Чёрные розы и белые гиацинты

      Невыносимую тепловую мощь извергало солнце в тот одновременно очаровательный и скверный день. Со лба стекали ручейки пота, норовившие попасть в глаза, рот или закатиться под футболку, которая после этого от легкого дуновения ветра прилипала к спине. Не спасала ни прохладная вода, ни тенёк; казалось, что земля и воздух вокруг накалились до своего предела и вот-вот возгорятся. Точно также, как и легкие Хёнджина, которые героически терпели его порывы добраться до достаточно отдалённого магазинчика, внезапно возжелавшего наградить свой организм порцией мороженого — даже дома с включенным на полную мощность вентилятором невозможно было находиться, поскольку обжигающий воздух проникал в каждую щель и каждый уголок, будь то ветхий гараж или же скромное здание у небольшой гавани около реки, где, лениво прикрыв глаза, сопел грузный охранник, надвинув кепку на глаза и сложив руки на груди.       Путь юноши лежал через прокатанную по песку дорогу (выложенных асфальтом в этой забытой временем деревушке и в помине не было), и вкупе с ужасающе горячим воздухом в замшевые сандалии с лихвой засыпался этот злосчастный песок, делая проложенный маршрут все более и более похожим на изощренную полосу препятствий. В наушниках Хвана, хоть как-то спасавших положение чуть ли не на полную мощность играл гранж-рок, и он, наслаждающийся или, как минимум, пытающийся наслаждаться молчаливой компанией чуда техники в виде скромного плеера Sony последней на тот момент модели (чем, кстати, Хёнджин очень гордился и не упускал возможности похвастаться перед старым другом Минхо, который в такие моменты в одночасье изображает важную особу и обрывает его на полуслове), задрал голову к солнцу и почти болезненно сощурил глаза, поражаясь тому, насколько выносливо человеческое тело, раз выдерживает такие температуры. Пейзажи вокруг почти полностью состояли из золотящихся пшеничных полей или грядок с разнообразной рассадой, а небольшие жилые домики уже давно остались позади — Хвану предстояло пройти еще добрый километр до места назначения, поскольку магазинов с мороженым рядом не оказалось, поэтому он, молча смирившийся со своей судьбой, вышагивал метр за метром, представляя, как он скоро вкусит сладкий плод, казалось, восьмого чуда света. В плену собственных мыслей о вечном и излишне громкой музыки юноша не заметил, как оказался сбит с толку и с ног, и поэтому сейчас, с глазами, полными непонимания, отбитой пятой точкой и начинающими кровоточить свежими ссадинами на ладонях, он сидел и пытался осознать только что произошедший инцидент. Парень, что сейчас перегораживал ему солнце, слишком активно жестикулировал и очень выразительно что-то говорил Хёнджину, хотя тот, оглушенный музыкой и резким ударом, увы, ничего не понимал. Еле как, морщась, он вытащил наушники и теперь уже в полной мере мог расслышать стоящего перед ним человека, который глубоким голосом выражал всяческие извинения в его адрес.       — …ните, я даже не мог такого предвидеть! У меня отказали тормоза, и я думал, что сумею остановиться, но велосипед вело во все стороны, а впереди еще шли вы и даже не слышали моих предупреждений, я был виноват, давайте сначала обработаем вам раны? Правда я не уверен, есть ли рядом аптеки, но если мы дойдем до моего дома, то я смогу отыскать пластыри и йод, здесь как раз недалеко… — незнакомец продолжал мельтешить перед глазами и очень быстро тараторить, настолько, что Хёнджин не поспевал за мыслью, поэтому он решил нетактично прервать взволнованного паренька на полуслове.       — Прошу прощения, все в порядке. Я сильно не пострадал, поэтому ваше беспокойство ни к чему, — после короткой паузы, кинув взгляд на замершего словно в ожидании приговора собеседника, он продолжил. — Раны я смогу обработать сам, вы лучше побеспокойтесь о состоянии своего транспортного средства, наверно, будет непросто все это починить.       В доказательство своих слов Хёнджин оценивающе окинул взглядом повидавшее виды двухколесное недоразумение и удивленно поднял брови: по первому впечатлению бедному велосипеду можно было дать лет 10 как минимум, а то и все 15.       — Да вы не беспокойтесь, тут работы на полчаса максимум! Я в механике настоящий профи, только вот с велосипедами еще не до конца разобрался. Как видите, все закончилось плачевно. Давайте хотя бы в качестве компенсации я вас угощу, здесь есть магазинчик моего отца неподалеку, сможете выбрать, что вам нужно, все исключительно за мой счет. Не хочу чувствовать себя виноватым и, сделав вам такой подарок, буду надеяться, что по возвращению домой вы обработаете свои раны. Мне так спокойнее.       Не прерывая своеобразного речитатива своего новоиспеченного спутника, Хван все думал, о каком же магазинчике идет речь и о том, насколько завораживающий оттенок волос у незнакомца. Поразительно похож на лаванду из его коллекции гербария, что скромно хранится в книге «Унесённые ветром» и содержит бесчисленное количество бережно собранных цветов, как обычных, так и тех, которые превозносят в метафорах, описывая какую-то утончённую личность; так и сейчас — этот лучезарный и завораживающий человек стоял прямо перед ним, а в голове моментально вырисовывалась ассоциация: белые гиацинты.       Поднимаясь на ноги и отряхиваясь от налетевшего песка, Хёнджин решил поддержать диалог:       — Я очень польщен вашим энтузиазмом, но мне бы очень хотелось узнать ваше имя. А еще, по всей видимости, мы примерно одного возраста, так что предлагаю опустить формальности и обращаться друг к другу на ты. Я Хван Хёнджин, очень приятно, — он протянул руку собеседнику и тут же получил в ответ нелепое рукопожатие с поклоном.       — Ли Феликс, прости…те… то есть прости, я малость взбудоражен и мне все еще очень стыдно перед ва… тобой. Но рад знакомству!       Хван как завороженный наблюдал за каждым жестом назвавшегося Феликсом (имя у него было таким же чудным, как и он сам: иностранец, предположил парень). Пока он, погруженный в свои размышления, устремил свой взгляд в никуда и, казалось, совсем забыл и про саднящие ладошки, и про невыносимую жару, Ли быстро отряхнулся и поднял свой велосипед, осуждающе качая головой и оценивая, сколько часов он провозится в попытках отремонтировать эту рухлядь.

***

      Как оказалось, обоим быстро нашлось о чем поговорить — пока они добирались до того самого магазинчика, они успели обсудить мастерскую Феликса, что уставлена разнообразными механизмами, собранными вручную из, казалось бы, непригодных ни к чему материалов. В ней были и разнообразные предметы быта, которые автоматизировать мог только гений, и всякое барахло из серии машинок с катапультой на радиоуправлении, и это лишь была малая часть из того, о чем рассказал Феликс. Он действительно оказался иностранцем, но, как он сообщил, прожил добрую половину жизни в этой деревушке, только вот из своей мастерской почти ни на минуту не вылезал, потому и белый свет не видел. Тему разноцветных волос они тоже бурно обсудили, и Хван не мог не упомянуть о своем увлечении гербарием, чем очень воодушевил второго, казалось, тот может удивиться чему угодно, потому что столько оживленности в глазах он еще не видел ни у одного человека из своего окружения. Хёнджин оказался настолько воодушевлен разговором, что даже не заметил, как они пришли туда, куда хотели; на удивление, это оказался тот магазин, в который ему хотелось заглянуть за мороженым. Он представлял собой небольшой двухэтажный домик из дерева с косой крышей, обставленный растениями, которые, казалось, едва слышно просили воды, но все еще героически держались под гнетом сурового солнца; входную дверь скромно украшала табличка «перерыв», а при открытии колокольчик над дверью издавал мелодичный перезвон и, как это обычно бывает, извещал о новоприбывших гостях.       — Мы прибыли! Выбирай все, чего твоя душа пожелает. Правда возможно, отец потом с меня три шкуры сдерет… — почти шепотом договорил Феликс.       Хёнджин молча подошел к холодильнику с рожками, достал один ванильный в шоколадной вафле и также молча продемонстрировал его своему новому знакомому.       — Это все? — спросил Ли. Тот утвердительно кивнул.       — Слишком душно сегодня.       — Тогда бери. И если что заглядывай! Я буду с нетерпением ждать нашей следующей встречи.       Почему-то последние слова с какой-то надеждой теплились в сердце Хёнджина. Почему — точно он понять не мог, но зато знал наверняка, что рано или поздно они вновь пересекутся. Разгоряченный пылкой беседой и испепеленный солнцем, юноша шёл по направлению к светилу, откладывая в памяти саднящие ладони, белые гиацинты, лаванду и полуразвалившийся велосипед.