Ланноплюш

      Последние три дня командор вела себя слишком странно. Непривычно. Ланн не стал бы вслух назвать себя «экспертом по поведению командора Аэри», но в своих мыслях он определённо считал себя таковым. Как никак, он провёл с ней много времени, а после того, как неделю назад они признались друг другу в своих чувствах, он и вовсе старался проводить с ней каждую свободную — и не очень свободную — минуту. И абсолютно всё было прекрасно. Количество дипломатических, тыловых, или ещё каких-либо советов на этой неделе, было, примерно, равно нулю. Демоны ни разу не сорвали разведческие планы Аневии, а крестоносцы продвигались всё глубже и глубже в земли Язвы, прямиком к Рубежу. Уголёк больше никто не похищал, а Дейран, после одной пьянки, что закончилась летящей в него пивной кружкой, поумерил количество своих оскорбительных шуточек, впрочем, наверняка ненадолго. И Аэри. Его прекрасная, умная, целеустремленная возлюбленная. С ней тоже в начале всё было просто великолепно, даже с учётом, что она отказалась выходить за него замуж — так скоро после их первого свидания, по крайней мере! Не было никаких причин для беспокойств (не считая самого факта существования Мировой Язвы, конечно, но к этому уже можно было привыкнуть).       Так что же происходит с его любимым командором в последние дни?       Во-первых, она всё время, даже в самой крепости, носила с собой наплечную сумку, в которую то и дело мельком заглядывала, предварительно убедившись, что на неё никто не смотрит. Она запускала в неё руку, что-то делала, на её лице появлялся румянец и беспокойство, а после она, словно от кипятка, отдергивала руку и больше не залезала в сумку. Недолго.       Во-вторых, после их первой совместной ночи, Аэри предложила Ланну переехать в её покои, и он с радостью согласился, не желая упустить возможность спать в самой уютной в Дрезене постели, обнимая при этом самую лучшую и прекрасную женщину во всём Галорионе, а то и во всех остальных планах. В первые несколько дней заветное «входи» после его стука в дверь раздавалось почти сразу, но сейчас, он долгими минутами стоял за порогом, а когда дверь наконец открывалась, Аэри выглядела уж слишком растрепанной и неловкой.       И Ланн, откровенно говоря, беспокоился. Он несколько раз пытался говорить об этом с Аэри, но та всё время отмахивалась, отвлекала его внимание объятием, поцелуем или разговором на совершенную иную тему, а один раз и вовсе сбежала к проходящему неподалёку Вольжифу под предлогом, что ей вдруг понадобилось что-то прикупить в его воровской тифлингской горе-лавке. И это при том, что Аэри никогда ничего не покупала у «братца» Вольжифа, затаив на него некоторую обиду после того, как он отказался делать ей скидку, как своему самому лучшему командиру.       И бедный монгрел решил действовать. Две ночи назад, когда Аэри мирно дрыхла, используя его человеческое плечо вместо подушки, Ланн постарался осторожно дотянуться до лежащей на полу той самой сумки, надеясь, что в её содержимом он найдёт ответ на причину странного поведения любимой. Но тогда, он случайно дёрнулся слишком сильно, Аэри проснулась, и сонно обернула обе его руки вокруг себя, намекая на желание дальнейшего сна в обнимашках. И Ланн поддался. А как иначе? К следующему своему пробуждению, Ланн сумки уже не обнаружил.       Но сейчас… Сейчас, когда он понял, что в этой сумке действительно что-то есть, он не мог упустить свой шанс.       Утром, оставив нежный поцелуй на прощание, командор убежала в таверну под предлогом помочь в каком-то деле Арушалай. Кажется, что-то связанное со сном суккубы? Неважно. Наверняка, под этим скрывалось нетерпеливое желание опустошить все запасы еды у трактирщика, за один только завтрак. Главное — она забыла эту треклятую сумку в комнате.       Ланн слез с кровати и в несколько длинных, быстрых шагов пересёк комнату, доходя прямиком до кресла, где и лежала сумка, заваленная декоративными подушками. Монгрел потянулся к ней, но на полпути замер. Точно ли он может заглядывать туда? А вдруг там что-то очень, ну очень личное? А если Аэри разозлится на него? С другой стороны — вдруг там что-то, что может быть опасным для неё? Но он беспокоится. Сильно беспокоится. Разве это не оправдывает его?       Сжав на мгновение пальцы другой, свободно висящей у тела руки, Ланн всё же набирается смелости и заглядывает в сумку. И видит там то, что абсолютно не ожидал увидеть.       Несколько бесконечных секунд он смотрит перед собой, обдумывая происходящее, а затем, словно решившись, запускает руку внутрь и достаёт оттуда на свет плюшевую игрушку, размером с ладонь. На ощупь она мягкая и слегка помятая, словно её очень много раз кто-то — очевидно, Аэри, — стискивал в своих пальцах. На щеке монгрела образуется румянец, когда он смотрит в две разноцветные пуговки, — жёлтую и коричневую, — означающую глаза. Его глаза. Этой игрушкой был он. Нарочито пухленькое тельце и слишком большую голову набили огромным количеством пуха, и Ланн неосознанно несколько раз сжал игрушку, невольно подмечая, какой же приятной она была наощупь. Основной шов приходился на его туловище — как раз в том месте, где бежевая телесная ткань заменяет зелёную, расписанную чешуйками. Чёрными нитками был вышит его рот, и был вышит уж слишком мило. Не так, как следует вышивать лица ужасным подземным чудищам.       Повращав игрушку в руках, смущённый монгрел, поколебавшись, вновь тянется к сумке, заприметив там очертания других игрушек. — Ланн… — раздаётся вдруг тихий, столь любимый и знакомый голос.       Ланн оборачивается и широкими глазами смотрит на стоящую перед ним Аэри, чьи щеки, подобно щекам Ланна, тоже пылали от смущения. — Это… — Я это купила у одного торговца, — тут же обрывает его Аэри, потянувшись за игрушкой и забирая её из вдруг ослабевших рук парня. — Это, хм, — она запинается, не смотрит Ланну в глаза и с нежностью вращает его кукольную версию вокруг своей оси, словно проверяя, всё ли с ним в порядке. — Какой-то торговец приехал из Неросиана. Привёз всякий товар, я проходила мимо ну и увидела… Их, — окончательно засмущавщись, Аэри нерешительно кивает на сумку. — И тебя. Он сказал, что сделал их, так как мы стали, м, относительно популярны в столице. Ну, и я купила их. Не удержалась! Ну черт, Ланн, ты посмотри, какие они милые! Какой ты милый! — то ли от отчаяния, то ли от вдруг снизошедшей от самой Иомедай смелости, Аэри тыкает игрушкой прямо Ланну в лицо, и тот, не сдержавшись, разражается смехом. — Т-ты это сейчас серьёзно? — смеясь спрашивает монгрел, а Аэри лишь сильнее багровеет. — Проклятье, я не могла не купить их! Ты видел остальные игрушки? Ты Регилла видел?! А Арушалай? А Уголёк, Ланн, ты видел Уголёк? Это же… Это же… Пресвятая Айву, они же… — Великолепны? — Да! И такие мягкие! Знаешь, в какой-то момент я начала подумывать о том, что бы заменить в постели тебя на Ланноплюша. Не обижайся только! Я тебя люблю, но Ланноплюш хотя бы не храпит. — Эй, я не храплю! И знаешь ли, никакие Ланноплюши не смогут быть… Черт, — Ланн вновь посмеивается. — Любимая, до чего ты меня доводишь? Я не буду конкурировать с собой же, но в плюшевой форме, — Ланн широко улыбается, подходит ближе, и притягивает Аэри в объятия, пока та, кажется, наконец не расслабляется. — Почему ты не показала мне его сразу? — М, я постеснялась. Я командор. Героиня. Я не должна возиться с игрушками, — и вновь она выглядит смущенной. — Возможно, но ты так же отмазывала Айву от проблем со жрецами, когда та продырявила крышу их храма, и буквально на прошлой неделе ты на пару с Сиилой, пьяная в стельку распевала кабацкие песни, гуляя при этом по главной улице Дрезена. Я удивлен, что тебя вообще волнуют такие вещи. Ты всегда казалась мне беззаботной. Не такой, конечно, как один аазимарский зад, но где-то близко. Так что я знал, кому делал предложение встречаться. И предложение выйти замуж, — постепенно голос Ланна стихал, пока наконец не поник. Он уткнулся носом в макушку азаты и едва заметно вздохнул. — Ланн, — чуть хриплым голосом промолвила Аэри, словно прося прекратить. — Да, я помню, мы уже обсуждали это. Ты хочешь ещё немного подождать. Надеюсь, что когда ты будешь готова, никакие Ланноплюши не опередят меня, — со смешком заканчивает монгрел. — Не опередят, — смеётся Аэри, и наконец отвечает на объятия. — Наверное.       Они стоят так несколько минут, наслаждаясь присутствием друг друга, упиваясь теплом и нежностью, что шли от самого сердца. Всё ещё сжимая Ланноплюша в одной руке, другой Аэри провела по широкой спине настоящего Ланна, аккуратно задевая чешуйки своими ноготками. Ланн едва заметно вздрогнул, но отнюдь не от боли. Азата, встав на цыпочки, уткнулась носом ему в шею и слегка заглянула за плечо, туда, где лежала сумка. — Я, наверное, заставила тебя поволноваться? — шепчет Аэри. — Да, так и есть, — спустя несколько секунд отвечает Ланн, кивая. — Я хотел бы извиниться за то, что полез в твои вещи. Я не должен был этого делать. Но я очень беспокоился. — Да, я понимаю. Всё в порядке. И мне приятно твоё беспокойство, и твоё извинение. И ты тоже прости меня. Если ещё когда-нибудь я куплю что-то странное, то обещаю сразу дать тебе об этом знать, а не скрывать. — Спасибо, — со смешком отзывается Ланн, чмокая любимую в висок. — Ловлю тебя на слове. А пока, не хочешь показать мне Дейраноплюша? Может, в следующий раз, когда он меня выбесит, я смогу отдубасить хоть его плюшевую наглую морду? — Эй, я вообще-то деньги за него заплатила, так что будь понежнее! Но да, пойдем, покажу…

***

      Вечером, на когда-то пустой полке в командорской спальне, будут в ровный ряд сидеть доблестные плюшевые спутники, что своими глазками-пуговками будут смотреть прямиком в стену.       И не знают наши герои о том, что где-то в Неросиане, гильдия торговцев уже уверена в победе командора и её верных соратников над демонами, а потому, закупив побольше дерева, ткани и красок, вовсю выпиливает фигурки, да шьет гигантские игрушки, которые непременно кем-то будут использоваться в качестве настоящих подушек. Что же, возможно, скоро коллекция командора Аэри пополнится новыми неросианскими товарами…