И всё ещё / Still

Первой любовью Гарри была Джинни Уизли. Красивая, веселая, заботливая и яростная Джинни Уизли. До нее была Чжоу. Они целовались, и это было… ну, в основном это было нервно, мокро и очень некомфортно. Он и Джинни впервые поцеловались на поле для квиддича, на глазах у тысяч людей, они оба были под кайфом от победы. Это было приятно, замечательно, но все равно это было ново и чуждо — чувствовать на своих губах другую пару губ. Было все еще ново и чуждо ощущать на себе чьи-либо губы, по большей части. Был Сириус, который крепко обнимал его, брал его лицо в свои руки и обнимал его за плечи без всяких раздумий. Иногда Гарри думает об этом и задается вопросом, как много еще он мог бы получить от этого, если бы Сириус был жив, или если бы ему просто удалось провести с ним больше времени. Он думает о своем отце и задается вопросом, был ли бы он тоже таким. Есть Молли, которая всегда обнимает его, когда он приходит, небрежно проводит рукой по его волосам, касается его плеча и спины, целует в макушку, и он думает, что она делает это чаще с ним, потому что он единственный, кто не отшатывается от нее и не закатывает глаза, единственный, кто еще не слишком привык к этому. Даже после Фреда, даже в своем горе, она любила его по-прежнему. До нее он не знал, какими бывают матери, и иногда он пытается представить лицо своей мамы в эти моменты и вообразить, что она делает то же самое. Рон и Гермиона не всегда были склонны к случайным проявлениям привязанности, по крайней мере, до этого года, кроме редких объятий после каникул или примирения после ситуаций, связанных с жизнью или смертью, или Гермиона иногда клала голову ему на плечо, когда ей было грустно или тревожно, или рука Рона похлопывала его по спине и плечу. Однако в этом году, кажется, что-то изменилось. Они делают все то же самое, но делают это чаще. Возможно, это из-за войны, возможно, из-за его ложной смерти, а возможно, из-за чего-то другого. Джинни, однако, по-прежнему относится к тому типу людей, которые любят свое личное пространство, что стало понятно, когда она объяснила, каково это — жить в доме с девятью людьми. Она любила его, и он это знает, но физическая привязанность никогда не была для нее слишком естественной, особенно на людях, и кто такой Гарри, чтобы жаловаться, когда он даже не целовал ее первым? Не сказать, что она не была достаточно любящей, когда они были вместе. Она любила. Просто она выражала любовь другими способами: словами, подарками, которые напоминали ей о нем, утешением, уверениями и поддержкой, криками на сумасшедших в школе, которые пытались подсунуть ему любовные зелья (она до сих пор это делает), а иногда она держала его за руку, укладывала свои рыжие волосы ему на плечо и целовала его на глазах у всех их друзей. Такие вещи со временем стали для нее легкими и комфортными. Она стала одним из немногих людей в его жизни, к прикосновениям которых он привык. Он не уверен, замечала ли она, что он никогда не инициировал ничего подобного, как он затихал под ее руками в начале их отношений, но ещё он знает, что она считает, что большинство парней не любят такие вещи так же сильно, как любят секс. Гарри любит секс, и с ней у него это тоже получалось. Он знал, что ей нравится, где ей больше всего приятны его прикосновения и поцелуи, но он думает, что частью этого всегда было добраться до всего остального, прижаться к ее телу и почувствовать ее всю на себе, как скользить руками по ее рукам и брать ее ладони в свои, как чувствовать ее пальцы в своих волосах, поощряющие его продолжать, когда он опускается на нее. Первые несколько месяцев восьмого года после их разрыва — это легкая дымка секса и алкоголя с парнями и девушками из Рейвенкло и Хаффлпаффа. Секс без обязательств — это нормально, если он грубый, быстрый и безличный. Он знает, чего от него ждут, и знает, как это дать. Вне этого он неопределенный и непредсказуемый. Ему нравятся их руки и тело, лежащие на нем во время кайфа и огня, но он не хочет, чтобы они обнимали его после, и в ответ их обнимать он тоже не хочет. Это то, чего он хотел только с Джинни, когда ей хотелось этого и она прижималась к его телу. После Джинни романтические отношения не казались ему чем-то особенным. В любом случае, он получает то, что ему нужно, во время секса. Этого недостаточно, но это немного заполняет пустоту внутри него, этот странный голод, бурлящий под кожей, от которого он не знает, сможет ли когда-нибудь избавиться. Он умеет добиваться того, чего хочет, и брать это, умеет требовать и стоять на своем, пока ему не дадут, но он не умеет просить то, чего он в действительности хочет. Гарри больше года любил Джинни и так и не научился просто протянуть руку и взять ее в свою, или притянуть ее к своей груди, обняв ее, или поцеловать ее первым. И тут появляется Драко Малфой. Глядя на Драко Малфоя, никогда не подумаешь, что он склонен к таким сентиментальным проявлениям. Гарри точно так не думал. В конце концов, в нем нет ничего нежного, ведь в состоянии покоя он кажется холодным, черствым и неприступным, ухмыляется, ехидничает и отпускает колкие замечания. Любой, кто посягнет на его чопорную и первозданную сущность, встретит ледяной взгляд и вздернутую надменную бровь, пока тот не отступит от него. Изредка можно увидеть, как он легко и непринужденно общается с матерью, иногда даже с Блейзом Забини, а особенно с Панси Паркинсон, как он без раздумий опускает голову ей на колени и позволяет ей гладить свои волосы, но на этом все. Встречаться с Драко Малфоем, думает Гарри, значит быть на расстоянии вытянутой руки вне секса. Никаких лишних физических контактов или проявлений привязанности. Но он все равно необъяснимо его хочет. Возможно, это именно тот человек, с которым он должен быть, тот, кому никогда не понадобится, чтобы Гарри целовал его первым, потому что Гарри не думает, что когда-нибудь сможет стать таким человеком. Он не может сказать, когда это началось, эти чувства к парню, который едва ли нравился ему два года назад. Он может сказать только то, что это началось где-то на восьмом курсе, после того, как их вражда утихла до чего-то вежливого, после изменения поведения Драко по отношению к нему и его друзьям, все еще ухмыляющегося, язвительного и ехидного, да, но ещё он искренне извинился перед всеми, кого он обидел — кто-то простил, кто-то нет, и это было справедливо. Гарри воспринял это как свидетельство его вновь обретенной зрелости: он милостиво принимал их реакцию и двигался дальше. Он кивает в сторону Гарри, когда тот проходит мимо него в коридорах, в уголках его губ появляется небольшая ухмылка, которая сейчас имеет совершенно другой оттенок, который не раздражает Гарри, а заставляет его сердце учащенно биться. Он ведет вежливые светские беседы с Гермионой о домашнем задании, с Луной о ее нарглах и других странно названных существах, и он подшучивает над Роном, скорее забавно, чем зло. Он ухмыляется Гарри, улыбается ему и шутит с ним. Он наклоняет свое ухмыляющееся лицо к его, чтобы увидеть, как он смеется над его шутками, и он всегда прижимается к нему, когда они собираются вместе со всеми своими друзьями. Возможно, в какой-то момент они все стали в какой-то степени дружны друг с другом: Панси и Гермиона, Блейз и Рон, Гарри и Драко. Однажды это перестает быть чем-то большим, чем просто странная школьная влюбленность, и становится тем, что заставляет Гарри не сводить глаз с Драко всякий раз, когда он проходит мимо, заставляет его останавливаться с тихой улыбкой и поворачиваться на месте, чтобы посмотреть ему вслед, наблюдая, как он идет в конец коридора, жестикулируя и разговаривая с Панси и Блейзом. Это то, что заставляет его широко улыбаться при одном только взгляде на него, заставляет сердце и кровь в жилах петь, когда он видит, как он движется к нему, чтобы с ним поболтать, бледные брови вскидываются вверх, когда он останавливается перед ним. Это заставляет Гарри думать, что он, возможно, самый красивый парень, которого он когда-либо видел. — Да ну нафиг, — восклицает Джинни. Гарри наконец отрывает взгляд от того места, где Драко исчез за углом, и смотрит на нее. — Драко Малфой? — Что? — Ты не сводил с него глаз все время, пока он не скрылся за углом. — О, — говорит Гарри. Неловко. — Эм. Джинни улыбается, и Гарри значительно расслабляется. — Все в порядке, Гарри. — Она продолжает идти по коридору, побуждая Гарри тоже прервать их внезапную остановку. Ее рыжие волосы развеваются на ветру, проникающем в открытые коридоры. — В смысле, это неожиданно. Очень неожиданно. Но теперь с ним все в порядке, да? Даже Рон теперь с ним в ладах, а это… уже что-то. — Она заправляет прядь волос за ухо, а затем смотрит на него. — Я не собиралась поднимать эту тему с тобой по той же причине, что и ты, но, думаю, теперь это не проблема. Есть кое-кто, кто мне нравится. — Правда? Это здорово. — Гарри улыбается. — Кто? — Луна, — говорит Джинни с маленькой, задорной улыбкой, которую она направляет на землю. — Думаю, что тоже могу ей нравиться, но… ты знаешь. Она же Луна. С ней трудно сказать, не так ли? Она может быть довольно загадочной. — Или довольно прямолинейной, — добавляет Гарри. — Или довольно прямолинейной, — соглашается Джинни. — Я просто хотела бы, чтобы она была немного более прямолинейной и в этом вопросе. Она потянулась к воротнику и вытащила невзрачное ожерелье из очень больших неправильных предметов, повторяющихся на ниточке. — Она подарила мне его сегодня, — говорит Джинни с мягкой усмешкой. — Она сделала его сама, из костей какого-то существа, название которого я даже не помню. Оно жуткое, правда? Но милое. Это ожерелье — самое далекое от милого, если по правде. — Я думаю, ты просто считаешь милой ее. Джинни внимательно рассматривает ожерелье, делает смешное лицо, а затем кивает, сморщив нос, и пожимает плечами. — Да. Думаю, я просто считаю милой ее. — Гарри смеется, и Джинни улыбается ему, и это хорошо. Видеть ее такой, быть с ней в ладу, намного легче. Джинни Уизли была его первой любовью, и он никогда ее не забудет. Она красивая, веселая, заботливая и яростная, но она заслуживает кого-то вроде Луны Лавгуд, кого-то, кто знает, как любить ее так, как она заслуживает.

***

В субботу, сидя на скамейке в Хогсмиде после того, как Гарри и Драко оба справились с боем снежками между ними и их друзьями, Гарри слишком часто думает о том, чтобы взять его щеки, розовые на фоне белого инея окружающего мира, в свои руки и поцеловать его. Но он этого не делает. Это все равно было бы ужасно некстати. Вместо этого Гарри говорит: — Пойдем со мной куда-нибудь. Драко озадаченно моргает своими ярко-серыми глазами. Его лоб слегка хмурится. — Пойти с тобой куда-нибудь, Поттер? В смысле как… — Как на свидание. Рот Драко складывается в о, его брови вздергиваются вверх. Его лицо выражает что-то странное, множество эмоций, которые Гарри не может понять. Он думает, что Драко скажет нет. Он задается вопросом, не считал ли он все это неправильно. Возможно, их историю можно только оставить позади, никогда не стереть, и теперь для них будет странно быть чем-то большим, чем просто друзьями. — Все в порядке. Попробовать стоило, — говорит Гарри. Он горько улыбается. В груди у него неспокойно, ноет и болит. Он отводит взгляд от него, внезапно почувствовав себя странно из-за того, что слишком долго смотрел на него, когда Драко не отвечал, и вместо этого смотрит на сцену, происходящую впереди них. Рон хватает Гермиону за талию и кружит ее по полукругу, быстро целуя ее в щеку, пока она смеется и поднимает руку у него над головой и сбрасывает горсть снега на его красную шапку с помпоном, ухмыляясь и целуя его. Панси, кажется, издевается над Блейзом, издавая воркующие звуки, но, похоже, все это очень весело. Она набирает снег с земли в руку в перчатке и размазывает его по лицу Блейза, а затем, поворачивается к своему товарищу по команде. — Я пойду с тобой на свидание, Поттер. — Драко кивает и прочищает горло. Уголки его губ подергиваются, но он, кажется, пытается сохранить лицо непроницаемым. — Хорошо. При условии, что ты отведёшь меня в какое-нибудь модное и дорогое место, конечно. — Избалованный богатый мудак, — говорит Гарри, не в силах скрыть ухмылку, играющую на губах. Драко надменно фыркает. — Соглашайся или проваливай. — Я определенно соглашусь. Свидание проходит замечательно. Драко такой же веселый и обаятельный, как и ожидалось, все ухмылки, подначки и забавные замечания звучат как обычно, пока они не подходят к двери его общей комнаты, а потом он замолкает, на лице у него появляется что-то спокойное; надежда, как будто он ждет, что Гарри что-то сделает в тишине, в которой они стоят. Гарри не знает, что он должен делать, поэтому он просто смотрит на Драко, а потом улыбается ему, но это выходит немного нервно и неловко, наверное. Драко поджимает губы, в отчаянии слегка закатывая глаза. Он делает шаг вперед, вынимает свои по-паучьи тонкие руки из карманов черного зимнего пальто и берет лицо Гарри в свои ладони, как Гарри хотел сделать с ним вчера на скамейке. Гарри замирает. Он настолько неподвижен, что почти не дышит, и, возможно, Драко это замечает. Он наклоняет его лицо к своему, и делает паузу. — Можно тебя поцеловать? Гарри удается только кивнуть легким движением головы, и он остаётся без слов. Его плечи напряжены, и он так неподвижен, что поцелуй целомудрен и быстр, и он рад этому, потому что думает, что будет неловко, если он продлится дольше. Только на следующий день после их третьего свидания, когда они понимают, что, кажется, все идет хорошо, они рассказывают об этом всем своим друзьям. Драко обхватывает его за талию, Гарри замирает, а Драко этого не замечает. Когда они сидят среди своих друзей в общей комнате, Драко сидит возле него, прижавшись половиной спины к его груди и положив руку на бедро Гарри, а Гарри не шевелится, и Драко этого не замечает. Когда он подбегает и идет в ногу с Гарри, когда они идут в класс, он вставляет свои тонкие пальцы в промежутки между его, когда он начинает свою тираду о чем бы то ни было, и Гарри замирает, настолько, насколько это возможно во время ходьбы, а Драко этого не замечает. Он не замечает довольно долгое время, и Гарри это вполне устраивает. Пока он наконец не замечает. Они впервые спят вместе, и Гарри прижимается к нему всем телом. Он целует, трогает, приникает ртом к его телу так сильно, как ему хочется, потому что все это — кайф и огонь, и он знает, что здесь делать, как сделать так, чтобы было хорошо. Ему интересно, чувствует ли Драко это сейчас, как он изголодался по нему, по тому, как его проворные руки скользят по его волосам, как он прижимается к нему, обхватывая сзади его плечи подмышками, как его тело ощущается на изгибе его рук, его тепло и мягкость, и как его торс быстро двигается напротив его собственного, как его короткие, сбивчивые вдохи и выдохи заглушаются в ложбинке на шее Гарри. Это интенсивно, немного быстро и жестко, и это великолепно. И Драко Малфой — самый красивый парень, которого он когда-либо видел. После он хочет обнять Гарри. Гарри не обнимает людей и не очень любит, когда его обнимают, но он хочет обнять Драко, причем очень сильно. Это чувство пульсирует под кожей и грудиной, так сильно он этого хочет. Просто когда Драко придвигается вплотную к его спине, Гарри напрягается всем своим голым и теплым торсом, и Драко не может этого не заметить. Драко фыркнул от смеха. У него прекрасный смех, когда он не холодный и не насмешливый, когда он теплый, открытый и искренний. — Почему ты такой напряженный, Гарри? Неужели объятия пугают большого сильного Спасителя Волшебного мира? Неужели мы наконец-то нашли для тебя что-то еще хуже, чем Сам-Знаешь-Кто? Видите ли, Авада Кедавра не обнимается, — думает он в глупой попытке рассмеяться. Но не смеется. Он остается неподвижным и тихим и надеется, что Драко просто останется здесь. Драко перемещается за его спиной, выглядывая из-за его плеча и наблюдая за ним сверху вниз. — Ты в порядке? — Он звучит озадаченно. — Да, — говорит Гарри. Он прочищает горло. — Да, я в порядке. Драко не возвращается, чтобы слиться с его телом. — Ты не… А, неважно. — Он отодвигается от него на кровати. — Некоторые люди не любят такие вещи, я полагаю. Гарри не может объяснить ноющую тоску в груди. Он с болью осознает, что Драко лежит позади него, так близко и в то же время так далеко. Драко тащит его в сторону, в пустой коридор, к стене, и целует его лицо, челюсть, шею. Он обхватывает его шею руками, вскидывает брови и с ухмылкой спрашивает: соскучился по мне? Но потом он необъяснимо отстраняется от него, и Гарри задается вопросом, заметил ли он напряжение в его улыбке и жесткость его ответа: да, соскучился, всего за один час. Драко держит его руку, и когда он отпускает ее, чтобы провести рукой по собственным волосам, продолжая жестикулировать посреди своего рассказа, он не возвращает ее, чтобы снова взять его за руку, как он обычно делает. Он прижимается к груди Гарри, а через несколько секунд отстраняется, чтобы прислониться спиной к дивану. Драко все еще ищет его после уроков, улыбается ему и разговаривает с ним все так же. Он позволяет провожать его до общих комнат Слизерина в подземельях или сам провожает его до башни Гриффиндора. Он смеется над его шутками и заставляет его тоже смеяться, рассказывая забавные или необычные анекдоты и остроумные замечания. Больше ничего не изменилось, кроме того, что Драко больше не трогает его так часто, и Гарри это отчетливо осознает. Гарри ловит взгляд Драко, когда Гермиона от смеха прислоняет голову к его плечу, и Гарри притягивает ее к себе, обхватив рукой за плечо, широко улыбаясь, и он не отодвигается. Он ловит взгляд Драко, когда Рон похлопывает Гарри по спине или по плечу, и он не отодвигается. Он замечает, как Драко становится тихим и отстраненным, когда Джинни игриво целует его в макушку, и он не отодвигается. Тогда Драко совсем перестает прикасаться к нему. Рон и Гермиона держатся за руки, когда сидят перед камином на диване: она с пышными волосами, уткнувшись в книгу, Рон дремлет рядом с ней или играет в шахматы с Гарри. Луна прижимается к Джинни и рассказывает ей о статьях, запланированных ее отцом для Придиры, или о своих новых открытиях и существах, которых она хочет найти, а Джинни иногда прижимает свою девушку к стенам в коридорах и целует ее. Симус и Дин время от времени чмокают друг друга в губы и притягивают друг друга к себе с комфортом и легкостью, которые так же естественны, как дыхание. А Гарри всегда смотрит на Драко или думает о нем. Он постоянно думает о том, чтобы прикоснуться к нему. Он думает о том, чтобы взять его за руку, или позволить Драко прижаться к нему, или самому прижаться к нему, думает о том, чтобы притянуть его к стене или к себе и поцеловать его первым, но он не знает, как попросить. И никогда не знал. Он застрял в своей собственной коже, которая не всегда знает, как чувствовать себя рядом с чужой, в своих руках, которые становятся слишком тяжелыми, когда они поднимаются, чтобы дотянуться до чужих рук, в своем теле, которое, кажется, не может успокоиться под тяжестью чужого тела. — Нам нужно поговорить. Наедине, — говорит Драко торжественно и зловеще, его целеустремленная походка останавливается прямо перед Гарри. Рон и Гермиона с недоумением смотрят на них, свернувшиеся калачиком на диване в гриффиндорской гостиной. Рон тянется к руке Гарри, останавливается, а затем отпускает руку. — Просто. Пойдем со мной, ладно? Голубые глаза Рона сузились на Драко в каком-то молчаливом предупреждении. — Помнишь, о чем мы говорили, Малфой? Гарри хмурится от этих загадочных слов, а еще больше от возвращения к фамилиям. Он намеревается спросить его об этом позже. Драко закатывает глаза, но ничего не говорит, прежде чем повернуться и начать идти, мантия развевается у его лодыжек. Он следует за Драко в пустое общежитие для мальчиков, сердце бешено колотится в груди. Драко закрывает дверь со щелчком, когда Гарри входит следом за ним, оборачивается и скрещивает руки на груди. — Скажи мне, Гарри. Кто мы на самом деле? — Что? — Кто мы на самом деле? — Драко повторяет, немного медленнее, выгнув бровь. — Кажется, здесь произошло недоразумение. У меня сложилось впечатление, что мы состоим в настоящих отношениях, но, очевидно, мы не на одной волне. Так кто мы на самом деле? Друзья с привилегиями? Трахающиеся приятели? Я просто еще одно из твоих многочисленных секс-завоеваний в этом году? Тебе показалось, что я недостаточно прост, и тебе пришлось подкупить меня ужинами и свиданиями? — О чем ты, черт возьми, говоришь? — Тебе не нравится, что я прикасаюсь к тебе. А я тебе вообще нравлюсь? — Гарри моргает, пораженный. Его брови нахмурились, глаза расширились. — Драко… — Должен ли я напомнить тебе, Поттер, что это ты пригласил меня на свидание. Я полагал, что ты в курсе моей истории, о том, кто я такой, о том, что люди могут испытать, увидев нас вместе, и ты все равно принял это решение, несмотря ни на что. Если ты только понял, что стесняешься, что нас увидят вместе после… Гарри качает головой. — Я не стесняюсь быть с тобой, ради Мерлина! Мне, черт возьми, все равно, что люди думают о нас. — Ну, тогда в чем твоя проблема? Долгое мгновение Гарри не может вырвать свой голос из горла, дымчато-серый взгляд Драко прожигает его. — Дело не в том, что… — Голос выходит слишком тихим и хриплым. Он прочищает горло, заставляя свой голос стать сильнее. — Я не не хочу, чтобы ты прикасался ко мне. Я просто… не всегда чувствую себя комфортно, когда это делают люди. — Я не люди, Поттер, я твой парень. И с Уизли и Грейнджер у тебя никаких проблем. — Они Рон и Гермиона, — это все, что Гарри может сказать. — Твои лучшие друзья. Ладно. Хорошо. — Драко медленно и тяжело выдыхает через нос, его губы сжаты, челюсть напряжена. — Объясни мне, почему ты не против, чтобы твоя бывшая Уизлетта прикасалась к тебе, а я нет. Гарри вздохнул, с трудом сдерживаясь. — Ее зовут Джинни, Драко. И это не так. Просто я привык к этому с ней. Со всеми ними. Драко смотрит на него, молчаливый и бесстрастный. Гарри опускает взгляд на свои руки. — Они были первыми. — Они были первыми кем? — Они были первыми людьми, которые прикасались ко мне подобным образом. — Каким? — В хорошем смысле. Драко приподнял бровь. — Прошу прощения? Что это значит? — Он моргает, в замешательстве нахмурив лоб и сморщив нос. — Ты хочешь сказать, что в течение одиннадцати лет никто…? Гарри переместил свой вес на ноги, чувствуя себя неловко. — Ну. Была миссис Фигг, иногда. Но мне не нравилось. От нее ужасно пахло. Драко долго смотрит на него. Он качает головой. — Я не понимаю. Ты… ты ведь жил со своими родственниками, не так ли? С сестрой твоей матери? — Да. — Гарри прочистил горло. — Максимум, что они могли, это ударить меня сковородкой или схватить за воротник. Или сесть на меня, в случае с моим кузеном. Драко ничего не говорит. Гарри не поднимает на него глаз. — Они, э… они никогда не любили… они не любили магию, и я им не нравился. Поэтому им не нравилось прикасаться ко мне. — Гарри фыркнул от смеха, неловко потирая затылок. — Я… я пытался обнять свою тетю, когда мне было шесть лет, а она оттолкнула меня и назвала грязным. Я подумал, что она имела в виду, что я недостаточно купаюсь. В это же время он начал понимать, как именно они к нему относятся. Так много молчания. Гарри поднимает взгляд, наконец, встречаясь с глазами цвета лунного камня. Драко все еще смотрит на него, но теперь он выглядит потерянным и сердитым, с линией между бровями и сжатой челюстью. — Все в порядке, — говорит Гарри, которому не нравится, что Драко выглядит расстроенным. — Мне уже все равно. В смысле, я перестал беспокоиться уже давно, правда. — Это не делает это нормальным. — Драко нахмурился еще больше. — Гарри, ты ведь был ребенком. Гарри опускается и садится у изножья своей кровати, зажав руки между коленями. Он сдвигается, глядя вниз на свои ботинки. — Думаешь, я не был таким с ними тоже в самом начале? Со всеми остальными? — Гарри никогда ни с кем не говорил об этом. Да он никогда и не хотел, если честно. Его ладони вспотели. — Даже сейчас я все еще не могу заставить себя инициировать это с кем-либо. — Я не знал, — тихо говорит Драко. — Я не говорил тебе. — Ты мог бы рассказать мне, — говорит Драко, горестно хмурясь. — До того, как все это случилось. — Я ни с кем не говорю об этом. — Ты поговорил об этом со мной. — Я не хотел тебя потерять. Драко медленно подходит и садится рядом с ним, его плечо прижимается к плечу Гарри. Гарри заставляет себя расслабиться и прижаться к нему. — Я просто… не знаю, как реагировать большую часть времени. Это не значит, что мне не нравится. Я просто не могу… Мне кажется, я все еще чувствую, что люди не хотят прикасаться ко мне. А это… глупо, не так ли? — Гарри язвительно хмыкнул. — Представь себе, что ты уничтожил чертова Волдеморта и все еще боишься, что кто-то от тебя отпрянет. Драко откидывается назад, на секунду оскаливается, а затем лицо его становится плоским. — Ты же знаешь, что это так не работает. Гарри пожимает плечами и снова смотрит на свои руки, не зная, куда еще смотреть. Он не может заставить себя посмотреть Драко в лицо прямо сейчас. — Я… мне нравится, когда ты делаешь такие вещи. Я думаю об этом все время. Прикасаться к тебе. Быть первым и проявить инициативу, я имею в виду. Просто держать тебя за руку в классе или… Иногда это сводит меня с ума, как сильно я… — Он останавливается на этом, прерываясь. Он двигает челюстью, напрягая ее. Говорить об этом кажется слишком уязвимым и обнаженным, говорить о том, как он изголодался по этому и по нему. Драко наклоняется к нему, пытаясь заставить его посмотреть на себя. — Я никогда не оттолкну тебя. Гарри улыбается, немного натянуто, позволяя ему встретить свой взгляд. — Я знаю. Но в моих мыслях ты всегда отстраняешься от меня, когда я пытаюсь это сделать. Я не знаю, как это преодолеть. Драко берет его лицо в свои руки, проводит большим пальцем под глазами и целует его. Гарри закрывает глаза и замирает, почти не дыша. Драко замечает это и замирает тоже, прижавшись лбом к его лбу. — Можно тебя обнять? — спрашивает Драко после долгого момента совместного дыхания в тишине. — Можешь не спрашивать. — Гарри смеется. Он говорит так официально. Это так ласково, даже мило. — Ты просто должен дать мне привыкнуть к этому. Драко прижимает его к себе, одна рука лежит у него на шее, а другая осторожно обводит его плечи. Что-то между ними стало немного мягким и легким, достаточным, чтобы Гарри осторожно коснулся его талии. В тот самый момент, когда он уже готов окончательно раствориться в нем, Драко отстраняется. Гарри чувствует странную, необъяснимую боль от потери его твердости и тепла. Но Драко манит его рукой, а затем, откинувшись на спинку матраса, говорит. — Ложись на кровать. Гарри озадаченно поднимает бровь. — Сейчас десять утра. — Не спать, болван. Просто ляг, ладно? — Драко опирается на руки и смотрит на него с ожидающим выражением. Гарри сдвигает брови, но выполняет его требование. Он ложится рядом с ним и ждет, пока тот сделает то, что хочет. В следующую секунду Драко перекатывается на него, закидывает его ногу себе на талию, тянет и расстегивает рубашку. — Эээ… — Гарри качает головой. Тело Драко, тяжелое и теплое, обволакивает его, ноги, обтянутые черными брюками, прижатые к его бокам, всё это кажется приятным, очень приятным, но это не совсем то, на что Драко мог надеяться. — Я не… То есть, это приятно, но я сейчас не в настроении…? — Отлично, — говорит Драко. Рубашка Гарри полностью распахнута спереди, и он стягивает ее с его рук. — Я тоже. — Почему мы раздеваемся? — спрашивает Гарри, наблюдая, как Драко распахивает воротник и вытягивает из узла галстук, не отвечая на его вопрос. Когда обе рубашки сняты, Драко кладет свои руки по обе стороны головы Гарри, белокурые волосы свисают вокруг его лица и попадают в его серебряные глаза, он нависает над ним. — Скажи мне, чего ты хочешь. Гарри моргает. — Чего я хочу? Драко запускает свои проворные руки в его волосы, обвивая пальцами кудри. Он нежно целует его в губы, а затем выпрямляется, кончики пальцев скользят вниз и ложатся на его грудь. — Всё, что угодно. Гарри не двигается. Он не может. Он окидывает взглядом его прекрасное тело. Дыхание становится неглубоким, поверхностным, через нос. Драко поднимает руки с его живота и кладет их ниже талии. — Я… — Голос Гарри стал хриплым, его внимание сузилось до тепла кожи Драко под его руками, до того, как его тело ощущается под пальцами Драко, как он обхватывает его ногами. Он прикасался к нему везде, где только мог, но в этом, здесь и сейчас, есть что-то другое. Он хочет слишком многого, но он никогда не знал, как попросить, и никто никогда не просил его таким образом. Никто никогда не прикасался к нему так, как это делает Драко, свободно, открыто, без ограничений и сдерживания. Он тянет его за талию, вниз, к себе, слепая потребность и полунамек, но Драко следует его примеру, сдвигаясь на коленях, пока не обхватывает торс Гарри, прислоняясь животом к животу, грудью к груди, плечами к плечам. Его нос упирается в шею Гарри, руки оплетают плечи Гарри через подмышки. Гарри проводит одной рукой по плавному подъему и спуску его спины, неуверенно, пока она не оказывается у него на талии, прижимая. Проходит некоторое время, прежде чем тело Драко расслабляется над ним, пока его мышцы не перестают дрожать, но когда это происходит, становится невероятно и тепло. Туловище Драко поднимается и опускается в такт его быстро бьющемуся сердцу, его дыхание четким, ровным потоком отдается в ушах и на коже, что-то успокаивается и умиротворяется под его кожей и плотью. Он закрывает глаза и неглубоко вдыхает его запах. Гарри остается неподвижным и тихим, но на этот раз совсем по другой причине.

***

В последующие месяцы это становится вполне обычным делом: по утрам, ночью, в тех случаях, когда Гарри пробирается в кровать Драко после того, как все в слизеринском общежитии уже спят. Гарри никогда не приходится спрашивать, потому что Драко всегда предлагает первым, всегда дает ему все то, о чем Гарри не может попросить. Он начинает расслабляться под руками Драко и его телом, даже если он все еще не может заставить свои руки подняться и потянуться к его рукам, или поцеловать его первым. Это нормально, может быть, по крайней мере, пока, потому что Драко продолжает держать его за руку, прижиматься к нему и целовать его первым. Он кладет голову Гарри на колени, или притягивает его к себе и делает ему массаж головы, или проводит своими нежными пальцами по его волосам, царапая ногтями кожу. Он обнимает его после секса, а иногда берет руку Гарри и ей обнимает себя самого. И он остается. Он всегда остается. Однажды Гарри собирает всю свою смелость, которой он набирался в течение нескольких недель, когда тянулся к руке Драко, но в последнюю секунду всегда отдергивал ее, и наконец, наконец, у него это получается. Сидя в библиотеке на совместном занятии, Гарри просовывает свои пальцы между пальцами Драко и переплетает их вместе, его взгляд скользит по Драко, но не полностью останавливается на нем. Он видит достаточно, чтобы уловить, как губы Драко кривятся в небольшой, мягкой ухмылке, как он едва заметно наклоняет голову в его сторону. Драко обхватывает его руку и не отпускает ее все это время, даже когда она становится потной, горячей и некомфортной. В другой день Гарри, наконец, набирается смелости и делает то, о чем давно подумывал. Последний отрезок пути до гриффиндорского общежития они преодолевают в тишине, рука Драко сплетена с рукой Гарри. Остановившись возле портрета Полной Дамы, Драко отпускает его руку, скользит ею по ладони, зацепляясь за пальцы, прежде чем отпустить, и говорит: — Спокойной ночи, Гарри. — Затем он наклоняется и целует его в щеку, и Гарри охватывает знакомая, ноющая тоска. — Спокойной ночи, Драко. И тут Драко разворачивается, и Гарри произносит: — Драко. Драко останавливается, поворачивается к нему обратно и смотрит на него, пытливо приподняв брови и засунув руки в карманы своей длинной мантии. Гарри почти думает, что не сможет попросить. Он никогда не просил раньше. — Не мог бы ты… — справляется он. Его сердце колотится очень быстро. — Ты… ты хочешь повторить это сегодня ночью? Драко пристально смотрит на него. — Прямо сейчас? Гарри пожимает плечами, отвлекаясь на шарканье ботинок о землю, его руки сжаты в карманах брюк. — Твои соседи по комнате, наверное, ещё не спят, — замечает Драко, и он прав. Сейчас только поздний вечер. — Верно. — Гарри качает головой. — Я об этом не подумал. — Он неловко потирает затылок. Он не может объяснить иррациональную, нарастающую боль в груди, не так уж отличающуюся от той, которую он испытывал очень давно, когда Дурсли от него отшатывались. — Тогда, наверное, я пойду… Драко протягивает руку, хватаясь за его запястье. — Я не сказал, что отказываюсь, — мягко говорит он. — Ты ведь прав, — говорит Гарри с легким смешком. — Они… знаешь же, какими они могут быть. — Не то чтобы наши отношения — секрет. — Драко кивает на портрет спящей Полной Дамы. — Она разрешит мне войти? Гарри улыбается и делает небольшой вздох. Рука Драко теплая и мягкая, более удобная и подходящая к его собственной в последнее время. — Да. Да, она впустит любого, когда спит, если только произнести правильный пароль. Драко откидывает голову, сморщив нос. — Вам не помешал бы кто-нибудь получше для охраны. — Он делает паузу. — Но опять же, для охраны используют портреты, чего ещё от них ожидать? Оказавшись в гриффиндорской башне, после произнесения пароля Venomous Tentacula, они проходят через пустую гостиную и поднимаются в общежитие для мальчиков, где кроме Невилла и Рона никто не спит. Парни обращают внимание на Драко и Гарри, идущих рука об руку, прильнувших друг к другу и переговаривающихся между собой. Гарри достает из сундука две пары пижам, одну для себя, другую для Драко. — Похоже, тебя ждет веселая ночка, а, Гарри? — говорит Симус, ухмыляясь и бросая взгляд на Дина, который вздергивает брови, когда Драко уходит в туалет. — Не забудь наложить заклинания. До нас дошли слухи о вас двоих. В комнате поднимается шум, посвистывания, улюлюкание и хохот, когда Драко заползает внутрь на кровать Гарри, с достоинством и прямой спиной, пока он не разворачивается на коленях и не задёргивает полог обеими руками с тонкой сатирической улыбкой, отгораживая их от смеющихся лиц Симуса и Дина. Он накладывает на полог Силенцио и Муффлиато. — Буйные животные, — с отвращением бормочет Драко, перебираясь к Гарри. — Чего я только не терплю ради тебя, Поттер. Гарри ухмыляется, перекладываясь на кровати. — Мой храбрый, замечательный и дорогой парень. — Льстишь мне? — Драко стягивает свою рубашку через голову. — Возможно. Мгновение спустя, голый и теплый торс Драко прижимается к его торсу, рот упирается ему в плечо. Его грудь ритмично вздымается и опускается на груди Гарри, руками он обхватывает его под подмышками. Гарри вдыхает аромат кожи на впадинке его шеи, его запах и одеколон разжигает в нем что-то дикое и голодное. Он овивает руки вокруг него и прижимает к себе, и, как всегда, задается вопросом, чувствует ли Драко, как быстро трепещет его сердце в груди. Через некоторое время Гарри откидывает голову Драко назад, проводя рукой по его волосам, и прижимается губами к его губам, впервые целуя его. Сквозь полузакрытые веки Драко он видит, как тот опускает взгляд, находясь на грани дремоты, и на его губах появляется малейшая дрожь улыбки, когда Гарри откидывает голову назад, чтобы посмотреть на него: его белокурые волосы взъерошены, лицо прекрасно, блаженно и смягчено скрытой радостью. Драко снова опускает голову к его плечу, пряча улыбку, которая расползается все шире на его коже.

***

— Тест по зельям послезавтра? — Гарри хмуро спрашивает, наблюдая, как Драко достает из сумки учебник по зельям за восьмой курс, а затем откидывается на спинку зеленого слизеринского дивана. Драко поднимает бровь. — Он завтра. — О, — говорит Гарри, а затем смотрит с досадой. — Да, о, — передразнивает Драко. — А ты и сумку с собой не взял? — Ну. Я не думал, что мы будем учиться. Драко вздыхает. — Ты можешь взять мой учебник, — говорит он, открывая книгу и переходя к Оборотному Зелью. — Я прошел половину главы. А ты сколько сделал? Гарри гримасничает, почесывая затылок. — Я еще и не начинал. Драко бросает на него разочарованный взгляд, а затем протягивает руку, чтобы показать ему книгу, и придвигается ближе. — Тогда я перечитаю первую половину вместе с тобой, объясню тебе, а потом мы продолжим с того места, где я остановился. Гарри кивает, откидываясь на спинку дивана. — Начнем с ингредиентов. Тут должны быть: спорыш, водоросли, сушеная златоглазка… Гарри немного отвлекается на его профиль, его книгу в руках, прислоненную к Гарри, чтобы он мог видеть, и на то, как близко он находится, и на то, насколько ближе он может быть. Он может, может. Может просто протянуть руку, обхватить его бицепс и притянуть к себе, и Драко прильнёт к нему, даст ему то, о чем он просит. Гарри знает, что так и будет, знает, что он никогда не остановит его. Когда-нибудь он научится протягивать руку и брать его первым, и притягивать к себе, обнимая, и целовать его первым, и все это без раздумий, с легкостью и комфортом, которые так же естественны, как дыхание, но, возможно, это начнется здесь и сейчас. Это все, что он хочет сделать, все, чему он хочет научиться в этот момент. Гарри делает вдох, его сердце учащенно бьется, руки становятся тяжелыми, но он все равно поднимает их. Он протягивает руку и обхватывает бицепс Драко. Драко поднимает голову от книги и смотрит на него, его голос затихает. Гарри тянется к нему, Драко следует его нерешительным маневрам, придвигаясь ближе, чтобы лечь спиной к нему, когда Гарри притягивает его к себе и складывает вокруг него руки. — Так нам обоим лучше видно, — пробормотал Гарри. Спина Драко легко сливается с его торсом, его тело раскинулось на диване между ног Гарри, колени сложены так, что он подпирает ими книгу. — И так удобнее. — Угу, — говорит Драко безразлично, даже слишком. Его щека дергается, но Гарри не может сказать, показалось ли ему это. Он двигается, чтобы устроиться на нем поудобнее, опускает быстрый поцелуй на шею Гарри, а затем снова обращается к книге, продолжая объяснять процедуру создания Оборотного зелья. Тело Драко мягкое под одеждой, его живот поднимается и опускается под рукой Гарри. Слабый запах его одеколона смешивается с запахом его волос, что-то травяное и сладкое. — Ты вообще меня слушаешь? Гарри вздрагивает от щелчка пальцев, голова дергается назад. — Что. Да. Слушаю. — Что же я тогда сказал? Мозг подсознательно смутно уловил несколько слов, поэтому он повторяет их, не задумываясь. — Порошок… бумсланга? — Нет, — раздраженно говорит Драко. — Бумсланг должен быть измельчен. Я говорил про рог двурога, и именно его нужно измельчать в порошок. Не отставай, Поттер! Гарри старается. Он действительно старается. Но Драко так тепло и тяжело прижимается к нему. Он не может сейчас думать о многом, кроме того, что он чувствует тепло его спины по всему торсу, а если наклонить голову ближе, то можно коснуться губами кожи его шеи. Его руки обвивают нижнюю часть его грудной клетки, поднимающейся и опускающейся с каждым вдохом. Он видит его профиль, серые глаза, острые от ума и мерцающие от быстрых мыслей, его рот и жестикулирующие руки, то, как он делает паузы, чтобы вспомнить, его нахмуренные брови и искривлённые в раздумье губы, и у него болит в груди, когда он смотрит на него, сердце медленно и неустойчиво бьется у него в горле. Если он наклонит голову ближе и чуть-чуть повернет голову Драко к себе, то сможет поцеловать его. — Ты отвлекаешься, — замечает Драко, обращая на него ровный взгляд. Гарри на секунду задумывается о лжи, но только на секунду. — Типа того. Губы Драко сжимаются. — На что? — На тебя. Просто… ощущать тебя на себе приятно, — бормочет Гарри, зарываясь губами в мягкий материал, покрывающий его плечо. — И, возможно, я вроде как думаю о том, чтобы поцеловать тебя. — Ну, тогда поторопись и поцелуй меня уже, — требует Драко. — Чтобы ты перестал быть таким чертовски рассеянным. Гарри улыбается, наклоняется и целует его в губы достаточно сильно, чтобы Драко откинул голову назад, оба прекрасно понимают, что это только отвлечет их еще больше.

***

Солнце золотит небо, и наступает ночь, окутывая весь мир золотом. Гарри смотрит на Драко, дымка вечерних огней отражается в серых глазах, он думает о том, чтобы поцеловать его или попросить об этом Драко. Так он и делает. Он берет Драко за руку и притягивает его к себе, прижимается носом к его носу и шепчет ему в губы: — Поцелуй меня. Губы Драко искривляются в мягкой улыбке. Он берет лицо Гарри в свои ладони, закрывает глаза и делает именно это.