***
Только через несколько дней Нил решил снова отправиться в новообретенную часть леса. Правда, это было не так близко от места, где он жил, поэтому ему пришлось пройти долгих полчаса, прежде чем он вошел в лес, откуда они с незнакомцем выбрались на днях. Ему также еще предстояло обсудить несколько вещей со Стюартом. Прошло уже три месяца, но все еще оставались мелочи, которые нужно было сделать или уладить. Еще не все люди его отца были мертвы или арестованы, поэтому Нил и его дядя поддерживали связь раз в неделю, созваниваясь по телефону, а иногда Стюарт и сам приезжал к Нилу. Он подозревал, что дядя немного винит себя за то, что никогда не пытался сделать что-то большее для Нила и Мэри. Он был гораздо более активным, чем Нил когда-либо думал, но после стольких лет, проведенных в одиночестве в последние несколько лет, Нила это не беспокоило. Между Стюартом, его новой работой переводчика и тем, что он все еще выяснял, как хорошо спать ночами без кошмаров или внезапного пробуждения в панике, у него было не так много времени на исследования. Он совершил несколько прогулок и пробежек, но оставался в известных ему частях леса. Но сегодня ему ничего не оставалось делать, кроме как позволить своей потребности в дикой природе возрасти, поэтому он выбрал длинный путь и попытался вернуться к тому месту, где он был в прошлый раз. Незнакомец уходил не по общей тропинке, но Нил быстро нашел ту, что оказалась не так далеко. Он подождал, пока удалится от города, прежде чем углубиться в дикую местность. Пока что он не хотел терять себя. Минули долгие минуты, и он полностью погрузился во всепоглощающую жизнь вокруг, смотря куда угодно, только не перед собой, настолько, что не заметил бы человека, если бы не глубокий голос, который он слишком быстро узнал, чтобы возвратить себя к реальности. — Назови мне хоть одну причину не всадить тебе нож в живот за то, что я еще раз вижу твое лицо. Поначалу Нил испуганно уставился на мужчину, смущенный и удивленный тем, что вновь увидел незнакомца. Он никогда не думал, что снова наткнется на него. Нил почему-то был в этом уверен. Но еще меньше он думал, что встретит его здесь, на лесной аллее. Возможно, Нил ошибался, и незнакомец тоже впервые наткнулся на этот деревянный шалаш, когда они встретились на днях. Только тогда слова парня дошли до него, Нил вдруг не смог сдержать улыбку. Что-то слишком простое поселилось в нем, и он позволил своим самодовольным чертам и вызывающему тону контрастировать с таким же безразличием на лице блондина. — Значит, теперь я не могу просто прогуляться по лесу? Незнакомец бросил на него убийственный взгляд, и самодовольство Нила ослабло. Он увидел, как в глазах парня появилась тьма, выдающая что-то глубокое и недоверчивое. Нил молчал несколько мгновений, пытаясь осмыслить слишком многое. Обычно он не задавал себе вопросов о незнакомцах. Они шли своей дорогой, он — своей. Он не представлял для них угрозы, как и они не представляли угрозы для него в хорошие дни. У него никогда не было особого интереса к социальному взаимодействию. Он знал, что именно поэтому Стюарт постоянно просил его «знакомиться с людьми, заводить друзей, жить своей жизнью». Но у Нила никогда не было друзей. По крайней мере, с тех пор, как мама забрала его в тот день и сбежала. Нил никогда не знал, что это такое. Да и как он мог? Ему всегда было лучше одному, со своим прошлым за плечами, и доверять он мог только самому себе. Ему было хорошо в одиночестве, он не беспокоился ни о ком. У Нила никогда ничего не было, и он всегда был никем. Так что то немногое, что у него было сейчас, дарование быть настоящим? Этого было достаточно, и все, что ему было нужно. Но было что-то в темноте глаз незнакомца, тяжелый оттенок чего-то, что он не мог точно понять. Что-то, что не только оставило Нила в недоумении, но и поразило его пониманием. Это был оттенок, который он замечал в себе в редкие моменты, когда сталкивался с зеркалом. Что-то, что заставляло его поверить, что, возможно, он больше не одинок. Его прошлое может быть его и только его, но в нем скрывалась тьма, о которой мало кто знал. Нилу ничего не оставалось делать, кроме как понизить голос и ответить честно. Он не знал почему, но правда толкалась и просилась наружу, впервые за все время. Но почему-то Нил знал, что падение будет безопасным. — Природа — единственное место, где я могу просто быть, — тихо сказал он. Следующие слова почти вырвались на свободу, но он вовремя их остановил. Это единственное безопасное место. Его глаза обратились к незнакомцу, и он с удивлением обнаружил, что тот смотрит на него с чем-то новым. Выражение лица было таким же пустым, но Нил увидел, как что-то мелькнуло в этих ореховых глазах, словно вспышка узнавания, изменения. Но, несмотря на эти колебания, после долгого разглядывания Нила он сказал: — Это не было даже половиной того, о чем я спрашивал. Не заставляй меня повторять. Нил издал небольшой смешок. — Технически, ты ни о чем не спрашивал, — но Нил не получил никакой ответной реакции от парня, ничего, кроме остроты в его глазах. Он понизил голос и продолжил. — Я живу в Колумбии и почти каждый день хожу в лес, — Нил не закончил, но парень прервал его. — Я никогда не видел тебя прежде, — обвиняюще произнес он. — Потому что раньше я никогда не ходил в эту часть леса. Как я уже говорил в прошлый раз, я живу на севере, — признался он. — Но тут… — он остановился. — Дикая местность. Мне так даже больше нравится. Парень смотрел на него очень, очень долго. Каким-то образом, несмотря на недоверие, они все это время шли бок о бок. Теперь карие глаза снова встретились с голубыми, и все остальные цвета, казалось, исчезли. В конце концов, он отвернулся и стал смотреть вперед, продолжая идти. Он больше ничего не сказал, но Нил не возражал. Внутри него горел тот же огонек удивления, и на этот раз он позволил ему разгореться. Когда незнакомец свернул в очередной раз, Нил за ним не последовал.***
На следующей неделе у Нила было гораздо больше свободного времени, чтобы гулять или бегать в лесу, и именно этим он и занимался. Он проводил там утро или целый день, исследуя и теряя себя в окружающей жизни. Это так освежало, быть там рано утром или поздно вечером, когда вокруг никого не было, и он мог побыть наедине с дикой природой. Когда он мог быть. Несколько дней он не встречал незнакомца. Он продолжал ходить в новые уголки леса, правда, не совсем туда, где они виделись раньше. Он молчал, ни с кем не разговаривал, разве что иногда извинялся за то, что случайно столкнулся с кем-то, когда был потерян в окружающей жизни, стараясь не думать о том, как они всегда вздрагивали при виде его шрамов. Сейчас он молча шел по глуши, придумывая себе дорогу в никуда. Он никогда не следил за тем, куда идет, ибо каждый раз просто находил дорогу и возвращался домой. После всех лет, проведенных в бегах, его чувство направления было довольно хорошо развито, и он знал, как выжить, если просто быть внимательным. Но иногда, как сегодня, он долго не мог наткнуться на тропинку. Он просто продолжал идти, наблюдая за движением солнца по небу, зная, что уже наступил полдень. Нил не обедал, но он не был голоден. Последние несколько месяцев он не только плохо спал, но и потерял аппетит. Ничего страшного, он был в порядке. Он по-прежнему надевал рубашки с длинными рукавами и кожаные перчатки, когда выходил в город, по-прежнему не мог смотреться в зеркало, по-прежнему чувствовал, как колотится и замирает сердце, когда смотрел на шрамы на руках и ладонях. Но все было в порядке. Он был в порядке. Единственные шрамы, которые он не мог скрыть, были на лице. Он знал, что ничего не может с ними сделать, но они были одной из причин, почему Нил всегда предпочитал уходить в более дикие уголки леса, где не было ни тропинок, ни аллей, ни тех, кто с ужасом смотрел бы на него или защищающе прижимал к себе ребенка, прикрывая глаза рукой. Нил не мог стереть или забыть свое прошлое, но с каждым днем он учился жить с ним. Он учился отстраняться от других людей, не обращать на них внимания. Но он всю жизнь обращал внимание на каждое движение, каждый взгляд. Инстинкты выживания было трудно отбросить. Он был один, как всегда, вдали от лесных тропинок, и не заметил, как приблизился к тому месту, куда случайно забрел в первый раз, когда заблудился здесь. Он был один, пока не перестал быть в одиночестве, пока не уставился на единственного человека, который не вздрогнул, не проявил никакой реакции при виде его шрамов. Нил понял это вечером, когда увидел блондина во второй раз. Он демонстрировал безразличие с каждой секундой и каждым словом, которыми они обменивались, но это все равно заставило Нила почувствовать себя спокойнее, знать, что хоть раз его не посчитали опасным, чудовищным или сломанным. И вот он снова оказался лицом к лицу с незнакомцем, в десяти футах друг от друга, в месте, которое Нил теперь признал близким к тому, где они впервые встретились. Вероятно, парень направлялся к тому месту, где обнаружил его в тот день, а Нил, вероятно, преграждал ему путь. Вероятно, именно поэтому его челюсть была так четко очерчена, а остальное выражение лица оставалось таким же безучастным, как и раньше. В нем промелькнуло раздражение, Нил был в этом уверен. Это заставило его улыбнуться. — Чем мне пожертвовать, чтобы не быть убитым здесь? Он вспомнил их последний разговор, вспомнил понимание и недоверие в глазах собеседника. Ему пришло в голову, что незнакомец не очень-то любил разговаривать с людьми. И все же они снова были здесь. И он знал, что это не просто так. — Имя, — единственное, что вырвалось из уст блондина. Нил попытался скрыть свое удивление. Он ожидал большего, но это было более чем нормально. — Нил. Нил Джостен, — он сделал паузу и улыбнулся. — А твоё? — Не твоя очередь, — резко сказал он, прежде чем продолжить, не давая Нилу времени на протест. — Почему ты продолжаешь разговаривать со мной, а не с деревьями, которые ты так любишь, — его тон был резким и язвительным. Вопрос звучал глупо, но Нил смог найти в нем истинный смысл. Почему ты здесь, улыбаешься и разговариваешь с незнакомцем, когда говорил, что природа — единственное место, чтобы быть. Правда заключалась в том, что Нил не знал себя. Вместо этого он пытался себя спасти. — Что? Эй, это нечестно! Парень поднял бровь. — Я делаю тебе одолжение, не убивая тебя. — Что, так и будешь получать от меня правду? В то время как я не получу ничего, кроме жизни? — он попытался не думать об мысли, с которой слова только что сорвались с его губ. Он больше не увидит незнакомца. Он знал это. Ему и так уже достаточно повезло. А Нилу Джостену никогда не везло. И никогда бесплатно. Поэтому он проигнорировал это и вместо этого посмотрел на раздраженное выражение на лице блондина, который явно считал его дерьмом. — Я верю в честный обмен, а ты? Парень просто смотрел на него, явно все еще раздраженный. Но Нил, как маленький засранец, которым он и был, только ухмыльнулся. Что-то изменилось в блондине, какая-то сила дернула его и заставила оторвать взгляд от Нила, а вместо этого уставиться на высокую траву справа от него. Было похоже, что он пытается что-то скрыть. Однако Нил знал лучше. После долгого мгновения, когда Нил уже думал, что ему не выиграть, он услышал его. Грубый и тихий, едва слышный шепот. — Эндрю. Нил засиял. Было что-то удовлетворяющее в том, как этот человек, Эндрю, игнорировал его, отказываясь смотреть на него, когда они оба знали, что Нил только что выиграл. Эндрю все еще отказывался смотреть в сторону Нила, но он каким-то образом, должно быть, понял, насколько Нил был проблемным, потому что заговорил вновь. — Не смотри на меня так, — прежде чем Нил успел что-либо ответить, Эндрю продолжил. — Заткнись и дай мне пройти. Я пришел сюда не для того, чтобы твой умный рот портил мне день. С этими словами он просто развернулся и ушел, а Нил все еще улыбался ему вслед.***
Сегодня был вполне удачный день. Сами по себе они были редкостью, и Эндрю был только рад, что ему не пришлось долго сталкиваться со множеством демонов. Большинство дней были нейтральными, ни слишком хорошими, ни слишком плохими. Но прошлая ночь прошла без кошмаров, и сегодня утром он проснулся медленно и в настроении, которое не было особо ужасным. Даже его разговор с Ники не был слишком скучным. Он никогда не признался бы в этом кузену, но иногда выслушивать его надоедливые рассказы о том, где он бывает, истории, в которых Эндрю так и не нашел ни одной связи, о том, как замечательно он живет в Германии, о их с Эриком работе и вообще обо всем, что приходит ему в голову, на что, казалось, нет никакой управы, было не так уж и ужасно. Иногда Эндрю мог провести целый час, слушая о жизни своего кузена и его бесконечных поддразниваниях, почти не разговаривая. Может, Ники знал, что это помогает держать дурные мысли Эндрю на расстоянии, а может, просто не мог не раздражать тех немногих людей, которые к этому привыкли. В любом случае, Эндрю был просто рад, что сегодня он чувствует себя немного менее нагруженным. Возможно, именно поэтому, когда Эндрю увидел, что к нему приближаются рыжие волосы и голубые глаза, приветствуя его этой идиотской улыбкой, он ничего не сказал. Он не пытался уговорить другого человека, чтобы тот позволил ему идти рядом. Вместо этого он просто бродил глазами по телу и лицу Нила, задерживаясь на нем слишком долго, прежде чем снова посмотреть вперед. Несколько мгновений они молчали, тишину нарушали лишь ветер и пение птиц в этот серый полдень. Но он уже знал, что надолго ему не повезет. Он начал понимать, что Нил не из тех, кто легко затыкает рот. Он даже удивился, что Нил так долго молчал. И Эндрю, как всегда, оказался прав, потому что так и случилось. — Почему ты приходишь сюда? В лес? Казалось, Нил не стал медлить и сразу обратился туда, куда хотел. Умный. К счастью для него, Эндрю был в достаточно терпимом настроении. И уж точно не потому, что Нил был безумно великолепен и смотрел на него с той самой чертовой улыбкой, которую он никак не мог содрать. Определенно нет. Нил все равно ничего не получит бесплатно, Эндрю уже дал это понять в предыдущие разы, когда они виделись. Эндрю Миньярд никогда не давал чего-то даром. Даже красивым глазкам, милым улыбкам и умным ртам. Особенно им. — Побыть в одиночестве. Меня не беспокоит никто, кроме глупых мух, — то, что он сказал дальше, было похоже на ошибку, но слова сорвались с его губ прежде, чем он смог себя остановить. — И одного идиота, который заблудился в лесу. Эндрю постарался избежать взгляда Нила, который, как он чувствовал, прожигал его насквозь. Он намеренно не смотрел на парня, вместо этого доставая и прикуривая сигарету. Его бесило то, как Нил улыбается. Он слышал, как тот пытается скрыть усмешку. Этот приятный звук все еще звучал в голове Эндрю, назойливо пытаясь устроиться там как дома. Эндрю тоже неплохо справился с игнорированием этого звука, подумал он, и вместо этого сделал свой заслуженный ход. И по тому, как Нил молча стоял рядом с ним, он предположил, что другой парень, должно быть, этого ждал. — Я все еще жду ответа, — сказал он, делая затяжку. Это, похоже, испугало Нила, так как Эндрю теперь не сводил взгляда с растерянности на лице рыжеволосого юноши. Эндрю не стал уточнять, ожидая момента, когда Нил сам найдет ответ. Возможно, в прошлый раз он и пропустил этот вопрос мимо ушей, по какой-то причине, которую Эндрю до сих пор не мог признать, но всегда оставалось лишь вопросом времени, когда он задаст его снова. Почему ты разговариваешь со мной, а не с деревьями, которые ты так любишь? Он вспомнил темный оттенок этих голубых глаз, когда они впервые встретились. Он вспомнил его и в тот раз, когда Нил рассказал ему, зачем приходил в лес. Он понял, что Нил пришел сюда не для того, чтобы мило поболтать с незнакомцами или посмотреть на их сумасшедших собак и шумных детей. Нет, Нил приходил сюда, чтобы сбежать. Эндрю мог распознать это где угодно и на ком угодно. Он и сам знал это слишком хорошо. Но он все еще не мог избавиться от вопросов, горевших в его голове. Каждую секунду, проведенную с этим человеком, голос шептал Эндрю на ухо «интересно». Это было так же хорошо, как и опасно. А Эндрю никогда не любил задачки, которые не мог решить. После секундного замешательства Нил, казалось, наконец вспомнил. Эндрю наблюдал, как приходит осознание, как рот Нила открывается, потом закрывается. Потом снова открывается, но через несколько секунд снова закрывается. Нил смотрел на него этими проклятыми голубыми глазами, которые, как он чувствовал, впивались в него. Спустя долгое время он наконец нашел слова. — С тех пор как… — он остановился, и когда Эндрю увидел темную тень, промелькнувшую на его лице, он понял, что на секунду потерял Нила. Что где бы он ни был в ту секунду, это было очень, очень темное место. Но он мгновенно вернулся назад, прогоняя демона, который к нему явился. — Кажется, никто не смотрит на меня как на личность. Они… Они видят шрамы и просто… Они не видят меня. Они видят кого-то другого, что-то другое. Так что я не могу, я никогда не смогу быть, если буду находиться в окружении таких людей. Вот почему я никогда не разговариваю с ними, почему я предпочитаю уходить с тропинок и оставаться один, — он сделал паузу. — Вот почему… Он остановился, не желая заканчивать предложение, произносить слова вслух. Но даже если Эндрю это не нравилось, он все равно их услышал. «Вот почему я могу смотреть на тебя и говорить с тобой. Потому что тебя не волнуют ни мои шрамы, ни то, кем я был раньше. Ты видишь меня». Эндрю сглотнул. Он просто смотрел на него, на боль, скрытую в этих глазах, на тайны, скрытые за шрамами. Нил больше не улыбался, но его взгляд вызывал у Эндрю такую же волну, проникая сквозь стены и пытаясь проникнуть внутрь. Эндрю не был уверен, что хочет это остановить. Он просто смотрел на него, но в конце концов бросил сигарету и повернулся, чтобы посмотреть вправо. — Я тебя ненавижу, — сказал он, потому что это была единственная правда, которая в тот момент могла вырваться наружу. Все остальное, казалось, исчезло, а его собственный разум его предал. Он это ненавидел. Он не стал дожидаться реакции Нила, поскольку, как только смог, свернул на тропинку.***
В следующий раз, когда они увиделись, зуд на коже Нила говорил ему, что он нервничает, сомнения прятались на виду в каждой части его тела, Эндрю оставался прежним, со скучающим выражением лица и называл Нила дерьмом всякий раз, когда чувствовал, что ухмылка сползает с губ Нила, вечно пребывая в той же апатии, в которую, казалось, вцепился Нил, расслабляя его черты и заставляя все сомнения исчезнуть. И это продолжалось и продолжалось. Раз в несколько дней они натыкались друг на друга, в основном после того, как оба сходили с общих тропинок, но иногда и до того, как попадали в лес. И каждый раз, когда они видели друг друга, они некоторое время шли вместе и в конце концов расставались. Между ними существовало молчаливое соглашение, что Нил никогда не будет возвращаться в то место, где они увидели друг друга в первый раз. Он понимал, что это место, куда Эндрю ходил, чтобы восстановить силы и побыть одному, само по себе безопасное место. Как бы Нилу ни нравилось раздражать Эндрю, он не переступал границы. Он знал, как важны безопасные места. Иногда Нил переходил на бег, когда видел Эндрю. Он замечал его далеко впереди, а потом замедлял шаг, чтобы поравняться с ним. Он уже знал, что блондин ненавидит бег, поэтому всегда шел несколько минут, а потом возвращался назад, когда Эндрю поворачивал в его сторону. Иногда они просто шли молча, не произнося ни слова, просто терпели присутствие друг друга, молчание другого тела рядом и уважение к потребностям друг друга. Но чаще всего они обменивались правдами. Они открывались друг другу ни о чем и обо всем, и откровенность проскальзывала наружу. Нил не знал, понимал ли Эндрю, насколько для Нила было необычно быть настолько честным. Но как бы непривычно это ни было, Нил почему-то не возражал. Он продолжал удивляться, а Эндрю продолжал гореть. Они продолжали быть настоящими. Были и другие дни. Плохие дни. Дни, когда Нил просто пробегал мимо Эндрю, не говоря ни слова, и бежал до тех пор, пока его конечности не давали о себе знать. Дни, когда Эндрю при виде приближающегося Нила тут же сворачивал в другую сторону или говорил ему «отвали» таким тоном, который Нил быстро научился распознавать как знак оставить его одного. Но даже если никто из них не признавался в этом, каждый раз, когда они видели друг друга, был шагом на пути к взаимному доверию. Нил не знал, что до него Эндрю редко выходил куда-либо, кроме своего деревянного убежища, предпочитая избегать тропинок и людей и держаться дикой местности, где, как он знал, он ни с кем не пересечется. Эндрю не знал, что, приходя в эту часть леса, Нил исследовал лесную местность, однако теперь это была уже не единственная причина. И, возможно, они никогда этого не узнают.***
— Так чем ты зарабатываешь на жизнь? — спросил Нил однажды днем. Воздух был прохладным, солнце сквозь деревья ласкало его рыжие волосы. Он выглядел так, будто горел. Эндрю показалось это ироничным, ведь это соответствовало пламени, горящему в его груди. Тому, что пыталось поглотить его целиком. Эндрю не знал, как его остановить, но понимал, что когда он смотрит на Нила, а в груди пробуждается жгучий трепет, нужно быть осторожным. Никогда не стоит слишком близко подходить к солнцу. Это был факт, который он знал всю свою жизнь, голос, который всегда держал его на расстоянии от всего того, что он никогда не мог иметь, того, что поглотило бы его, если бы он позволил. Но теперь линии и слова казались размытыми от жары. Свет всегда таил в себе опасность. Но Нил был таким ярким, и Эндрю уже не знал, куда спрятаться. — Я библиотекарь, — он не сказал никаких подробностей. Он не сказал, как окружение книг и тысячи улыбок счастливых детей заполняли пустоту внутри него. Ощущение их счастья и то, как они любимы и светлы. Что это то, что никогда ему не надоест. Даже если из-за этого ему придется терпеть надоедливых коллег. Нил молчал с минуту, глядя на него, но погрузившись в свои мысли. Эндрю старался не думать о том, что его так долго изучали. Он старался ничего не говорить, пока ждал. Когда Нил, наконец, начал говорить, он произнес это негромким одобрительным голосом с легкой улыбкой. — Тебе идет, — сказал он. И Эндрю не знал, что ему, блядь, думать. — Я также работаю в баре несколько ночей в неделю, насколько мне подходит это? — вместо этого сказал он Нилу, осмелев. Он знал, что в его голосе прозвучала злость. Он позволил ей проявиться. Он видел, как Нил хотел что-то сказать, потому что, конечно же, он хотел. Но Эндрю не дал ему этого сделать, продолжив. — А что насчет тебя? Нил со вздохом признал смену темы, решив не настаивать. Мудрое решение. Эндрю старался не думать о том, что Нил никогда не переходил границ и всегда уважал границы Эндрю. Даже когда Эндрю ничего о них не говорил, Нил, казалось, просто знал. Это было самое худшее из всего этого. — Я переводчик. Эндрю оглядел Нила с ног до головы, пытаясь понять, подходит ему это слово или нет. Он старался не обращать внимания на то, как Нил перестал дышать. Эндрю достаточно было вспомнить мягкий голос и умный рот Нила, чтобы понять, что он будет идеальной занозой в заднице каждую секунду на своей работе. Он думал о его ухмылке, когда он говорил, об упрямстве, скрывающемся за его красивым лицом. Он пожелал удачи тому, с кем Нилу придется работать, потому что если Эндрю и узнал что-то за последние несколько недель, так это то, что рот Нила всегда будет доставлять проблемы. — Не знаю, воспринимать ли твое выражение лица как что-то хорошее или плохое, — с усмешкой сказал Нил. — Просто не могу вообразить, как можно целый день сталкиваться с таким говором из твоего рта и не жалеть о том, что родился на свет. Сколько клиентов в день ты теряешь? Нил рассмеялся. Этот сладостный, сладостный смех. Столь райский звук, хотя Эндрю всегда обещал только преисподнюю. — Так уж получилось, что я довольно симпатичен, — сказал он с самодовольной улыбкой. Если Эндрю и знал, что часть этого комментария была обращена к нему, он это проигнорировал. Он уже неплохо научился не обращать внимания на мелочи. У него было много практики, когда дело касалось Нила. — На скольких языках ты говоришь? Рассмеши меня, — сказал Эндрю, затягиваясь только что зажженной сигаретой. — Семь, — без колебаний ответил Нил. — Ну, может, шесть, если быть дотошным. Но должен сказать, что мой испанский с каждым годом становится все лучше, — тут он увидел, что Эндрю смотрит на него, приподняв бровь, почему-то удивленный тем, как много у Нила скрытых глубин. Эндрю не должен был больше удивляться, когда Нил только и делал, что удивлял его и становился все более интересным каждый раз, когда они виделись. Нил глубоко вздохнул и спрятал улыбку. Эндрю это не понравилось. И еще меньше ему нравилось то, что ему это не нравилось. Как бы ему ни нравилось приближаться к каждой истине, скрывающейся за этими океанскими глазами, он ненавидел все, что происходило внутри него, когда улыбка исчезала. Как будто часть его самого разрывалась на части. — В детстве я много переезжал. Побывал во многих странах, — объяснил он. За этой правдой скрывалось много чего, и они оба это знали. Эндрю не был слепым, а Нил не был глупым. Но Эндрю не стал настаивать, не тогда, когда улыбка исчезла так быстро. — Но, по крайней мере, это было не зря, верно? — наступила пауза, внутри Нила произошел какой-то сдвиг, который в мгновение ока переключил его мысли в другое место. И поскольку это был Нил, ухмылка вернулась на его губы, как будто никогда и не уходила. Как будто так и должно было быть. — Так я могу говорить всякую чушь о людях, и никто никогда об этом не узнает. Наверное, это одна из лучших вещей в этом, серьезно. Хотя мне нравятся их лица, когда я говорю как надо, и они понимают каждое мое слово. О, Эндрю, если бы ты видел тот раз, это было бесценно, клянусь. Там был один засранец, он продолжал… Эндрю заглушил его. Нил продолжал говорить, и Эндрю все еще слышал его голос в своем сознании, но заглушал слова. Что-то в происходящем было слишком сильным для Эндрю. Видеть, как Нилу было так комфортно, слишком комфортно рядом с Эндрю, видеть его улыбку и смех, его расслабленное выражение лица, когда он говорил и говорил… Это было что-то слишком ценное и уникальное для Эндрю. Он не знал, чем заслужил право быть единственным, кто это видел. Он хотел сцеловать эту улыбку. Проглотить эти слова целиком. Вместо этого он сказал «мне пора» в пустоту и не стал дожидаться ответа Нила, просто убеждаясь, что тот его услышал. Он как-то несмело взглянул на него после, но когда карие глаза вновь встретились с голубыми, он понял, что уход был правильным решением. Это было слишком. И то, что Нил смотрел на него с пониманием, тоже не помогало. Нил и его понимание. Нил, который всегда все знал и всегда принимал его без всяких сомнений. Эндрю ушел и не оглянулся.***
В первый раз, когда Эндрю дал Нилу сигарету, они оба сидели на поваленном стволе дерева, вдали от тропинок и всех людей, пришедших в лес в солнечный субботний день. Нил внимательно наблюдал за Эндрю и улыбнулся, когда тот бесстрастно сказал: «пялишься», а затем промолвил. — Можно мне одну? Эндрю, казалось, был поражен, его руки замерли, а Нил указал на сигарету в руке блондина, и Эндрю медленно достал еще одну из своей пачки. Он позволил Нилу прикурить ее самостоятельно, явно не удивляясь тому, что Нил прекрасно знал, как это делается. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как Нил в последний раз зажигал сигарету, но он уже скучал по запаху. Когда Эндрю увидел, что он держит сигарету только в руке, отказываясь затягиваться и предпочитая дать ей догореть, он поднял бровь. — Сначала скверный вкус в еде, а теперь я узнаю, что ты даже не умеешь курить. Должен ли я беспокоиться о всех твоих жалких привычках, которые ты от меня скрываешь? Нил издал тихий смешок. — Просто мне нравится запах, — Эндрю не выглядел убежденным, и Нил обнаружил, что правда ему дается не слишком уж обжигающе — Он напоминает мне о матери, — и этого было достаточно, чтобы Эндрю перестал напирать. Нил чувствовал, как его глаза смотрят сквозь него. Он уже привык к тому, что Эндрю узнает его правду за правдой, и каждый раз, когда Нил приближался к своему прошлому, он чувствовал, как что-то горит в глазах Эндрю. Как будто он пытался разрушить все его заборы и понять, где он спрятан. Нил не знал, как сказать, что он был здесь. Что теперь Эндрю достаточно просто спросить, и Нил расскажет ему все. Когда эти глаза смотрели на него, какая-то часть его души знала, что он сможет. Нил старался не задерживаться на том давнем воспоминании о пляже, о горящей машине, в которой находилась его мать, о том, как он наблюдал за каждой секундой, пока от нее не остался лишь пепел, струящийся по песку. Он отмахнулся от этого воспоминания, уносясь мыслями в более светлое место. — И это говорит парень, который употребляет в пищу только сладости. Серьезно, я до сих пор не могу понять, как твой желудок вообще может все это выдержать. Может, у меня и плохие вкусы, но, по крайней мере, они здоровые, — всего несколько дней назад Эндрю сказал, что его любимая еда — мороженое. Мороженое. Этот человек ел мороженое ежедневно. Как такое вообще возможно? Нил искренне не мог этого понять. — Я не понимаю. Разве ты не болеешь, не знаю, чем-то? Не может быть, чтобы весь этот сахар не повлиял на тебя. — Похоже, это твоя проблема. — Серьезно? Ты никогда не болеешь? — Нет. Нил недоверчиво посмотрел на него, искренне удивленный этим фактом. — Думаю, некоторые вещи мы так и не узнаем. Затем Эндрю снова посмотрел на него, и в его взгляде было что-то такое, чего Нил не мог узнать. Новый темный оттенок заплясал по его зрачкам. Но это был другой вид тьмы. Та, что могла сжечь его дотла. — Не все. И Нил сразу понял, что он имел в виду. Его внутренности снова начали совершать нечто странное, и он потерял способность связно мыслить. Он просто продолжал смотреть на Эндрю. Он чувствовал, как его собственное сердце бьется быстрее, чем обычно, но все равно отгонял эту мысль. Но, несмотря на все это, Нил знал одно. Они продолжали тянуться друг к другу, приближаясь все ближе и ближе ко всему, что скрывалось между ними. А Нил… Нил просто не мог этого не ожидать.***
Прошло почти два месяца с тех пор, как Нил впервые увидел Эндрю. Два месяца они виделись почти каждый день, так или иначе натыкаясь друг на друга в лесу. Нил хотел продолжать думать, что они встретились случайно, но даже он не мог поверить в такую ложь. Он не знал, как это произошло, но встреча с Эндрю стала его любимейшей частью дня. Он чувствовал, как в груди у него сразу становилось легче, когда он находился рядом с этим человеком. Ему всегда казалось, что дышать становилось проще, а демоны уходили все дальше. Впервые правда стала для него тем, чего он перестал бояться. Он не знал, почему все так получилось. Он не хотел так сильно полагаться на Эндрю. Но Нил ни на что бы его не променял. Той ночью он проснулся от довольно тяжелого кошмара. Каждый раз, когда он пытался закрыть глаза, единственное лицо, которое он мог видеть, было лицо его отца, а смех Лолы был единственным, что он мог слышать. Тогда он вышел из дома, сделав единственное, что он умел, единственное, что могло прогнать демонов. Он побежал к лесу. Он бежал всего двадцать минут, когда начался дождь. Вначале он был слабым, но через несколько минут усилился, и вскоре Нил промок окончательно. По крайней мере, дождь смыл все кошмары, но ему нужно было найти укрытие, если после он не хотел несколько дней проболеть. Вот только он находился посреди леса, и единственным местом, где он мог укрыться от дождя, было… Убежище Эндрю. Он никогда больше не приходил туда, всегда видел Эндрю в другом месте, и тот тоже никогда более не приводил его туда. Но в тот момент Нил знал, что это единственное место, где он мог найти настоящее спасение. Он уйдет до того, как Эндрю отправится в лес на следующий день. Он просто подождет, пока дождь прекратится. Это не займет много времени. Как бы Нил ни учился ориентироваться в любом месте, было совершенно темно, а сильный дождь не помогал ему толком разглядеть окружающую обстановку. Поэтому ему потребовалось больше времени, чем ожидалось, чтобы найти дорогу к убежищу, но когда он наконец нашел его, то смог только вздохнуть, пытаясь лечь. Одежда его была в адском состоянии, но пока что ему было просто холодно, и он устал. Затем он погрузился в воспоминания об этом месте, о безразличном загадочном лице Эндрю в тот день, когда они впервые встретились. Как пламя удивления внутри него никогда не угасало, только разгоралось с каждым днем все сильнее. Нил настолько погрузился в воспоминания, что не заметил, как заснул. В один момент он думал о том, как волосы Эндрю темнеют от дыма, когда они виделись, чтобы поделиться друг с другом правдами, как он никогда не вздрагивал и не замирал в любой момент, когда находился рядом с Нилом, независимо от того, какие правды он выдает. В следующее мгновение он открыл глаза и увидел, что убежище вокруг него теперь залито тусклым светом. Воздух был теплее, а на груди Нила появилась тяжесть, которой раньше не было. Он не помнил, как накидывал сверху куртку, чтобы укрыться. Он даже не осознавал, насколько устал, пока его сознание не уловило все детали вокруг. Например, что куртка на его груди была совершенно сухой, в отличие от всей остальной одежды, которая все еще была влажной от дождя. И именно поэтому, когда Нил вышел из укрытия в попытке быстрее проснуться, он не знал, что здесь кто-то есть, пока грубый голос не достиг его ушей. — Выглядишь как дерьмо. Нил вздрогнул, вмиг полностью проснувшись от незнакомого звука, от того, что неизвестный человек оказался близко, слишком близко… Но достаточно было повернуть голову, чтобы через секунду он испустил долгий вздох облегчения. Он был в безопасности. — Что ты здесь делаешь? — сказал он, не подумав, как будто это не он стоял в укромном месте Эндрю. Только поднятая бровь Эндрю заставила его задуматься. Он попытался заговорить снова, но слова не шли. Однако растерянность не покидала его. Эндрю был здесь, когда солнце только начинало вставать, и это говорило Нилу, что сейчас только пять или шесть утра. Нил никогда не видел Эндрю здесь в такую рань. У Эндрю все еще было его лицо «ты что, блядь, издеваешься?», которое, как знал Нил, не предвещало ничего плохого. И, как всегда, это вызвало у него улыбку. Эндрю безмолвно выражал свое требование, но при этом не давил на него, с сильным, но теплым «что ты здесь делаешь». Нил протянул руки в знак поражения, сдаваясь его любопытству. — Я не мог заснуть. Потом пошел дождь, — наконец признался он. Это была лишь полуправда, но это было самое большее, что он мог дать в данный момент. Но он знал, что больше ничего говорить не нужно. Эндрю уже знал, что, когда что-нибудь случается, бежать в лес — единственное решение, которое могло прийти ему в голову. Эндрю только хмыкнул в ответ, признавая и принимая его объяснения. Если он и знал, что есть что-то еще, то не показывал этого. — Прости, я знаю, что это твое место и… — Не надо. Не надо извиняться. Нил хотел запротестовать, но знал, что лучше не заставлять Эндрю повторяться. Он не знал, почему Эндрю продолжает впускать его снова и снова. В его жизнь, в его прогулки, в моменты курения, в его укромные места и в его прошлое. Он не знал, что сделал, чтобы заслужить всё это. Впервые в жизни Нил мог подумать, что кто-то может взять всего его, не дрогнув, не уйдя, не возненавидев и не причинив боли. Тогда он снова улыбнулся, преследуя это чувство, преследуя пламя, которое они оба разделяли. — Почему ты пришел так рано? — У меня гостит кузен. И он храпит, — Нил не мог удержаться от смеха. Эндрю мог быть настолько грозным, насколько ему хотелось, но Нил никогда не уставал видеть ту его часть, которую можно назвать человеческой, не способную разбудить человека, и предпочитающую уйти. — Тот, что из Германии, верно? Он проделал весь этот путь? — когда Эндрю хмыкнул, в груди Нила поселилось что-то теплое. Он рад был знать, что у Эндрю есть люди, которые о нем заботятся. Люди, которые готовы пересечь континенты, чтобы провести с ним время. Нил знал, что у Эндрю были сложные отношения с братом-близнецом, но они все равно виделись или звонили друг другу время от времени. Эндрю называл своего родственника только «мой надоедливый кузен», но Нил чувствовал и тогда, и сейчас, что в его словах не было никакой злобы. — А ты не мог его разбудить? Эндрю пожал плечами. Нил знал, что он не признается в таких вещах и причинах, но все равно попытался. — И вот ты здесь. Эндрю посмотрел на него, взгляд был таким же пронзительным, как всегда, а голос казался мягче, чем обычно, когда он отвечал, не сводя с Нила глаз. — И вот я здесь. Это было похоже на признание. Это было похоже на обещание. Это было похоже на все, в чем Нил нуждался, и на все, чего он хотел.***
Это был четверг. День, когда исполнилось пять месяцев с тех пор, как Нил стал настоящим. В то утро его грубо разбудил от кошмара громкий звонок. Только когда он смог сориентироваться и перестал сильно дрожать, он тут же поднял трубку, прекрасно понимая, что единственный, у кого есть его номер, не станет звонить ни свет ни заря просто так. Нилу все еще трудно было нормально дышать и приспособиться к предполагаемой безопасной реальности, но он все еще слышал резкий и серьезный тон своего дяди, пока тот говорил. — Малыш, мне нужно, чтобы ты слушал каждое мое слово и делал только то, что я говорю. Ты останешься дома. Слышишь меня? Сиди дома и не выходи, пока я тебе не перезвоню. Никому не звони, ни с кем не разговаривай. Даже не открывай свое чертово окно и не забирай почту. Не открывай дверь. Не отвечай на звонки, если это не я. Сиди дома. Ты меня услышал? Ты меня слышишь? Нил успел ответить только задыхающееся «да», прежде чем Стюарт повесил трубку, ничего больше не объясняя. Но сознание Нила могло лишь быстро превратиться в собственный ад. Остатки его сна все еще были глубоко внутри него, и теперь… Он пытался, пытался проснуться, очнуться. Это не могло быть реальностью. Он проснулся от своего кошмара, он уже пробудился. Он был в безопасности, он должен был быть в безопасности. Его отец был мертв, прошло несколько месяцев, он видел это, он помнил это, Стюарт убил его, он… Стюарт сказал ему, что он будет в безопасности, он сказал ему, что приезд сюда — к лучшему, он заверил его. Паника охватила его, нарастая и разгораясь, и он ничего не мог сделать, ничего, ничего, ничего. Он не мог бежать, не мог, он был в ловушке. Он был в ловушке. Его демоны теперь настолько загораживали ему обзор, что он уже не мог разглядеть свою спальню. Он едва чувствовал, как упирается спиной в стену, как его дрожащие руки обхватывают колени. Ему нужно было бежать, нужно было, но он не мог. Он был в ловушке, ничто не было реальным и ничто не было безопасным. Он не мог двигаться, не мог дышать. Его отец смеялся, прижимая его к себе, острый ловкий клинок держался в воздухе, готовый к применению, слишком, слишком близко. Лола шептала ему на ухо, она разрежет его на куски, прикуриватель был близко, слишком близко к его лицу… В ловушке, в ловушке, в ловушке. Реальность теряла форму, его зрение растворялось в прошлом, его уши обжигали воспоминания. Он чувствовал только огонь, кровь и боль, боль, боль. Проходили часы, и все, что он чувствовал — боль.***
— Ты серьезно собираешься сейчас покурить? Разве в Колумбии не идет дождь? Эндрю, серьезно? — Он закончился час назад. Эндрю не стал обращать внимания на то, что брат говорил дальше, перестав слушать его, как только он заговорил о своей работе. Он мог отвалить, вместо того чтобы говорить о том, что его не касалось, если бы ему было до этого дело. Эндрю уже давно перестал его слушать. Он просто был слишком занят, собираясь и надевая куртку, чтобы повесить трубку. Ну, почти. — Возьми хотя бы треклятый зонтик! Эндрю положил трубку. О, сладостная тишина. Он не взял зонтик. Скорее всего, он придет домой промокшим, но раньше это его никогда не останавливало. Он знал, что брат все равно ничего не узнает, но злость по-прежнему заставляла его принимать множество решений. Сегодня был не тот день, когда он начнет отказываться от хороших привычек. Он запер дом и отправился в путь, пройдя восемь минут от своего дома до леса. Небо было серым, а воздух — холодным, прячущееся солнце начинало садиться в этот вечерний час, и Эндрю, вероятно, в конце концов внутренне проклинал брата за то, что тот был прав, но он все равно непринужденно шел к своему месту. По крайней мере, на улице, а тем более в лесу, никого не было. Люди не хотели возвращаться домой промокшими, с собаками или детьми, покрытыми грязью. К счастью для них. К счастью для Эндрю. Он будет спокойно сидеть под своим укрытием, независимо от того, начнется ли дождь снова или нет. Он был по-прежнему спокоен, когда шел среди деревьев, следуя по невидимой тропинке, которую знал наизусть, когда что-то странное попало в поле его зрения. Он несколько раз моргнул, но ничего не изменилось. Его разум не предавал его, нет, это действительно была кровь в дюймах от его ног. Какого хрена? Ее было немного, поэтому она не вызывала особых опасений, но этого было достаточно, чтобы пробудить его глупое любопытство. В нескольких футах от него было пятно поменьше, и Эндрю начал двигаться в этом направлении. Он решил, что кто-то поскользнулся из-за мокрых листьев и грязи вокруг и поранился. Возможно, ничего страшного не произошло, и человек уже наверняка был в порядке. Но что-то внутри Эндрю чувствовало неладное. Он не мог выразить это словами, не мог указать, что и почему, но он это знал. Что-то было не так. Что-то толкало его идти дальше. Но по мере того, как Эндрю продолжал двигаться, все становилось все более странным и неправильным, пока, в конце концов, не нашлась она, причина, глупая причина. Сначала Эндрю лишь услышал это. Слышал их. Кто-то громко и тяжело дышал, запинаясь и борясь с дыханием, которое было слишком быстрым, слишком поспешным. Кто бы там ни был, он был не в лучшем состоянии. Эндрю понял это только тогда, когда узнал фигуру в нескольких ярдах слева от себя. Он сразу же узнал рыжие волосы, несмотря на то, что они полностью промокли. Должно быть, этот идиот провел на улице несколько часов, если он был в таком состоянии, когда шел сильный дождь. Эндрю мгновенно возненавидел себя за то, что так быстро узнал этого человека, но, по крайней мере, теперь он знал, почему все было так неправильно. Он ненавидел и это. Эндрю старался не обращать внимания на то, как торопливы были его широкие шаги, и в считанные секунды оказался рядом с Нилом. Парень, казалось, даже не слышал его. Он прислонился спиной к дереву, прижал колени к груди, обхватив их руками, и спрятал между ними голову. И вот она, на его правой ноге, эта багровая рана. Столько времени бегал, а этот идиот так и не научился не подскальзываться. Что бы ни случилось, что бы ни оставило его в таком состоянии, Эндрю видел, что ни одна его часть не дрожит. — Нил, — пробормотал он. — Нил, — попробовал он снова. Он пытался снова и снова, но все было бесполезно. Эндрю не хотел прикасаться к Нилу без какого-либо согласия, тем более в слишком темном месте, где мог скрываться любой демон. Эндрю не смог бы пройти мимо этого. Никогда не мог. Он продолжал пытаться, перебирая в памяти все их разговоры, каждую правду, которой они поделились, каждую частичку Нила, на которые Эндрю потратил часы и недели, пытаясь собрать их воедино. Он должен был попробовать что-то еще. Он не знал, сколько времени Нил вообще провел на земле. Он не знал, как долго он безошибочно бежал. Он просто знал, что оставлять Нила здесь, в таком состоянии, было наихудшим вариантом. Нилу нужно было выбираться из этого. Эндрю слишком хорошо знал, что долгое пребывание в этом состоянии никому не принесет ничего хорошего. И тут Эндрю увидел её. Справа от Нила, напротив того места, откуда пришел Эндрю, лежала серая сумка, совершенно промокшая. Эндрю не колебался. Он открыл ее и стал перебирать все, что там было. Одежда, документы, телефон и папка. Эндрю не стал открывать. До него уже начало доходить, что происходит. Побег. — Нил, послушай меня. Ты в Колумбии, в государственном лесу Харбисон, куда ты ходишь каждый день, чтобы бегать, гулять и смотреть на глупые деревья. Ты в безопасности. Ты здесь один, есть только ты и я, Эндрю. Ты в безопасности. Что бы ни случилось, это в прошлом. Все кончилось, Нил. Нил. Ты в безопасности. Ты в безопасности. Эндрю заметил, как плечо Нила затряслось сильнее. Он не знал, значит ли это что-нибудь, но это был знак, что, возможно, Нил слышит его где-то в том месте, где он оказался в ловушке. Эндрю продолжал говорить, пока не заметил, что тело Нила стало меньше дрожать, а дыхание стало менее торопливым и неровным. Когда он наконец заставил Нила посмотреть на него, Эндрю увидел, что тот по-прежнему находится где угодно, только не здесь. Его лицо было как у призрака. Словно его прежний образ умер, похороненный в этих воспоминаниях, а Нил, сидящий перед ним сейчас, был лишь оболочкой его прошлого. Возможно, так оно и было. Но Эндрю в любом случае не собирался его отпускать. — Это я, Нил, это я — Эндрю. Мы видимся почти каждый день. Ты всегда рассуждаешь и раздражаешь весь мир, ты ухмыляешься, потому что слишком горд собой, и мы всегда честны друг с другом. Мы говорим друг другу правду. Я здесь. Ты в безопасности. Он увидел, как Нил глубоко вздохнул. Он сможет с этим справиться. — Нил, мне нужно отвезти тебя в укрытие. Ты уже был там однажды, вспомни. В тот день ты заблудился, когда бежал. Я вывел тебя из леса в город, который ты узнал. Нил, ты меня слышишь? Если не можешь говорить, просто кивни. Ты меня слышишь? Эндрю сделал паузу. Прошли долгие секунды, и Эндрю уже начал думать, что у него ничего не получится, когда увидел, как голова Нила медленно и крошечно двигается вверх-вниз. Эндрю выдохнул, не замечая, как затаил дыхание. — Нил, я могу к тебе прикоснуться? Эндрю подождал несколько секунд, прежде чем увидел, что Нил снова кивнул, его глаза все еще были прикованы к пространству между ними, застряв в том же пространстве. Эндрю не стал терять времени, и через секунду его рука нашла заднюю часть шеи Нила. Он сжал несколько раз, пытаясь пробудить в Ниле хоть какую-то реальность. Он почувствовал, как от прикосновения у Нила вырвался глубокий сдавленный вздох. Но его дыхание стало немного легче. — Мы пройдем несколько ярдов до деревянного навеса. Я понесу тебя. Да или нет? Он снова сжал руку на его шее, пытаясь вернуть его в настоящее, а другая рука опустилась на его колено. — Нил. Да или нет. Помедлив, Нил наконец кивнул, и Эндрю принялся за работу. Убежище было недалеко. Он не солгал Нилу, когда сказал, что они пройдут всего несколько ярдов. Нилу почему-то повезло, что он оказался рядом с ним. Эндрю просто старался не думать о том, было ли это намеренно или нет. Он может позволить своему разуму гадать позже. Или нет. По дороге Эндрю продолжал разговаривать с Нилом каждые несколько секунд, будь то просто его имя или какие-то незначительные слова, не позволяя тому ускользнуть. Когда они добрались, он переместил Нила под навес и попытался протереть его рану. Он не мог сделать многого из того минимума, что у него был, а кровь уже начала засыхать, но он сделал все, что было в его силах. Только после этого он остался рядом с Нилом, слыша, как замедляется его дыхание, когда тот, казалось, засыпал от усталости. Возможно, это было не самое лучшее для него — засыпать сразу после приступа, слишком близко к демонам, которые преследовали его, но одному Богу известно, когда Нил спал в последний раз, а его тело, казалось, крайне нуждалось в отдыхе. Когда он, наконец, заснул, Эндрю медленно двинулся к своему обычному месту на пне, расположенному прямо за навесом. Он прикурил сигарету, стараясь не думать о том, что произошло, о демонах, оставивших Нила в таком состоянии, об ужасе в его глазах и дрожащем теле. Со временем Эндрю получит ответы на свои вопросы, он знал. Но он все равно никак не мог избавиться от того, что происходило внутри него.***
Нил резко проснулся. Его дыхание было затруднено, зрение — затуманено. Он все еще чувствовал холод и темноту там, где находился его разум. Ему потребовалось длительное время, чтобы прийти в себя и снова понять, как дышать. Только тогда он начал понимать окружающую обстановку. Где он, черт возьми, находился? В груди все еще что-то болело, когда его глаза нашли свет у входа в убежище, в котором он отдыхал. Увидев зелень снаружи, он вернулся в настоящее. Лес. Бег. Его сумка. Паника, которую он чувствовал. Необходимость бежать, бежать, никогда не оглядываться. Его дядя. Телефонный звонок. Демоны. Его отец. Дождь. Падение. Эндрю. Нил помнил, как он ему снился. Он понятия не имел, как он оказался в этом убежище, но он помнил голос Эндрю. Был ли он здесь? Нил не помнил почти ничего из того дня. Все было размыто, и в основном это были эмоции и видения, которые он мог извлечь из своего сознания. Он помнил, как дядя звонил ему накануне вечером. Он помнил, как терял себя, терял и терял. Он помнил, как дядя, наконец, позвонил снова и все ему объяснил. Блядь. Блядь. Нил почувствовал, как снова начинает паниковать, его руки инстинктивно схватили сумку. Черт, Нил даже не подозревал, что собрал сумку, когда уходил вечером. Но как он мог этого не сделать? Один из людей его отца, один из немногих, кто еще был жив, нашел его. Нил не знал, как Стюарту удалось узнать и позаботиться о нем прежде, чем тот смог добраться до Нила, но это не меняло того факта, что они нашли его. Если один нашел, то и другие найдут. Он не знал, сколько их осталось в живых, но они нашли его, и Нил не мог… Ему нужно было идти. Но Нил все еще не мог пошевелиться. Он только продолжал вспоминать. Он отчетливо помнил, как он даже не дождался окончания объяснения Стюарта и повесил трубку. Следующее, что он помнил, это то, как он бежал. Дождь не помогал, и Нил почти ничего не видел сквозь него и панику, но его разум это не волновало. Ему просто нужно было бежать. Он лишь мельком вспомнил, что поскользнулся на грязи, немного поцарапал ногу и был дезориентирован. Но одного взгляда на порез, на кровь на ноге хватило, чтобы он полностью потерял ориентацию, что стало последним шагом к потере себя. Воспоминания снова преследовали его, и он снова оказался в том подвале, над которым стоял его отец, угрожая перерезать ему ноги, чтобы он больше никогда не смог бегать. Через секунду Нил лежал на земле, не в силах пошевелиться, его тело больше не слушалось, голоса, говорившие «беги, беги, беги». Только он никак не мог вспомнить, как он оказался здесь, в этом убежище. В нем было что-то странно знакомое, и, несмотря на панику и необходимость бежать, Нил чувствовал где-то внутри то маленькое ощущение безопасности. Он просто не мог понять, откуда оно взялось и почему. Он не… Должно быть, ему это приснилось. Он помнил голос, но был уверен, что ему это приснилось. Но Нил начал приходить в себя, и теперь он чувствовал запах дыма. Дыма, который был опасно близок к нему. Узнав запах, его демоны смогли немного успокоиться. Сигареты. Возможно, он был уже не так уверен. Когда Нил наконец нашел в себе достаточно сил, он медленно поднялся, балансируя и стараясь не упасть снова. Когда он вышел из укрытия, там была он — сам по себе лихорадочный сон, сидящий на том же пне, с сигаретой в губах. Блондин не смотрел на него, не подавал никаких признаков, что чувствует или слышит присутствие Нила. Он просто молчал, снова и снова затягиваясь. А Нил стоял там, делая глубокие вдохи и стараясь не бежать. Стараясь не думать о воспоминаниях, проносящихся в его голове, о том, как Эндрю увидел его, заговорил и привел сюда. О том, как Эндрю ждал. Он уселся, когда его силы вновь иссякли. Только тогда Эндрю наконец пошевелился. Он молчал, молчал все время, пока прикуривал очередную сигарету и передавал ее Нилу, намеренно на него не глядя. Эндрю знал, что Нил не сможет зажечь ее сам. Нил тоже это знал, ему не нужно было смотреть на свои руки, чтобы понять, что они все еще дрожали. Он не знал, как ему относиться к тому, что Эндрю делает это сознательно. Он не знал, что ему делать со всеми воспоминаниями, нахлынувшими на него. Рука Эндрю на его шее, заземляющая его. Именно благодаря ему он смог наконец вздохнуть и отпустить себя. Нил долго смотрел на сигарету, но в конце концов взял ее, позволив запаху привести мысли в порядок. Он не знал, как долго они просидели вот так, куря вместе, в пяти футах друг от друга, молча глядя вперед, но Нил не мог вынести многого. Еще одно воспоминание вернулось к нему, и это было уже чересчур. Нил поднялся на ноги, потушил сигарету, взял в руки сумку. Две стороны внутри него боролись за то, чтобы взять верх, принять решение. Но он уже знал, кто победит. — Останься. Нил застыл на месте. Он пытался не прекращать дышать, но вместо этого набирал слишком много воздуха и прерывисто выдыхал. Его грудь болела. Он знал и чувствовал на своей спине карий взгляд Эндрю, и произнесенные слова крутились у него в голове, повторяясь снова и снова. Нил знал, что Эндрю не хотел, чтобы он оставался здесь, сегодня, в убежище. Эндрю имел в виду что-то другое. Что-то, чего Нил не мог дать. Что-то, чего у него никогда не будет. Он пытался, правда пытался… Но Нилу Джостену никогда не везло. Никогда не обходилось даром. Он не взглянул на Эндрю, когда крепче сжал сумку и ушел. Только когда он убедился, что находится достаточно далеко, чтобы Эндрю его не увидел и не услышал, он сделал глубокий вдох. И побежал.***
Эндрю не видел Нила несколько дней. Он отказывался считать дни, как занудный влюбленный подросток, который скучает по своей возлюбленной на летних каникулах, хотя, если бы его спросили, он бы сказал, что прошло ровно 13 дней с тех пор, как он увидел, как этот рыжик уходит от него. Эндрю старался не думать об этом. Он пытался загнать все вглубь, все, что касалось Нила, что приходило ему в голову или вызывало у него какие-то чувства. Он заталкивал это вниз, вниз, вниз, вниз, как бы неправильно это ни казалось. Нил был всего лишь несбыточной мечтой. Просто назойливая мечта, которая посещала его почти каждый день на протяжении нескольких недель. Мечта, которая делала его безрассудным. Мечта, которая заставляла его слишком много говорить. Мечта, которая оставила внутри него тревожное чувство, от которого он не мог избавиться. Мечта, которая исчезла. И Эндрю говорил себе, он знал, предупреждал каждую клеточку своего тела. Нил Джостен всегда был несбыточной мечтой. Был, а потом исчез. Слишком хорош, чтобы быть правдой. Слишком хорош, чтобы остаться. Эндрю пытался игнорировать то, что внутри него требовало ответов. Требовало причин. Та часть его, которая просила вестей, знаков, чего угодно. Чего угодно от того, кто был там, а потом ушел. В его груди была пустота, внутри него была настоятельная потребность, чтобы Нил вернулся, чтобы Эндрю снова увидел его и узнал правду. Это было слишком близко к желанию. А Эндрю Миньярд никогда ничего не хотел. Не мог. Никогда. Как оказалось, он прекрасно справлялся с игнорированием всего этого, вместе с этой тугой раной внутри себя. Но если постараться, может быть, все это исчезнет окончательно. Потому что Эндрю знал об этом с самого первого момента их встречи. Он видел тень в глазах Нила, маску на его лице, правду, которая кричала о побеге. Он знал с самого начала. Нил будет здесь, а потом уйдет. Но Эндрю все равно сглупил.***
Только на третьей неделе Эндрю решил что-нибудь предпринять. Вернее, он не решил. Это сделало его тело, разбудив его с теплом решимости в груди наряду с тем же самым напряжением, которое оставалось, несмотря на все его усилия. Он так старался, так долго старался ничего не делать. Не искать его, не искать ответы. Нил ушел, и Эндрю нужно было отпустить его. Нет, Эндрю ничего не нужно, потому что Нил был всего лишь несбыточной мечтой, от которой его разум не мог избавиться. Но как бы он ни пытался скрыть пустоту внутри себя, он не мог перестать искать. Искать что угодно, кого угодно, где угодно. Каждую секунду, проведенную в лесу, каждый звук, который он слышал, его глаза искали. Искали его. Эндрю ненавидел это, но не мог остановиться, как бы ни старался. Он проводил в лесу больше времени, чем обычно, и хотя он старался не обращать на это внимания, он знал. И вот он снова был там, в это серое раннее утро, гуляя по лесу. Только на этот раз он шел не по тем тропинкам и диким местам, которые знал наизусть и знал много лет. Он впервые шел на север, в поисках неизвестного. Он даже не делал этого сознательно, или так он говорил себе. Он был в своем собственном разуме, думая о рыжих волосах и ясных голубых глазах, о темноте, скрытой в его глазах, и дрожащем лице под его ладонью. И в следующее мгновение он оказался где-то в неведомой ему чаще леса. Впервые за многие годы он прошел мимо знакомого места и углубился в сторону Нила. Он старался не обращать внимания на причины, которые назойливо лезли в голову, и продолжал идти, снова и снова. Нил никогда не давал ему ни адреса, ни названия улицы. Ни в одной из своих правд он не рассказывал ничего конкретного и подробного о первых трех месяцах, которые он прожил здесь. Эндрю знал только, что до их встречи он ходил в эту часть леса почти каждый день. Может быть, Нил всегда знал, что уйдет. Может быть, ему было суждено. А может, Эндрю просто нравилось мучить свой разум. В любом случае, Эндрю все еще не мог избавиться от решимости. Не много, правда, но минимум всегда был его специализацией. А Эндрю Миньярд никогда не мог оставить проблему нерешенной. Он уже знал, что Нил никогда бы не удержался от того, чтобы не пойти в лес больше чем на несколько дней. Этот наркоман был так же зависим от природы, как Эндрю любил мороженое. Если Нил все еще был там, если он не ушел навсегда… Тогда Эндрю найдет его здесь. Он должен был.***
Разум Эндрю не любил проводить дни без ответов, не говоря уже о неделях. Каждый новый час в его мозг проникала новая мысль, и большинство из них были ему не по душе. Некоторые из них находились там с самого первого дня и продолжали нарастать, крепнуть и преследовать его. А что, если Нил уехал из-за Эндрю? Что если он вовсе не сбежал, а просто решил, что больше не хочет его видеть? Может быть, он окончательно надоел ему, как Эндрю всегда и предполагал. Как и всем остальным. Как и положено. Может быть, Нил не хотел его больше видеть после того дня. Может быть, Эндрю перешел черту, неся его на руках или присматривая за ним. Он спрашивал, Эндрю был абсолютно уверен, что спрашивал. Его память никогда его не подводила, в этом он не сомневался. Но тогда Нил был не в том состоянии. Что, если Эндрю неправильно все истолковал? Что, если он зашел слишком далеко? Прошло несколько дней с тех пор, как Эндрю начал осматривать северную часть леса, а он по-прежнему ничего не понимал, как и в первый день. Но даже несмотря на это и миллион мыслей, пытавшихся его испепелить, Эндрю продолжал идти. Он не переставал искать. Теперь никакое пламя не могло причинить ему вреда. Он уже горел. Он все еще не знал, куда именно ходил Нил, так что ему предстояло проделать большой путь. Эндрю ходил туда каждый день, иногда рано утром, иногда в полдень, иногда поздно вечером. Он отказывался называть это одержимостью. Ники и Аарон могли называть это как угодно, но Эндрю не соглашался. Это была просто проблема, которую нужно было решить. Тайна, которую нужно было разгадать. Огонь, который нужно было потушить. А поскольку Эндрю Миньярд никогда не оставлял проблемы нерешенными, ему не стоило удивляться, когда однажды поздним вечером, когда солнце еще было видно, но небо уже темнело, он увидел в сотне ярдов от себя рыжие волосы. Ему не следовало удивляться. Ему определенно не следовало ничего чувствовать. Он просто продолжал медленно идти, та же апатия, что отражалась на его лице, таяла вместе с огнем в голове, пылала в груди. Поэтому он отключил свой разум и не обращал внимания на сбившееся дыхание, на что-то в груди, что не было ничем. Ему не следовало удивляться. Но Нил Джостен всегда был несбыточной мечтой. Был, а потом исчез. И Эндрю не мог избавиться от мысли, что он все-таки был здесь. Только через несколько секунд этот идиот увидел Эндрю. Сказать, что Нил не ожидал увидеть здесь Эндрю, было бы преуменьшением. Эндрю увидел, как он остановился на бегу, чуть не упав от потери равновесия. Они находились на маленькой и узкой тропинке, где хватало места только для одного человека за раз. Нил остановился в дюжине ярдов от Эндрю и теперь не мог оторвать от него глаз. Эндрю не понадобилось много времени, чтобы пройти оставшиеся ярды между ними, и вскоре они оказались лицом к лицу, в пяти футах друг от друга, карие глаза встретились с голубыми и застыли. Нил, казалось, не знал, что сказать, неровно дышал, но почему-то не позволял своим глазам блуждать по чему-либо, кроме Эндрю. — Полагаю, ты все-таки не кролик. Или ты настолько хороший лжец? Он знал, что его голос был таким же резким, как и взгляд. Эндрю не знал, как сделать иначе. Его это нисколько не волновало. Он просто злился. На Нила. На себя. Он его ненавидел. Он лишь наблюдал, как сильно вздрагивает Нил от его слов, как любая мысль замирает у него в горле. Но у Эндрю были все ночи. У него была вся неделя, когда ему было не наплевать. Он не уйдет, не узнав правды. — Ты сбежал. Это не было упреком. На этот раз это было сказано не со злостью или разочарованием. Это было сказано как факт. Это был способ для Эндрю вскрыть правду между ними и наконец-то заставить Нила говорить, начать то, чего тот не мог сделать, помочь найти слова, которые тот, казалось, потерял. И у него получилось. — Я… — начал Нил и сделал паузу. Его плечи опустились, и он отвел взгляд. Он звучал побежденным. Эндрю не мог позволить этому как-то на себя повлиять, но он чувствовал в себе изменения, которые указывали на неудачу. Нил попытался снова. — Почти. Я был в аэропорту и собирался уехать, но я… я не смог. Я прибежал обратно. Эндрю старался не думать о том, как Нил бежал две дюжины миль в дерьмовую погоду, не имея при себе ничего, кроме сумки. — Ты остался, — вместо этого сказал Эндрю. Это заставило Нила наконец-то снова посмотреть на него, голубые глаза снова встретились с карими. И поскольку этот идиот был послан ему на погибель, он просто уставился на него и улыбнулся. Это была слабая улыбка, не доходящая даже до его носа, но достаточная, чтобы сокрушить все внутри Эндрю. Он это ненавидел. — Ты сказал мне остаться. Эндрю никогда, ни на одном предсмертном вздохе не признался бы, какая буря разбушевалась при этих словах. Опасная, безрассудная, коварная. Нил все еще улыбался как-то очень… Нет. Эндрю отказался добавлять слово. Он просто должен был положить этому конец. Нилу не могло сойти это с рук. Эндрю не стал бы это терпеть. Он бы этого не пережил. — Я тебя ненавижу. Он старался, чтобы его голос был холоден, но это произвело эффект, противоположный тому, которого хотел Эндрю, потому что от этого Нил лишь шире улыбнулся. Теперь улыбка была в опасной близости от его глаз. Эндрю мог только отвести взгляд. И поскольку Нил всегда был занозой в заднице, он не мог сдержаться. — Когда ты так говоришь, я с каждым разом верю тебе все меньше. Как он посмел. Как он посмел сказать это, если именно он исчез на несколько недель. Он был причиной, по которой Эндрю здесь очутился, причиной бури в его груди и гнева в его костях. Эндрю отвернулся. Он был несправедлив, но ему было наплевать. Он не мог оставаться здесь, глядя на Нила. Он не мог спросить Нила, почему его не было все эти недели, почему он избегал Эндрю. Спросить — значит признать, что Эндрю о нем думал. Это означало бы признать, что это беспокоило его, что это его задело. Эндрю не мог этого допустить. Вместо этого он начал делать маленькие шаги, оставляя Нила позади. Но у того, похоже, были другие планы, ибо Эндрю вдруг услышал торопливые шаги и тихий голос. — Подожди… Неплохая попытка. Эндрю продолжал идти. — Прости, — это заставило Эндрю замереть. Его ноги больше не слушались его, предпочитая вместо этого слушать кролика. За что, черт возьми, он вообще извинялся? Он чувствовал Нила позади себя, остановившегося близко, но не настолько близко, чтобы дотронуться. Эндрю мог повернуться, и между ними все равно оставалось бы достаточно пространства. Эндрю ненавидел, что Нил знал, в чем он нуждается. — Я не могу… — и вот опять. Неровное дыхание, дрожащий голос. — Я был еще не готов столкнуться с этим, — это заставило Эндрю обернуться. Он ничего не понимал, и ему это не нравилось. — С чем столкнуться. — С правдой. Нил стоял перед ним непоколебимо, и Эндрю чувствовал, как тот напрягся. Честность ему не шла, и Эндрю это не нравилось. Не смотря на то, как это на него подействовало. — Но я расскажу все сейчас, если ты позволишь. Эндрю не мог оторвать от него глаз, как бы он ни старался. Поэтому он сделал единственное, что смог. Он остался.***
Нил глубоко вздохнул и начал говорить правду. Он не стал рассказывать все подробности своего десятилетнего детства, не стал перечислять города, в которых он побывал, количество лжи, которую он говорил, личности, которые ему приходилось подделывать. Но он рассказал ему о своем отце, который, как Эндрю уже знал, был причиной большинства его шрамов. Он рассказал ему о том, как его мать забрала его в тот день, украв миллиарды долларов. О тех восьми годах, проведенных в бегах, пока отец не засек их. О сожжении его матери на калифорнийском пляже. Он рассказал ему о последних трех годах, проведенных в одиночестве, прежде чем люди его отца снова нашли его. Как в тот раз он не смог бежать. Как он чуть не умер той ночью, шесть месяцев назад, если бы не дядя, явившийся как чудо. Как дядя теперь оберегал его, следил, чтобы с ним ничего не случилось. Нил рассказал ему, как он проявил себя, найдя и убив одного из оставшихся людей отца три недели назад. — Именно в тот день ты нашел меня. Вот почему я не был… в порядке. Я собирался бежать. Как только дядя сказал мне, что все кончено, я побежал. Я не хотел останавливаться. Но я остановился. И ты нашел меня, — Нил не стал рассказывать ему о том, как его ноги сознательно привели его на место Эндрю. Что его тело знало, куда идти, в единственное место, где он чувствовал себя лучше и безопаснее. Что даже когда все вокруг горело и ему нужно было только бежать, он бежал обратно к Эндрю. Нил не хотел говорить об этом. Он не хотел и думать об этом, не в силах объяснить или придумать причину. Это было достаточно страшно само по себе. Нил поднял голову и встретил взгляд Эндрю, который ни на секунду не отрывался от него. Блондин молчал на протяжении всего рассказа, и выражение его лица оставалось неизменным. Он не вздрогнул, не пошевелился, ничего не сказал. Его лицо оставалось таким же, каким оно было всегда — лишенным эмоций. Но после всего, после всех этих лет, последних недель бесконечного круговорота… Нил наконец-то снова был в безопасности. Он передал все, все свое прошлое в дрожащей и покрытой шрамами упаковке Эндрю, а Эндрю стоял здесь, принимая и понимая, и Нил падал. Только на этот раз он знал, что не ударится о землю. Если бы Нил был из тех людей, которые дают волю своим эмоциям, он бы заплакал. Вместо этого он лишь подавил вздох. Казалось, что все, что ему приходилось скрывать, притворяться и забывать, все, что так долго тяготило его, наконец-то вырвалось наружу. Часть его всегда знала, что с Эндрю его прошлое будет в безопасности, и что он будет тем, кто примет все это, не дрогнув, но столкнуться с истиной оказалось выше сил Нила. Он попытался ухватиться за ствол в дюйме от себя, когда почувствовал, что его колени начинают сдавать, но промахнулся. Тогда он понял, что дрожит. Каким-то образом Эндрю сразу догадался об этом, ведь всего секунду спустя Нил обнаружил его рядом, подняв руку к волосам в немом вопросе. В ответ Нил лишь наклонил голову ближе, позволяя теплой руке Эндрю прижаться к его шее. Реакция последовала слишком быстро. Прикосновение Эндрю заземляло его, поддерживало. Другая его рука оказалась в опасной близости от дрожащей руки Нила, и в следующую секунду он почувствовал нежную хватку на своем запястье. Они оба оставались в таком положении долгое время, достаточное для того, чтобы Нил снова начал нормально дышать. Нил по-прежнему отказывался встречаться с ним взглядом, а Эндрю все так же отказывался отстраняться. Но была еще одна правда, которую Нил должен был рассказать. Он все еще не знал, как с этим справиться. Все внутри него по-прежнему бурлило, и он не знал, как с этим справиться. — Эндрю, — едва слышно прошептал он, но достаточно громко в оставшемся между ними пространстве. Он чувствовал дыхание Эндрю на своей щеке. Он поднял голову и наконец встретился с глазами Эндрю. За ними скрывалось нечто, чего Нил не мог ни описать, ни понять, — оттенок, которого он никогда раньше не видел. Но, заглянув внутрь, Нил нашел слова, которые утратил несколько недель назад. — Когда я вернулся, те дни назад… Я не вернулся к тебе, — Нил чувствовал, как застыл Эндрю, как напрягся между ними воздух. Он знал, что это было признание. Он знал, что между ними было что-то невысказанное, что никто из них никогда не переступал. Но ему нужно было, чтобы Эндрю понял. — Я хотел этого, Эндрю, я не мог желать ничего большего, но… — он глубоко вздохнул. — Вернуться туда, к тебе, означало остаться. Остаться по-настоящему. Это означало решить остаться. А я не мог… Нил не знал, как об этом сказать. Как сказать ему, что первая мысль, которая приходила ему в голову каждое утро, была — бежать. Что иногда посреди дня он вдруг обнаруживал, что держит в руках свою сумку, не помня, как взял ее. Как его дом оставался полностью запертым уже три недели, и единственные моменты, когда он выбирался наружу, были бегством в лес. Он никогда не думал, что когда-нибудь снова увидит Эндрю, а тем более, что сам Эндрю придет его искать. Он не рассказал ему и о первой неделе после отъезда. Как Нил проводил дни в аэропорту, разрываясь на невидимой грани между тем, чтобы остаться и бежать. Между тем, чтобы сесть в самолет и не оглядываться назад, голосом Эндрю, просившим его остаться, и бумагами, зажатыми в его ладони, утверждающими, что Нил Абрам Джостен существует. — Я хочу остаться. Ты сказал мне остаться. И я хочу. Но я никогда… — сделав глубокий вдох, он позволил своим глазам задержаться на Эндрю, прежде чем снова заговорить, не разрывая зрительного контакта. — Я не знаю, как остаться. Эндрю потребовалась секунда, чтобы понять, что Нил закончил. Его рука все еще была прижата к его шее, пальцы все еще обхватывали его, нащупывая пульс, давая понять, что он здесь, что он настоящий, что он живой. Эндрю не отпускал его. Нил не просил об этом. Казалось, его хватка на запястье Нила стала еще крепче, когда он наконец нарушил молчание, повисшее между ними. Между их лицами было всего несколько дюймов, и Нил вдохнул слова, когда Эндрю заговорил. — Просто перестань бежать. То, как он это сказал, без эмоций и фактов, было настолько типично для Эндрю, что Нил не мог не рассмеяться. Несмотря ни на что, несмотря на последние несколько недель, кошмары, которые не покидали его, панику и бегство. Он рассмеялся, и весь накопившийся внутри него груз противоречий рассеялся. Последние остатки напряжения спали, и это было лучшее, что Нил чувствовал за последние месяцы, а может быть, и годы. Нил все еще улыбался, когда закрыл глаза, и, сам того не желая, почувствовал, как его лоб прислонился ко лбу Эндрю. Он уже собирался отступить, боясь, что зашел слишком далеко, когда почувствовал, что Эндрю встретил его на полпути, сделав глубокий вдох. В этот момент они дышали одним и тем же воздухом, в том бесконечном мгновении, которое создали вместе. Это было настолько сильно, что пугало. Нил никогда не чувствовал себя таким полным, понятным и безопасным. Он так боялся, что если откроет глаза, то все снова ускользнет из-под контроля. Он не знал, сколько времени они оставались вот так, дыша вместе и не отстраняясь друг от друга, живот Нила вопил, в нем было как никогда тепло, но спустя долгое время Эндрю в конце концов нарушил тишину и прошептал в пространство между ними. — Дай мне свой телефон, — это заставило Нила в замешательстве отпрянуть. Он уже собирался заговорить, когда Эндрю прервал его. — Заткнись. Просто дай, — Нил видел решимость в его глазах, яростную мысль, овладевшую им. Нил мог только подчиниться. Руки Эндрю оторвались от его тела, когда Нил отступил назад, нащупывая и разблокируя телефон. Нил мгновенно почувствовал перемену, его кожа зудела от желания снова ощутить его, потянуться к нему и никогда не отпускать. Вместо этого он протянул Эндрю мобильник, молча наблюдая за тем, как тот перешел к списку контактов и добавил новый. — В следующий раз, когда это случится, позвони мне. — Эндрю… — Нет. Мне плевать на твоего дядю или людей твоего отца, на твою дерьмовую сумку и твою потребность бежать от первой настоящей жизни, которая у тебя когда-либо была. Ты воспользуешься своим гребаным телефоном. Нил не знал, имел ли Эндрю в виду звонок дяди, то, что он сорвался в лес, или то, что он пытался сбежать. Возможно, всё это. Но Нил молчал и не двигался. Он не мог ответить. Он все еще не знал, что делать и как быть дальше. Он не мог дать Эндрю ответ. Не тогда, когда он не знал, будет ли это ложью. Нил больше не хотел лгать. Он хотел лишь передать Эндрю всю правду, которая когда-либо существовала, и отдать ему всего себя. Каким-то образом Эндрю читал его мысли изнутри и снаружи, чувствуя неуверенность и овладевая ею. В голосе Эндрю звучала все та же апатия, но он чувствовал изменения, дрожь в нем, тень в его глазах, когда он снова заговорил. — Ты можешь остаться. Действительно ли он мог? Будет ли он действительно в безопасности? Он так устал, так устал бежать, быть одному, быть никем. Но еще больше он боялся быть никем с другим человеком. Он не хотел подвергать Эндрю опасности. Он не мог — он никогда не простит себе, если с ним что-то случится из-за Нила. Но Стюарт обо всем позаботился, или так казалось, о чем дядя твердил ему каждый день. И Нил не был уверен, что переживет, если оставит Эндрю позади. Не в этот раз. Он знал, что именно поэтому он не мог уехать навсегда. Всю жизнь у него не было никого, кроме матери, а затем никого, кроме себя самого. Он никогда не оставался достаточно долго, чтобы заботиться о ком-то, никогда не позволял себе чувствовать что-то к кому-то. Он всегда оставался сам по себе, но теперь, когда в его жизни появился Эндрю и изменил все привычки и все, что, как он думал, он знал, Нил не представлял, как его отпустить. А может, ему и не придется. Но сейчас для Нила было слишком много всего, и он не мог ничего понять или сделать. Когда Эндрю снова заговорил, его челюсть напряглась, а в карих глазах мелькнуло то самое мерцание, которое Нил начал узнавать. — Еще кое-что, — Нил выжидающе посмотрел на него, полностью сосредоточившись, хотя его руки все еще дрожали. Судя по новому оттенку на щеках Эндрю, решение было принято. Нил просто не знал, какое, но он знал, что ему просто необходимо быть рядом с ним. И поскольку это был Эндрю, он знал это, конечно, знал. Он знал и сам шагнул ближе, подняв руку, пока она не оказалась в нескольких дюймах от челюсти Нила. В оставшемся между ними пространстве прозвучал тот же безмолвный вопрос, на который Нил ответил, снова сократив расстояние. В глазах Эндрю, в его руке, держащей его лицо, было тепло, и это успокаивало. Когда он прошептал «да или нет?» в оставшийся между ними воздух, Нил успел только кивнуть, прежде чем они столкнулись. Он чувствовал, как рука Эндрю сжалась в тот же момент, когда его рот поймал губы Нила. Давление было теплым и нежным, но в то же время неистовым и решительным. Нил ощущал только тепло — от губ Эндрю до каждой клеточки его тела, реагирующей на него. Это был уже не просто жаркий огонь. Это было солнечное извержение. Фейерверк взрывов, освещающий тьму, которая, как он думал, владела им. Это было прекрасно. Это затягивало. Это было всем тем, что, как он думал, он никогда не сможет получить в качестве обещания. Нил знал, что Эндрю больше, чем словами, сказал, что Нил может остаться. Что он может это получить. Что он это заслужил. Что он больше не одинок. К сожалению, все закончилось прежде, чем он смог по-настоящему ухватиться. Поцелуй оборвался слишком быстро, и его конец заставил Нила вздрогнуть. Это выбило из него все силы, и без них Нил чувствовал лишь пустоту. Это было опасно и безрассудно — так сильно чего-то хотеть, так сильно чувствовать. Но Нил все равно ухватился за нее. Он дышал быстро, слишком быстро. Но было приятно, что причиной тому был Эндрю, а не его прошлое, которое больше не возвращалось к нему. Нилу казалось, что все его демоны теперь будут закрыты и отодвинуты, если только он снова почувствует рядом с собой Эндрю. Нил как раз наклонился вперед, чтобы снова захватить губы Эндрю, когда Эндрю сделал шаг назад. Затем еще один, и еще один. Нил смотрел на него с беспокойством, сомнения победили его смятение, но когда он поймал взгляд Эндрю, то понял, что не сделал ничего плохого. На его лице заплясало новое пламя, а напряжение в чертах усилилось. Но Нил не успел понять, что это значит, поскольку Эндрю заговорил в последний раз. — Помни, что ты можешь. Затем он развернулся и ушел. Это произошло так неожиданно, что Нил едва успел понять, что происходит. В одну секунду Эндрю был рядом, а в следующую — исчез. Нил моргнул, но ничего не изменилось. Перед ним был лес и только лес. Он попытался позвать его, но его голос пропал. Он пытался бежать к нему, но ноги не двигались. Он не знал, что делать, он не знал, что, блядь, делать. Он все еще тяжело дышал, и воспоминание о губах Эндрю было слишком ярким и живым, чтобы он мог думать о чем-либо другом. Его ноги не могли двигаться, замерев на месте, пока его тело пыталось осмыслить произошедшее. Осмыслить то, что ему делать. Постепенно он понял, какой выбор предоставил ему Эндрю. Уйти или остаться. Но ведь все всегда сводилось к этому, не так ли? Эндрю ушел, чтобы дать ему время и пространство, чтобы очистить его разум, но Нил не знал, что делать. Он не мог мыслить здраво. Не сейчас, не так. Любая здравая мысль покинула его в тот момент, когда Эндрю овладел им. Он ненавидел, как его тело скучает по нему, как оно болит по нему. И он пытался заглушить мысль о том, что если он останется, то, возможно, научится больше не ненавидеть это. Если он останется. Его сердце все еще колотилось, и не останавливаясь, не переставая, пока не было принято решение.***
Прошло четыре дня. Эндрю пытался не думать о Ниле, но безуспешно. Он больше не возвращался в ту часть леса, где был Нил, и не собирался. Он лишь вернулся на свое место, каждый день сидел перед своим деревянным шалашом и ждал. Он дал Нилу пространство и время. Он дал ему все, что мог, чтобы попытаться его понять. Все остальное от него не зависело. Именно поэтому он так резко ушел в тот раз. Он не мог вынудить Нила остаться, не мог заставить его остаться. Он мог только показать ему все, что тот может и заслуживает получить, показать ему, что он может остаться. Но Эндрю пришлось уйти самому. Он не мог брать слишком много от Нила, если это означало, что он больше никогда его не увидит. Эндрю никогда не был склонен к заботе о себе, но не мог так с собой поступить. Только не так. Единственное, что он сделал в итоге, это тот эгоистичный поцелуй. Тот поцелуй, который он не мог выбросить из головы, сколько бы раз он ни просил себя забыть о нем. Он вспоминал этот момент постоянно, днем и ночью. Эндрю курил на том же пне перед своим убежищем, когда услышал тихий шорох чьих-то шагов по опавшим листьям справа от себя. Его тело, казалось, узнало причину еще до того, как его глаза смогли до нее дотянуться, ведь его плечи расслабились, а сердце уже билось быстрее, когда он поднял голову и увидел ясные голубые глаза, смотрящие на него. Идиот был одет в большой серый худи и проклятые шорты для бега, но казалось, что он просто шел сюда пешком. Он выглядел настолько глупо, что Эндрю мог только лишь ненавидеть его. Очень долгое время Эндрю просто смотрел на него, на этого человека, который владел его мечтами и стал одним из них, был здесь, потом ушел, но в конце концов снова появился. Нил, конечно же, просто улыбнулся. Улыбка была такой теплой и искренней, что выбила воздух из легких Эндрю. Они долго смотрели друг на друга, молчали, прежде чем Нил подошел ближе и сел рядом с ним, глядя прямо перед собой. Плечи и бедра почти соприкасались. При этом оставалось достаточно места, чтобы Эндрю при желании мог отстраниться. Эндрю прижал свое колено к колену Нила. Они не стали об этом упоминать, но оба знали, что это означало. Это означало возвращение Нила. Его решение. Нил останется. Эндрю долго смотрел на него, наблюдая за мягкими волнами его рыжих волос, развевающихся на ветру, за его сосредоточенными и немигающими глазами, потерянными в окружающей их природе. Когда этого стало слишком много, Эндрю отвел взгляд. Он не хотел говорить это вслух, но вопреки здравому смыслу Эндрю вырвался прерывистый шепот. — Несбыточная мечта. Он почувствовал на себе взгляд Нила, который в очередной раз обжег его кожу. — Я настоящий, Эндрю. Эндрю оглянулся на него, его глаза встретились с дерзким взглядом Нила. — Ты? Они оба знали значение этих слов. Они оба знали, какой вес они имели. В глазах Нила промелькнула тьма, которую Эндрю слишком хорошо знал, и длилась она всего секунду. Нил молчал всего несколько ударов сердца. Когда он наконец ответил, то улыбнулся. — Да, — сказал он. — Да. Я настоящий. И это все, что имело значение.