Starry night

Грустно то, что суицид не останавливает боль. Он просто передаёт её кому-то другому. ©Ким Киркап

      В машине, что ехала поздним вечером по трассе, царило молчание, прерываемое лишь лёгким потрескиванием радио и тихими слезами Хвиин, которая всё ещё не могла принять смерть Хосока. Она пыталась скрыть рыдания от остальных девушек, но выходило очень плохо, тем более что каждая понимала — Чон показывала внутреннее состояние абсолютно всех. Девушки, сидящие в автомобиле, что направлялся на побережье, в один день потеряли своих парней в страшной аварии, искусали все губы, вырыдали все глаза. Хеджин разблокировала телефон, стараясь не смотреть на фоновую фотографию с Нам Джуном на экране, и просто глянула по карте, как далеко им осталось ехать. Ёнсон, сидящая на водительском кресле, склонила голову, прислушиваясь к младшей, а потом кивнула ей. Солнечная Ким, Сола, как её раньше называли, могла теперь только вымученно улыбнуться и сказать, что она в порядке. На самом деле, внутри неё царил ураган, сметающий всё на пути и заставляющий плакать, но ради подруг она старалась держаться и вести машину более-менее ровно. Бёри, оставшаяся девушка, прижала к себе Хвиин, проводя рукой по её пепельным крашеным волосам и шепча, что совсем скоро всё наладится.       Все, кто находился в тёплом салоне машины, не думали раньше, что хотят пойти вслед за любимыми на край света, в подземное царство, чтобы хоть ненамного дольше побыть с ними, с теми, кого нет. Сейчас всех тошнило от собственного бессилия, ухабистой дороги и понимания, что этот пикник станет по-настоящему последним, тем, что будут потом вспоминать их родители. Да, с самого утра со своими семьями девушки вели себя как обычно, как до смерти парней: жизнерадостные, с нежными улыбками, они собирались в путь и не говорили «Пока» — лишь «До свидания» с напевом и ложью в устах. Никакой следующей встречи не будет, по крайней мере, у тех, кто твёрдо решил, что больше не способен жить без любимого.       Сола была точно уверена, что авария произошла из-за Чонгука — он сидел за рулём, отвлёкся на что-то, вырулил не туда, перепутал педали. Если в машине он порой был невнимательным, часто смеялся, шутил и был душой компании, наедине с ней он был нежным, заботливым и никогда не опускающим руки, что бы ни случилось, будто именно от его позитива зависел успех всей поездки. Девушка до сих пор помнила их первый поцелуй, такой нежный, ещё в школьные времена, когда она не красила волосы в светлые оттенки, носила отвратительную форму зелёного цвета и хотела поступить в университет. У них было много планов: пожениться, родить двух детей, желательно мальчика и девочку, и прожить счастливую старость, чтобы в следующей жизни снова встретиться и быть снова вместе.       Сейчас Ёнсон понимала — не будет ничего, как раньше, не будет тёплых успокаивающих объятий, да что уж говорить, нормального ничего не получится, потому что она сама точно будет жить прошлым и вспоминать только Чонгука. Даже сейчас он стоял у неё перед глазами, такой весёлый, такой нуждающийся в ней и такой счастливый, с морщинками в уголках глаз, что к нему хотелось подойти, обнять, спросить, почему он тогда не доел кусок клубничного пирога, а оставил «на потом». Если бы сейчас на глазах были слёзы, Ким их не стирала бы — всё равно на влагу, что скопится и скользнёт по щекам вниз, к подбородку, падая затем на воротник.       Хеджин в это время отсутствующим взглядом смотрела прямо перед собой, мечтая, чтобы они побыстрее доехали до моря — и нет, не её была идея поехать именно к побережью, но и её саму туда что-то влекло, что-то таинственное, большое, как вся морская стихия. Они даже с Нам Джуном познакомились на море — отдыхали на одном пляже, был объявлен какой-то конкурс, где они случайно оказались победителями, там и познакомились, когда выпивали вместе виски, танцевали, а потом долго разговаривали. Они были в паре самыми разговорчивыми: вели беседы обо всём на свете, даже о том, в чём не могли разбираться ввиду собственного образования. Нам Джун, её умный Нам Джун, обучал студентов в университете, рассказывал им про западную философию, рассматривал её через азиатскую призму и говорил, что чем-то все цивилизации схожи, но люди разные.       Он много рассказывал о странных студентах, которые ничего не понимали на его парах, а потом искренне начинали любить философию, стоило только зацепиться за что-то. Однажды он дал задание: представить себя сыром и написать эссе о том, каково это, и одна студентка сдала просто кусок сыра, засунутого в целлофановый пакет, сказав, что она «кусок души от себя отрывает». Конечно, за юмор и смекалку он поставил ей А+, но попросил всё же донести эссе, чтобы потом отчитываться лично ему перед руководством было легче. «Кусок от себя» он съел как-то на обеденном перерыве, понял, что сыр с голубой плесенью — это вкусно, и даже как-то угостил им свою возлюбленную. Они оба любили разные деликатесы и каждый раз радовались, попадая на различные бесплатные дегустации: любили всё, от еды до напитков, а потом делились своими впечатлениями.       Хвиин прикорнула на плече подруги, и ей снилась первая встреча с Хосоком: он, на тот момент студент, просто стоял на перекрёстке, дожидаясь зелёного сигнала светофора, а она бежала из школы к ужину, чтобы младший брат, находящийся на данный момент у неё на попечении, не съел больше, чем ему положено. Чон тогда хмуро взглянул на школьницу, что та покраснела, а потом так быстро удалился, что Хви бы его забыла, если бы на следующий день он, в костюме и улыбающийся, не пришёл в её школу, именно в её класс, представлять свой университет. Он настолько заворожил девушку, что та бойко к нему подошла, сделала комплимент в тот момент вишнёвого цвета волосам и пообещала, что поступит к нему на его факультет. Хосок, конечно, тогда посмеялся, сделал вид, что не услышал этого, а когда на посвящении в первокурсники своего факультета увидел ту самую школьницу, чьи волосы теперь были выкрашены в такой же вишнёвый цвет, как у него, понял — судьба.       Хвиин и Хосок был верными друзьями, пылкими любовниками и жилетками друг для друга. Когда у девушки из родственников остался младший брат, на которого нужно срочно оформлять опеку, парень помог с документами и деньгами — вышел на работу, поговорил со знакомыми, и семилетний малютка Хвимён остался у любящей старшей сестры.       Бодрствующая Бёри же плакала дольше, кажется, всех; на её пальце блестело помолвочное кольцо, к которому вскорости должно было присоединиться обручальное, но мечты так и останутся мечтами. Они сами познакомились с красавчиком Джином на кастинге в фильм, они оба хотели получить места в массовке, чтобы потом их заметил режиссёр. Место получил Джин, из-за чего Мун очень расстроилась, но в знак признания и того, что обид нет, Ким остановил девушку, спросил, не хочет ли она орехового мороженого, и после этого Бёри растаяла. Они начали с мороженого, потом перешли на молочные коктейли, а потом смеялись с того, что встретились два одиночества, не переносящих алкоголь. На том и сошлись, гуляли долго, целовались часто и были счастливы целый год, а после этого СокДжин решил, что их обоих пора делать ещё счастливее, и надел кольцо на палец. Новый статус скорых молодожёнов родители восприняли очень позитивно, дали своё благословение, и молодые подали документы. Кажется, теперь Мунбёль придётся забирать всё самостоятельно, потому что до сих пор не могла этого сделать.       Все молодые люди познакомились странно и быстро стали закадычными друзьями: Чонгук и Хосок были двоюродными братьями, им было полегче, а вот профессор и начинающий актёр долго сходились характерами, потому что один постоянно шутил, а второй был постоянно серьёзным. Все притёрлись, поняли, что их избранницы — самые лучшие, и ездили часто на побережье, в рестораны и кафе двумя машинами: в одной были только мужчины, в другой — только женщины, смеющиеся, до одури счастливые, со своими мечтами и философией. Конечно, Нам Джун смеялся, говорил, что философ в компании только один, и это он, но напившийся Чонгук однажды поспорил с ним в сравнении взглядов Гегеля и Канта, и оказалось, что Чон о Канте знает более глубоко, чем профессор философии.       «Ладно, парень, ты меня уделал, подарю тебе свою докторскую, так уж и быть», — конечно, Гуку на утро было очень стыдно, но ничего не поделаешь — алкоголь творит с людьми порой немыслимые вещи.       — Мы скоро будем на месте, — проговорила Ёнсон и повернула налево, где уже была видна полоска синего моря.       Хвиин проснулась только тогда, когда Бёри ткнула её под рёбра, этим говоря, что они уже доехали и готовы предстать перед бескрайними просторами прекрасной воды. Хеджин уже вынула из багажника некоторые вещи, но Сола пришла ей на помощь, перехватывая один из рюкзаков и небольшой коврик, на котором можно сидеть. Чон потёрла глаза пальцами, а потом выхватила сумку-холодильник — единственное, что осталось в багажнике, и она же клацнула ключами, ставя её на сигнализацию.       Подготовка места пикника была долгой и муторной — Ан пришлось несколько раз присесть, потому что тянущая лёгкая боль гнула к земле. Бёри протянула ей бутылку воды, но пришлось отказаться, а как только еда была разложена, коврики постелены, все девушки присели, чтобы насладиться тем, что готовили самостоятельно на протяжении двух дней. Термос, наполненный чаем, разлили по кружкам, и каждая в молчании, беря то кусок ветчины, то бутерброд, съела. Если бы кто смотрел на них со стороны, то удивился бы необычайной тишине, окутывающей четырёх девушек; они не разговаривали, даже не смотрели друг на друга, и только морской ветер трепал их волосы.       — Вы помните, сёстры, что мы хотели делать? — подала голос Бёри; она всегда обращалась к подругам именно так, потому что у неё не было никого ближе, чем они. Если она потеряет Ёнсон, Хеджин и Хвиин, то смысла жить не будет совершенно, не о ком будет позаботиться. Со смертью Джина всё стало каким-то серым, как волосы Хвиин, хотелось чуть больше душевного тепла, чем есть сейчас, и даже крепкие объятия Ёнсон не спасали.       — Да, — Хеджин прикрыла глаза и прижала руку к животу. — Мы хотели с вами обсудить причины, по которым мы должны жить. Давайте начну я. Я хочу жить дальше, потому что совсем недавно узнала, что беременна от Нам Джуна. Если бы он выжил, мы бы вместе растили чудесную двойню, но я… я приняла решение, что смогу их вырастить в одиночку. Может, когда-нибудь я найду такого же потрясающего мужчину, как мой оппа, но явно не в этом году. Я не хочу пока никого искать. Его мама сказала, что поможет мне всеми силами.       Ан видела своего возлюбленного на похоронах, и лучше бы не этого не случилось: она безутешно плакала, пыталась не убежать с кладбища, а потом призналась своим родителям и родителям возлюбленного, что она беременна от него, любит его слишком сильно и хочет оставить детей, пускай это будет сложно. Её долго гладили по рукам, просили успокоиться, и как только хрупкое спокойствие было восстановлено, она почувствовала лёгкий-лёгкий толчок в живот — это один из её детей дал о себе знать, подбадривал всеми своими детскими силами и придавал смысл жизни. Нам Джун хотел детей, видит бог, хотела этого и безутешная Хеджин, потому при первой же возможности она посетила храм и отсидела всю проповедь, в конце чувствуя облегчение. Как бы ей ни было тяжело, если она умрёт, то заберёт с собой две зарождающиеся жизни и свою в придачу, а убийство и самоубийство – это самые настоящие грехи.       — Продолжу я, — подала голос Хвиин, откашлявшись и налив себе и подругам ещё по чашке чая. — Мой смысл жизни — мой младший брат. Если я умру, его заберут в детский дом, потому что, кроме меня, у него нет родственников, а если кто и захочет его к себе взять, то отчается — нужно будет собирать слишком много бумаг.       Хвимён был единственным человеком, что не рыдал рядом с ней, сгибаясь в районе живота, Ёнсон, что могла разделить горе Ин, в момент опускания гробов своего любимого и его двоюродного брата стояла, ничего не делая. Родители Хосока ласково гладили девушку по пояснице, говорили, что она ни в чём не виновата, что у неё всё в жизни будет хорошо, наладится, и тогда Хвиин чуть ли не упала в обморок. Без её Хосока, чьи мысли она угадывала, чьим дыханием питалась, чьими ласками наслаждалась, жизнь пуста и сера, как старая киноплёнка. Отрадой стал лишь младший брат, переживающий трудный подростковый возраст и говорящий, что всё ещё образуется — она найдёт того, с кем мысли похожи. Мён был умным мальчиком, и пускай у него у самого были проблемы, он искренне любил свою нуну и мечтал, чтобы в жизни всё поскорее наладилось.       — Я не хочу умирать, потому что мне наконец-то предложили главную роль в кинокартине, — произнесла через пару мгновений Мун Бёри, улыбаясь — и это была первая её улыбка с того момента, как Ёнсон в слезах и истерике позвонила ей, пронзительно визжа, что все четверо парней разбились в автокатастрофе. — Мы с… мы с оппой долго к этому шли. Он проталкивал меня везде, где только мог, говорил, что из меня выходит очень хорошая актриса и я достойна главных ролей. Я хочу исполнить его последнее желание, это и есть моя причина жить.       Бёри плакала тогда в одиночестве, обнимая могильный камень и понимая с ужасом, что все скопленные на свадьбу деньги пошли на похороны и покрытие разных долгов, что накопились странным образом. Она чувствовала себя безутешной вдовой, у которой не осталось ничего за спиной, кроме образования актрисы, а уже вечером ей позвонили с неизвестного номера, что был потом найден в телефонной книжке СокДжина, предложили роль и сказали, что это меньшее, что они могут сделать ради светлой памяти их лучшего актёра, что восхитительно играл и в комедиях, и в трагедиях. Мун не хотела их разочаровывать, приняла и прочитала от корки до корки сценарий, подписала контракт и со следующей недели должна была заступить на роль. Ей предстояло играть беззаботную девушку, проживающую школьную жизнь без лишних забот, в то время как вне школы она будет заботиться о своих родителях, что нуждаются в дочерней опеке. Она решила, что сделает всё, что в её силах, лишь бы талант был оценён, а сама она в будущем получала новые контракты, новые роли, а потом, возможно, и личная жизнь приложится.       — А я, как бы ни думала, не смогла найти то, ради чего смогу продолжить жизнь, — Сола рвано выдохнула и отвела взгляд от подруг. Ей было по-настоящему стыдно, до безобразия, до невозможности, но она поняла, что, влюбившись ещё из школы, не смогла самостоятельно выйти из той поры цветущей юности. В душе она оставалась всё той же маленькой девочкой, нуждающейся в заботе, и знала, что лучше мужчину, чем Чонгука, ей не найти, ведь только он в полной мере знал о ней всё, любил её больше всего на свете.       Родители Чонгука отвернулись от неё сразу же, как только она пролила первую слезу, она не была помолвлена, как Бёри, у неё не было ребёнка под сердцем, как у Хеджин, её собственные родители умерли, и девушка поняла, насколько же на самом деле одинока. Её подруги утроят себе жизни, смогут оправиться, выздороветь, научатся заново улыбаться и говорить «доброе утро» другому человеку, а Ёнсон проживёт ещё дай бог недели две на общей квартире, за которую до сих пор не выплачена ипотека, и вскроется с горя.       — Мы простим тебя за всё, что ты сделаешь, — проговорила с тяжёлым сердцем Бёри; неделю назад у них был очень непростой разговор: они условились, что за этот срок найдут причину жить, а если такого не случится, то отчаявшаяся девушка сможет совершить с собой всё, что ей угодно. В то время как другие отчаянно искали последнюю соломинку, за которую их вытянут в нормальную жизнь, Сола шерстила интернет в поисках лёгкого и безболезненного способа суицида.       Ким в этот момент встала; да, она хотела, чтобы девочки отвернулись, не видели её, потому дала знак, чтобы они закрыли глаза и не открывали их до того момента, как не раздастся последний плеск. Хеджин не смогла отнять рук от колен, потому Хвиин подползла к ней и закрыла глаза, прижимаясь к её тёмным длинным волосам, а Бёри даже отвернулась, лишь бы не открывать глаза, не поддаваться соблазну подбежать к подруге и выдернуть её из лап смерти. Ёнсон в этот момент бежала по песку, не смея стаскивать одежду, а потом, в последний раз оглянувшись на подруг, бросилась в море, в самую пучину, чтобы там, не борясь, податься волнам и быть ими убитой.       Тем вечером в новостных сводках появилась лишь одна маленькая заметка: «У берега выловили тело мёртвой девушки, личность устанавливается». Бёри в который раз читала сценарий, чтобы не забыть ни единой реплики. Хеджин записывалась онлайн к гинекологу, потому что боли в животе не давали спокойно спать. Хвиин помогала делать брату домашнее задание.       И кажется, с того самого дня четыре девушки обрели такое нужное душевное равновесие.