шрамы прошлого

       — кэл, он исправится, обещаю. он ведь защитил меня, когда скалливар хотел разобраться со мной. и ещё, когда он только пришёл, я видел, как он стоял в немом шоке пару секунд перед входом. мне кажется, он чувствовал себя преданным, когда увидел свою замену тобой. он хороший, просто травмированный, поверь мне.        — зак, иногда мне хочется тебя по-дружески стукнуть, — калабрасс вздыхает, смотря на помятого, побитого мужчину выше себя на полторы головы. тот смотрит на него с заком уставшим и совершенно пустым взглядом с видом «добейте, чтоб не мучался». — если я увижу хоть какое-то подозрительное действие с его стороны — в море вышвырну лично, — это звучит скорее как защитная реакция, нежели реальная угроза.        «да лучше б уж, в таком случае, убил меня ещё в тот момент» — боунс смотрит на них покрасневшими глазами, привалившись одной рукой в ссадинах и расцветающих подобно лотосам синяках к деревянной стене, дабы случайно не грохнуться на чужом корабле от изнеможения, второй держится за пояс.        — а говоришь, мол, ты хреновый человек. ты при всей своей нелюбви к другим людям и врагам дал ему второй шанс, это ли не показатель, что ты хороший человек? — тепло и чуть-чуть вымученно улыбается зак, и, честно говоря, брасс готов жить только ради этой улыбки, несмотря на произошедшее около часа назад. — можно тебя кое о чём попросить?        — так и знал, что будет это вот твоё «а можно тебя кое о чём попросить», — калабрасс скрестил руки на груди. — валяй, мелкий, я ради тебя хоть горы сверну.        боунс, которого словно в упор не замечали, поймал себя на мысли, что ему сейчас станет плохо от количества этих сюсюканий.        — ты можешь оказать ему помощь? — повисла гробовая тишина, нарушаемая криками птиц где-то сверху. боунс даже не успевает презрительно фыркнуть на двоих. — ему раны на спине и руках надо перебинтовать, шатается весь. кэссиди также сообщил о ранении в бок. к счастью, меч прошел вскользь.        боунс чуть не шикнул на мальчишку. он привык справляться сам, никого не втягивая в свою жизнь. и вдруг какой-то малец вот так в открытую просит другого человека оказать ему помощь. бред какой-то. в крайнем случае, команда шторма нашла бы его труп в одном из углов корабля, поскольку предпочёл он помереть тихо и вне чьих-либо глаз.        выглядит жалко. боунс чувствует себя жалким. ему предлагают помощь. ему, человеку, который почти никогда не подпускал кого-то ближе уровня хорошего друга или знакомого, всегда был сильным для других. отвратительно.        теперь плохо стало и калабрассу, чьё лицо выражало вселенское непонимание.        — он тебя неоднократно чуть не прикончил вместе со мной! — вспылил кэл, слегка встряхнув в момент съёжившегося перепуганного напарника за плечи. боунс инстинктивно зажмурился от повышенного голоса, почти потянувшись к ушам, желая их закрыть. голова и без того гудела, грозив или перестать работать, или расколоться надвое, после столь выматывающей потасовки. так здесь, впридачу, над ухом громко говорят. была бы возможность — право слово, придушил, не моргнув. — я... прости. ты уверен в своём решении?        — уверен, калабрасс, уверен, — зак руками как можно мягче оттолкнул от себя напарника. боунс проследил в его движениях дёрганность. калабрасс, опустив глаза, издал нечто отдаленно напоминающее не то сдавленное рычание, не то вздох.        — ладно, — пробурчал он, подняв вверх левую руку, пару раз махнув ей вперёд, дескать «шуруй за мной, пока не передумал». — раздражаешь, — одними губами произнёс пират, стрельнув недовольным взором в боунса. тот уставился в дымчато-белый затылок, прожигая в голове калабрасса дыру молчаливым «взаимно».        «он дёрнулся от поднятой руки? у них там в незервейре что, все со странностями?» — калабрасс пребывал в смешанных чувствах от увиденного периферическим зрением слегка шарахнувшегося, закрывшегося руками боунса. по пути в каюту ему вдруг стало не до этого. ударило осознание: он не помнит, где находится аптечка, — «да чтоб ты провалился...».        старший мужчина с такой злостью распахнул дверь в каюту, что та врезалась в стену с невообразимым грохотом. спасибо, хоть не ногой. боунс от развившегося пять лет назад птср и резко подскочившего час назад вздрогнул на месте снова, в сотый раз пожалев о своём контужено-истеричном решении последовать за неимением другого выбора на этот треклятый корабль за треклятым подростком, за которым он гонялся по всему треугольнику добрые полтора месяца, неоднократно находясь в полушаге от смерти. вообще, это даже не он решил — кэссиди просто взял его под руки и сказал, что голден идёт с ними. видимо, опасаясь за остатки психики генерала, если они у него вообще остались.        нет, сознание врёт. вплотную к смерти он находился рядом со скалливаром, от коего сейчас остались только неприятные воспоминания, раны и разбитая вдребезги психика.        — будьте добры освободить помещение, все до единого, — совершенно будничным голосом с натянутой полуулыбкой объявил калабрасс. на него ошалело уставились кэссиди с марлевой повязкой на левой щеке, едва достававший боунсу до плеч, и криста. — я злой, мягко говоря. на него не обращайте внимание, окей? — криста, волоча за рукав кофты карамбу, быстрым шагом поспешила шмыгнуть за порог двери, ничего не спрашивая. всем уже неоднократно довелось узреть напарника зака в гневе. из помещения сокомандники выскочили за считанные секунды.        «бояться они его после недавних событий, что-ли?» — пронеслось в голове у бывшего капитана демониака; параллельно он слушал сдержанные ругательства калабрасса. переносицу и обе щёки неприятно пощипывало.        — иди и сядь на ту скамейку, — послышался приглушённый голос калабрасса из другого конца помещения. он копался где-то за бочкой. — учти, я сейчас тебя тут латаю только из-за кида , которому вдруг показалось, что ты можешь стать хорошим, если твой хозяин благополучно подох, — последовал оглушительный чих, будто чихнул туберкулёзный дед.        — я смотрю, ты к нему прям привязался, раз так с ним носишься, — осклабился боунс на колкость касательного своего — уже — бывшего партнёра, получив ожидаемый тычок острым локтем под рёбра от подошедшего и стиснул зубы, — понял, молчу, — ему всучили черную резинку. — зачем?        — во-первых: завяжи волосы, в глаза лезть не будут, во-вторых: сними всю эту дребедень, я не смогу тебе нормально раны обработать. как на север собрался, блин, — калабрасс, шаркнув ботинками, залез и уселся на деревянное подобие подоконника позади скамейки. — на кой тебе водолазка, рубашка и поверх всего этого ещё плащ? не практично и жарко.        — от таких любителей капать другим на мозги, как ты, укрыться.        калабрасс тихо хихикнул, широко улыбнувшись незаметно для боунса.        — спешу заметить, что капать другим на мозги — моё хобби, голден.        мужчина, уже собравший волосы в небольшой хвост, едва не оторвал пуговицу на рубашке от злости. водолазку он не хотел снимать до последнего, чувствуя себя уязвимым. как черепаха без панциря.        — не волнуйся, я дверь на щеколду закрыл, — словно услышал его мысли калабрасс, наскоро вытерев чужое лицо в шрамах намоченным бинтом. боунс поморщился.        водолазка была скинута сверху на знатно потрёпанную рубашку, лежащую на порванном плаще.        — ух, ё...        — что не так?        — у тебя вся спина не только в недавних ранениях, но и заметных шрамах, в смысле «что не так?».        — в шрамах нету ничего такого, это последствия сражений, — привычно соврал боунс, пожав плечами для пущего вида. — спасибо, боже, что не сдох, а отделался лишь этим. у тебя вот вообще после обращения эти двойные чёрные полосы под глазами остались.        — но у тебя их слишком, эм, много? — повторил калабрасс, протирая руки и заранее отматывая нужную длину бинта. — ну, шрамов. создаётся впечатление, будто тебя били чаще, чем ты сражался. или ты мазохист?        — я реально тебе врежу, если не перестанешь сыпать такими вопросами.        — а я не стану оказывать тебе помощь и ты умрёшь от какой-нибудь инфекционной болячки.        боунсу пришлось послушно и с тяжёлым сердцем — он терпеть не мог, когда ему кто-то (кроме скалливара, конечно), приказывает — замолкнуть и сидеть, опираясь локтями на колени, надув щёки. ссадины неприятно зудели. боунсу, непонятно, каким образом, охренительно повезло остаться с ощутимыми, но не тяжёлыми и требующими срочной дезинфекции, порезами, и даже вскользь раненный одним из солдат бок не кровоточил так обильно. можно было с уверенностью сказать, что боунс справиться. если, конечно, сам захочет после пережитого. кэл протёр мелкие раны с ссадинами салфеткой, наклонился, чудом не упал, быстрыми движениями втирая мазь. боунс ощутимо вздрогнул, когда его коснулись холодные, даже ледяные, руки. калабрасс обмотал пояс бинтами, следом молча стал обрабатывать руки и предплечья. голден, боясь пошевелиться, поначалу обрадовался долгожданной тишине в этой каюте. брасс только и делал, что тихо пыхтел, обрабатывая его руки, пострадавшие в битве больше остальных частей тела. радость продлилась недолго.        — с мелкими ранами и ссадинами закончил. перерыв пятнадцать минут, потом примусь за крупные, — калабрасс, громко и протяжно, с нотками рычания, выдохнув, откинулся к окну. зелёноглазый искренне надеялся на внезапно открывающееся от тяжести тела окно и на падение мужчины за пределы подоконника в воду. кэл вскочил и резво направился к двери. — я иду за кофе, тебе сделать что-нибудь? чай там, не знаю?        — чёрный завари, будь добр, — калабрасс довольно хмыкнул, пожал плечами и вышел, закрыв дверь до щелчка. голдена даже не посетила мысль, что калабрасс его запер. не до того было. он облокотился об стенку, прикрыв глаза и наслаждаясь тишиной. за запотевшем по углам окном он разглядел солнце, находившееся невысоко, но и не близко к линии горизонта. оказывается, в этом мире скоро будет ночь.        боунсу вдруг стало не по себе от данного осознания. он в чужом мире. он без скалливара. он не знает, что ему делать и что с ним сделают, когда подлечат. в груди беспорядочным клубком змей свернулось липкое чувство тревоги, обволакивающее с головой. знаете, когда ещё не та степень страха, однако всё равно ощущается очень и очень сильно. голден боунс выдохнул. один, два, три...        — я вернулся, — калабрасс, вошедший в помещенин почти бесшумно, всучил ему в руки стакан с чаем, а свою кружку поставил на близ стоящий столик, за которым до этого разговаривали криста и карамба. у боунса в голове почему-то всплыло нелепое воспоминание, как карвер давно, когда они впервые полноценно пересеклись днём на кухне — карвер тогда ещё и в человеческой форме был, на его же счастье, — выбесил до такой степени, что боунс со злости вылил ему кофе на голову. впоследствии это привело к постоянной вражде между ними, редким дракам и частым словесным перепалкам, иногда переходившими во второй пункт. их всегда разнимал кудрявый калико, ругая за несоответствующее поведение. третьим, кого побаивались солдаты скалливара, помимо самого стража вапира и голден боунса, был именно он, посему карвер, в отличие от боунса, делящего с калико комнату и заодно последние остатки сна и нервной системы, не решался ему перечить. — ты чего, завис?        — а?        — я говорю завис ты, или живой?        — как видишь, — боунс отхлебнул из стакана, осушив половину. — чего ты на меня так уставился?        — это же практически кипяток... — калабрасс смотрел то на него, то в свою кружку такими глазами, словно генерал перед ним убил человека. — я обычно минут двадцать жду, прежде чем пить, а ты...        — не знаю, кипяток как кипяток, я себе ничего не обжёг, мне нормально, — мужчина невозмутимо сделал глоток, на этот раз меньший. отставил брякнувший стакан в сторону, убрал две выпавшие передние пряди, что всегда были ему по плечи, за уши. — если ты планируешь ждать, пока твой кофе остынет, можешь начать дальше обрабатывать мне раны, — получилось как-то грубовато.        — точняк, и время быстрее скоротаю, — калабрасс, не обращая внимания на последнее предложение, одним махом залетает на подоконник, подворачивает рукава водолазки, обрабатывает руки. боунс уже мысленно радуется налаживанию возможных «дружеских» отношений. — не думал, что твоя костяная башка способна выдавать такие умные идеи, — надежда на спокойную перевязку со звоном разбивается об шутки кэла. голден выученно скалится. старший мужчина не обращает на это внимания. — предупреждаю, сейчас может быть очень больно, тебя будто бритвой в некоторых местах полосовали.        «ну, хотя бы предупредил. лучше, чем ничего» — думает боунс, впиваясь ногтями в деревянный край скамьи. бок нестерпимо пылает. мужчине с огромным трудом удаётся не вскрикнуть.        — не парься, только спина осталась. скоро будешь как новенький, только не убей кого-нибудь, пожалуйста, — сраный комик.        — а я и не парюсь.        — у тебя вся спина напряжена, за кого ты меня держишь?        — за сумасшедшего.        калабрасс взрывается гогочущим смехом, ударяя кулаком по подоконнику:        — с тобой не скучно, ха-ха!        голден боунс испускает один из самых заёбаных вздохов в его жизни и закатывает глаза.        — как настроение, страдалец ты наш? — не унимается кэл, втирая мазь в чужие лопатки и безбожно вытерев руки об штаны. бывший генерал перестает пропускать волосы чуть выше рёбер через пальцы в попытке абстрагироваться.        — замечательное, — с сарказмом огрызается он, сморщившись, когда раны коснулась вата со спиртом. отмахиваясь от желания как следует врезать объекту своей вербальной агрессии и причине смерти скалливара, он принял ответные меры. — то ли застрелиться, то ли утопиться.        — о как ты в рифмы умеешь, а ещё что-нибудь эдакое скажешь? — ну, всё.        боунс, не выдержав, на радостях чуть было не заехал рукой кэлу в челюсть, тот в отместку несильно — так, для профилактики — пнул босой ногой в спину. у боунса что-то хрустнуло, отчего он вместе с калабрассом ненадолго застыл. за их препирательствами наблюдать до ужаса смешно. именно за этим брасс и выгнал кристу с кэссиди из каюты, заранее избегая своего позорного поведения «костлявого ребёнка».        — ты меня бесишь. периодически я боюсь тебя, но са-амую малость, — протянул старший. — того гляди сожрёшь ещё, иль ноги переломаешь, с твоими-то габаритами.        — зато, судя по дёрганным движениям шторма, он тебя боится. после твоего обращения-то и не мудрено: у тебя такой густой чёрный дым изо рта валил, даже мне страшно при взгляде на тебя стало, когда тебя обращали, не то, что находиться рядом с тобой.        — мне вот от рожи твоего хозяина страшно было, — брасс, почувствовав укол вины от одного вида напуганного подростка перед собой, смотревшего на него с неверием и мыслью об убийстве своим же лучшим другом, не упустил возможности «посоревноваться» и съязвить в ответ, стараясь заглушить моральную боль агрессией. — также, когда ты к мелкому внезапно кинулся. я чуть не умер там под рукой скалливара от разрыва сердца.        боунс от данных слов почувствовал себя горько удовлетворённым. с одной стороны — заставил паниковать своего врага из-за глупой привязанности (как будто он сам не страдал от неё), с другой — будто отрезвился после той картины, переосмыслил свои действия и решил защитить несчастного парня, почти попрощавшегося с жизнью. какой ценой ему далась эта защита.        он ненавидел и любил пользоваться привязанностью отдновременно. ему всегда удивительно — вот вроде есть существо, готовое героически умереть ради кого-то из-за привязанности. и ведь иногда так и происходит — существо мучается, гадает, идёт к чужим существам с ними гадать, а ты можешь вертеть так и сяк этим существом, когда у тебя его слабость, аки близкое ему или ей существо, в наличии, прямо на ладонях.        прошло, по меньшей мере, десять минут. калабрасс уже заканчивал с перевязкой. у голден боунса не было ни сил, ни желания ругаться с его «спасителем». он просто молчал и в пятый раз осматривал каюту, засыпая на ходу и желая провалиться во тьму.        — может, наконец, объяснишь, откуда столько шрамов и чего ты так от любых прикосновений дёргаешься, словно от удара током? — не выдержал калабрасс, когда раненный в очередной раз зашипел от прикосновения к забинтованной ране рядом с лопаткой.        и тут боунса вдруг прорвало.        — из-за проваленных миссий он таскал меня за волосы по полу. окунал, держа за воротник, в воду, иногда даже ледяную, и держал там без возможности всплыть по несколько минут. бил током, ломал пальцы, душил, прикладывал головой об стену, порой унижал морально и так далее по списку любителей садизма, — от неожиданно полившихся рекой откровений у калабрасса челюсть отвисла. благо, голден боунс этого не увидел. — протез вместо правой руки видишь? скалливар мне её пять лет назад оторвал, когда я облажался, — мужчина со светло-бирюзовыми глазами не нашёл слов, закрыв рот рукой и пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце. насколько же скалливар был физически силён, если... если, будучи человеком, а не монстром, смог оторвать боунсу целую руку? ему не хотелось знать, чем кончилось сражение, поймай бы скалливар зака или кого-то из их команды. в голове одна за другой рисовались жуткие картины и крики. калабрасс активно потряс головой, прогоняя видения. в разуме не укладывался факт принадлежности скалливара к людям. — нет, на оскорбления мне всё равно, я и так знаю, иногда недостаточно силен для других, однако всё остальное...        — умоляю, помолчи минуту, мне надо прийти в себя, — попросил кэл, потянувшись за ватой. — оторвал руку... ты мог тогда умереть от потери или заражения крови. он же больной на голову, ты почему до сих пор ему служил? совсем инстинкт самосохранения не работает? — вопрос был риторическим.        — мне, по-твоему, что оставалось делать? сбежать? он нашёл бы меня в два счёта, перед этим разнеся половину треугольника, — сухо огрызнулся боунс, подперев ноющий от удара сослуживца подбородок рукой. он вдруг с долей удивления заметил, что собственные руки были в бинтах от запястья и почти до плеча. да он практически весь, кажется, был в бинтах, как мумия. от одного воспоминания об этих тварях стало дурно. — даже если бы я сбежал, думаешь, меня бы приняли? обо мне наслышала добрая часть бермудского треугольника, тут без вариантов — увидят, будучи безоружным, тут же выпрут толпой куда подальше, или вовсе прихлопнут. вообще, с какого перепуга тебя волнует моё здоровье? зак волнуется? — он спешно перевёл тему. ему не хотелось вспоминать ничего из прошлого. ни единого слова. ему не хотелось снова видеть перед собой судорожно извиняющегося и кашляющего кровью скалливара, после рассыпающегося в пыль.        — ты идиот? — калабрасс, с ужасом и сожалением созерцавший ту сцену в тронном зале, едва не решился хорошенько встряхнуть собеседника, но передумал. вдруг сломает ему что-нибудь ненароком. — мне, по-твоему, должно быть плевать на человека, которого кучу раз чуть не убили фактически за такие пустяки?        — я тебя кучу раз чуть не убил, умник. и это не пустяки.        — тебя пытали, блядь! за обычные, сука, ошибки! — калабрасс даже не заметил, как завёлся и сматерился громче положенного.        — и?        — тупой ты мешок с костями, это ж не нормально! каждый имеет право на ошибку! — кэл случайно затянул бинт сильнее положенного. боунс сдавленно вскрикнул. — извини, извини.        — я в курсе, что не нормально, мозги у меня на месте. скалливар сказал мне то же самое перед смертью, — он вздыхает. — у меня не было выбора.        — выбор есть всегда, — сипло выдавил кэл, отрывками вспоминая свою прошлую жизнь. не всегда, к сожалению. но другим лучше о подобном не знать. иначе огонь надежды в них потухнет, словно спичка под проливным дождём.        — я терпел это всё ради него же. оказалось, зря, — боунс, сжав зубы, закрыл лицо протезом руки.        — ради него же? — калабрасс, не убрав медикаменты после окончания перевязки, пересел на скамейку, заинтересовавшись.        — это долгая история. очень. я никому не рассказывал её и не планировал этого делать.        он всегда ставил себя на второе место, сколько себя помнит. приспособился идти по головам, не говоря абсолютно никому о своих своих чувствах и эмоциях. если у тебя есть слабости — отбрось их, пошли далеко и надолго, иди дальше. кто-то обязательно найдёт способ на них надавить, тебя перестанут бояться, ты перестанешь выглядеть сильным в глазах других и не сможешь при помощи чужого страха добиться успеха. он никогда не смотрел на своё здоровье, желая защитить близких и не дать им пострадать. пока однажды не понял, что сам причиняет им страдания.        — ты можешь поделиться своими проблемами, — кэл обыденным для себя жестом кладёт вечно холодную руку на нетронутое бинтами плечо.        — я не могу. я привык сам со всем справляться.        — боунс, я понимаю, насколько это тяжело, у меня у самого был такой период. в теории кажется здорово — справляешься сам, никого не вовлекаешь в свою жизнь и тебе никто не мешает с ненужными советами, никто не знает, как тебя можно задеть. на практике — хрень собачья, только замыкаешься в себе. но ты можешь не нести это бремя в одиночку, у тебя теперь есть слушатель в лице меня, — в шартрёзовых глазах вспыхивает искра, не видная калабрассу. — я никому не расскажу.        боунс зажмурился и отвернулся. он не уверен, он не уверен, он не уверен.        — к слову, с ранами я закончил. если понадоблюсь, то я у зака, — в голосе слышно смущение и неловкость. скрипит засов двери, боунс слышит удаляющиеся шаги и поднимает голову, смотря то на столик с забытой кружкой с кофе и пустым стаканом с трещиной около ручки, то на пирата.        он не уверен. он хотел бы, правда. он просто боится пробовать. каждый раз, когда он пробовал менять хоть что-то — всё шло наперекосяк. поэтому он решил не пытаться вовсе.        калабрасс знает, его дело — предложить. «если человек не хочет, значит не надо» учил его зак. калабрасса что-то гложет, не желая отпускать и осев ощутимым грузом сомнения на плечи. ощущение неправильности и желание сделать всё по-своему. на полпути к шторму калабрасс останавливается, вздыхает.        «я об этом чертовски сильно пожалею» — заключает он, потирая переносицу. разворачивается на пятках и быстрым шагом направляется обратно в каюту.        боунс, уже в водолазке, сидит там, задумчиво глядя на свои волосы, но сию секунду замечает стремительно надвигающегося на него кэла, наверное, мысленно готовясь к смерти. смотрят друг другу в глаза секунду, тянущуюся неимоверно медленно, будто патока, прежде, чем калабрасс обнимает зеленоглазого. боунс непроизвольно утыкается носом в чужое плечо.        — если ты решил таким образом втихую придушить меня, то давай резче. не хочу чувствовать какую-либо боль снова, от скалливара натерпелся, — раздался отрешенный хрипловатый голос, резанувший тишину, словно нож. у калабрасса сердце саднит так, словно на самом деле пырнули.        «зараза, всё-таки я даже для него могу быть мягким» — беззлобно подмечает.        — я не собираюсь причинять тебе боль, мне тебя искренне жаль. я хочу как-нибудь поддержать, — мягко проговаривает кэл, всё ещё обнимая боунса и не решаясь на большие действия. не хочет спугнуть. интересно.        боунс намеревался сказать что-то, затем передумал. калабрасс про себя отметил — боунс даже не дёрнулся в попытке сбежать, хотя боится прикосновений, и со стороны калабрасс сейчас себя повёл, мягко говоря, не очень тактично. сидит спокойно и тихо дышит.        — спасибо.        кэл, ушедший в астрал от окутавшего чувства умиротворения, возвращается в реальный мир после краткого, сказанного едва уловимым голосом — словно светлячки в пещерах — слова. по ощущениям простоял он с боунсом в обнимку не так уж и много.        «не надо» — хочет ответить калабрасс. вместо этого у него всплывает другая мысль.        — и всё-таки, если хочешь, можем сегодня в полночь встретить на палубе и поговорить о большем, помимо твоих шрамов прошлого. можем поговорить о вещах, тревожащих тебя, — калабрасс даже не думал отпускать нового знакомого — приятеля? друга? напарника? нептун его знает — из объятий. — все спать будут, как убитые.        — я подумаю, — боунс отстранился первым, протерев глаза.        — я не давлю, — бросил кэл напоследок, заворачивая за угол.        боунс уже знает ответ.        на палубе его встречает тёмное-тёмное синее небо, роняющее веснушки-звёзды, успокаивающий скрип досок на корабле и калабрасс. завидев боунса, тот улыбается, прикрыв глаза. им предстоит обсудить очень много.        — у меня к тебе есть одна просьба.        — какая? — кэл смотрит прямо в душу.        — срежь мне волосы по завершению наших светских разговоров.