По течению

Шелест листвы, оживлённые голоса, в глаза бьёт яркое весеннее солнце. «Почти как в каком-то дурацком аниме», думает с усмешкой Йошимару, держа в руках заветный диплом. Выпуск из старшей школы оказался почти таким, каким он его себе и представлял. Необъяснимое волнение утром, торжественная часть в актовом зале, одноклассницы в цветных хакама, определённо взятых напрокат. Повсюду объятия, поздравления, гордые за своих детей родители. У Йошимару вместо них Сузуне, которая несколько минут назад крепко его обняла, выпросила вторую сверху пуговицу с пиджака и без всяких извинений куда-то умчалась. Наверное, относить её одной из своих робких подруг, до которых Йошимару и так не было никакого дела, а сейчас, когда он выпускается, тем более. Сузуне. Ей учиться в этой школе ещё целый год, тогда как Йошимару поступает в Токио, и выходит, что они впервые расстанутся так надолго. Йошимару мало представляет, как будет жить без её ежедневных подколов и поддержки, и, честно говоря, мало представляет себе будущее вообще. Он прогулочным шагом идёт вдоль школьного двора и осматривается. Где-то стайками фотографируются на телефон девушки, где-то семьи благодарят учителей, где-то уединяются грустные парочки. Неподалёку собирается на выпускной заезд команда велоклуба, с которой у Йошимару так и не заладилось. Они замечают его, машут, зовут прокатиться за компанию, но он с улыбкой качает головой и идёт дальше. Шоссейные гонки так его и не завлекли. Йошимару с самого начала, ещё на первом году заявил, что будет ездить на МТБ и тренироваться сам, и никто ему не возразил. Собственно, он и катался, единственный в велоклубе, а потом в соседний класс пришёл Киджи, и МТБ-гонки превратились в нечто большее. В азартную борьбу, в победы и поражения, в отличную, не лишённую при этом ноты раздражения дружбу. Йошимару вдруг осознаёт, что понятия не имеет, останется ли у него хоть что-то от этой прежней жизни, и от растерянности останавливается возле пришкольного парка. Вопрос, что будет теперь с ним и МТБ, повисает в воздухе, и вместе с ним возникает другой, неожиданный и более личный. Будет ли ему так же весело кататься на МТБ без?.. — Йошимару-чан! Йошимару поворачивает голову. Точно, лёгок на помине. — Привет. — Всё хотел тебя найти после церемонии, да только вот пока с одним разделался, пока с другим, никакого покоя, йон, — улыбается Киджи. Он подходит ближе, руки в карманах форменных брюк, свернутый диплом под мышкой, солнцезащитные очки — новые, отмечает Йошимару, — чуть сползают с переносицы. — Поздравляю с выпуском! — Да, я тебя тоже. Не верится, да? — Ой, не то слово. Я всё думал, что выпуск так далеко, а он вот, тут как тут. Ты поэтому хмурый такой? — Кто, я? Ничего я не хмурый. — А я говорю, что хмурый! Всё ещё дуешься на меня, что я в шоссейном интерхае с нашим велоклубом участвовал? — Киджи наклоняется к нему, обдаёт приятным, древесным ароматом парфюма. — Так я же всего разочек, йон! Из чистого любопытства! — Да пофиг мне, где ты участвовал, — отвечает Йошимару. — Делать мне нечего, как из-за этого переживать. Тем более, я… «Я был там и видел, как ты проиграл», хочется ему признаться. Рассказать, что он вместе с Сузуне приезжал на финальный день в Чибу, что стоял вместе с ней среди болельщиков и видел, как едет Киджи — из последних сил, не первым, не вторым и даже не третьим. Кажется, он приехал седьмым, и всё равно, несмотря на проигрыш, широко улыбался подбежавшим ребятам из Хакогаку и Сохоку. Наверное, в тот момент Йошимару и понял, что для Киджи на гонках важны совсем не победы, и перестал за него волноваться. Йошимару мог бы всё это сказать вслух, но он опускает взгляд и моргает. — Господи, что с твоим пиджаком? И с рубашкой? — А, это, — Киджи непринуждённо жмёт плечами. На его расстёгнутом пиджаке и расстёгнутой белой рубашке, как только сейчас заметил Йошимару, нет ни одной пуговицы. — Представляешь, ко мне сразу после окончания формальностей подбежали девчонки и попросили пуговицы! Не знаю, зачем они им, сказали, что традиция такая, ну я и отдал. Не знаешь, что за традиция, йон? — Киджи… Ты что, с гор спустился? — Ну, технически так и было, я всё-таки долго жил… Йошимару закатывает глаза. — Да брось же, ну! Расскажи, Йошимару-чан! — Вот и мучайся теперь своим незнанием и сверкай везде торсом, — отрезает Йошимару. — Сдаётся мне, такая цель у всех просящих и была. — Вот как… Честно говоря, не могу их осуждать, — посмеивается Киджи и тут хлопает в ладоши. — О, Йошимару-чан! Может, ты тоже пуговицу мою хотел, и сейчас сердишься, что ни одной не осталось? Йошимару ощущает, как у него резко горят щёки. — Нафига мне твоя пуговица?! — Так традиция же! У меня, правда, на пиджаке и рубашке не осталось, но есть одна на тру… — Киджи! — Что? Пуговица она пуговица и есть, зато у тебя одного будет такая особенная. — Оставь уж, — буркает Йошимару. — Вот правда, иногда тебя так заносит, что я всерьёз сомневаюсь в твоей адекватности. Киджи не обижается. Киджи вообще, как подметил Йошимару, не умеет обижаться, с него всё как с гуся вода. Он машет проходящим мимо одноклассникам, переводит взгляд обратно на Йошимару и говорит: — Свою хоть мне тогда отдай, йон. — Чего? — выгибает брови Йошимару, прячет прилив непонятного, похожего на смущение и неловкость чувства. — Тебе-то зачем? — Раз все их друг у друга просят, то я тоже попрошу. Больше ни у кого не хочется, если подумать, так что ты — единственный вариант. — Ты… Он и правда не понимает, думает Йошимару. Он действительно не знает, что именно значит пуговица с пиджака или рубашки, он всего лишь наивный, искренний и, чёрт бы побрал его фазанью задницу, несказанно очаровательный придурок, который порой не отстреливает, о чём просит. Киджи всегда был таким. С первого своего появления в школе, с первой их совместной гонки, где Йошимару проиграл и во всеуслышание объявил его своим соперником. Мир Киджи, казалось, вращался только вокруг него самого, он совершенно не обращал внимания на взгляды в свою сторону, на интерес репортёров, на шепотки и слухи о своей семье. Йошимару слышал только часть из них — в основном про то, что его мать иностранка, и что они живут в лесу, потому как отец Киджи её похитил и не разрешает выходить из дома. Йошимару в такое, естественно, не верит. Вернее, он верит, что мать Киджи запросто может оказаться иностранкой — у чистокровных японцев не бывает таких необычных глаз с голубой каёмкой, не бывает таких светлых, на вид точно мягких волос. Киджи как-то раз сказал, что ни разу их не красил, предлагал даже потрогать, мол, сам убедишься, что не жёсткие, но Йошимару не стал. Открытость Киджи, его доверчивость и непосредственность вообще часто выбивают Йошимару из колеи, как бы он ни пытался к этому привыкнуть. Проще сдаться, махнуть рукой, чем объяснять или отказывать, и он отрывает третью сверху пуговицу со своего пиджака, убирает нитки и отдаёт Киджи. — Смотри не потеряй, — говорит Йошимару. — Не потеряю, — заверяет Киджи, и не верить ему невозможно. Он рассматривает подаренную пуговицу, потом трёт подбородок. — Слушай, а подержи её ещё чуть-чуть. — Да ты издеваешься? — возмущается Йошимару и даже не сжимает кулак, так и держит отданную пуговицу на раскрытой ладони. — Неа, — Киджи снимает с шеи шнурок, где у него болтается четыре подвески в виде разноцветных полупрозрачных камней. Расстегнув его, он забирает пуговицу и продевает её туда же через ушко. Получается странновато, хоть пуговица и вписывается в ровный ряд благодаря своей продолговатой форме, но Киджи словно бы всё устраивает. — Отлично, йон! — Тебе говорили, что ты уникум? — Сотни раз. Завидуешь? — Вот ещё. Киджи надевает шнурок обратно, проводит указательным пальцем по пуговице и улыбается. Не кому-то, не широко и ослепительно. Скорее сам себе, тихонько и лично. Йошимару прикусывает щеку изнутри и смотрит в сторону, в горле почему-то пересыхает. Что за болван. — Куда ты теперь, Йошимару-чан? — спрашивает Киджи. — Домой?.. — Нет, я имею в виду после школы. Какой университет, какой факультет, — он снова засовывает руки в карманы. — Токийский технологический, — Йошимару стирает пот со лба, замечает неподалеку скамейку как раз в тени. — Я стоять устал, пошли вон упадём. — Ага… В Токио, значит, — Киджи садится рядом с ним. — В большой город, йон? — В большой город к большим делам, так и есть. А что? — Да нет, ничего. Я сам так и не определился. — Да ладно? Ты и не определился? — удивляется Йошимару. — Ты же вечно легко решения принимаешь, нет? Захотел — школу поменял, захотел — поучаствовал в шоссейном интерхае, а потом ещё и на МТБ. Тут-то тебя что останавливает, колись? — Узкие дороги, — отвечает Киджи, и сперва даже не понятно, шутит он или всерьёз. — В Токио на МТБ не поездить, да и на шоссейнике особо тоже. Придётся много ходить, пользоваться метро, а мне как-то не очень оно понравилось в последний раз. Слишком много людей и слишком тесно. — Ты на солнышке не перегрелся случаем? — Йошимару машинально протягивает руку и касается его лба ладонью. Горячий действительно, гладкий, кончики волос, скользнувших по пальцам, и правда мягкие. — Это единственное, что останавливает тебя от переезда в Токио? Ты поэтому ронином сейчас сидеть будешь? — Ага, — Киджи прикрывает глаза. — Хорошо-то как, Йошимару-чан! У тебя рука такая холодная, йон. Кровообращение плохое, что ли? — Че… Ничего у меня не плохое, — Йошимару убирает ладонь, сдержав желание дать щелбан. — Ты учиться на вышке собираешься вообще или нет? — А не знаю. Так-то надо, конечно, — Киджи отводит руки назад и опирается на скамейку. Пиджак с рубашкой расходятся чуть в стороны, виден впалый светлый живот. — Отец заставляет, говорит, сам неуч, так хоть я должен быть образованным. — Да, тебе явно не помешает. — Что ты имеешь в виду? — Ты даже не знаешь о традиции с пуговицами, само собой тебе надо учиться. — И правда, йон. На самом деле я бы и не прочь, но Токио… Я точно туда поступлю, если захочу, но как подумаю о его тесноте, так всё желание отпадает. — Ну и дурак, — фыркает Йошимару. — Я вот наоборот жду не дождусь, когда уеду. Новые места, улочки, парки, куча впечатлений. Жалко только, что с Сузуне меньше теперь видеться буду, но телефоны есть и ладно. Глядишь, через год тоже ко мне переберётся. — Вы с Сузуне-чан не разлей вода, я даже завидую немного, — улыбается Киджи. — Жаль, что у меня нет младших братьев или сестёр. — И старших нет? — И старших. Я один в семье, может, поэтому они так хотят отправить меня учиться. Слушай, Йошимару-чан… — Только не говори, что хочешь со мной в один университет. — А почему нет? — он выпрямляется. — Ты разве не будешь по мне скучать? Будь они не знакомы три года, думает Йошимару, он запросто принял бы слова Киджи за флирт, но нет, это и впрямь обычный вопрос, и впрямь простое любопытство, от которого, тем не менее, у него вспыхивают кончики ушей. — По тебе скорее белки в вашем лесу скучать будут, а не я. — Я тебе принц из «Гибли», что ли? Лестно, лестно, спасибо, но я сейчас не об этом, — и Киджи становится серьёзным. — Ты будешь продолжать кататься на МТБ? — На МТБ? — Йошимару запрокидывает голову. Пышные облака в небе над ним даже не плывут, стоят на месте, как нарисованные. — Хотел бы, да вот не знаю. Времени-то в обрез станет, с учёбой. Там как в школе не нагонишь. — То есть ты не пойдёшь в про? Йошимару смотрит на Киджи. — В про? — В университете тоже есть велоклубы, и шанс попасть из них в высшую лигу очень высок. Я… — он словно взвешивает слова, решает, говорить или нет. — Мне на самом деле предлагали грант в Мейсо. С условием, что я вступлю в велоклуб и останусь в нём на все четыре года. — Что? В Мейсо? — Йошимару вскакивает. — Ты же не отказался?! Киджи, ты же согласился, да?! — А если нет? — Киджи смотрит на него снизу вверх. — Разочаруешься? — Нет, но не пойму! Ты же обожаешь МТБ, ты им, чёрт возьми, живёшь!.. Нет-нет, всё нормально, простите, — он коротко кланяется проходящей мимо учительнице с букетом цветов и, стоит той свернуть к школе, продолжает: — Какого ты?!.. — Да всё просто. Я подумал, что без толкового соперника мне будет скучно, — улыбается Киджи. — А раз так, то какой смысл? Я как знал, что ты вряд ли пойдёшь дальше, Йошимару-чан, и отказа… — Стоп. Стоп-стоп-стоп, — останавливает его ладонью в воздухе Йошимару. — Ты хочешь сказать, что не пошёл в Мейсо по спортивному гранту только потому, что тебе там будет скучно… без меня?! Ты нормальный?! — Да? — Ты придурок, — со стоном опускается обратно на скамейку Йошимару. — Я всё поражаюсь, как ты вообще дожил до таких лет без понимания элементарных вещей. Киджи, это был такой клёвый шанс! — Йошимару… — И вот зачем ты мне рассказал, м? Чтоб я позавидовал в очередной раз, как у тебя всё лихо получается? — он прищуривается. — Или ты из жалости отказался, чтобы я себя обделённым не чувствовал? Так я и не чувствую. Раньше бесился, очень, а потом привык, потому что проигрывать такому, как ты, вроде и не позорно совсем. — Да подожди ты… — Господи, да мне всё равно, куда ты поступишь и как, но Киджи… Почему ты в одном гений, а в другом болван беспросветный? Почему ты обычно о себе всегда печёшься, а тут вдруг… В Мейсо ведь так круто! Он дико престижный! — Наверное, но мне хочется, чтобы в моей жизни появилось что-то ещё, кроме МТБ, — отвечает Киджи, и Йошимару замолкает. — Не хочу ассоциироваться только с гонками, не хочу прийти к тому, что начну их рано или поздно ненавидеть. Понимаешь, Йошимару-чан? Хочется попробовать что-нибудь новое, что-нибудь интересное. И не потому, что надо. Йошимару молчит пару секунд, потом усмехается и качает головой. — Я и не знал, что ты такой философ в душе. Удивлён. — Ой да брось! Так что вот… Рад, что оказался прав, и ты тоже дальше кататься не планируешь. Ну, как про. — Да я и в целом не планировал больше кататься, всё равно не то уже будет… то есть нет, я не это… — Ага! — расцветает Киджи, и по его очкам проскакивает солнечный блик. — Так ты тоже поэтому не захотел! И понял, что так, как раньше, не будет уже! Без меня ведь, йон! — Логику свою дурацкую выключи! — рявкает Йошимару и отворачивается, прячет накатившее волнение, с которым утреннему даже не сравниться. — Я про тебя и не думал. Я про учёбу думал. И будущее. — Будущее, значит… — тянет Киджи, и в его голосе слышно улыбку. — О насколько далёком будущем ты думал, Йошимару-чан? Там был я? — О, конечно. Спал и видел тебя бок о бок со мной на лекциях, а потом и в офисе. Просыпался в холодном поту, знаешь ли. Он смеётся. Заразительно, душевно, так, что хочется засмеяться тоже. — А если серьёзно, — Киджи встаёт со скамейки и оказывается перед Йошимару. — Ты не хочешь отсрочить будущее и напоследок порадоваться настоящему? — Чего? Опять в философию ударился? — Раз мы оба оставляем МТБ… И раз мы вряд ли снова станем соперниками… — он протягивает ему руку. — Может, бросишь мне последний вызов, Йошимару-чан? Шанса больше не будет, а ты ведь так меня и не победил. Йошимару смотрит на него. На сияющее удовольствием лицо, на безмятежность, на саму, кажется, свободу, в которой нет и отголоска страха. Киджи не знает, что его ждёт, не переживает, он стоит сейчас перед ним в рубашке и пиджаке без пуговиц, и не похоже, что он вообще об этом помнит. Йошимару вновь завидует ему, только сейчас по-хорошему. Может быть, Киджи и прав, что плывёт по течению, может быть, мир действительно гораздо больше, чем кажется. Йошимару хватает его ладонь, и Киджи тянет его наверх.