что Билл произнёс это так громко, чтобы я успел притвориться спящим. — А я тебе тут пьянь принёс. Скажи ему утром забежать ко мне за антипохмельным зельем.       Он сгрузил меня со спины, как мешок.       — Где книжный шкаф? Нужно куда-то кинуть эти книги. — Гарри что-то пробормотал в ответ, и Билл стащил обувь с моих ног, он укрыл меня одеялом и прошептал: — Всё будет хорошо.       За Биллом закрылась дверь, и меня как будто лавиной снесло в сон. Сегодня всё будет хорошо. А завтра посмотрим.