На сто миллионов лет, парень

Через пространство и время, Сквозь измерений капкан, После всей лжи и сомнений В рассвирепевший буран. После трясущихся звонко Крохотных чашек колен. После стучащих у шеи Мелко зубов и дрожь тел. После бездумных объятий, После бессмысленных слов Как же, блять, трудно принять мне Твою в благодарность любовь. Твои наивные всхлипы И, в облегчении — слёз. Твою исхудавшую спину В мертвенно-жгучий мороз. Твои побледневшие пальцы, Сжимающие в тиски И губы… Твою ж мать! Я… не смог заслужить. Прости. Я клялся тебе на сто лет, Придумывал на ходу, Как удержать тебя рядом, Но так, чтоб у всех на виду. Я отнимал твою жизнь, Рушил ее и чинил. Я ненавидел себя, Чтобы меня презрел ты. Ты думал, что я отвернусь, Что я не отвечу тебе. Ты думал, что я, блять, боюсь! Боюсь, чтоб был ближе ко мне! Да я б всю Вселенную отдал, За одного тебя. За каждое глупое слово, За завитки у виска, За каждую битую колбу, За каждый восторженный взгляд. Я бы расшибся в лепёшку И снова всё, блять, для тебя! Глупо, как глупо пытался Прятаться я от чувств. Язвил, обижал, издевался, Даже входил во вкус. Даже сквозь крики, угрозы Или отборный мат Ты, сука, способен на слёзы Вывести старый мой зад. Горько, в ночи задыхаясь, Терзал я себя самого. Вырвал бы к чёрту сердце, Вот только оно не моё. Уже ничего в дряхлом теле Нет моего. Совсем. Хотел бы сказать «поимели», Но нет, только ты «поимел». Крепко сжимаю в объятьях До звонкого хруста костей Твое побледневшее тело, Боясь, что уже не успел. И обмертвевшею кожей Касаюсь твоих волос, Иду, утопая в сугробах, Иду, задыхаясь от слёз. Иду и не слышу дыханье Из крохотной крепкой груди… На самой границе сознанья Шепчу, умоляя, «прости». *** Глаза видят белые стены, Бледнеющий потолок, Белесые тонкие шторы, Прозрачные трубки у ног. В ушах до сих пор завывает Беснующая метель. В бинтах, скрывающих руки, Становится резко теплей. Я снова тебя оставил. Я снова полнейший мудак. Я снова… Вдруг тихо рядом Шёпот знакомый позвал. Хриплый, надломленный голос, Дерущий когтями грудь. Вырвавший мое сердце, Тот, что я знал наизусть. Одернув края занавески, Забыв про бинты и боль, Я поднимаюсь резко, Под свой бездыханный вой. Дрожащей дряхлой рукою К твоей припадаю груди. «На сто миллионов лет, парень. Сто миллионов И мы».