I been calling you up 'cause I'm missing you
I don't even know what I'm gonna do
I say I don't care, that's not the truth
Yeah, I'm still in love with you
I say I don't care, that's not the truth
Yeah, I'm still not over you
(Wish I Was Better
by Kina, yaeow)
Небо надо головой клубится низко; серое и дымное, мокрое, осеннее небо. Тони осталось только поднять ворот пальто и поспешить к машине, проклиная Нью-Йорк. В Калифорнии такого бы не случилось. Ему следовало остаться там, черт же его дернул, да еще и в ноябре, сорваться в этот депрессивный ад. Ведь не собирался возвращаться до апреля… Машина продиралась сквозь привычную пробку, а у Тони было время поработать. И он честно пытался. Открыл мейлы, ответил на пару, кому-то звонил, отдавал распоряжения, назначал встречи. Если бы они автоматически не заносились в его календарь, он ни об одной бы не вспомнил. Его рабочего запала хватило на десять минут, а потом он уставился в окно, испещренное дождливыми дорожками, за которым тускло поблескивали рекламные щиты и разноцветными лампочками подмигивали магазины и бары. Он думал сначала, что тоска, поселившаяся в душе, отступит. Невозможно ведь, чтобы она осталась навсегда? Память хрупкая штука, пройдет немного времени, и он забудет его голос. Его руки. Его взгляд — все сотни оттенков его взгляда. Как они спорили обо всем на свете, до хрипоты, до красных глаз, а через минуту жарко целовались, притиснутые друг к другу, на скрипучем кожаном диване в его пентхаусе в Башне. Он обязательно забудет, как сердце неслось к нему, стучало невозможно сильно, будто желало вырваться из груди и упасть ему в руки. Он верил, что забудет все. В его офисе было тихо и пахло пылью. Он не был здесь практически год, вел дела из Калифорнии, и тут наверняка регулярно убирались, но этот запах и общая атмосфера покинутости создавала мрачную картину. На столе лежала папка, он попросил подготовить ее, когда садился в самолет, и Тони аккуратно провел по плотному картону пальцами. Всегда неподписанная, безликая. Всегда осязаемая, хотя можно было отправить все данные на его сервер, но все, что было связано с ним, он предпочитал иметь возможность держать в руках. Хотя бы так. Он сел на пол, прислонился спиной к столу и открыл папку. На него сразу уставилось имя. Питер Паркер. Тони уставился в ответ. Сердце тревожно защемило. Он старался делать это не слишком часто. Может, раз в три-четыре месяца, просто чтобы узнать, как у него дела. Все ли хорошо? Как учеба? Справляется ли он с оплатой аренды и подработкой? Помогал как мог. Грантами и повышенной стипендией за отличную учебу и ужасно ценный вклад в развитие науки — он сам ее учредил. Хорошо быть меценатом МИТа, еще и таким щедрым. Питер наверняка все понимал, но что он стал бы делать? Отказался бы, устроил истерику, требуя сию секунду послать Тони куда подальше? Поначалу Тони ждал хотя бы сообщения, полслова, эмоджи со средним пальцем — чего угодно. Питер молчал. Два года молчал, два гребаных года. Полгода назад Тони получил такую же папку, в которой была сухая записка: «Питер Паркер вступил в отношения с Квентином Беком. Они встречаются регулярно (раз в два-три дня за время наблюдения). Квентин Бек работает на кафедре прикладной физики в МИТе». И фотографии, на которых они вместе, как будто слов было мало. Вместе куда-то идут, сидят за столиком в кафе, на скамейке в парке, и Питер смеется, и Питер хмурится, и Питер… И Тони не стал читать дальше. Вздохнул, налил виски в коллекционный бокал, выпил — и запустил этим бокалом в стену. Пришлось допивать остаток прямо из горла. Нет, он тоже не жил монахом эти два года. Куда там! Сначала пустился во все тяжкие, перетрахал столько моделей, на сколько хватило нервов и здоровья. Пытался найти себе любовника, но почему-то все, кого он считал симпатичными, были похожи на Питера. Так что эту затею Тони оставил. Он предполагал, что Питер не станет оплакивать неудавшийся роман всю жизнь, но все равно было, мягко скажем, неприятно. Было больно. Тони позвонил ему тем вечером. Он звонил снова и снова, пока не отключился, и все его звонки перенаправлялись на голосовую почту. Заблокировал, значит. Гордый. Как будто ты поступил бы иначе, подумал Тони, если бы с тобой полгода спали, намекали на будущее, носили на руках, а потом вдруг выкинули, как надоевшую игрушку. Ему не в чем было винить Питера. Только себя. Чем он с упоением занимался. *** Тот день ему запомнился во всех подробностях, будто кинохроника в голове отпечаталась. Он приехал в МИТ прочитать лекцию. Он иногда так делал, если было время и желание потрепаться о пользе и величии науки. Лекционный зал был прохладным и выдержанным в строгих тонах, приглушенный свет едва ли позволял различать лица студентов, с упоением слушающих каждое его слово. Тони умел рассказывать так, что невозможно было оторваться. Эти дети тоже попались на его удочку. Когда наступило время вопросов из зала, он наугад ткнул в поднятую руку и отвернулся, чтобы налить себе воды. Но так и не сделал ни глотка — вопрос оказался интересным, и они с парнем дискутировали еще минут пятнадцать под удивленными взглядами всех присутствующих. — Как вас зовут, молодой человек? — Питер Паркер, сэр. — Чудесно, мистер Паркер. У вас светлая голова, доучитесь, приходите ко мне в Старк Индастриз, найдем применение вашим талантам. После лекции студенты подходили к нему — поблагодарить, пожать руку, некоторые просили сфотографироваться, и он никогда не отказывал. Когда подошел Питер, он сразу узнал его — по голосу. Видеть его в темноте зала, когда в глаза бил свет, было невозможно, но его голос отпечатался у Тони в мозгу. — А, мистер Паркер! — Спасибо за лекцию и интересную беседу, сэр! Надеюсь, я не слишком наседал, — Питер несмело улыбнулся, пожимая руку Тони. Он удержал его ладонь в своей чуть дольше, чем требовалось. — Мистер Паркер. Знаете, что-то мне захотелось местного дрянного кофе. Не составите компанию? Разрешаю задавать любые вопросы! — Серьезно? Ох ты черт! То есть… С удовольствием, мистер Старк! Восторженный, светлый мальчишка. Кудрявая голова, живые глаза, открытая улыбка. От него исходило сияние, и Тони, уверенный, что его свет давно погас, хотел погреться в чужом еще немного. Они пили кофе часа два. Питер пару раз виновато говорил: — Наверное, я вас задерживаю. Уверен, у вас есть дела поважнее. — Забудь, — Тони махал рукой, — мне и здесь неплохо. У Питера была какой-то дар, в его присутствии Тони забывал обо всем на свете. Он рассматривал его, даже не пытаясь противиться очевидной симпатии, которую испытывал в тот момент. На прощание он оставил ему свой личный номер телефона. Просто так. На всякий случай. Мало ли… — Что попадает под категорию всякого случая, сэр? — Питер очень по-ботански уточнил, и Тони усмехнулся. — Проблемы мирового масштаба, конечно. И разговоры про пиццу. И кроссовки! И советы про личную жизнь. В общем, напиши мне, если захочешь, и мы решим, что с этим делать. На прощание они снова пожали друг другу руки. На этот раз Тони удержал холодную ладонь Питера обеими своими, не удержался, мазнул большим пальцем по запястью. У парня расширились зрачки — Тони надеялся, что не от ужаса. Он очень надеялся, что не перегнул, бедный Питер мог счесть это за домогательства, может, он вообще не по парням… Питер написал спустя семнадцать минут, когда Тони ехал в сторону Нью-Йорка. «Я люблю пиццу с ананасами. Некоторые люди, я слышал, презирают таких, как я. Вдруг это важно». «Я уважаю чужие вкусы. Мне нравится пицца с анчоусами.» «Нет, ну это уже чересчур. Всего доброго, сэр.» Тони рассмеялся. Громко, заливисто. Впервые за… Черт его знает, за сколько. Их переписка продолжалась. Тони ловил себя на том, что ждет сообщений от Питера с замирающим сердцем. И сам отвечал, тщательно подбирая слова. Через пять дней все достигло критической точки, когда Питер дал понять, что он гей. Тони спросил, встречается ли он с кем-то в настоящий момент и, получив отрицательный ответ, напечатал: «пойдете со мной на свидание, мистер Паркер?» Мистер Паркер молчал почти час. И еще пятнадцать минут. Тони нервно теребил ручку, бросал взгляд на часы. Да господи, ну да или нет — что сложного? Просто ответь, можешь даже послать меня куда подальше… «Пойду.» Дышать стало немного легче. *** — А потом приехали пожарные! Целый взвод! — Питер спрятал лицо в ладонях. — Боже, Тони, я чуть не спалил лабораторию! — Брось, — Тони поцеловал его в голое плечо, утягивая на кровать. — Я уверен, это была случайность, но если они начнут тебя обвинять, скажи мне, хорошо? — Почему? — Питер посмотрел на него усталым взглядом. — Потому что я могу с этим разобраться. Помочь им восстановить лабораторию и забыть об этом происшествии. — То есть дашь денег? — То есть сделаю то, что нужно, чтобы ты перестал об этом переживать. На тебе ведь лица нет. Брось, Питер, неужели ты думаешь, что до тебя никто не пытался уничтожить несчастный МИТ? — Ты прав, — Питер устроил голову у него на плече и вздохнул. — Я слишком обо всем переживаю. — Тебе и положено. В твоем возрасте, — Тони поцеловал его в макушку. — Мне двадцать, Тони. — Всего лишь двадцать! Питер хотел было возразить, но Тони нашел его губы, поцеловал, стирая из головы любые мысли. Он всегда так делал, стоило Питеру ступить на опасную дорожку. Они спят вместе уже полгода, и наверняка Питеру хочется знать, что это, куда это все ведет. Тони тоже хотел бы это знать, но даже себе боялся признаться, что поздно бояться. Оно не ведет, оно уже привело, и теперь Тони жить не мог без него. Какие благотворительные вечеринки, афтепати с моделями, зачем все эти пьянки на чужих виллах, для чего рассуждения унылых толстосумов? Нет, ему хотелось быть с Питером. Вот так просто лежать, держать его в объятиях, пытаясь отдышаться после очередного — которого за ночь? — оргазма. А больше ничего не хотелось. Конечно, Питер спросил. И Тони не мог его за это винить, у пацана вся жизнь была впереди, и ему нужно было знать, пройдет ли Тони с ним по этой дороге — или останется стоять где-нибудь, глядя ему в спину? — Мне мало этих тайных встреч, — Питер смотрел ему прямо в глаза, смело и открыто. Но видно было, как он нервничал. Наверняка готовил эту речь, репетировал. — Я хочу большего, Тони. Я пытался расхотеть, честно, но… — Но ничего не поделаешь. — Да, — Питер кивнул, запуская пятерню в кудри. — Я честно не специально тебя полюбил. Я не собирался все портить, но подумал, может быть, ты тоже… У Тони в мозгу пульсировало случайно сказанное «полюбил», наполняя его эйфорией и болезненным счастьем. Питер оправдывался за любовь, как будто это пожар в лаборатории, как будто он сделал что-то не так, и теперь ему было жаль, что Тони придется разгребать последствия. — Нет, Питер, мне жаль. Слова сорвались с губ прежде, чем он в полной мере осознал, что именно собирается сказать. Смотреть, как в глазах Питера потухает надежда, было невыносимо, и Тони отвернулся. — Я думал, ты понимаешь, что между нами только это, — он кивнул в сторону спальни. — Но как же… Как же только это, если ты постоянно писал мне и звонил, и присылал милые и дурацкие подарки, и мы проводили много времени вместе, не занимаясь сексом. Я не понимаю, — Питер вдавил кончили пальцев в подлокотники кресла, на котором сидел, и они побелели. — Ну ты же не шлюха, которую я вызвал на пару часов. Конечно, мы общались. Конечно, мне приятно с тобой общаться, ты интересный человек. Но ты принял это за что-то большее. — Не шлюха, — одними губами повторил Питер. — Мне жаль, правда, — Тони с трудом поборол порыв схватиться за сердце, так оно заболело. — Ничего страшного. Пусть будет просто секс. Я не против. У Тони зазвенело в ушах. Он не против. Ему только что разбили сердце, потоптались на нем, разрушили, а он не против. Что за глупости, зачем он так… — Нет, Питер. Думаю, на этом хватит. Ни к чему эти сложности. — Я понял. Извини, — он поднялся, слепо огляделся по сторонам и пару раз моргнул, возвращая себе способность четко видеть. Тони перехватил его около входной двери. Ничего не сказал, взял за запястье, сжал, развернул к себе… Три глухих удара сердца они стояли в полной тишине, не решаясь взглянуть друг на друга. Никогда такого еще между ними не было. Такой страсти, сжигающей все на своем пути, такой нежности. Тони входил в него, утыкаясь лихорадочным лбом в шею, вдыхая его сладкий запах. Переплетал его пальцы со своими, подносил к губам — и целовал их, целовал. Кончая до звездочек за закрытыми веками, он выдохнул его имя. В последний раз — так он думал, так он заставил себя поверить. Проснулся Тони один, в пустой постели. Сжал подушку, на которой столько раз спал Питер, подтянул ее к себе, обнял. Он почти слышал, с каким оглушающим звоном разбилось его сердце. За окном шел противный ноябрьский дождь. *** И вот теперь, спустя два года, Тони смотрел из этого же окна на этот же дождь. Безымянная папка валялась на кровати, на этот раз в ней не было ни слова про Квентина Бека или любого другого мужчину, с которым у Питера были отношения. Может быть… Может быть, у Тони еще был шанс? Крошечный? Питеру теперь двадцать два. Он наверняка поумнел, вымел из сердца глупую любовь, оказавшуюся ненужной, — так он думал. Тони поздно понял, как нуждался в его любви. Сидел на какой-то вечеринке, пил, перебрасывался колкостями с министром дохера-важных-дел, и ему было так пусто и противно, что он не выдержал. Сорвался оттуда, приехал домой, лег в постель — их с Питером постель, — и пролежал до утра, разглядывая потолок. Как все могло утратить цвет и вкус, почему даже звуки теперь казались приглушенными? Питер что-то забрал у него, когда ушел, что-то очень важное и ценное, но Тони никак не мог понять, что именно. Хотелось рвануть к нему, потребовать вернуть что бы это ни было, но это было глупо. «Ты же не шлюха”, — так он тогда сказал. Господи, ему много за что было стыдно, но за эти слова он будет гореть в аду до скончания вечности. Как можно было, зачем? Ведь он любил его, как он сразу не понял? Испугался, как же. Трус. Жалкий, никчемный трус. И вот теперь он сидел здесь, в своей неприлично большой квартире на последнем этаже собственной башни, пил дико дорогой виски и спрашивал себя — ну что, получил все, что хотел? Свободу, невмешательство? Доволен, наверное. Наслаждайся. Он позвонил Питеру. Его автоответчик услужливо предложил оставить сообщение, и Тони впервые не положил трубку. — Я так соскучился. Так соскучился. Я хочу, чтобы ты знал, что я ужасный дебил. Мне нужно, чтобы ты знал, как мне жаль, — Тони на мгновение простретило осознание того, что он повторяет слова, сказанные в их последнюю встречу, и он поморщился. — Я пробуду в Нью-Йорке еще три дня. Если ты захочешь… Просто приходи, ладно? Я буду тебя ждать. Приходи. Он отбросил телефон в дальний угол дивана, будто тот был отравлен. Теперь оставалось ждать. У него были назначены встречи, и он попросил секретаря устроить, чтобы они прошли в его офисе. И оповестить его, как только в здание войдет Питер Паркер. Позвонить ему сию же секунду, неважно, если он будет занят. Минуты тянулись невыносимо медленно. День прошел, а за ним и второй подходил к концу. Пасмурный Нью-Йорк едва виднелся из-за тумана, и Тони не стал включать свет. Он вглядывался во мглу до рези в глазах, пытаясь рассмотреть там что-то. Он и сам не знал, что именно. Телефон резко зазвонил в окружающей тишине, и Тони вздрогнул. Не глядя взял трубку. — Сэр, мистер Паркер направляется к вам. Вошел в лифт. — Спасибо. Он нажал на отбой, пытаясь перевести дух. Один шанс — один! Главное не облажаться. Тони подошел к лифту, уселся возле него на пол, не заботясь о том, как это выглядит. Какая разница? Он ждал бы его здесь, сколько нужно. Лифт открылся, и оттуда, из кокона желтого искусственного света, показался Питер. Они смотрели друг на друга и молчали. — Я не хотел приходить, — наконец решился Питер, опускаясь на пол возле противоположной стены. — Но пришел, — констатировал Тони. — Видимо, я не такой умный, как все думают. Тони усмехнулся, сжимая дрожащие пальцы в кулак. — Не перебивай меня, ладно? Я не очень хорош в этом… Просто послушай, — он дождался, пока Питер кивнет, и продолжил: — Мне никогда не хотелось ничего такого. Любви. Я избегал ее всеми возможными способами, Питер. И, доживя до такого почтенного возраста, думал, что победил. Мое сердце никогда не разбивалось, так, может, осталось на нем пару сколов из шальной юности. А потом пришел ты. Питер смотрел себе под ноги, казалось, что он вообще не слушал, пребывая в своих мыслях. Но Тони должен был достучаться до него! — Так вот. Пришел ты, и я сам не заметил, как полюбил тебя. Скажешь, глупо, как это — не заметил? Но ты так мягко, так осторожно пробрался в меня, что я и не понял, что дальше без тебя совершенно нельзя. И испугался, когда ты дал понять, что любишь меня. То, что я тогда сказал… Если бы можно было забрать эти слова назад, я бы все за это отдал. Я испугался, Питер. Это не оправдание, я знаю. Но я испугался, я никогда не любил, а ты… Ты - все, чего я хотел, когда даже не знал этого. И ты все, чего я хочу теперь. — Ты закончил? — Питер поднял на него усталый взгляд, и у Тони все внутри сжалось. Он кивнул. — Я… Эти два года. Каждый день. Я каждый день ждал тебя. Я не дурак, я знал, что это ты — гранты, стипендия эта. Я знал, что ты следишь за мной. Даже начал встречаться кое с кем, — Питер невесело усмехнулся. — Видимо, это тебя не оставило равнодушным, судя по тому, что ты пытался мне дозвониться. Я думал, что теперь-то ты появишься, но тебя снова не было. Ты не пришел. А я так устал ждать. Как думаешь, Тони, сколько гребаной боли может вынести сердце? Я ведь так любил тебя, разве ты не видел? А ты… — Питер вытер глаза рукавом толстовки. — И вот теперь, когда я почти перестал ждать, ты предлагаешь… Что именно ты предлагаешь? — Себя, — отозвался Тони, пытаясь не броситься к Питеру. — Всего себя. С дурным характером, скверными привычками и публичностью. Я предлагаю тебе быть со мной. — Почему? — Потому что я люблю тебя. Я люблю тебя. Питер, пожалуйста. Я знаю, что поступил с тобой непростительно. Я знаю это! Но может быть… — Может быть, я настолько идиот, что поведусь на это? — Питер взмахнул рукой. — Нет. Может, ты тоже любишь меня. Несмотря на все, что было. На всю боль, которую я тебе причинил. Я надеюсь, что любишь. — Люблю, — бесхитростно согласился Питер, поднимаясь на ноги. — Идем спать? Я устал, а тебе завтра улетать. — Никуда я теперь не полечу, ты спятил? — Тони встал, подошел к нему и замер на расстоянии вытянутой руки. — Я могу… Можно я обниму тебя? Питер кивнул, и Тони тут же обхватил его, прижал к себе, чувствуя, как загнанно бьется сердце. Они легли под легкое одеяло, молча глядя, как по стеклу скользят капли дождя. Питер нашел руку Тони, легко сжал ее и сплел их пальцы в замок. — А если бы я не пришел? Ты бы улетел? — прошептал Питер, поворачиваясь к нему лицом. — С ума сошел? — Тони округлил глаза. — Я завтра же поехал бы в МИТ за тобой. Пришлось бы, наверное, сначала провести лекцию, но после двухлетнего перерыва они бы мне не отказали. А потом бы нашел тебя и умолял выслушать. — Черт, звучит очень романтично. Зря я сегодня пришел, нетерпеливый дурак! — Питер улыбнулся, и Тони, не удержавшись, легко поцеловал его в губы. — А ты, значит, романтик? — Ужаснейший! *** Когда Питер на следующий день вышел из здания МИТа после окончания лекций, там уже собралась небольшая толпа. Он непонимающе озирался по сторонам, пытаясь понять, что произошло и куда все пялятся. — Питер! — позвал его знакомый голос, и он вздрогнул от неожиданности, вытаскивая наушник из уха. Толпа расступилась перед ним, и он увидел Тони, стоящего возле навороченной красной тачки. — Что ты здесь делаешь? — прошептал Питер, несмело подходя к Тони. — Приехал забрать своего парня, конечно же. Собираюсь отвезти тебя поужинать. И чтобы ни у кого не оставалось сомнений, кем они друг другу приходятся, Тони поцеловал его. Целомудренно — все же устраивать такое шоу для толпы студентов ему не очень хотелось. Хватит и того, что он уже сделал. — Достаточно романтично? — спросил Тони, касаясь губами уха Питера. В его голосе слышалась теплая улыбка. — Кажется, да, — ответил Питер, счастливо улыбаясь в ответ. Накрапывающий дождь внезапно перестал быть таким противным. Он стал волшебным. Потрясающим. Тони надел очки с затемненными стеклами, усаживаясь в машину. Напоследок он окинул взглядом студентов и, улыбнувшись, сказал: — Вот так-то, детишки. Учитесь.