на месте твоего сердца лезвие

баночка с окурками уже переполнена, но опустошать ее было категорически лень. пепел за пеплом, окурок за окурком, как итог — пустая пачка только утром купленных вишнёвых сигарет, однако легче не становилось: проблемы не исчезали, боль не утихала. время шло неумолимо быстро, и утреннее желание разгрузить мозг просмотром какого-то дурацкого сериала по тнт испарилось так, будто его никогда и не было. если следовать составленному собой же расписанию, то сегодня стрим с Аминой и Эвелиной, а в угольно-кудрявой голове все мысли совершенно о другой девчонке — не той, к сожалению, что придет к нему в квартиру уже с минуты на минуту. — Жожик, мы подъезжаем, ты не спишь? — радостно закричала в трубку Амина, стоило Сереже случайно ответить на входящий вызов. — не сплю, — а сам нарочито громко зевнул прямо в динамик, отчего девочки на том конце провода рассмеялись, — только уточню, под «мы» ты кого имеешь в виду? спрашивал с сумасшедшей надеждой услышать то самое имя, что всегда произносил он с нежностью в голосе. буквально смаковал каждую букву, словно изыскано приготовленное блюдо, и делал так, как никто, казалось ему, не делал. — Лина со мной, Варя у Вани на стриме должна быть, но сказала, что по окончании сможет приехать. у Сережи порой складывалось впечатление, что весь мир крутится вокруг одного Бессмертных, особенно мир каждой девчонки, в которую он искренне влюблялся: сначала Эвелина, по уши втрескавшаяся в Ваню и даже подарившая ему новое компьютерное кресло, теперь же тихоня из его школы — та самая Варя — экспромтом потеряла голову, стоило ей оказаться на баскетбольной площадке и получить мячом в спину. данное обстоятельство раздражало, выводило из себя, заставляло ненавидеть. иногда он возвращался в школьные года, в свой отвратительный одиннадцатый класс, когда испытывал проблемы с менталкой, которые решал самым, по его скромному мнению, простым способом — остреньким бритвенным лезвием по тонкой коже запястьев. тогда каждый раз раны ему обрабатывала такая кудрявая, как и он сам, овечка (пушистое облако, сахарная вата, львенок и еще большое множество различных «кличек», какими Жожо позволял себе называть Варю). она порой кричала, порой молчала, но абсолютно всегда нежно прикасалась к травмированным участкам тела. сейчас никто не спешил к нему на помощь, даже некогда близкий друг. ведь теперь все свое время он посвящал только работе и только девушке. девушке, в которую был давно безответно влюблен его друг. — такая дуреха, Варь, — еле слышно из-за уличного галдежа произнес Бессмертных и рядом аккуратно поставил телефон на штативе, — вечно не смотришь по сторонам. Варя только на первый взгляд казалась тихоней, на деле — любительница скорости. ее хлебом не корми, дай поездить по ночной москве, ломая стрелку спидометра. но еще с детства она почему-то любила скейтбординг, а количество поломанных ею досок и сосчитать невозможно. и теперь Бекетова полулежала на тротуаре, согнув ноги, а колени ее буквально пылали рубиновым. — чат, вот, что будет, если не смотреть по сторонам, — недовольно проговорил Бессмертных, доставая из своего рюкзака антисептик, вату, бинты и пластыри. он всегда набивал его подобным образом, когда его девушке приспичивало выбраться на прогулку в парк жемчужина или на красную пресню. — наверное, удобнее будет вырубить стрим, чат. но то ли память так скоро подвела, то ли фокус его был полностью на пострадавшей от неуклюжего новичка на самокате, тем не менее Ваня стрим не выключил, продолжал в прямом эфире своей девчонке миловидной коленки обрабатывать. двадцать тысяч человек за этим наблюдали и умилялись, именуя их — Ваню и Варю — самой милой парой твича, а у Сережи сердце быстро билось и руки тряслись, стоило ему увидеть, как не его пальцы прикасались к голой коже Бекетовой. Ваня делал все аккуратно, с особой нежностью, боясь причинить еще бо́льшую боль, чем испытывала от падения Варюша (так он ласково ее называл, когда прикасался антисептическим средствам к свежим кровоточащим ранам; потом тихонько дул, свободной рукой гладил лодыжку, перетягивая все внимания с пощипывания на себя), а Сереже казалось, что шатенка лицо корчит от тех прикосновений, будто они ей чертовски неприятны. однако Варя противоположно представлениям Пешкова все ощущала: для нее каждое прикосновение парня отдавало бабочками, порхающими возле девичьего быстро бьющегося сердечка. оно покалывало неприятной болью, но только Ваня прикладывал свои чуть грубоватые ладони к пылающим жаром коленкам, как боль эта сердечная фантомно лишь ощущалась. не сказала раньше, промолчала, потому что не хотела беспокоить и так часто переживающего за нее, «дуреху такую». — теперь на твой скейт у нас табу, котенок, — Ваня никогда при других людях не обращался так ласково к своей девушке, не хотел просто, чтобы внимание на этом заостряли и постоянно лезли в отношения. но сейчас он все еще был чертовски перепуган за Бекетову, потому на автомате даже в висок поцеловал и на ничтожные пару секунд задержался в таком положении, вдыхая клубничный аромат, исходящий от ее кудрявых волос, вперемешку с мужскими духами, потому что сегодня из гардероба Вани она стащила свой любимый свитшот nike. он всегда пах Ваней, сколько пыток стиральным порошком не проходил. — а коленки до свадьбы заживут. тут Сережа терпеть уже не мог: с силой захлопнул крышку новенького macbook и отставил его в сторону, находясь не в состоянии продолжать и дальше наблюдать за этой романтикой, от которой блевать его, мальчика с разбитым от неразделенных чувств сердцем, тянуло. откопал на рейле зипку черную с принтом мишек, немного пригладил растрепанные кудри. взглянул в зеркало, натянул улыбку, пригляделся; итог — с отвращением занавесил это зеркало и прыгнул в компьютерное кресло, чтобы все к стриму подготовить. девчонки влетели к Жожо радостные, несмотря на длинную очередь, что им пришлось отстоять во «вкусно — и точка» на пушкинской площади. смех звонкий разносился по всей квартире и казался Пешкова таким чужим и моментами противным, что хотел уже было прогнать гостей, как внезапно понял — никого, по сути, рядом и не осталось, кроме этих двух брюнеток взрывных. они единственные оставались рядом, когда все остальные потихоньку отчаливали в мир, где нет вечно грустного, токсичного и недовольного жизнью Жожо. они принимало его настоящим, были готовы поддержать, хотя Сережа уже боялся доверять, но все равно хватался за девчат, как за спасительную соломинку, способную вытащить его из черной ямы безответной влюбленности. — мы обошли все табачки, ни в одной не продавали твои омерзительные сигареты, — по-доброму ворчала Амина, доставая из рюкзака любимую кожаную маску, — за три пизды пришлось ехать, Жож. Эвелина протянула другу пачку яблочных чапман и тут же приобняла за шею. сначала почувствовала уловимый удар током от наэлектризованной кофты кудрявого, потом то, как он сам неожиданно для всех вздрогнул, однако через долю секунды все же расслабился и прижал Тарханову к себе так сильно, как только мог. это же была его Эва: самая безобидная, самая добрая, самая тактильная, самая любвеобильная. просто самая-самая, если верить Егору Криду. и потому Сережа не должен так пугаться прикосновений своей подруги. — давай, дружище, бросай ты эту дрянь, — заботливо прошептала она ему на ухо и заправила мешающий локон его черных волос. от этого, казалось бы, мимолетного и совсем невинного прикосновения и у Сережи внутри все затрепетало, и тогда лишь позволил себе окончательно расслабиться. — обязательно, Лунтик. — улыбнулся. по-настоящему, искренне и с душой. кажется, впервые за несколько месяцев.