Приглашение

Кагыра, конечно, не сравнить с Геральтом, но ведь Кагыр не был ведьмаком. Конечно, его тело не столь крепко сложено, а на спине бледнело меньше ужасающих шрамов, что могли бы остаться от чудовищ — но по сравнению с обычными людьми, такими, как Лютик, Кагыр был на редкость красив. Молодость брала свое. Лютик для своих лет выглядел блестяще — порой дамы даже скидывали ему лет пятнадцать! — но Кагыр... Кагыр был другим. Приятное лицо, только недавно переставшее быть детским и превратившееся в юношеское; черные, как знамена Нильфгаарда, волосы — не слишком длинные, не слишком короткие, чуть достающие до плеч... Плечи и руки, выглядящие и достаточно крепкими, чтобы держать мечи, и так, как нужно, нежными, чтобы прижимать к себе любимую... И, конечно, глаза. Не такие, как у нильфгаардцев — у Лютика в голове даже отозвалось ставшее за их долгое путешествие привычным «Я из Виковаро!» — не желтые, а голубые, как синь лесного озера. Да, Кагыр был красив. Лютик знал: когда Цири увидит его лицо, когда, наверное, преодолеет свой страх, она не сможет устоять. В том числе — перед его невероятной историей, которая, конечно же, заслуживала своей баллады, а то и нескольких. Лютик неслышно провел пальцами по натянутым струнам лютни и осторожно отложил ее в сторону. На Кагыра он смотрел во все глаза: лучше всего стихи писались о том, что Лютик видел сам. Так было с Геральтом, так было с Йеннифер. Лютик знал, как заставить работать свое воображение, как пробудить вдохновение, словить изящную рифму на лету, вписывая ее на листок чуть желтой бумаги, а потому взгляда от Кагыра не отрывал. А еще — потому что не мог налюбоваться. — Это тот шрам? — вдруг поинтересовался он, и Кагыр медленно обернулся. Его мокрые волосы забавно встопорщились, делая его на миг больше милым, чем прелестным, и Лютик поймал смешок в ладонь. — Шрам? — переспросил Кагыр. Его всеобщий был выше всяких похвал, но Лютик все равно слышал отголоски того, родного его языка, почти эльфского — певучего и в то же время хлесткого, как удар кожаной плети. — На твоей руке, — ответил Лютик и помахал ему левой. Кагыр посмотрел на тонкий белый рубец, что пересекал его загорелое предплечье, и дотронулся пальцами, будто пытаясь спрятать. — Да, это она его оставила. Лютик знал, что Цири оставила ему не только этот шрам. «Ах, какая будет история! — думалось ему. — Юная принцесса, со страха поразившая не только руку своего рыцаря, но и его сердце! Самое то для терзающей душу баллады! Надо только не забыть имена поменять». — Когда идут дожди, он ноет. Совсем немного. Но это даже приятно, — спокойно продолжил Кагыр, только глаза спрятал и отвернулся, а потом снова окунулся в холодные воды реки. — Я почему-то так и думал, — радостно ответил ему Лютик. Ему вода казалась просто ледяной, но близилось солнцестояние, и даже под сенью деревьев становилось теплее. Не настолько, чтобы Лютик полез в реку, предпочтя ее трактирной бадье, но достаточно, чтобы он расстегнул свою рубашку. Кагыр казался ему... Очаровательным. Да, очаровательным — милым, трогательным в своей странной верности той, которую видел лишь малым дитем, и очень обаятельным. Кагыр был добр, Кагыр был честен и предан, Кагыр был красив — Кагыр, по правде сказать, был тем самым безымянным рыцарем, чей образ Лютик так старательно выписывал в своих произведениях. Крестьянки, графини и прочие мазели мечтали о таком, а Лютик встретил его, настоящего. Это было невероятно, хотя, казалось бы, за годы приключений с Геральтом пора бы уже перестать удивляться подобным встречам. Лютик бы слукавил, если бы сказал, что Кагыр ему не нравился. У каждого валета искусства была слабость ко всему волшебному и пленительному, и так уж сложилось, что Кагыр оказался именно таким. Поражающим воображение и в то же время своим, компанейским парнем, который без лишних вопросов мог поделиться куском вечерней крольчатины. Кагыр нырнул и исчез под водной гладью, а Лютик, подобрав лютню, подошел ближе к берегу, туда, где лежали вещи Кагыра. Большинство из них, конечно, осталось на коне, но меч и одежда были аккуратно сложены на мягкой траве, чем Лютик и воспользовался. Поднять меч было не тяжело. А вот держать его — да. — Он двуручный. Лютик вздрогнул, но попытался не подать виду, что его застали врасплох. Медленно повернулся: позади стоял мокрый Кагыр и ловил взгляд Лютика. Какие же все-таки чудесные у него были глаза. Лютик видел много людей с глазами цвета неба, как у него самого, а вот почти синие, как чистейшее озеро большой глубины — редко. Всего один раз, на самом деле. — Просто возьми его двумя руками, подними, поймешь, что так проще, — спокойно продолжил Кагыр. — А потом положи обратно. Будь на его месте Геральт, он бы непременно сказал что-то вроде «а то поранишься». Но Геральта тут не было, был Кагыр. Лютик сделал усилие и воткнул его меч острием в землю, а когда отвел взгляд, услышал звук тупого удара. Конечно, меч упал под своим весом обратно на одежду Кагыра. Но Лютик хотя бы попытался, ему всегда было интересно, а получится ли провернуть подобное: на картинах рыцари оставляли свое оружие вонзенными в камни. Попробуй он провернуть что-то такое со снаряжением Геральта — и в мире стало бы на одного призрака-поэта больше. Кроме меча на траву упала и жилетка Лютика вместе с рубашкой, которую он стащил через голову, умудрившись не сбить шапочку с птичьим пером. — Моя очередь. Посторожишь вещи? — непринужденно спросил он, уже зная, что Кагыр кивнет в ответ. Кагыр, конечно, кивнул и сделал шаг к своей одежде, а Лютик схватил его за руку — прямо там, где виднелся светлый шрам. Кагыр замер; Лютик едва заметно прикусил губу, легко пробежался пальцами по его плечу, остановился на шее — прильнул ближе, грудью прижимаясь к мокрой, холодной груди, и, ловя момент, поцеловал. Не требовательно и не настойчиво, а будто приглашая — хотя почему «будто», это и правда было приглашение. Уж сколько Лютик способов знал, так сказать, «пригласить» — этот всегда был самым действенным. — Лютик, — тихо прошептал ему в губы Кагыр, — тебя же стрела просто задела, а не прострелила голову. Он коснулся ладонью повязки на виске Лютика, словно проверяя ее целостность, и тот поморщился — маленькая вспышка боли дала о себе знать. Но это был лишь миг, а потом Лютик ответил: — «Голову» мне прострелило гораздо раньше. Кагыр снова посмотрел ему в глаза, огладил влажными от капель пальцами его щеку и, вздохнув, зарылся в мягкие светлые волосы Лютика, позволяя поцеловать себя еще раз. Он был, конечно, не серьезен; Лютик же вообще не умел быть серьезным в отношениях. Но один раз — всего один! — было можно. Хотя бы сейчас, когда у них обоих было оправдание.