* * *
В больничном саду собрались многочисленные семьи пациентов: одни сидели на траве, другие расположились на скамейках. Все грелись на солнце, захватив закуски и напитки из торговых автоматов. Теплый ветерок обдувал деревья и листву, разгоняя летний зной. Дети гонялись друг за другом, пока мы прогуливались по гравийной тропинке. Одна любезная медсестра предложила толкать мою коляску вместо брата. Мы остановились у скамейки, на которой сидел молодой человек в белом халате. Медсестра оставила мое кресло рядом со скамейкой, а брат сел на край. — Спасибо, — неловко сказал он медсестре, которая улыбнулась ему. — 中に戻りたいとき、お知らせください, — ответила она, поклонившись. — ありがとう, — сказала я, хотя мне пришлось по крупицам разбирать то, что она сказала. «Внутрь… вернуться внутрь… О! Нужно дать ей знать, когда захотим вернуться». До чего же странно. После всех этих событий я обнаружила, что вспоминаю японские слова гораздо легче, чем раньше. Как будто я интенсивно изучала язык в прошлом, но воспоминания оставались заперты. Медсестра направилась в сторону больницы, исчезая в толпе. Было что-то удивительно обыденное в том, как семьи приходят к своим раненым родственникам. Легкая нервозность, которую я испытывала после того звонка, рассеялась под лучами солнца и пением птиц. Не будучи запертой в своей душной палате, я слышала пение птиц гораздо отчетливее. Закрыв глаза, я заслушалась. «Можно было провести тут весь день». Брат тихо рассмеялся: — Лучше, наверное, чем смотреть в потолок. — О, ты даже не представляешь. Я уловила, как он копается в кармане, пока что-то не упало мне на колени. От испуга я распахнула глаза и увидела маленькую пачку крекеров. — Прихватил из автомата, — сказал он. — Никогда их раньше не пробовал, но подумал, а вдруг ты проголодалась. Я улыбнулась при виде маленького плюшевого мишки на пачке: — Спасибо. Мы погрузились в уютное молчание. Я никогда не чувствовала себя более живой, чем сейчас, нежась под лучами солнца и предвкушая совершенно новое будущее впереди. Я была как никогда счастлива, но внутри меня присутствовала некая незыблемая пустота. С каждым днем я все сильнее ощущала ее. Какое-то время я не понимала, что же она значит, и, по правде говоря, не поняла до сих пор. Но казалось, что за шестьдесят секунд, проведенных на пороге смерти, я потеряла нечто очень ценное. «Хотела бы я вспомнить, что именно…» Телефон брата завибрировал, вырвав меня из размышлений. Меня обдало волной адреналина, пока он не поднял трубку. На экране был неизвестный номер. Это ведь не отец? Если только он не использовал другой номер специально. Стал бы он так стараться? «Да. Стал бы». — Пойду отвечу, хорошо? — он привстал. — Если у тебя вдруг откроется кровотечение или что-нибудь в этом духе, просто кричи или зови на помощь, и я тут же прибегу. Я покачала головой: — Да ладно, не думаю, что это понадобится. Ты меня смущаешь. — Насколько я помню, это моя работа! — он усмехнулся, прижимая телефон к уху, зашагав прочь. Вскоре он исчез за живой изгородью. Оставшись одна, я открыла пакет с крекерами, лежащий у меня на коленях. Он, как всегда, был прав. Я и правда проголодалась. Взяв крекер, я откусила половину. Он оказался сухим и соленым, а еще после него осталось странное послевкусие, которое я не смогла распознать. «Дело в крекерах, или у меня просто вкус испортился?» Вот уже несколько дней ничто не имело прежнего вкуса. Я списала это на побочный эффект от обезболивающих, или, возможно, на то, что чуть не умерла. Я с неохотой проглотила его и положила вторую половинку обратно в пакет. — これらはより良い. Совсем рядом раздался чей-то незнакомый голос, и только через пару секунд я поняла, что говорил мужчина, сидящий по другую сторону скамейки. У него были выкрашенные светлые волосы, а выражение лица выглядело одновременно нечитаемым и лукавым. Он протягивал пакет со снеками. Должно быть, я выглядела по-идиотски, уставившись на него, поскольку он выжидательно вскинул бровь. Мой мозг пытался собрать воедино то, что он сказал. これら означало «эти». А 良い означало «хороший». Если он использовал «より», это значило… «Эти лучше». Я не хотела выглядеть еще большей неумехой, поэтому просто улыбнулась и протянула руку, чтобы взять из пачки печенье. — そうですね, — сказала я, пытаясь подобрать слова. — よく見ます. Правда? Выглядит хорошо. Я съела печенье, быстро обнаружив, что сладкая текстура песочного печенья действительно намного вкуснее, чем сухие крекеры. Но во всем этом разговоре чувствовалось нечто странное — любопытное выражение лица мужчины, печенье… Все казалось слишком знакомым. Я была абсолютно уверена, что никогда в жизни его не встречала, и все же, как только я попробовала печенье, меня охватило необъяснимое чувство дежавю. Он слегка усмехнулся, как будто только что разгадал загадку. Может, тут крылась какая-то шутка, которую я не уловила? — やっぱりな, — задумчиво обронил он. — 理解できる. Как я и думал, ты меня понимаешь. Его голос звучал негромко и чуть хрипловато, а раскосые глаза придавали ему кошачий вид. Однако его слова мне не понравились. Я не могла взять в толк, что он имел в виду. Пытался ли он доказать, что я знаю японский? Если да, то кому? — どういう意味? — спросила я. Что ты имеешь в виду? Он пожал плечами, но на его лице все еще играла самодовольная улыбка. — Да ничего, — ответил он на безупречном английском. — Просто хотел узнать, сможешь ли ты понять медсестру. Я растерянно моргнула. «Что за… Кто это вообще такой?» — Ты устроил мне проверку, — сказала я, — совершенно чужому человеку, — не зная, чувствовать ли мне себя оскорбленной или очарованной, я оставила попытки поддерживать диалог на своем ломаном японском. — Не назвал бы это тестом, — ответил он. — Мне просто было любопытно. Он смотрел на сад, казалось, мой резкий тон его ничуть не задел. Его светлые волосы отросли у корней, что означало, что он, как и я, пробыл в больнице какое-то время. Вдоль горловины больничного халата виднелась повязка, обмотанная вокруг груди и плеча. «Тогда…» — Ты тоже был в Сибуе, — сказала я, вслух размышляя. Очевидно, вроде бы, но большинство пострадавших уже выписали или перевели в амбулаторные клиники. Его глаза встретились с моими: — Ты тоже выбрала не лучшее время для визита в Японию. Мне стало интересно, как же он заработал свои раны, что он там делал, разделял ли ту же пустоту, которая преследовала меня. Мне о стольком хотелось спросить. — Был ли ты, — начала я, немного замешкавшись, когда почувствовала на себе его пристальный взгляд. — Они сказали, что сотни из нас пережили остановку сердца ровно на одну минуту. Он хмыкнул, глубоко задумавшись: — Значит, ты тоже… — Как думаешь, что это значит? — А должно? Лишь по взгляду я ощутила, как он оценивает меня — взвешивает каждую мелочь. В нем была некая педантичность, как будто он мог запросто определить чужие симпатии, антипатии, увлечения и вообще всю личность вплоть до мелочей, просто наблюдая за человеком издалека. — Нет, — признала я. — Это не обязательно должно что-то значить. Но тебе это не кажется странным? Он не ответил. Возможно, я задавала ему слишком много вопросов. Пакет с печеньем лежал у него на коленях, но он не сделал ни единого движения, чтобы его съесть. Вместо этого его внимание было сосредоточено на чем-то, зажатом в его руке — кольце. До этого я не обратила внимания, а теперь заметила, как он крутит его между пальцев, рассматривая серебряную резьбу. «Его ли это кольцо?» Нет. Если бы оно принадлежало ему, он бы не смотрел на него так. Значит, кому-то другому, кому-то особенному, но если так, то зачем оно ему? Может быть, он потерял кого-то при падении метеорита? Нет. Его выражение не отражало никаких эмоций, кроме праздного любопытства. У человека, потерявшего близких, такого лица быть не могло. «Если только он не планирует сделать предложение?» Было в нем что-то вызывающее интерес. Хотя я осознавала, что он изучает меня, я чувствовала себя совершенно спокойно, сидя рядом с ним вот так. Вдруг по моей обнаженной коже пробежали мурашки, что совершенно не соответствовало кипящей июльской жаре, и я, не подумав, я выпалила еще один вопрос: — Мы раньше не встречались? На этот раз, вместо того чтобы проигнорировать меня, он посмотрел мне прямо в глаза. Я увидела в них холод, бритвенную остроту, которая оставила меня беззащитной. Но, как ни странно, меня это ничуть не обеспокоило. А потом он тихо произнес: — Хотел спросить тебя о том же. И снова это чувство дежавю. Словно родной океан, волны которого набегали на меня, погружая мое тело все глубже и глубже в песок. Мне хотелось расспросить этого незнакомца поподробнее. Я желала узнать, что же значит это странное знакомство. Но момент оказался разрушен звуком приближающихся шагов. — Похоже, пока меня не было, ты все-таки не скончалась. Не придавая значения только что состоявшемуся разговору, брат вернулся на скамейку, не выпуская телефон из рук. Я не сразу вспомнила, что он, вероятно, только что беседовал с нашим отцом, однако мои мысли, похоже, были написаны у меня на лице. — Расслабься, — сказал он. — Это всего лишь Юто. Кажется, я о нем уже упоминал. Трудно было сфокусироваться на его словах, когда таинственный незнакомец, стоявший позади него, все так же притягивал мой взгляд. За время нашего короткого разговора этот человек сумел заставить меня полностью забыть о моем положении. — Эй? — брат помахал здоровой рукой перед моими глазами. — Ты здесь? Отвлекшись, я покачала головой. Я не знала никого из друзей брата. По крайней мере, не слишком хорошо. — Может, и упоминал. — Хорошо, это нормально, даже если ты не помнишь. Потому что ты с ним все равно скоро познакомишься. Я нахмурилась: — Что ты имеешь в виду? Мой брат горделиво улыбнулся, и я сразу поняла, что он потянул за какие-то ниточки. — Поскольку тебе нужна рабочая виза, чтобы остаться здесь надолго, я решил поспрашивать друзей. Отец Юто — крутой адвокат. У него своя юридическая контора, и, хочешь верь, хочешь нет, но им нужен носитель английского, чтобы помогать вычитывать переведенные документы для иностранных клиентов. Это звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Они что, правда устроят меня на работу? Он пожал плечами: — Пока еще не знаю точно. Сначала Юто должен согласовать все с отцом. Но раз уж он может замолвить словечко, шансы у тебя хорошие. — Спасибо, — искренне сказала я. — Не знаю, откуда у тебя столько связей, но без них я бы пропала. Он отмахнулся: — Да ерунда. Если они дадут тебе работу, это уже кое-что. Найти жилье тоже будет достаточно просто. Компания даже может тебе помочь. Работа переводчика. Или, по крайней мере, корректора. Род занятия для меня значения не имел, потому что одно то, что Юто был настолько добр, что решился помочь мне, младшей сестре своего университетского друга, казалось просто невероятным. Мне было все равно, на какую работу пойти, лишь бы не пришлось возвращаться домой. А значит, я найду способ, как все устроить. Улыбаясь себе, я представила, как сложится моя новая жизнь. Прошлое закладывает фундамент для будущего — уж это точно. Может, я оказалась в Сибуе не просто так, и какая-то сверхъестественная сила притянула меня в Японию ради этого момента. «А что, если все мы оказались в Сибуе не просто так?» Я посмотрела в сторону скамейки в поисках загадочного незнакомца, надеясь спросить его имя. Но он исчез.* * *
«生存者の美術工芸クラブ».
Ламинированная табличка, наклеенная на дверь, не поддавалась расшифровке, но можно было легко понять, что происходит внутри, просто заглянув в маленькое квадратное окошко. Пациенты со всевозможными ранами расселись группами, на разных столах были разбросаны горшки с краской, обручи для вышивания, клубки пряжи, вязальные спицы, цветная бумага для оригами и крючки для вязания. «Клуб декоративно-прикладного искусства для выживших». Мои руки сжались вокруг моих костылей. Мысль о том, чтобы войти внутрь, показалась мне ужасающей. Я не знала там ни одной души. Но если не пойду, брат об этом непременно узнает. Теперь, когда я могла передвигаться без инвалидного кресла, он убедил меня вступить в этот клуб. Видимо, для моего же блага. «Слушай, идея отличная. Даже медсестра рекомендовала. К тому же, если останешься здесь, в Японии, тебе понадобятся друзья. И я имею в виду настоящих друзей, а не моих». Кружки по интересам никогда не были моей сильной стороной. А если добавить к этому языковой барьер, то все начинало выглядеть, как мой худший кошмар. «Неужели мне и правда придется это сделать?» Каждая клетка в моем теле кричала «нет», но я знала, что потом брат начнет расспрашивать меня о том, что чем я занималась и с кем познакомилась. Но, пожалуй, у меня были и свои причины. «Я больше не хотела оставаться одна». Набравшись смелости, я нерешительно открыла дверь. Несколько голов обернулись ко мне, и мужчина в возрасте, стоявший неподалеку, придержал дверь, пока я лавировала по комнате. Быстро выяснилось, что этот мужчина и был тем, кто заведовал этим клубом. Он направил меня к свободному стулу за одним из множества столов. Затем он помог подпереть мои костыли и жестом указал на корзину с инвентарем в центре. — 好きなものを使ってください, — сказал он, что, насколько я поняла, означало: «Пожалуйста, бери все, что захочешь». Я слегка поклонилась в знак благодарности, а затем обратилась к невероятному разнообразию материалов передо мной. Люди за столом не обратили на меня внимания. Двое вязали, а один раздобыл акриловые краски, чтобы порисовать. Рядом со мной сидела молодая девушка с длинными дредами в пижаме персикового цвета и старательно вышивала крестиком картину с цветами. — Вау, — вздохнула я, заставив девушку поднять на меня глаза. Я не хотела, чтобы она подумала, что я пялюсь, поэтому я указала на ее картину и объяснила: — それはすごいです. Выглядит потрясающе. Она хмыкнула, как будто я упустила очевидную шутку. «Неужели мой японский такой забавный? Мужчина на скамейке сделал то же самое». Девушка, видимо, заметила мое замешательство и ободряюще махнула рукой: — 大丈夫、何でもないよ. Не волнуйся, ничего страшного. Я подумала, что она слегка странная, хотя она и смотрелась довольно мило со своими косичками и тщательно нанесенным макияжем. Но тут она наклонилась поближе и поднесла свою картину к свету, прошептав: — 見て. Посмотри. В искусственном свете я разглядела множество оттенков хлопковых нитей, которые она использовала. Почему-то сейчас картина стала еще красивее: на ярко-синем фоне ярко-синим фоном выделялся замысловатый узор из пионов. И тут я поняла, что же тут смешного. Прямо в центре картины, выведенное нитками на тон светлее, красовалась фраза: «くたばれ. Катитесь к черту». Я не сдержала смеха, когда девушка торжествующе усмехнулась. Люди за другими столиками старались не смотреть на нас, но я заметила, как они хмурятся. Мне было все равно, смотрят они или нет. Было что-то дурацкое в изящно вышитой вручную картине с ругательством, спрятанном прямо на виду. Но если бы она не поднесла ее к свету, я бы так и не заметила. Все еще хихикая, девушка сказала: — 出来た, 笑っている! Сработало, ты улыбаешься! — そうね! Похоже, ты права! Лед тронулся. Девушка показала мне разные наборы для вышивания крестиком, спрятанные на дне корзины для рукоделия. Я взяла в руки ткань и пяльцы, а она рассказала, что поскольку работала в свадебном магазине, то довольно хорошо умеет шить. А после падения метеорита она записалась в этот клуб и начала создавать картины, в которых были спрятаны все ее разочарования. Я слушала ее так тщательно, как только могла, складывая ее объяснения из того японского языка, который знала. Но, как оказалось, она знала английский еще со школы, так что мы вполне могли общаться, смешивая два языка. Она рассказала, что у нее тоже случилась минутная остановка сердца, и она все еще находится в палате, расположенной недалеко от моей. — Жду не дождусь, когда смогу уже выбраться из этого места, — ворчала она. — Эти чертовы окна вообще не открываются. — И у тебя тоже? Мне приходится выходить наружу, чтобы просто подышать. Она скривилась: — Со всеми этими орущими детьми? Нет уж, спасибо! Я лучше помучаюсь с кошмарными настольными вентиляторами. Мы беззаботно переговаривались, продолжая вышивать, и после того, как я несколько раз случайно уколола палец, я, наконец, начала входить в ритм. Девушка без устали рассказывала обо всех блюдах, которые собирается съесть после выписки, как вдруг остановилась, хлопнув себя ладонью по лбу. — Совсем забыла! — воскликнула она. — Я все это время болтала, но стоило бы представиться, — затем она протянула мне руку. — 水鶏光です. よろしくね. Я Хикари Куина, приятно познакомиться! Я пожала ей руку. И в этот момент я поняла, что обрела в Токио своего первого друга.* * *
Лето проходило словно дождь. Августовская кипень в конце концов рассеялась, освободив место прохладному сентябрю. Хотя районы Сибуя все еще были оцеплены для восстановления и застройки, жизнь, казалось, возвращалась в нормальное русло. Как только меня выписали из больницы, и я перестала опираться на костыли, Юто устроил меня корректором в компанию своего отца. Работа была трудной и временами одинокой, но я знала, что должна извлечь из нее максимум пользы. Юто объяснил, что если мой японский со временем окрепнет, то они рассмотрят мою кандидатуру и на должность переводчика. Но пока я была счастлива, занимаясь корректурой. Компания помогла мне найти жилье, а отец Юто держал мое присутствие в секрете на случай, если мой отец приедет в Токио. Отец много раз пытался дозвониться до меня, даже присылал сообщения, читать которые было невыносимо. Я сразу же удаляла их, а после получения первой зарплаты первым же делом купила телефон. Я внесла туда номера только тех людей, с которыми хотела общаться: брата, Юто, коллег. «И Куину». Наша первая встреча в клубе рукоделия быстро переросла в крепкую дружбу. Куина поддерживала со мной связь. Как и остальные выжившие, она перенесла остановку сердца на шестьдесят второй секунде. Что-то в этом общем опыте сблизило нас, но, несмотря на все это, я постоянно испытывала странное чувство рядом с ней, как будто она уже была моей подругой в далеком прошлом. Чаще всего мы встречались после работы или по выходным, чтобы выпить, посмотреть кино и просто поболтать. Но в этот день она попросила меня встретиться с ней в национальном парке Синдзюку Гёэн. Я была там впервые, но сразу же отметила нечто могучее и впечатляющее в его масштабах. Толпы людей сидели на скамейках, потягивали кофе в обеденный перерыв, позировали для фото, катались на велосипедах по лесным дорожкам. Все вокруг гудело от жизни, несмотря на прохладный сентябрьский полдень. Я прогуливалась по тропинке, закутавшись в куртку, чтобы защититься от легкой стужи. Деревья по обеим сторонам окрасились в янтарный, листва переливалась бледно-желтым и малиновым. Сама дорожка хрустела от толстого слоя листьев, и пока я шла, мне казалось, что я вновь погружаюсь в сон. Я точно никогда тут не была, и все же не могла избавиться от ощущения, что ошибалась. «Откуда же взялось это чувство?» Дорога открыла вид на живописный деревянный мост через озеро. Вода блестела под лучами солнца, и листья с развесистых деревьев падали на поверхность, плавая, словно кувшинки. Когда я выглянула за край моста, то уловила внизу проблески крохотных серебристых рыбок. «Если я бывала здесь раньше, то вряд ли бы забыла. Не думаю, что такое прекрасное место вообще можно забыть». Мне не хотелось отрывать взгляд от пейзажа, но я обещала увидеться с Куиной в одной из многочисленных чайных, разбросанных по всему парку. Она нашла одну на Гугл Картах, так что я знала, что легко ее разыщу, если буду придерживаться тропинок. Была вероятность, что я приду раньше, но я и не возражала. На этот случай в сумке лежала книга, так что у меня найдется, чем убить время. Да и что может быть лучше для чтения, чем атмосфера осеннего парка? Я шла по мосту, любуясь скользящими по воде водомерками и наслаждаясь запахом скошенной травы, шуршащими под ногами листьями. И случайно увидела его. Незнакомца из больницы. Его волосы были все такими же светлыми, но теперь выглядели так, будто их недавно покрасили. Вместо халата и больничной одежды на нем была черная куртка с белым капюшоном, торчащим из-под воротника. Он сидел на скамейке под ветвями дерева на берегу озера. Как и в прошлый раз, когда я встретила его, он вертел между пальцев кольцо. Он казался таким задумчивым, что мне даже не хотелось его отвлекать. Но было в нем что-то особенное, просто я не могла понять, что именно. Даже когда я просто смотрела на него, внутри меня поднималась смесь удовольствия и страха. Чувство приязни смешивалось с суровым холодом. Я сверилась с часами. «Времени еще много». Медленно приближаясь к скамейке, я попыталась уловить его взгляд, чтобы он заметил мое приближение. Но он настолько увлекся кольцом, что не поднял глаз. И тогда я поступила иначе: обратилась к нему с неуклюжим комментарием: — Если думаешь о том, чтобы сделать кому-то предложение, то делай. И тут же пожалела о своих словах. Незнакомец наконец поднял голову, и в его глазах блеснуло узнавание: — С чего ты взяла, что я делаю кому-то предложение? — В больнице ты занимался тем же самым. Я присела на скамейку, опасаясь подсаживаться слишком близко, на случай, если он отмахнется от меня и уйдет. Но он, казалось, не возражал против моего присутствия. Он просто смотрел на меня, и я видела, как в его глазах вертятся шестеренки. — Ты все время смотришь на это кольцо, значит, дело в предложении. Поправь меня, если я ошибаюсь. Его губы изогнулись в странной улыбке: — Оно не мое. «Но тогда… почему?» Его ответ вызвал еще больше вопросов. И, словно прочитав мои мысли, он начал объяснять: — Когда я проснулся, мне сказали, что оно было у меня в кармане. Но они допустили ошибку. Никогда раньше я его не видел. — Оу, — признаться честно, я была немного разочарована тем, что это всего лишь недоразумение. — Может, оно принадлежал кому-то, кто оказался поблизости, и они просто решили, что оно твое. — Возможно, — согласился он. Мы погрузились в тишину, и я любовалась зрелищем ряби на глади озера в лучах солнца. Каждый раз, когда дул легкий ветерок, листья над нами шелестели, а некоторые падали вниз. Я пребывала в совершенном спокойствии, как вдруг незнакомец заговорил: — У тебя листья в волосах. Я провела по ним пальцами, разбирая пряди: — Где? Парень фыркнул: — Идиотка. «Он так глупо шутит? Так нечестно». — Ты не можешь называть меня идиоткой, — запротестовала я. — Ты даже имени моего не знаешь. Похоже, его это не волновало. Если уж на то пошло, он выглядел чересчур самодовольным. — Что правда, то правда. Но ты подумала, что это обручальное кольцо. — Почему оно не может быть обручальным? — Теоретически может, но здесь нет ни бриллиантов, ни платины, ни белого золота. Большинство людей, видя все это, точно бы не решило, что это обручальное кольцо. Я вздохнула, недоумевая, почему мы обсуждаем такие глупости. — Ладно, ты выиграл. Хотя обручальное кольцо не обязательно должно быть с бриллиантами. Просто мое мнение, только и всего. Присмотревшись к кольцу на его ладони, я узнала этот яркий зеленый камень. Хризолит. В больнице мне не удалось рассмотреть его как следует, но теперь я заметила, что серебряная отделка была изогнута дугой, имитируя лучи солнца. «Как подходит…» — Если бы кто-то сделал мне предложение с этим кольцом, — пробормотала я, — оно бы понравилось мне куда больше, чем бриллианты. Незнакомец, должно быть, расслышал меня, поскольку его губы растянулись в полуулыбке: — Это просьба? «Что?! Как он вообще может о таком спрашивать?» — Я не это имела в виду! — я слегка отскочила назад, а шею охватило жаром. Хватило же у него наглости сказать что-то настолько бесцеремонное постороннему человеку, с которым встречался всего раз. — Просто хотела сказать, что романтичнее получить камень, который и правда что-то значит. Выражение его лица переменилось, обнажив ехидное безразличие, от которого у меня застыла кровь. Внезапная перемена была поразительной. — Романтичнее, — повторил он. — Ты действительно думаешь, что романтика вообще чего-то стоит? Я не знала, как на это ответить. Его безучастное выражение лица, казалось, отторгало всякое проявление дружелюбия, и, похоже, я затронула его за живое. По сути, я все еще ничего не знала о нем. И я понятия не имела, как он отреагирует, если я выведу его из себя. — Не романтика, — честно ответила я. — А вот любовь да. Ответ был отрывистым и бесстрастным: — Полагаю, ты считаешь, что между ними большая разница. — Конечно. Он издал скептичный возглас, и стало ясно, что, что бы я ни сказала в этот момент, он продолжит насмехаться и все отрицать. Однако в его скептицизме было что-то такое, что заставило меня захотеть доказать, что он не прав. Я просто не могла оставить все как есть. — Любовь не имеет ничего общего с розами и плюшевыми мишками. Любовь… любовь причиняет боль. Он ничего не сказал, чтобы прервать меня, и не сделал еще одного ехидного замечания. Я могла только предположить, что он слушает меня, хотя и неохотно. Поэтому я залезла в сумку и достала книгу. — Вот, — я протянула ее ему. — Можешь взять. Ты угостил меня печеньем, а я дарю тебе книгу. Он не двинулся с места, чтобы взять ее, только взглянул на обложку: — Мураками Харуки? — Один из его сборников рассказов. Читал? Он нахмурил брови и нехотя взял ее: — А должен был? — Там есть один рассказ. Он тоже в книге, так что не буду слишком многословной. Он о парне и девушке. Парень так сильно любит девушку, что сравнивает ее со свистком поезда. — Ну, звучит глупо. — Нет, — упорствовала я. — Вовсе не глупо. Иногда я понимаю, что Мураками имел в виду. Ночью, когда ты остаешься в темноте один на один с собой, окруженный сокрушительным давлением, тебя словно поглощает собственная пустота, и весь мир теряет смысл, потому что время будто остановилось, — и вдруг откуда-то пробивается свисток поезда. Он вздохнул, но теперь в его голосе чувствовалась задумчивость. Заинтересованность. — И, похоже, это любовь? — спросил он. Я медленно кивнула, боясь, что он пробьет брешь в моих убеждениях. — Чувство, которое подкрадывается к тебе. К тому времени, когда осознаешь, что случилось, ты уже в ловушке. Этот разговор. Неужели он уже случался? Как могло оказаться, что я чувствовала, что говорила те же самые слова тому же самому человеку в другой жизни. Но ведь другой жизни у меня быть не могло, и эти слова я произносила только сейчас. Возможно ли, чтобы жизни двух людей оказались неразрывно связаны друг с другом, как тонкие нити хлопка, незаметно сплетаясь в единое целое? Может, мы и были такими — нитями хлопка на гобелене жизни. Парень пристально всматривался в озерную гладь. Его пальцы сжимали книгу. — Ты спросила меня однажды, — тихо сказал он, — и теперь я задам тебе тот же вопрос. Мы раньше не встречались? «Значит, ты тоже это чувствуешь?» — Мы встречались в больнице… — До этого. — Я так не думаю, — сказала я. Просто невозможно. Я не помнила, чтобы когда-либо встречалась с ним до нашего последнего разговора. — И все же сочла необходимым прочитать незнакомцу лекцию о любви. Я посмотрела ему в глаза, больше не отстраняясь от тех бесконечных далей, которое видела там. — Думаю, мы оба знаем, что мы не незнакомцы. Он смотрел на меня несколько секунд, не улыбаясь и не хмурясь. Я видела, как он пытается понять, кто я такая и когда мы вообще могли встретиться, но безуспешно. Я была уверена, что не встречала его до инцидента с метеоритом. По крайней мере, не в этой жизни. Молчание тянулось бесконечно долго, пока он не произнес одно слово: — Чишия. Должно быть, его имя. В ответ я назвала свое, и в тот же миг что-то изменилось. Он снова посмотрел на кольцо в своей руке, а затем убрал его обратно в карман. — Собираешься оставить его себе? — спросила я. — Зачем? — Сохрани его для человека, который станет твоим собственным свистком поезда. — Проще будет просто выбросить в озеро. Его слова звучали искренне, но обмануть меня ему не удалось. — Если бы ты собирался его выбросить, то уже сделал бы это. Прошло уже несколько месяцев. Он ничего не ответил, пойманный с поличным. Я откинулась назад, наблюдая, как ветер кружит листья на земле, как вдруг вспомнила, зачем я вообще сюда пришла. «Куина!» — Мне нужно идти. Я резко встала, стискивая ремешок своей сумки. Этот парень, Чишия, лишь недоуменно посмотрел на меня. — Я должна была встретиться с подругой в одной из чайных, — пояснила я, расправляя пальто. Он повернулся обратно к озеру. — Тогда иди. Не обязательно об этом объявлять. Пора было идти. Но я все равно задержалась. Я знала, что что-то влекло меня к нему. Наши жизни были переплетены. — Приятно было познакомиться, Чишия, — его имя звучало так странно, но в то же время так знакомо. — В следующий раз постараюсь не читать тебе столько лекций. — В следующий раз? Я жестом указала на книгу, все еще лежащую у него на коленях. — Такое чувство, что мы еще встретимся, поэтому доверяю тебе сохранить ее для меня. — Почему ты так уверена? — спросил он. — Просто знаю. С этими словами я ушла. И когда я проходила мимо листьев цвета заката, устилающих дорожки, в моей голове эхом отдавались слова того знакомого незнакомца. Чишии. Я знала, что когда-нибудь, где-нибудь наши пути пересекутся вновь. Возможно, в ту минуту, когда наши сердца распростились с этим миром, нас сослали в неведомые дали — туда, где мы разделили страдания. И, пройдя сквозь бурю, терзаемые ветром и дождем, мы отыскали обратный путь. Но странствия в изгнании способны завести так далеко, что следы на песке за это время неминуемо смоет приливом. Я отреклась и от призраков прошлого, и от шторма, следовавшего за ними. Путешествие было только началом, и закатное солнце озарило эту главу моей жизни. Теперь я готова к рассвету.