Ты в моем фокусе

      Стою у здания ЗАГСа и смотрю на счастливые лица, которые меня окружают. Вот родители, которые не сдержали слез от умиления. Вот друзья, которые в перерыве между очередным «горько» вливают в себя шампанское. Вот вся остальная родня, которая шушукается за спинами, обсуждая вложенные деньги на свадьбу, машину и платье невесты. Стоит фотографу только навести камеру на них, как все становятся иными, считая что идеально скрывают свои лица за притворством. Зря. На фотографиях очень хорошо это заметно. Вздыхаю от предсказуемости ситуации. Почему? Потому что, редко бывает такое, что свадьбой все довольны, и молодожены и их родственники с друзьями. Находятся и такие личности, которые мутят воду и любят подлить масла в огонь своим недовольством. То им церемония не пришлась по вкусу, то голуби взлетели слишком криво, то солнце светит слишком ярко. И снова у меня из груди вырывается вздох, но уже от облегчения, потому что это не моя свадьба. Да и около ЗАГСа я нахожусь совершенно по иному поводу. Весьма тоскливому, если посмотреть на всех вокруг.       Передо мной притормаживает машина и я припускаю солнечные очки по переносице. Наконец-то. — Прости, дел по горло, — Зереф бросает взгляд на наручные часы. — Достаточно, — вновь пряму глаза за темной защитой, — Мог бы и поспешить, все-таки такое событие. — Лю, — брюнет заметно напрягается. А меня напрягает то, что он до сих пор сокращает мое имя, Меня словно отбрасывает в прошлое, где я слышу в таком исполнении, но произнесенным ласково, а не так, как сейчас. Как будто для него теперь это нечто раздражающее. И мне хочется сказать что-то колкое, но очередное «горько» обрывает все на корню. Приходится натянуто улыбнуться мимо проходящим людям, они же не виноваты, что у них праздник, а у меня развод. — Пойдем, нам пора, — муж касается моей руки, выводя из ступора, почти бывший муж. Но в этих касаниях нет ничего, что указывало на то, что мы были когда-то нежными с друг другом. В них даже нет никакой дружеской подоплеки. Мы отталкиваемся друг от друга, будто бы незнакомцы, и будто нам неприятно все это.       Странно, да? Люди влюбляются, обещают прожить всю жизнь рядом и строят планы на старость. А потом что-то происходит и. мы становимся тему, кто мечтает поскорее разорвать все связи друг с другом. Мы хотим. освободиться друг от друга, почувствовать свободу. Разъезжаемся по разным углам, делим имущество, возвращаем подарки. Но человек сам по себе сложный механизм и вытравить все воспоминания из себя не получается. Пожалуй, это самое поганое во всей ситуации. Потому что нет-нет, а екает внутри. Особенно в такие моменты, как сейчас. Когда молоденькая регистраторша даже не скрывает любопытного взгляда, которым она одаривает сначала меня, а затем Зерефа. И на нем она задерживается чересчур долго. Сначала мне хочется по старой памяти дать девочке понять, что ей ничерта не светит. Но потом я вспоминаю, что Зереф теперь не мой и. он взрослый мужчина. Справится сам с излишним вниманием, если оно ему придется не по вкусу. Но он как всегда слишком занят делами и даже в кабинете не отрывается от своего телефона. Да нам и любовница не понадобилась, чтобы наш брак разлетелся к чертям собачьим. Хватало и его телефона, который он в последние годы выключал на пять минут, чтобы заняться сексом со мной. Но теперь, мне что-то подсказывало, что даже в те минуты, он не наслаждался временем со мной. Он просто ставил работу на паузу, трахал меня и снова втыкал в свои таблицы. Я бы поняла его одержимость, если бы мы в чем-то нуждались. Но бы оба — выходцы из состоятельных семей. Оба работаем не потому что это нужно, а потому что нам было бы скучно сидеть без дела. Сошлись мы, возможно по той же причине, хотя поначалу нам казалось, что это любовь. По крайней мере, мне так казалось. Пинаю его носком своей туфли и с удовольствием вижу, как он морщит нос. Он так забавно это делает. — Вытыкни из своей игрушки, — киваю в сторону девушки, — А то бедолага скоро глазки сломает, так усердно тебе их строит, а ты этого даже не замечаешь. Зереф вздыхает, девушка краснеет, как помидор. Каюсь, иногда язык мой — враг мой. Но когда я нахожусь в стрессовых ситуациях, ничего не могу с собой поделать. — Эм., — откашливается регистратор и чуть ли не с носом ныряет в бумаги, — Фамилию оставляете? — Боже упаси, — закатываю глаза и тут же улавливаю краем уха раздраженное бормотание слева от себя, — Надоело быть Драгнил, прошу вернуть мне мою девичью фамилию. — А чем это она тебе не угодила? — он не выдерживает. И мне нравится то, что я вижу, настоящую эмоцию. Пусть она даже на грани того, чтобы перерасти в гнев. Раньше такие вспышки всегда заканчивались сексом в самых неподходящих местах. Но это было в первые годы брака, когда мы еще не могли насытиться друг другом. А сейчас она мгновенно гаснет, сменяется какой-то усталостью.       Я не продолжаю говорить, а Зереф даже не пытается докапываться дальше. Девушка же сосредоточенно что-то печатает в компьютере и даже не смотрит в нашу сторону. По инерции тянусь к безымянному пальцу, чтобы прокрутить обручальное кольцо, я всегда так делаю, когда нечем себя занять. Но там пустота и я перевожу взгляд на руку бывшего мужа. И тут же чуть не даю себе ладонью в лоб, зачем я туда смотрю? Он снял обручальное кольцо на пятом году совместной жизни. Я даже не помню причины, но, кажется, тогда она мне показалась понятной. — Вот, ознакомьтесь внимательно, — регистратор подает нам документы, — И если все верно, распишитесь на полях рядом с вашими фамилиями. Зереф подписывает бумажки даже не прочитав, и это как-то особенно больно отдается у меня внутри. Неужели все настолько плохо? Неужели я настолько тебя достала? А потом сама признаюсь, что лишние сантименты тут ни к чему. Суть документов и так ясна, я лишь гляжу на строчку, где красуется моя девичья фамилия, от которой я уже отвыкла и даже читается как-то иначе, словно она и не моя вовсе. А затем ставлю свою подпись и теперь я снова Хартфилия, даже не верится. — Что ж, — девушка как-то нервно глядит на нас, — Примите мои… И то что она не знает, как продолжить, заставляет меня усмехнуться. Для поздравлений как-то неуместно, а говорить соболезнования — как-то совсем уже не в ту степь. — Спасибо, не утруждайтесь, — бросает Драгнил и собирается уходить. Ох уэ благородный спаситель, который так вовремя помог бедняжке окончательно не слиться цветом лица с багровыми занавесками на окнах. — Всего хорошего, — киваю головой и поднимаюсь со своего места, скручивая бумаги о разводе в подобие рулончика.       В полном молчании, мы прорываемся сквозь толпу гостей и несколько пар будущих молодоженов. И на душе становится совсем тоскливо, кто знает что их ждет впереди. Может быть, их счастье не выдержит даже первого заёба. На практике не все так красиво, как это показывают в фильмах. — Что ж, ты это, звони, если вдруг что, — в спину говорит мне Драгнил, открывая дверцу своей машины. — Угу. — Лю, я серьезно. Мы же взрослые люди, которые умеют решать проблемы соответственно своему возрасту. Я действительно помогу, если это потребуется. Все же, не смотря на все это, мы не чужие. — Драгнил, угомонись, — роюсь в сумке в поиске ключей от своей машины, — Я похоже на ту, что будет горевать о разводе под грустные песни с бутылкой вина? — Это вряд ли, — усмехается муж, вернее, бывший муж, — Ладно, удачи тебе, Хартфилия. Будь на связи. Я киваю головой и выдавливаю из себя улыбку, когда он сигналит и проезжает мимо меня. Затем прохожу чуть дальше по парковке и ныряю в свою машину. И только потом маска эдакой несокрушимой женщины трескается и разваливается на части, на душе паршиво, на глазах слезы.       Сильные девочки тоже ломаются. Но только при условии, что это никто не видит.