Трансфузия

      Мастер-аптекарь Фаранелл знал, что умирает. Как и любой Отрекшийся, он имел богатый личный опыт в этом деле, однако поразительное сходство второго раза с первым оказалось для него лёгким сюрпризом. Боль была притупленной и отдалённой, на смену душераздирающей панике пришло некое хладнокровие фаталиста, но самая суть — ползучий холод, вялость чувств и стойкая иллюзия замедленного падения при полной неподвижности — осталась без изменений. Фаранелл всегда представлял свою гипотетическую повторную смерть несколько иначе. На поверку вышло, что его гипотезе не хватало научной конкретики.       Упырь, напавший на него из засады, сидел, скрючившись, на снегу, сложив пучеглазую голову на плечо. Фаранелл мог только гадать о причине его бездействия: может быть, он удивился, что вместо тёплого и живого мяса его когти распороли мёртвую плоть. Может быть, скромная персона Фаранелла заинтересовала кого-то сверху, и этот некто сдерживал упыря.       Существо занесло когтистую лапу, с которой капала жидкость, давно заменившая Фаранеллу кровь. Сейчас его добьют. Фаранелл закрыл глаза. Долго ли он будет пребывать в сознании, если упырь разнесёт его и без того половинчатую голову или вырвет сердце из его груди?       Фаранелл не дождался удара. Вместо него он услышал булькающий визг и как что-то грузно шмякнулось перед ним на землю. Беспорядочное трепыхание подняло клуб морозного снега, который лёг на Фаранелла тонким слоем. Приближались чьи-то шаги — тяжёлые, сопровождаемые поскрипыванием костей и кожаной одежды — и Фаранелл с опаской открыл глаза. Упырь лежал перед ним, всё ещё дергаясь во второсмертной конвульсии. Над ним стоял, дежурно стряхивая с перчаток серную пыль, человек, которого Фаранелл не мог не узнать, но никак не ожидал встретить.       — Должен заметить, мастер Фаранелл, — заговорил Пьютресс, начиная расплываться в улыбке, — Ваши полевые исследования пока что не впечатляют. Лужа химиката и талого снега под раненым боком Фаранелла хлюпнула под подошвами Пьютресса. Тот опустился на колени:       — Разумеется, я могу ошибаться.       Фаранелл попытался подняться, но обнаружил, что его тело было не в состоянии исполнять его волю, и, конечно же, ему было больно, и эта боль нарастала с каждой секундой. Его голову поразила тяжесть, а его связь с миром трещала по швам.       — Пьютресс, — прошипел Фаранелл на утробном наречии Отрекшихся. Стычка с упырём стоила ему пары рёбер, и осколки костей впились в его лёгкие, превратив простейшее занятие — респирацию — в настоящую проверку на прочность, — какого дьявола ты тут забыл?       — Тебя, кого же ещё, — ответил Пьютресс и нагнулся к нему, чтобы осмотреть рану. — Мне пришло видение. Сама Тьма нашептала, так сказать.       — Давай без этой твоей чёртовой мистики, — резко отозвался Фаранелл. — У меня в сумке иголка, нитки и бинты.       Пьютресс поцокал языком и поправил мокрые космы Фаранелла, спадавшие на его глаза. Это была пародия на заботу, наподобие тех бездумных телодвижений, которые мелькали между ними, когда Пьютресс был ему всего лишь учеником — до того, как начал стремительно расти в глазах Королевского фармацевтического сообщества. Для Фаранелла это было напоминанием о некоем полузабытом инциденте из прошлой жизни, старой привычкой, которой он скрашивал монотонность своих бескрайних исследований; он не представлял, что мог поиметь с подобного Пьютресс. Никогда, до сего момента, Фаранелл не задавался этим вопросом.       Теперь каждое прикосновение и каждая любезность, которые раньше попросту шли фоном, навевали опасения, будто за каждым касанием перчатки и за каждым словом Пьютресса притаилась угроза. За пределами их с Фаранеллом лаборатории, здесь, по лодыжку в промозглом снегу и крови, пародия переросла в нечто ужасное.       Пьютресс продел нитку в иголку и стал зашивать рану Фаранелла. Снование иголки не доставляло Фаранеллу никакого дискомфорта (куда ей тягаться с болью от других увечий), и всё же он чувствовал, как она пронизывала его кожу, и как нити связывали разорванные жилы и мускулы друг с другом. Пьютресс мало что мог сделать с внутренними повреждениями — для сломанных костей потребуются железные штыри, а лёгкие придётся заменить, если на будущее запланировано много болтовни — однако его знаний (на которые Фаранеллу, как и любому учителю, хотелось уповать) должно было хватить на то, чтобы Фаранелл смог добраться до Ядозлоби, не испустив ускользающий дух. Его жизнь, во всей её противоестественности, была в руках Пьютресса.       Фаранелл ненавидел целиком и полностью полагаться на кого бы то ни было, но у него не было сил на сопротивление. Ему ничего не оставалось, кроме как слушаться полу-язвительных ласковых слов, которые Пьютресс шептал ему на ухо, словно трепетный любовник: «лежи, не двигайся, тише, тише, всё будет хорошо, я о тебе позабочусь». Право, искусство убеждения было ему не чуждо. «Может, потому наместник Тёмной госпожи с такой скоростью одаривал его повышение за повышением», — с досадой подумал Фаранелл и закрыл глаза.       Наконец иголка исчезла. Фаранелл открыл глаза и увидел, как Пьютресс снимал перчатки. Они промокли до запястий, окрасившись в ярко-зелёный цвет химиката и бальзамирующей жидкости. Всегда и везде, гранд-аптекарь Пьютресс заявлялся в кожаном одеянии, покрывавшим его с головы до ног, хотя его тело было в приличной степени целым, пусть и худым, как скелет. Было очевидно, что смерть забрала его медленно и естественно — возможно, голодом или изнурительной болезнью. Иногда Фаранелл раздумывал, зачем Пьютресс так усердно прятался от живых, когда смерть почти не оставила на нём своих следов; на мгновение в нём возникло необъяснимое, иррациональное желание дотянуться своими гниющими руками до безупречной физиономии Пьютресса и разодрать её. Фаранелл сделал попытку шевельнуться, но ему удалось лишь повернуть лицо к небу. Приняв поражение, он опустил голову обратно набок, хрипло выдохнув остатки воздуха из лёгких.       — Я сделал всё, что мог. Пересадку придётся оставить экспертам в Ядозлоби, но пока что продержишься, — Пьютресс вновь пригладил волосы Фаранелла, отчего тот вздрогнул. — И вот ещё что, — добавил Пьютресс с ноткой сомнения в голосе. Он достал огромный латунный шприц, начищенный до зеркального блеска, с толстенной иглой и пронумерованным стеклянным цилиндром.       — Ты потерял слишком много крови, — произнёс Пьютресс так, будто бы Фаранелл не был в курсе событий. — Я думаю… — и снова осёкся, покачав головой.       — Я знаю, что ты умеешь проводить трансфузию, Пьютресс, — выговорил Фаранелл. — Сделай это.       — Увы, я не додумался прихватить с собой целую лабораторию. Мне придётся использовать свою кровь, а тебе известно, как это рискованно для меня.       — Формально, мой статус превосходит твой, гранд-аптекарь.       — Да. Формально.       Фаранелл прекрасно знал, что именно было завуалировано в этом лаконичном ответе. Но не мог же Пьютресс так хлопотать над его ранением, чтобы просто полюбоваться на отсроченную смерть?       Пьютресс опробовал кончик иглы большим пальцем, не решаясь жертвовать собственную кровь.       — Я мог бы, конечно, просто дотащить тебя до Ядозлоби, где тебе окажут адекватную помощь.       Фаранелл моргнул впервые за несколько минут — впрочем, лучше его расплывчатому зрению не стало. Его конечности были налиты свинцом, и, в свете того, насколько дальней обещала быть дорога до аптекарского лагеря, Фаранелл знал, что он добрался бы до ворот только в виде трупа. Пьютресс тоже знал об этом. За маской сердобольного лекаря блестели глаза лукавого хищника. Фаранелл сделал очередной тяжкий глоток воздуха.       — Пьютресс, — взмолился он. — Пожалуйста…       В ответ ему прозвучал мрачный смешок, и гранд-аптекарь без колебаний всадил толстую иглу в вену на своём запястье. Понемногу, шипя сквозь зубы (что ласкало слух Фаранелла самым бесподобным образом), Пьютресс набрал полный цилиндр своей псевдокрови. Гранд-аптекарь дождался, пока его руки не перестанут дрожать, затем направил иглу вниз и воткнул её в плоть Фаранелла прямо над заштопанной раной. Внутривенная жидкость Пьютресса оказалась теплее, чем сам Фаранелл. Капля за каплей цилиндр опустел, и блаженное тепло cгладило тупую боль в его сломанных рёбрах и разорванной коже. А потом, без предупреждения, тепло превратилось в неистовый жар.       Фаранелл всегда был в первую очередь учёным, предпочитавшим не полагаться на капризные потусторонние силы, но Пьютресс был лишён подобных предрассудков. Он был чернокнижником и не скрывал этого. Ни одно создание не могло призвать силу Скверны, не понеся на себе её клейма. Хотя сердце Фаранелла перестало биться уже много лет назад, осквернённая кровь Пьютресса ошарашила его словно удар под дых, а в венах забурлила живая магма. Он выгнулся и ахнул полной грудью, невзирая на боль в лёгких, и впился пальцами в заснеженную землю.       Он не помнил, сколько времени провёл в таком положении, пока искра тёмной магии Пьютресса плясала по его нервной системе. Это нечто сводило с ума, шептало где-то на задворках его разума, заполоняя его обещаниями. Фаранелл с ужасом осознал, что это была страсть, бушующая и снедающая как никогда на его памяти. Наконец («Слишком рано», — пронеслось в голове Фаранелла, и он проклял себя за эту мысль) Пьютресс вытащил иглу, и Фаранелл невольно застонал.       — Как себя чувствуешь? — спустя несколько мгновений поинтересовался Пьютресс.       — …Живым, — ответил Фаранелл. Он предпочёл отделаться полуправдой вместо того, чтобы оповещать Пьютресса, в какое место устремилась его огненная, инородная кровь.       — Попробуй встать.       Фаранелл, не торопясь, неуверенно принял вертикальное положение. Эйфория после трансфузии не собиралась так просто его отпускать. Он мог поклясться, что, как бы смешно это ни звучало, его пробила дрожь, когда Пьютресс протянул ему руку. Схватившись за неё, Фаранелл замарал ладонь в собственном секрете, ведь Пьютресс, по неведомой причине, снова надел перчатки. Слабость в коленях не заставила себя ждать, но Пьютресс обхватил его за талию и не дал упасть. Фаранеллу с трудом удавалось переставлять ноги, но, благодаря опоре в виде Пьютресса, он мог, медленно, но верно, идти.       — Нам нужно вернуться в Ядозлобь до заката, — сказал Пьютресс. — Не то горгульи обрушатся на нас со всей силой.       Из-за гудения в черепной коробке Фаранеллу казалось, что голос Пьютресса доносился издалека.       — Знаешь… — начал Фаранелл, — ты так и не сказал мне, что привело тебя сюда.       — Я искал тебя, учитель, — изжившее себя обращение прозвучало неоднозначно: то ли искренне, то ли язвительно. — У меня было предчувствие, что тебе может понадобиться моя помощь.       — Я доложу Тёмной госпоже о твоём подвиге, гранд-аптекарь.       — Не стоит. Мне только в радость помочь тому, кто научил меня всему, что я знаю. Ну, почти всему. Ты ведь никогда особо не одобрял мой интерес к магии.       Нога Фаранелла поскользнулась на льду, и Пьютресс стиснул его талию крепче, вместе с зашитой раной. Фаранелл подавился пронзительной болью, пошатнулся и прильнул к Пьютрессу. И снова в его памяти мелькнула прошлая жизнь: мерное чужое дыхание, крепкие объятья. На тот момент Фаранеллу было неясно, зачем его разум подкидывал ему подобные ассоциации.       — Не бойся, Фаранелл, — тихо проговорил Пьютресс. — Я не собираюсь записывать тебя в должники. Я ни за что так не подставлю своего собрата.       Головокружительная возбудимость, вызванная трансфузией Пьютресса, шла на убыль. По боку Фаранелла вновь начала расползаться боль, и, что ещё хуже, мучительное желание — грызущее и земное, подобное голоду или жажде — свило кольца в его груди. Фаранелл был знаком с этим чувством: понаслышке, если не по опыту. Он видел, как люди продавали души, лишь бы избавиться от этой стенающей пустоты, и, к своему ужасу, начал понимать их. Фаранелл вопрошал себя: как, как за эти скудные месяцы пребывания в Нордсколе его авторитет в Королевском фармацевтическом сообществе сбежал, подобно воде сквозь пальцы, прямо в подставленные лапы его харизматичного и коварного ученика? А теперь и его, Фаранелла, тело угодило в эту хватку? Если раньше он не сомневался, что способен наложить руки на Пьютресса, то с этого дня его решимость дала трещину.       — Ты лжец, Пьютресс. Проклятый лжец и всегда им был, — прошептал Фаранелл. Пьютресс либо не расслышал его, либо не захотел отвечать. Фаранелл устремил взгляд на огни Ядозлоби, сверкавшие на горизонте подобно бдительным глазам, и захромал навстречу им.