Часть 1
4 августа 2022 г. в 11:12
— Павел Фёдорович, Вас просят.
— Кто?
— Послушник из церкви.
— Кто конкретно?
— Алексей Фёдорович Карамазов.
— Пусть заходит.
Служанка осторожно кивает и уходит к дверям, впуская юношу на порог домишки и говоря о том, что хозяин позволяет пройти дальше. Алёша скинул ботинки, расстегнул своё пальтишко и позволил служанке его забрать.
Он прошёл в что-то подобия гостиной, где сидел Смердяков и совершенно спокойным видом пил чай, даже не дёрнувшись на звук шагов.
— Павел, здравствуй, — Алёша начинает тихо, будто бы кто-то в комнате спит и он боится потревожить. — Я сяду?
— Садись.
Алёша прошёл дальше и сел на диван напротив Смердякова и посмотрел на его совершенно спокойное и даже какое-то надменное лицо. Он снова сделал глоток чая.
— Я хотел узнать, как ты.
Алёша очень хорошо помнит, как вытащил Смердякова из петли и как у него тряслись руки, когда он пытался успокоить Павла. Он помнит, как Смердяков на него кричал, но выкинул верёвку из рук. Он помнит, как Смердяков впервые послушал слова о Боге и о наказании, не став возражать.
Он боялся прийти и узнать, что Смердякова уже нет. Что он повторил попытку самоубийства и у него получилось.
— Зачем ты интересуешься?
— Затем, что я тебя спас и я волнуюсь.
— Можешь не беспокоиться: я не повторю подобного вновь. Слишком глупо было бы с моей стороны пытаться убить себя снова.
— Вижу, тебе гораздо лучше. Я рад.
Смердяков поднял на него презрительный взгляд и даже чуть сморщился, посмотрев в чистые голубые глаза.
— Алексей, а может ли такой, как я, получить прощения Господа твоего-с?
— Может, Павел.
— То есть он прощает то, что я хотел себя убить?
— Он может простить, но ведь ты не веруешь...
— Потому и не верую, что он простит. Точнее, говорится, что простит, а на деле накажет-с. Лицемерен ваш Божок, если он вообще есть, в чём я сомневаюсь.
Алёша слушал его внимательно, не пытаясь возразить, да и не имея желания на это. Ему идеология Смердякова понятна, его не переубедить даже если позвать самого убеждающего человека на земле. Алёша эту принципиальность уважал и восхищался, хотя и сам Карамазов был таким.
— Был бы я главным над всем человечеством, я бы его уничтожил, а потом и себя, чтобы лицемерие навсегда исчезло.
— Никто не заслуживает исчезнуть просто по чьему-то желанию, у каждого своя судьба и свой конец.
— Такой народ - нет... Особенно русский. Я бы начал обязательно с русского народа, ведь он никчёмен.
Алёша вздохнул и не стал отвечать.
— Чаю? Кофе? Есть ликёр.
— Кофе, если можно.
Смердяков подозвал служанку и приказал нести кофе.
— А ведь ты, Алексей, очень умён и хитёр, но не используешь этого. Мир создан для таких, как я и как ты, но тебе захотелось быть верующим и не сходить с этого пути. Я уважаю твоё упорство, но не уважаю тебя. Глупо не пользоваться своими лучшими качествами.
— Они мне совершенно не нужны.
— Что очень и очень плохо.
Кофе принесли. Алёша взял чашку и сделал глоток, поморщившись от очень уж горького вкуса, но продолжив пить.
— Ты, Алексей, очень любишь людей, а я их ненавижу. Ненавидел бы и ты, мы бы могли объединиться и уничтожить каждого.
— Я бы не позволил себе уничтожить человека.
— Так я говорю "если". Сейчас твоя цель состоит в другом, что печально.
— Ты пытаешься убедить в меня в несуществовании Бога и заставить радикально думать?
— Совершенно верно-с.
Алёша вздохнул и поставил чашку, будто бы ставя точку в этом диалоге.
— Поверь, я от своего не отступлюсь и никогда не пойду против Бога.
— А ведь ты грешен. Неужели думаешь, что никто не знает о том, как вы с Аграфеной Александровной...
— Откуда ты знаешь? — Алёша вдруг испугался и даже встал с места, забеспокоившись. Для него этот случай - страх.
— Я многое знаю, Алёша, и даже больше. Как думаешь, простит тебя Бог?
— Простит.
— Почему?
— Знает, что я Карамазов.
— И вот вновь лицемерие: Бог может наказать другого за это, а тебя нет, потому что Карамазов! Если он существует, то накажет тебя за это. Может, не отправит в Ад, но всё же накажет. А если Бога нет, то ты просто умрёшь в муках. Ты Дмитрию не расскажешь, никогда не расскажешь.
— Бог простит и их.
— И всё равно ты остаёшься исключением. Их простит, а особенно тебя, ведь ты Карамазов.
Смердяков встал с дивана и, обойдя столик, который находился между двумя диванчиками, подошёл к Алёше.
— А ведь тебе тогда совершенно неизвестные чувства открылись, да? Страсть, похоть... То, что ты всю жизнь от себя отвергал, настигло с головой...
Смердяков наклонился к его лицу близко и руку положил на подбородок Алёши, чуть сжимая. В глазах Карамазова отразился страх, хотя лицо его оставалось таким же спокойно-смиренным и до злости чистым.
— Сладострастие карамазовское пробудилось в тебе и горит, заставляет, а ты стараешься бороться. Страшно?
— Грех...
Смердяков наклонился настолько близко, что губами почти касался губ Алексея, и был удивлён, что Карамазов прикрыл глаза и приоткрыл рот, будто бы действительно ожидая поцелуя и даже желая за ним потянуться.
— Но ты хочешь согрешить.
Смердяков его отпустил и немного толкнул, заставляя упасть на диван, а сам отошёл.
— Мне твоя жалость не нужна, Алёша. Иди обратно в свой монастырь, попытайся отмолить свою пошлость.
И Алексей, покрасневший, быстро ушёл, оставляя Смердякова с мыслями наедине.
— Забавно, — Он пальцами коснулся своих губ и ухмыльнулся. — Я ведь тоже захотел.