Полежим так

- Ну и как тебе сегодняшний вечер? - сильные руки переместились на талию парнишки, притягивая его ближе. - Я в восторге! Я так благодарен тебе... вам. Сколько себя помню, это первый раз, когда я сошёл на берег, - Володя говорил, совершенно не смущаясь прикосновений, сам обвивая сашину шею и укладывая голову на его полуобнажённую грудь. - рад слышать. И, ради всего святого, отбрось эти формальности. Ты более не пленник, - одна рука всё так же придерживала Володю за талию, покачивая, а вторая гладила иссиня чёрные волосы. Саше льстило то, с каким доверием прижался к нему этот милый котик. - А кто же я тогда? - до невозможности синие глаза смотрели на Романова снизу вверх слишком доверчиво и хитро, так, что от одного их вида его вело и кружило голову. - Считай, ты здесь наравне со мной, - прошептал он близко, пальцами взяв Володю за подбородок и ласково, но настойчиво после этого целуя. Тот, будто и не удивившись вовсе, ответил, повиснув на Сашиной шее, полностью отдаваясь ему. Сегодня он решил забыться, утонуть в этих чувствах и взять всё, что даст ему судьба.  Прося большего, он резче впился в так желанные им губы, пытаясь слиться с ними воедино, и властный, никому не уступавший до этого ничего пират позволил взять на несколько мгновений первенство простому юнге. Казалось бы, так мало, но тому хватило. За пару секунд прошла целая вечность, давшая синеглазому чертёнку небывалую свободу действий, которой он нагло воспользовался, кусая уголок чужого рта до крови, слизывая её тут же и покрыв бледное лицо сплошь мелкой россыпью поцелуев. Наверное, ради этого момента стоило жить жизнь, ведь, совершив эту маленькую шалость, он и сам оказался в плену горящих на коже яркими розами поцелуев и укусов, куда более сильно чувствовавшихся, верно, чем те, что он сам оставил только что. Они спускались ниже, на шею и ключицы, и от этого бросало в дрожь. Володя еле стоял на ногах, вцепившись в сильные плечи своего Сашеньки и, откинув голову назад, старался запечатлеть в памяти каждое касание и движение. Тот ведёт всё ниже, расстёгивая аккуратно пуговицы на рубашке, не скидывая её, а оставляя небрежно висеть на предплечьях. Языком широко мажет, вырисовывая на гладкой груди, покрывшейся испариной от влажного морского воздуха, узоры, не значащие ничего, но заставляющие синие глаза закатываться от удовольствия. Задевает, будто случайно, сосок, и Володя тихо на выдохе стонет, ловя на спине табун мурашек, тут же краснеет и прикрывает рот рукой.  Саша этого не замечает. Он, уже совсем нарочно, обхватывает твёрдую горошину губами, ласкает так, что крыша у юнги улетает далеко-далеко, освобождая чувство неги и... желания? Пальцы, что гуляют по всему телу, лишают мышцы способности удерживать тело паренька в вертикальном положении. Он отпускает одну руку и кладёт её шатену на щёку, поднимая на себя серые глаза, и, глядя в них уже не может сказать ни единого слова. - Всё хорошо, Володенька? - Романов встаёт, встревоженно глядя на своё тёмное солнышко. А оно, слыша своё имя из этих уст, произнесённое с такой нежностью, какой он не слышал никогда, млеет под серым светом бездонных туманов и находит в себе только силы, чтобы взять за руку, падая на кровать и утянуть за собой, восхищённо глядя на то, как красив Саша, когда нависает над ним, и тёмные тёплые пряди, обычно скрывающиеся под треуголкой и аккуратно зачёсаные, ниспадают сейчас ему на лоб. Володя поднимает руку и заправляет одну из них за ухо. - Слишком хорошо... Он опять обвил шею Саши руками, притягивая его к себе и по-детски целуя, улыбаясь. Прижался к нему всем телом и обнял, ведя носом по бледной шее, выдыхая из лёгких весь оставшийся там воздух. - Прошу, продолжай, пожалуйста!.. Избавить разомлевшего мальчишку от лёгких штанов и нижнего белья - дело нескольких секунд. Романов подтягивает его ближе к себе и покрывает поцелуями внутреннюю сторону бёдер, медленно приближаясь к паху, наслаждаясь звонкими, уже несдерживаемыми стонами. Внезапно отстраняется и вновь нависает над тонким стройным телом. - Ты точно уверен, что хочешь? - вопрос звучал беспокойством. - Какой же ты глупый, Сашенька, конечно!.. я и сам просил тебя продолжать, - ответ, в свою очередь, наполнился желанием и почти обидой, Володю всего чуть не трясло от возбуждения. Шатен хмыкнул, смазанно целуя в веко, и встал, отходя к шкафу. - Ты... куда ты..? - жалобный тон заставил стоящего юношу вздрогнуть и с новой силой ощущить сладость желания. - Володь, без смазки будет больно, - ответил он и, достав из верхнего ящика бутылёк какого-то цветочного масла, спешно подошёл и сел на кровать. Вытащив зубами пробку, Саша вылил немного содержимого, растирая жидкость между пальцев. Вновь лаская губами нежную кожу бёдер, он приставил один палец ко входу, массируя сжавшееся колечко мышц. - Ты готов? - в ответ только громкий выдох и короткий кивок. Прикусив губу, он аккуратно вошёл сразу на всю длину пальца. Володя весь сжался, зажмурив глаза и простонав громко, часто дышал. - Ха... Больно..! Чёрт... Только не останавливайся, умоляю... - он прикрыл глаза рукой, пытаясь расслабиться. Целуя паренька в шею и подбородок, Саша медленно начал двигать пальцем, через пару минут добавляя второй, раздвигая их на манер ножниц, тщательно разрабатывая нежные стенки и заставляя Володю сладко стонать от каждого движения. Когда он добавил третий палец, боль совсем ушла, уступив место наслаждению, но хотелось чего-то большего. - Возьми меня уже, Саша, ну же, - с мольбой прошептал брюнет, скользя пальцами по сильным рукам любовника. Вытащив пальцы и даря последний мазанный поцелуй, Романов отстранился и скинул собственное бельё, оставшись, как и Володя, в одной рубашке. Снова опрокинул вверх дном бутылочку масла, распределяя содержимое по члену и приставляя головку ко входу. - Я вхожу..? - вопрос является утверждением, потому что, не дождавшись ответа, он медленно начинает входить. Дойдя до половины останавливается, давая привыкнуть, и кладёт ладони на часто вздымающуюся грудь, не зная, как успокоить паренька под ним. Володю бьёт дрожь, он вцепляется пальцами в кисти сашиных рук и помутневшим взглядом смотрит на него, лихорадочно шепча, чтобы тот не останавливался. А он и не собирался. Накрыв уже припухшие губы своими, Саша плавным, но чётким движением входит до конца, отчего Приморский под ним выгибается дугой и громко стонет в поцелуй. Тот перемещает одну руку, за которую брюнет все ещё держался, на щёку и, вперемежку с успокаивающими словами, целует, выходя полностью и входя снова на всю длину. Володя будто пьяный, каждый толчок выбивает из него звучный стон, так что кажется, скоро он совсем останется без голоса. Он жмётся ближе к Саше, ртом ловя воздух и царапая сквозь рубашку бледную спину. Пытаясь найти нужный угол, тот внезапно попадает по нужной точке, заставляя Володю уже перейти на крик и обвить ногами его торс, сжимая до боли запястья. Опустив голову, шатен упёрся лбом в чужую грудь, тяжело дыша и вымучивая из Приморского всё новые звуки наслаждения. Услышав через какое-то время всхлип, он остановился, с тревогой взглянув в синие глаза. Паренёк под ним плакал, произнося его, сашино имя. - Володь... Володенька, тебе больно? Скажи, ответь! - он гладит чёрные, отливающие морем волосы, сцеловывает с уголоков глаз слёзы. - Всё хорошо, всё... слишком... давай так останемся ненадолго? - Володя обнимает его и валит на бок, - не выходи... И Саша прижимает к себе хрупкое тельце, которое просто хочется защитить. Не отпускать. Зарывается носом в густые волосы и чувствует его дыхание у аебя на плече. - Да, давай полежим так... *** Огни дальнего порта в тумане будто плавают, и красивые они, искорки на бледной коже. Ветер дует ровно, поэтому кругом не души, всё только тихо, и волны плещутся о борта. В каюте тепло, а как выходишь - до костей пронизывает мокрый воздух, что каплями виснет с рей и канатов. Ещё красным отсвечивают паруса прибрежную полосу пришвартованных судов - им уютно стоять там. А на них матросы распевают песни и пьют алкоголь с девушками. Синевой наполнено всё пространство палубы - кто знает, от взгляда морских глаз или от грустной ночи. Уютно переговариваются между собой мачты - скрипят под крылья последних чаек. И хотелось раньше, как чайка полететь далеко в океан и там упасть, когда силы кончатся. И умереть в холодной прозрачной воде, сломав ноги о борта. Вот только теперь умирать совсем не хочется. Думал, думал - передумал, да поздно. Тяжело вылезти из родных таких теперь объятий и уйти в синюю пустоту - да это просто подвиг. Вскарабкаться на рею, как давно, навстречу звёздам. А он за ним, конечно же. На самый верх, ну же! - Ну и зачем ты... - без ответа, только руки, снова блуждающие по телу другого человека. Да почему ж другого - просто человека. - Зачем ты ушёл, ну же? Володенька... - так сложно балансировать на тонкой рее, что приходится сесть. И гладит, и гладит тёмные с синевой волосы. Целует глазами. - Ты знаешь, именно сейчас я так счастлив... Каждое твоё касание со мной навсегда. Не этого ли я хотел, Саша? - хочется снова слиться вместе. Вжимается сильнее, смеясь, кусая тонкие бледные пальцы. И рад, что это последние минуты его жизни. Целует, кусает везде, без смысла. Пусть помнит, право же, не лишним будет. И только последние касание губ - уже тает пеной, уже кружит голову - такое мягкое, тёплое, милое. Отрывается и вскакивает, прыгает с разбегу, только смех слышен в синей глубине. Словно вихрь в голове вся любовь и чувства. И только одно иглой: тебя больше нет. Володя исчезает словно в звёздном небе. Тело тает, а в оставшемся внутри только "как же здорово" и "нет". Как же здорово было жить и любить. Нет, не хочу умирать. Закричать бы, да голос расплылся белыми гребешками по синим волнам. И слёзы подарили пару капель приливу. Вчера уже не вернуть, ну и чёрт с ним. Кажется, тоже прыгнуть. И Саша знал ведь, знал - нельзя. Как же горько было притворяться, что ни о чём. Только сейчас улыбка опустилась, и из серых глаз покатились мелкие звёзды. Русалки - не люди. Лишь бы в следующей жизни повезло.