— Да как она посмела! — в ночи раздался негодующий вопль любовника, обречённого на одиночество этой ночью.
Лютик так долго мечтал оказаться в каком-нибудь захудалом городишке. Денно и нощно, терпя всяческие неудобства, представлял, как после долгого и утомительного пути наконец-то сможет вымыться в тёплой воде, поесть хорошенько, сидя за столом, выпить и погулять на славу, забыв о цели, ведущей его в неизведанные дали. А после всех этих обыденностей, внезапно перешедших в категорию роскошей, он хотел выспаться на нормальной постели в тёплой сухой комнате без мышей и жуков. И вот, когда волею судьбы их компанию наконец-то занесло в подобное место, когда Лютик с большим трудом уговорил Геральта сделать передышку, какая-то девица из таверны всё портит. После стольких дней одиночества, когда даже самоудовлетворение где-нибудь в кустах казалось привлекательным, деревенская мазелька, уже оголившись и дав пощупать все свои прелести, вдруг отослала барда прочь, потому что якобы от него воняло лошадиной задницей. Это не слишком больно ударило по его самолюбию, но крайне разочаровало. Не привыкший к отказам Лютик не собирался тащиться второй раз в баню даже ради прекрасного цветка между её ножек. Уязвлённый поэт удалился, прихватив с собой в качестве утешения пару бутылок ягодной настойки, найденных в погребе, где случайные любовники и собирались заняться кое-чем интересным.
Он брёл один под полной луной, и ругал несостоявшуюся пассию на чём свет стоит. В другое время Лютик повёл бы себя снисходительнее: нашёл бы подход к сердцу дамы, сочинил серенаду на скорую руку или, в крайнем случае, нашёл бы более сговорчивую замену, но не сегодня. Сегодня он слишком устал и мог позволить себе с головой погрузиться в страдания от временной неразделённой любви, залив её домашним алкоголем.
Путь до гостиницы оказался гораздо длиннее и запутаннее, чем помнилось Лютику, но чудом, когда первая бутылка уже опустела, двери нужного дома оказались прямо перед ним. Миновав зал, где ещё не смолкало веселье, бард преодолел подъём на второй этаж. Проделал он это с удивительной лёгкостью и грацией — так ему казалось. Однако, поднявшись на галерею, он почувствовал запах трав, а затем и увидел своего невольного зрителя, хотя высокую бледную фигуру в тёмном углу дано было разглядеть не каждому. Вампир едва сдерживался, чтобы не засмеяться открыто, показав свою зловещую улыбку.
— О, Регис, мой друг! — восторженно воскликнул бард. — Как я рад тебя видеть!
— Взаимно, поэт, взаимно, — отозвался цирюльник, выходя из тени. — Ты отсутствовал весь день, и, судя по нетвёрдой походке, времени даром не терял.
— Хорошую настоечку урвал в городе, — ответил Лютик смущённо. — Хотя с твоей не сравнится.
Он попытался отвесить поклон, но почувствовав, что теряет равновесие, схватился за перила балюстрады. Пришлось оставить вежливость и стоять нарочито прямо, ожидая, пока перестанет кружиться голова.
— Лестно слышать, — ответил на комплимент вампир, вежливо склонившись в лёгком полупоклоне. При этом, разумеется, не переставая улыбаться самым нескромным образом, но Лютик не воспринимал это как издёвку.
— А ты почему не внизу? — спросил бард как бы про между прочим, переводя тему с себя на собеседника.
— Не хочется портить веселье нашим общим товарищам, — без доли сожаления произнёс вампир, бросая беглый взгляд на шумный яркий зал внизу. — Они тоже в кой-то веке позволили себе расслабиться и немного забыться. Боюсь, что своей постной бледной миной я буду напоминать им о нашем общем деле, не терпящем отлагательств.
На первом этаже за большим столом сидели их друзья — дриада Мильва, не-нильфгаардец Кагыр и ведьмак Геральт в окружении нескольких краснолюдов. Они пили пиво и играли в карточную игру, называемую Гвинт. Игра эта была весьма громкой, и то и дело выкрики участников, победителей и проигравших, разносились над переполненным залом.
— Да, и мне не до этого, — пробормотал Лютик, похлопав Региса по плечу. — Идём со мной, цирюльник, мне нужна твоя помощь.
— Конечно-конечно, — благосклонно отозвался вампир и, следуя за бардом, прошёл в его комнату, на ходу расстёгивая суму, с которой никогда не расставался. — Тебе заранее приготовить микстуру от похмелья? Или уже нужно что-то противорвотное?
— Нет, — бравурно заявил Лютик, скидывая свой красный плащ и перевешивая его через спинку стоящего рядом стула. — Я намереваюсь продолжить и хочу чтобы ты составил мне компанию.
На стол с грохотом водрузилась непочатая бутылка настойки, извлечённая неизвестно откуда. По крайней мере ещё минуту назад в руках барда её не наблюдалось.
— Что ж, вынужден отказаться, — заявил вампир со снисходительной улыбкой и повернулся к двери. — Желаю тебе удачи в покорении этой бутыли.
— А ты разве не будешь пить со мной? — бросил бард в спину уходящего Региса, начиная откупоривать залитое воском горлышко с помощью своего ножичка для бумаг.
— Я не пью, — терпеливо напомнил вампир, остановившись в дверном проёме.
— Ну пожалуйста, Регис, — умоляюще простонал Лютик, попутно борясь с крепкой пробкой. Собеседник, смотря на него, с содроганием ожидал, что тот вот-вот вспорет себе пальцы острым лезвием. — Я налью тебе стопочку крови.
— Чьей же крови ты собираешься мне налить? — заинтересованно спросил вампир. Интерес его заключался не в том, чтобы получить прямой ответ на вопрос, а в том, чтобы узнать, на сколь безрассудно далеко может зайти бард в своём пьяном угаре. Однако дверь он закрыл, чтобы никто даже случайно не услышал их разговора.
— Как чьей? Конечно своей, — заявил Лютик, хлопаясь на стул. Он удивительно ловко открыл бутыль, и теперь ожидал ответа от компаньона. По комнате разлился запах спирта и ягод.
Региса передёрнуло. Крепкие пальцы вампира вцепились в лямку перекидной сумы. Слова барда вызвали у него отвращение и желание, и он боялся в этом признаться. Однажды он уже был близок к тому, чтобы потерять контроль из-за Лютика.
— Ты не представляешь, что это такое, — серьёзно заявил Регис, но его язык интуитивно прошёлся по губам, словно они уже коснулись солоноватой влаги. — Я не стану…
— Ты когда-то сказал, что тебе нравится запах моей крови, — ловко парировал бард, тряхнув копной влажных волос, отводя их с лица. Ночь становилась по-настоящему жаркой. — Так что нечего идти теперь на попятную, когда предлагают.
Вампир уже сделал шаг к выходу, но Лютик своими словами и своим поведением всё испортил. Учуяв запах его пота и волос, Регис, конечно, тут же вспомнил тот нежный и сладкий аромат крови, который ему однажды удалось почувствовать. Вампир резко приблизился к Лютику, нависнув над ним для большей убедительности. Поэт нервно сглотнул. Наконец-то он хоть немного испугался.
— Как ты мог запомнить это будучи почти в отключке? — поинтересовался Регис. Он негодовал, губы его подрагивали от плохо сдерживаемого возбуждения. Этот смертный поэт не представлял, что несёт, и вампиру хотелось наказать его за дерзость.
Для этого оказалось поздно. Бард с упорством барана решил испытывать судьбу. Он опьянел от алкоголя и собственного нахальства, но, вероятно, не на столько сильно, как хотел представить. Лютик вполне проворно управлялся со своим кинжальчиком с украшенной каменьями золотой рукояткой, который достался ему в качестве подарка от некой знатной дамы сердца. Этот маленький нож с острым концом и лезвием не мог помочь в бою, но вампир был уверен, что тот достаточно остёр, чтобы резать бумагу, сургуч или кожу.
— Да как-то вспомнилось, знаешь ли, — отозвался Лютик, вертя в руках кинжал и примеряя изящное лезвие к собственному запястью.
— Тогда я думал только о том, чтобы помочь тебе, — возразил Регис, взывая к разуму собеседника, но уже готовясь применить грубую силу. — А сейчас кто тебе поможет?
— Ты, — безапелляционно заявил бард и вскрыл себе вены.
По крайней мере так показалось Регису. Да и самому Лютику почудилось сперва, что он малость переборщил, но когда язык вампира, холодный и гладкий, скользнул по его коже и собрал обильно выступившую кровь, оказалось, что порез совсем не глубокий. Регис схватил его за предплечье и припал к ране без дальнейших разглагольствований и увещеваний, и Лютик, даже в стельку пьяный, обомлел от произошедшего. Вампир опустился на одно колено у его ног. Крепко, но осторожно держа поэта за запястье, он лизал и лизал кровь, которая всё не хотела останавливаться. Лютик почувствовал, как комната начинает плясать и вращаться у него перед глазами, и свободной рукой вцепился в край стола, чтобы не упасть. Покачнулась и накренилась бутылка добытой настойки, разбрызгивая своё содержимое. Бард видел, как она падает и катится к краю стола, но ничего не стал предпринимать. Ударившись об пол, бутылка издала немелодичный прощальный звон, и комната усиленно заполнилась ароматами спирта и ягод, заглушая запахи крови и полыни. По спине Лютика пробежала дрожь. Резкий звук и резкий запах немного привели его в чувства. Он не переносил вида крови, и в данный момент перестал понимать, что его вообще подтолкнуло на этот безрассудный поступок. Поэт посмотрел на вампира в поисках ответов на глупые вопросы и случайно поймал взгляд его сияющих в полумраке глаз. Тогда-то всё и прояснилось. Лютик понял, что получил именно то, чего так сильно возжелал в своём страстном порыве.
— Ох, какое наслаждение… — простонал вампир, утирая капли крови, собравшиеся в уголках губ и облизывая кончики пальцев. — О, этот сладкий напиток в твоих венах…
Регис смотрел на Лютика выжидающе, словно вдруг застеснялся происходящего или своего поведения. На какой-то момент хватка вампира ослабла, но бард не стал отшатываться, вырываться, кричать, хотя у него был такой шанс. Он немного боялся, и всё происходящее казалось ему крайне волнительным опытом. Лютик не знал, что конкретно подтолкнуло его на подобные забавы, но в этот момент барду вспомнились все те нелепые мистификации, которые приписывали вампирам, и которые их друг давно опроверг. И всё-таки Лютику сейчас хотелось, чтобы это оказалось хотя бы немного правдой. Бард чувствовал, как Регис читает его мысли, и на губах вампира появилась улыбка. Скрывать свои клыки он не посчитал нужным.
С молчаливого согласия Лютика вампир продолжил пить. Для доступа к крови Регис использовал рану, которую бард нанёс себе сам, не трогая его кожу клыками. Вампир с нежностью держал его руку в своих ладонях, любовно поглаживал её и продолжал пить, при этом неотрывно смотря прямо в глаза Лютику снизу вверх. Губы вампира, разгорячённые его кровью, касались кожи всё мягче и осторожнее, пока простые прикосновения не превратились в поцелуи. Регис очертил дорожку поцелуев по предплечью барда вверх, и когда он коснулся чувствительной ложбинки на сгибе локтя, с губ Лютика сорвался неконтролируемый сдавленный стон. Его чувства говорили сами за себя: барду было стыдно, но на самом деле хотелось большего.
— Мне нужен полный лекарский осмотр, — пробормотал певец, склоняясь к плечу вампира. Голова по-прежнему кружилась, конечности немели и холодели не смотря на жаркую ночь, и он начал терять точку опоры.
— Ну, что ж, полный, так полный, — отозвался Регис, и в его голосе появились грубые нотки. Если обычно вампир имел привычку шептать, словно оправдывая свой немалый возраст, то теперь он почти рычал.
— Ооо, твой голос, — с трудом выдавил из себя бард, сглатывая накопившуюся слюну. — Он вдруг стал таким мужественным, что это даже возбуждает.
Собравши последние силы в кулак, Лютик притянул Региса за ворот или, вернее сказать, сам притянул себя, держась за ворот его куртки, и бесстыдно поцеловал вампира в губы. Его холодный рот слегка приоткрылся и гибкий язык прошёлся по губам певца, а затем скользнул внутрь. Вкус крови смешался со вкусом ягодной настойки и обжигал Лютику язык. Поцелуй не вызывал у него неприязни, но отчего-то у барда вдруг возникли мысли о смерти. Одна мысль цеплялась за другую, наматываясь на клубок его разгорячённых страстью и алкоголем нервов. Лютик подумал что, быть может, их опасное путешествие закончится всеобщей гибелью. Может, они даже не дойдут до своей цели. Все эти мысли бард давно прятал где-то глубоко внутри себя, старался поддерживать благостный настрой в их группе ради Геральта и всех остальных. Старался не быть нытиком и эгоистом, но вот дамбу прорвало и лавина печали окутала барда с ног до головы. Лютик целовал Региса всё более жадно, как будто это был последний поцелуй в его жизни. Лишь бы только не чувствовать себя одиноким и не рыдать в подушку этой ночью. Бард опьянел и хотел забыться. И, возможно, к лучшему, что этот страстный порыв, замешанный на алкоголе и крови, он разделил с другом. Он не перерастёт во что-то большее, и всё, что случится этой ночью, останется позади, как только взойдёт солнце и свита ведьмака покинет деревню. Лютик надеялся забыть свой стыд и свои страхи, и — о, счастье — Регис соблаговолил ему в этом поспособствовать. Вампир крепко держал его в объятиях, давая столь необходимую опору в прямом и переносном смыслах.
— Я возжелал тебя с первой секунды, как учуял твою кровь, — произнёс Регис после поцелуя. — Если кровь — это отражение души, то твоя, воистину, прекрасна.
— А разве там речь не про глаза? — отозвался поэт. Он вдруг страшно занервничал, понимая, что уже не сможет остановится и захочет довести всё до конца, и от предвкушения поэту становилось совсем жарко в груди и немного тесно в штанах.
— Лютик, друг мой, как ты? — вампир погладил любовника по щеке, очертив скулу большим пальцем. Он смотрел в его глаза, выискивая нужные ответы и не смея торопить события.
— Такая лёгкость, и совсем не больно, — отозвался бард, понимая, что в общем-то не лжёт. Кровь почти не сочилась, застывая в ране, головокружение прошло, и в целом он ощущал себя менее пьяным, чем до этого. — А как ты? Как моя кровь на вкус?
— Нектар, который вкушали боги до сопряжения сфер, — Регис улыбался, но это не был оскал хищника. Лютик с удивлением понял, что вампир с ним откровенно заигрывает. — Не зря считают людей искусства приближенными к богам.
— Льстец, — хохотнул бард, принимая флирт.
Вампир выпрямился, с лёгкостью поднял Лютика на руки, прижимая к своей груди, и отнёс его в кровать, как прекрасную деву. Поэт чувствовал себя странно, и в то же время его всё устраивало. Любовник-вампир — почему бы и нет. Когда Регис опустил его на кровать и начал поспешно раздевать, Лютик не сопротивлялся, а старался ему помочь. Правда, помощью это назвать было сложно. Его неловкие движения только сбивали вампира.
Регис, укорительно цыкнув, бросил свою суму возле кровати, открыл её и вытащил большой моток чистых крепких бинтов и баночку с какой-то мазью. Сделав несколько витков вокруг раненого предплечья Лютика, вампир захватил и вторую руку, а затем перекинул свободный конец вокруг досок в изголовье кровати. Натянув бинт таким образом, чтобы руки барда оказались у него над головой, Регис затянул узел. Не туго, но ровно на столько, чтобы беспокойный любовник не мог совершать лишних телодвижений. Мазь осталась лежать на постели, и певец мог только недоумевать о дальнейшем её предназначении.
— Как это мило с твоей стороны, что ты решил меня перевязать, — Лютик инстинктивно дёрнулся, когда холодные губы коснулись его шеи. — Но как-то тесновато, тебе не кажется?
— Тссс, замолчи, — полушепча-полушипя произнёс Регис, проведя указательным пальцем, увенчанным острым ногтём, по губам барда. — Иначе мне придётся завязать твой рот. А не хотелось бы.
— Почему? — тут же вставил новый вопрос любознательный Лютик.
— Хочу слышать твои сладостные стоны, — ответил вампир, придавливая его к кровати своим весом.
Регис медленно и методично, словно проводил какую-то хирургическую операцию, распахнул на нём жилет, а затем ногтями зацепил ворот рубашки. Не особо церемонясь, вампир потянул вниз и ткань начала расползаться. Лютик, не смея возражать, шумно сглотнул и откинул голову назад, когда вампир склонился над ним и начал покрывать поцелуями его грудь, не обходя вниманием чувствительные соски. Прикосновение холодного языка каждый раз вызывали ожидаемую реакцию. Бард дрожал от возбуждения и постанывал сквозь сжатые губы. Регис спускался всё ниже и когда губы коснулись низа живота у самого пояса брюк, Лютик окончательно перестал себя сдерживать. Он ёрзал на месте и приподнимал бёдра, стараясь почувствовать руки любовника через ткань брюк. Вампиру нравилась эта игра и какое-то время он держал ладони на паху Лютика, наслаждаясь зрелищем. Чувствуя, как поэт изнемогает от желания, Регис тоже не стал терпеть. Умелые пальцы цирюльника избавили барда от брюк, стянув их вниз до колен, обнажая его член и ягодицы.
— Может пора остановиться? — поинтересовался Лютик, чувствуя, как кожа на его лице пылает от прилившей крови. Он ненавидел себя за эти слова, но бард стремительно трезвел, и после столь жаркой прелюдии стыд вдруг решил взять своё.
— Ты действительно этого хочешь? — спросил вампир, останавливаясь и поднимая голову.
— Нет, — промямлил бард, ощущая себя ещё более неловко, чем до этого.
— Тогда скажи это, — потребовал Регис, смотря прямо ему в глаза. — Скажи это сам и по доброй воле, потому что я не стану делать с тобой того, чего ты не хочешь.
Лютик, так умело изливающий баллады о любви направо и налево всем своим случайным пассиям, никогда не думал, что подобрать слова для согласия на секс и озвучить их будет так сложно. Почему — он и сам не знал.
— Пожалуйста, Регис, продолжай, — умоляюще прошептал бард. — Люби меня этой ночью. Будь со мной. Я весь твой.
— Я тоже хочу этого…
Вампир припал к паху барда, срывая с его губ ещё более сладкие стоны и чувственные всхлипы. Член певца воспрял навстречу его языку и ласковым, но требовательным рукам. Регис был настойчив в своём желании доставить Лютику удовольствие и чутко улавливал, как ему нравилось больше, читая язык его тела. Вампир словно сам стал музыкантом, а бард сегодня был его лютней. Знакомясь с Регисом, Лютик никогда бы не подумал, что этот затворник, обитавший на древнем эльфийском кладбище, может обладать такой страстной натурой. Барду даже представить было сложно, каким вампиром он был в молодости, и как кутил со своими соплеменниками. Ни одна женщина из тех, что сходились с Лютиком, не понимала, как нужно правильно обращаться с мужским естеством. Не то чтобы певцу не нравилось их учить, просто получить ласки, можно сказать, профессиональные, ему нравилось больше. Уже в этот момент Лютик понял, что забыть эту ночь так скоро, как планировалось, он уже не сможет.
Вампир сперва одним, а затем и сразу двумя пальцами проник в анус барда, при этом продолжая массировать и посасывать его член. Теперь певец понял, для чего нужна была та самая мазь, дожидавшаяся своего звёздного часа. Влажные и жирные от мази пальцы Региса легко скользили внутри, не доставляя Лютику дискомфорта. Он знал, куда надо давить, знал, где у мужчин находится точка удовольствия. Член барда почти до боли напрягся в подтверждение тому. Лютик вздрагивал, извивался и стонал, стонал так громко, не отдавая себе отчёт, что его могут услышать все постояльцы гостиницы. Но Регис совсем не боялся, что в комнату могут ворваться Геральт или Кагыр с мечами наперевес или Мильва с заряженным луком. Хотя, пожалуй, сцена в таком случае будет презабавная.
Регис слегка сдавил яички и основание члена, глубже беря его в рот. По телу Лютика пробежала горячая волна. Регис зловеще молчал, что было совсем не в его характере, и бард тоже замер, чувствуя, как близок финал сего акта. Виршеплёт, который обычно никогда не страдал скромностью, сейчас не мог связать бы и двух слов. Да что там, и двух звуков из него было не вытянуть. Лютик обильно кончил, окропив семенем свой обнажённый торс и руки Региса. Несколько капель попало вампиру на шею и лицо, но он, ни сколько не возражая, стёр их и размазал между пальцами.
Пока бард пытался отдышаться и сказать хоть что-нибудь, любовник благосклонно отвязал его руки от спинки кровати и присел рядом на её край. Сердце Лютика колотилось где-то под горлом. Походило на то, что эта ночь любви стала для него слишком сильным переживанием после стольких дней воздержания.
— Я хотел бы взять тебя грубо, на четвереньках, — шептал Регис с придыханием, взявшись за обработку раны. — Представляю, как было бы сладко проникнуть внутрь твоего тела ещё глубже, но не хочу окончательно потерять контроль и напугать тебя в наш первый раз. Хорошего понемногу.
Пока вампир разглагольствовал о том, что, возможно, никогда не сбудется и любовно делал ему настоящую перевязку, Лютик отключился от переизбытка чувств и выпитого алкоголя. Региса позабавило произошедшее, но так же и порадовало. Смотря на лежащего перед ним барда, обнажённого и уязвимого, он хотел только позаботиться о нём и убедиться, что завтра утром певец проснётся без головной боли. Это служило вампиру хорошим знаком. Значит, не смотря на вкус и желанность крови, которую он сегодня выпил, его выдержка не пошатнулась. Регис не хотел наброситься на барда, не хотел взять больше, хотя мог. Достаточно было тех крох, которые распалили их страсть, что доставило обоим так много приятных ощущений.
Укрыв певца одеялом, вампир открыл в комнате окно и оставил на столе бодрящий декокт ему на утро. Устроив всё необходимое, чтобы облегчить Лютику раннее пробуждение, Регис тихо удалился, как и было свойственно вампирам, не важно, реальным или рождённым в похотливых людских умах.
***
— Лютик, что с тобой произошло? — спросил Геральт за завтраком, кивая головой на его завязанную руку.
Бард, занявший за столом место напротив ведьмака, старательно был занят едой и на вопрос отвечать не спешил.
— Наш друг вчера малость перебрал, — ответил за него цирюльник, оказавшийся по левую сторону от певца. — И, возвращаясь с ночного рандеву, каким-то непостижимым образом раскроил себе руку. Я пришёл к нему на помощь и сделал перевязку. Как видите, кровь уже остановилась.
Регис осторожно взял Лютика за руку и продемонстрировал всем плотную бинтовую перевязку на предплечье барда. Бинты были почти чистыми, как он и сказал, и сквозь ткань пробивалось только несколько незначительных капель крови.
Вампир держал барда так долго, что тот покраснел и отдёрнул руку. Лютик продолжил есть молча, что было для него не свойственно, набираясь сил после ночного «рандеву». Ведьмак, уловив настроение между своими товарищами, хмыкнул себе под нос, но ничего не сказал. Остальные члены их группы в лице Кагыра и Мильвы недоумённо ждали комментариев, но так и не дождались.
Чуть позже, когда их маленький отряд двинулся в путь, Лютик, уже верхом на своём Пегасе, решил заняться рукописью. Мысли бежали в разные стороны, и он никак не мог сосредоточиться. Творческие порывы окончательно умерли, когда вампир на своём муле изволил проехать мимо и нагло улыбнулся, смотря на изнывающего от мук барда. Поэт взглянул на написанную ранее строчку, а затем перечеркнул её часть и покраснел. Сложив бумагу и перо и упрятав их обратно в суму, Лютик решил вернуться к этому позже.
Вампир Регис был — вернее сказать, казался — вампиром стопроцентно честным: коли сказал, что сосать не будет, так и не сосал.
