my adorable bird

      Ох, и тяжёлый сегодня был день.       Томми всё время проторчал в колледже на пару с Туббо. Как никак, выпускной год, и за их посещаемостью стали следить куда внимательнее, а поэтому приходилось соблюдать. Благо, завтра уже будут выходные, и на целых два дня можно будет благополучно забыть обо всех своих обязанностях. Просто быть рядом с мужем и ни о чём не думать — идеальные выходные. Хотелось, чтобы каждый день проходил именно так, а не в старых и пыльных стенах учебного заведения.       Саймонс с наконец-то лёгкой душой закрыл за собой дверь квартиры, сбрасывая с себя кроссовки и рюкзак прямиком на пол.       Где-то в их огромной двухкомнатной был Марк, которого надо было найти и, желательно, затискать до полусмерти. Но, вместо встречающего его Ранбу, к Томми, быстро перебирая четырьмя лапками, подбежала их домашняя белая мышка Софи. Она забралась по джинсам и футболке Саймонса на его плечо, затем скрываясь где-то в его золотистых кудрях и фырча там.       — И тебе привет, дурашка, — посмеялся Томми, и ойкнул из-за того, что Софи потянула его за волосы. — А кто-то яблока сегодня не получит, — Саймонс взял её на ладони.       Пока Томми шёл вглубь квартиры на кухню, Софи уже успела уснуть и миловидно засопеть. Для такого маленького игривого существа она чрезмерно много спала, но Саймонс её даже ругать за это не мог. Имел бы возможность, вёл бы себя так же. Ранбу ведь тоже спал до самого обеда, хотя Томми и уходил с утра пораньше — сигнализировал о своём пробуждении сонным сообщением с ошибками и сердечком в конце. Так чудесно, что Саймонс едва сдерживал визг на лекциях.       Судя по тому, что Марка не было совершенно нигде в обозримой части квартиры, тот мог опять уснуть. В ванную и спальню Томми заглядывать пока не осмеливался — из первой не доносилось никаких звуков, а во вторую была веская причина не совать свой любопытный нос. Не выспавшийся Ранбу был тем ещё злюкой, и насильно лишать его сна не хотелось. Его перья забавно пушились спросонья, но это зрелище совершенно того не стоило.       Саймонс переложил Софи на подушечку на подоконнике и отряхнул ладони от нескольких выпавших шерстинок.       В квартире без Ранбу рядом было неожиданно пусто. Его величественная нежная фигура была здесь, как родная, а поэтому без неё всё казалось не тем. Если бы Томми увидел его хоть одним глазком, то всё сразу стало бы мирно и спокойно — а то складывалось ощущение, что Марка вообще в квартире не было.       У них за время проживания вместе ещё сложилась одна традиция. Когда Томми подходил под их балкон, он писал Ранбу; тот спускался, а затем благополучно поднимал его обратно на своих чудных крыльях. Восьмой этаж, всё-таки, а лифт не работал. А сегодня Марк даже не прочитал сообщение. Похоже, на самом деле спал.       Дверь спальни с тихим скрипом приоткрылась, но через несколько секунд закрылась обратно.       Саймонс нахмурился, выглядывая из кухни в сторону звука. Марк из спальни не вышел, и за такое короткое время не успел бы, но зато явился кое-кто другой.       — Сами научились двери открывать? — хмыкнул Саймонс и присел на корточки, чтобы быть ближе к двум котам, которые, кажется, побежали его встречать. — Или ради этого разбудили Бу, а? Негодники.       Пампкин мягко муркнул, когда его почесали за ушком, а кремовый котёнок помладше по имени Томми ревниво ударил своего человеческого тёзку лапой по руке. Не выпускал ноготки, и на том ему было огромное спасибо. Саймонс шикнул на него, но, не умея злиться на свой домашний зоопарк долго, всё-таки погладил и второго кота тоже.       — Томми, это ты? — всё же донёсся голос Марка из спальни, и Саймонс одновременно с котом повернули головы.       — Да, вернулся, — оповестил Томми и пошёл к двери. Раз Марк не спал, то и тревожить было некого. — Как вы здесь без меня?       — Не заходи! — вместо ответа взвизгнул Ранбу, и что-то звонко щёлкнуло.       — Что? Что такое? — обеспокоенно просил Саймонс, но остановился. Если Марк так реагировал, то, значит, на то должна была быть веская причина.       Прежде чем вламываться в комнату и бросаться «спасать» Ранбу неизвестно от чего, следовало хотя бы примерно узнать, что именно произошло. Если всё было в рамках разумного, то следовало просто дожидаться, пока Марк сам выйдет. А если же нет, то долгими и упорными уговорами придётся пробивать себе путь внутрь.       — Я опять линяю, — тихо и смущённо пробурчал Ранбу. Томми мягко нежно посмеялся, понимая, что никакой проблемы и не было. — Почему смеёшься?       — Бу, я тебя каким только не видел, — улыбнулся Саймонс и Пампкин в его ногах согласно мяукнул.       — Не заходи, правда, — Марк шмыгнул носом и из-за этого у Томми сердце в груди сжалось. — Я на курицу общипанную похож, — голос стал более приглушённым. Похоже, Ранбу закрыл лицо руками. — Я тут посижу, — Саймонс попытался открыть дверь и даже дёрнул ручку, но та не поддалась. Закрылся. — Поживу недельку один в комнате.       — Бу, — долго протянул Томми, стукнувшись лбом о дверь.       — Нет, уходи.       — Бу.       — Уходи, Томми.       — Бу.       — Ну что?       — А я тебя любым люблю.       Коты, будто поняв, что Саймонс сказал, синхронно замурчали, потираясь пушистыми шеями о его ноги. Томми мягко улыбнулся, смотря на дверь, словно взглядом мог сделать так, что она откроется.       Даже если за ней его ждал Ранбу целиком и полностью без перьев, ничего страшного.       Он на самом деле любил Марка абсолютно в любом состоянии. Даже во времена каких-то жутких нервных срывов с обеих сторон, Томми ни на секунду не сомневался в своей любви. Должно быть, не будь они соулмейтами, чувства были бы точно такими же.       Саймонс призывно постучал пальчиками по двери, чтобы Ранбу ему открыл. Надо было обнять этого несчастного ангелочка, у которого ещё большинство перьев были на месте. Это первый день линьки; наверняка, если бы Марк ему не сказал, то Томми даже не заметил подвоха. Разве что, увидел бы на полу и кровати с десяток перьев, но логические цепочки в пятничный вечер у него составлялись из рук вон плохо, и он бы по итогу ничего не заподозрил.       — Заходи, — это было произнесено таким загнанным и жалобным голосом, что Саймонс ни секунды не раздумывал перед тем, как зайти в их общую спальню.       Коты моментально прошмыгнули обратно, начиная играться с перьями на полу. Томми же, переступив через порог, сразу же встал на носочки и поцеловал Марка в щёку.       Такой большой, взрослый, и такой временами глупый. Стоял здесь и слёзы лил в три ручья, хотя на самом деле всё выглядело очень даже хорошо. Крылья Ранбу, безусловно, не были в идеальном состоянии, но и неправильными их назвать сложно. Просто перья потеряли былой блеск и свежесть; за какую-то жалкую неделю всё восстановится, и Марк будет как новенький.       Всего лишь семь дней. Это даже не так уж долго.       Просто это первая линька Марка с тех самых пор, как они стали жить вместе, и которую они проводили вдвоём. Обе линьки до этого Ранбу запирался в ещё на тот момент своей квартире, а Томми строго наказывал не приходить. А вот теперь такой фокус не пройдёт.       Саймонс, конечно, мог переждать всё дома у родителей в своей родной комнате, но вечно так делать было нельзя. Всё-таки, они женаты, да ещё и соулмейты, а поэтому должны были даже самые тёмные времена переживать рядом друг с другом. И, раз уж линька была для Ранбу настоящей психологической проблемой, то Томми не будет смеяться. Будет терпеливым хорошим мужем, каким бывал, к своему сожалению, не всегда.       — Ну, что такое? — почти промурчал Саймонс, обняв руками талию Ранбу и смотря на него снизу-вверх. — Что за слёзки? Ты ведь просто волшебно выглядишь.       Марк шмыгнул носом и оставил на губах Томми мягкий поцелуй. В слово «волшебно» он, может, и не верил, но зато понимал, зачем и почему Саймонс это говорил. Томми десятки, если не сотни раз упоминал, что Марк весь расцветал и светился, когда улыбался, а поэтому искал любую возможность увидеть это зрелище.       Томми и без того был единственным, кто мог видеть его улыбку, да и вообще нижнюю часть лица.       Он так и не прекратил стесняться и прятать свои шрамы. Доверял только своему дорогому мужу; даже Туббо с Уилом ещё ни разу не видели его без маски, как бы Тоби не просил.       Когда Пампкин залез на кровать и ударил лапой по крылу Ранбу, тот испуганно взмахнул ими. Пол сразу же покрылся ковром из перьев, которые от резкого движения напрочь повыпадали. Саймонс цокнул языком и нахмурился, смотря на рыжего кота и успокаивающе поглаживая Марка по волосам. Пампкина за это ругать не стоило, но и за ушком чесать Томми его не станет.       Во время линьки любой ааракокра был куда более чувствительным и нервным, чем обычно. Ранбу пусть и был аарой лишь наполовину, но на него эти гормональные всплески тоже распространялись. Радовало одно — этот процесс не был болезненным в физическом плане. Зато психика и эмоциональный фон менялся заметно; Ранбу даже разговаривать с ним не хотел в предыдущие пару раз. А теперь Марк даже пустил его в комнату: уже прогресс. Если погонит, Томми, так и быть, не будет его расстраивать. Пойдёт заботливо готовить ужин, да и всё тут.       — Хочешь, чтобы линька быстрее прошла? — задумчиво спросил Саймонс. Он провёл ладонью по широкому белоснежному крылу Ранбу, смахивая несколько перьев.       Марк пару раз неспешно кивнул, затем запястьем вытирая слёзы.       Казалось, он готов был вообще на что угодно, только бы Томми не видел его таким «уродливым». Не факт, что из-за гормонов он бы не начал скалиться и клацать зубами на идеи Саймонса, но хотя бы дать ему высказать свою точку зрения стоило бы. После того, как всё пройдёт, Марк, конечно, будет замаливать свою вину, но лучше не иметь для этого абсолютно никаких поводов. Их брак, конечно, всё выдержит, но усугублять не стоило.       — Если перья самому повыдёргивать, а не ждать, то всё пройдёт быстрее?       Томми уточнял, потому что совершенно в этом не разбирался. На уроках биологии в школе на такие глупые вопросы не отвечали, да и ааракокры столь интимными подробностями их жизни делились крайне неохотно. Оставалось только узнавать подробности непосредственно у Ранбу, который находился в таком состоянии, что запросто мог захлопнуть перед носом Томми дверь. Другого варианта у Саймонса всё равно не было.       Марк задумчиво поджал губы. Он вытянул крылья чуть вперёд, оглядывая их, и будто проводя в голове какие-то вычисления. Перьев на них было ещё достаточно много — показатель того, что линька прекратится ещё не скоро. Ускорить этот мерзкий процесс было бы на самом деле здорово, потому что терпеть это целую неделю Марк уже осточертело. Это происходило раз в полгода, да и Ранбу не был полноценной ааракокрой, имея лишь крылья и перья на шее, но легче от этого не становилось. Всё так же мерзко, противно и страшно, как впервые. А сравнение себя с общипанной глупой курицей было уже настолько устоявшимся, что Марк не пытался с ним спорить.       Его так сёстры в детстве называли, когда он даже не линял. Просто сложно было объяснить этим трём ааракокрам, что у него и не должно быть перьев по всему телу, и что не надо над ним из-за этого смеяться.       Ранбу шмыгнул носом и несколько раз быстро кивнул.       Ему хотелось как можно быстрее выбраться из этого идиотского состояния. Да, будет куда больнее выращивать новые перья на воспалённой от дёрганий коже, но Марк потерпит. Вероятно, ради такой быстрой метаморфозы придётся пореветь и вымотать себе и Томми немного нервов. Зато это зло продлится не целую неделю, а хотя бы на пару дней поменьше.       Марк понимал, что эта проблема — глупая и никчёмная, особенно в сравнении с тем, что у них происходило раньше. Просто в данный конкретный момент для Ранбу это было важно. И Саймонс, кажется, совершенно был не против этого; просто расценивал это как очередную возможность пригреть и позаботиться о своём соулмейте. Иногда такие частые потуги даже немного раздражали, но Марк старался быть к нему снисходительным и понимающим.       Всё-таки, Ранбу сам был таким же. Всегда хотел держать Саймонса под боком и следить за его самочувствием каждую секунду. Было даже обидно, что Томми сейчас целыми днями пропадал в колледже. Это было ещё несомненным плюсом к расшатывающимся нервам.       — Давай тогда подёргаем, — совсем аккуратно предложил Саймонс и погладил Марк по плечам. Ранбу из-за этого расслабил крылья, из-за чего те прошуршали по полу.       Всё-таки, не один Томми любил это крылатое создание.       Пампкин и Томми-младший сразу же бросились к крыльям Ранбу, потираясь о них пушистыми щеками и мурча только громче. А Софи, которая взялась из ниоткуда, по одному из них забралась прямиком Ранбу на плечи. Затем она аккуратно соскользнула в нагрудный карман его футболки и высунула оттуда любопытную мордочку. Несколько секунд погодя, Пампкин подошёл к ноге Марка и, встав на задние лапы, облокотился на неё передними, потягиваясь. Ранбу тяжело вздохнул и взял его на руки, сразу же слыша ревнивый мяв откуда-то снизу. Саймонс тоже поднял кота над полом, и тот абсолютно нагло и бессовестно перелез на свободную руку Марка.       Томми не сдержался и засмеялся, прикрыв рот рукой. Ранбу выглядел столь растерянным с этим зверинцем на руках. Даже плакать перестал.       Саймонс, сколько себя помнил, мечтал о большой семье. Родителем себя видел смутно; скорее примерял на себя роль того, кто эту самую семью успешно содержал. Но сейчас Томми был рад, что ошибался. Никаких детей, мышка, два кота и любящий муж. Набора лучше и вообразить нельзя было.       Рыжий шкодливый Пампкин, кремовый глупый Томми-младший под стать своему хозяину, белая и пушистая Софи и пернатый чрезмерно идеальный Марк. О чём ещё можно было вообще мечтать?       Разве что, ещё об одном коте. Но это как-нибудь потом.       — Чёрт возьми, — прошептал Томм и приблизился к Ранбу, кратко целуя его в уголок губ. Коты заинтересованно задрали головы вверх, а Софи повела носом и фыркнула. — Я такой счастливчик.       — Да брось.       — Люблю!       — Томми, но хватит.       — Очень сильно.       — Я тебя тоже.       — А ещё я очень счастлив.       Ранбу пару раз моргнул, внимательно разглядывая Томми. Эти слова были для него куда важнее, чем эти непомерные и нескончаемые «я люблю тебя» и «как же мне повезло с тобой». Ведь тема счастья была у них настолько трепетной и важной, что вслух они её вообще практически не упоминали.       Марк так сильно старался сделать так, чтобы Саймонс не просыпался от кошмаров, не смотрел старые альбомы, не жался к нему от малейшего шороха, не глядел в звёздное небо со слезами на глазах, не готовил по какой-то глупой надуманной привычке на троих, не одёргивал себя от обращений в пустоту, что… не заметил, что на самом деле это всё было не нужно. Просто требовалось быть рядом и быть тем самым Марком, с которым Томми однажды столкнулся. Быть мирным и тихим, звать его солнцем, пусть изредка и выходить за эти «идеальные» рамки.       Теперь Саймонс умиротворённо сопел в его руках по ночам, делал новые совместные фотографии, от шума лишь оглядывался по сторонам, звёзды вызывали у него мечтательную улыбку, он готовил самые лучшие в мире ужины на двоих, и в пустоту говорил только со смехом, затем себя же поправляя.       Он стал похож на яркий распустившийся цветок, который до этого держали в невыносимых ужасающих условиях.       — Правда? — тихонько спросил Ранбу.       На Томми были направлены четыре пары вопрошающих глаз. Словно не один только Марк задавал этот вопрос, но и все присутствующие в комнате. У Ранбу же на глазах опять замерцали слёзы, вызывая у Саймонса умилённую улыбку.       Эти ааракокры во время линьки были такими сентиментальными.       — Конечно правда, Бу, — Саймонс тихо уютно посмеялся и за локоть повёл Марка к кровати. — Рядом с тобой я будто вообще не могу быть несчастным. Люблю ведь.       Обычно Томми не разбрасывался такими важными словами направо и налево, стараясь не щебетать их десятки раз на дню, но сейчас Ранбу нужно было это слышать. В рядовые дни он считал себя не самым красивым существом на планете, а в периоды линьки его самооценка вовсе падала ниже плинтуса. Зато нервозность была столь высокой, что и Саймонса легонько пощипывало и дёргало, как от тока. Вероятно, это просто особая связь соулмейтов — довольно удобная вещь, чтобы на эмоциональном фоне не отставать друг от друга.       Томми усадил Ранбу на кровать. Кончиками пальцев он тихонько проскользнул по основаниям его крыльев, чтобы те расслабились. Они полностью укрыли всю постель чёрно-белым одеялом.       Будет трудно подступиться к этим огромным крыльям, которые, тем более, будут дёргаться. Но Саймонс сам предложил свою помощь. Поэтому готов был делать всё, что потребуется, лишь бы облегчить страдания Марка. Даже если тот крылом сломает ему нос или челюсть — Томми был уверен, что всё будет хорошо.       Ранбу громко взвизгнул и отпустил котов на пол, испуганно прижимая руки к груди. Саймонс сразу же подлетел к нему, как ошпаренный, оглядывая место происшествия и пытаясь понять, что случилось.       — Что такое? Это кто сделал? — Томми злобно зыркнул в сторону уходящих котов. Затем он сразу переметнулся к Марку, у которого по губе текла кровь. — Бестолочи. Сильно болит?       — Нет, я просто испугался, — покачал головой Марк и ойкнул из-за того, что разговаривать было не очень сподручно. — Это сделал Томми.       — Ну, как корабль назовёшь…       Ранбу даже хихикнул, но затем шикнул на себя же. Улыбаться тоже было довольно неприятно, будто из-за этих действий царапина только росла и увеличивалась. Поэтому теперь у Марка было не так уж много опций — хмуро сидеть и помалкивать, пока его муж ему помогал.       Даже глупо выходило. Саймонс за него так переживал и был таким заботливым, что только и хотелось делать, что его благодарить, но, кажется, это следовало отложить хотя бы на несколько часов, а то и на день.       Ранбу частенько считал себя довольно лишним в жизни Томми, но это было во времена линьки, и когда гормоны били совсем не по тем местам, куда требовалось. А после таких важных и аккуратных слов о том, что Саймонс рядом с ним определённо счастлив, этих мыслей вообще никогда не должно было появляться. Просто дело было в том, что сейчас положение стало вновь каким-то глупым и несуразным, что хотелось сквозь землю провалиться.       К успокоению нервов Марка, Томми мягко заботливо улыбнулся и достал из нижнего ящика прикроватной тумбочки перекись, ватные диски и цветастый пластырь. Саймонс покупал такие разноцветные пластыри только для Ранбу, потому что тот каждый раз улыбался из-за такой детской глупости. Это было мило и очаровательно ровно настолько, чтобы Саймонс не жалел и не переживал о маленьких ранках своего мужа. Это всего лишь царапинки или маленькие укусы, они ни в коем случае не стоили больших нервов.       Они даже не стоили того, чтобы ругаться на их котов и брызгать в них водой.       Что уж говорить о них самих.       Когда Томми мягко коснулся смоченным ватным диском уголка губ Ранбу, он тихонечко зашипел и прикрыл глаза. Из-за перекиси доносилось шипение ещё тише, еле заметное, но означающее, что всё в порядке, и Марку скоро станет получше. Всего-навсего надо будет быть аккуратнее с их любимыми и обожаемыми котами, которые не умели рассчитывать силы.       Прежде, чем заклеить ранку пластырем, Саймонс наклонился и поцеловал Марка в самый уголок губ. Когда Ранбу целовал его шрамы, они переставали болеть, а с души сразу падал самый настоящий камень. Его милый и нежный Ранбу оказывал на него по-настоящему магический эффект. И Томми оставалось надеяться, что работало это в обе стороны, и что Марк реагировал на него точно так же.       Они были родственными душами, но это не значило, что они совпадали абсолютно во всём. И именно поэтому требовалось проверять всё опытным путём.       Саймонс кончиками пальцев пригладил края пластыря, чтобы он точно не слетел. Марк успел напоследок поцеловать его ласковые заботливые пальцы. Даже электрический ток словно пробежал от их кончиков прямо до сердца.       — Всё, не болит? — решил убедиться Томми. Он заправил прядь волос Ранбу за ухо, задерживаясь на несколько секунд.       Он так внимательно разглядывал лицо Марка, что тот никак не мог к этому привыкнуть. Ранбу был для него словно самым ценным сокровищем, на которое никогда в жизни нельзя было налюбоваться. На Ранбу никто так не смотрел до этого и не будет смотреть никогда после. С истинной неподдельной любовью и такой нежностью, что Марк мог в ней с завидной лёгкостью утонуть.       Ранбу опустил голову, утыкаясь взглядом в свои коленки и ладошки, которые их сжимали.       Просто надо было переждать этот момент линьки, и не реветь по двадцать раз за день просто из-за того, что Томми до него дотронулся чуточку нежнее, чем кто-либо другой. Это было как-то неправильно и странно.       Марк был чрезмерно сентиментален в этот период. К тому же, ещё и Томми собирался дёргать ему пёрышки. Причем чем больше, тем лучше, но в то же время и больнее. Придётся выть, дёргаться и плакать, а ещё стараться не убить Саймонса крыльями. Это было чертовски тяжело контролировать, но Ранбу будет стараться, иначе лечение дорого обойдётся.       Да и вредить Томми, пока он тебе помогал, было чем-то непростительным и совершенно непозволительным.       — Да, — Марк всё-таки несколько раз по инерции кивнул, из-за чего кровать даже тихо скрипнула. — Ты мне хотя бы чёрное крыло обдёргай, чтобы быстрее, — продолжил он, когда Саймонс, потрепав его по голове, всё-таки решительно двинулся обратно. — На белом не так заметно.       Саймонс угукнул что-то согласное. Ему в любом случае было слегка страшно трогать именно белые перья.       Однажды Томми уже случайно выдернул его белое пёрышко, и в тот день было пролито достаточно много крови. Сам Ранбу тоже не знал, почему его крылья имели разную чувствительность, и вообще не считал нужным никого об этом предупреждать. И тогда весь оставшийся и последующий день выслушивал извинения от Томми и каждые пару минут отвечал на вопросы о своём самочувствии.       Поэтому в любом случае им обоим будет выгоднее, если Саймонс додёргает только чёрное крыло.       Вряд ли Томми хотел провести вечер пятницы, дёргая из своего крылатого мужа перья, но лучше уж так. Либо терпеть его полноценную сезонную линьку, либо сократить её собственноручно. Из двух зол Саймонс предпочитал выбирать меньшее, пусть сейчас таковым оно и не казалось. Особенно, когда Марк шипел и дёргался, сжимая в руках подушку, всё это переставало казаться истинно верным решением проблемы.       Томми сел на кровать, закинув белое крыло Ранбу на одно из своих плеч. Он придвинулся к Марку настолько близко, насколько в их положении было возможно. Это было неудобно, но зато у такой позы была практическая цель.       Каждый раз, когда Марку было чрезмерно больно, и он дёргался, Саймонс целовал его нежные плечи и метку между крыльями, чтобы упокоить и пригреть. Томми мог примерно понять, какие чувства испытывал Ранбу от каждого выдернутого пёрышка, а поэтому старался дёргать так резко и быстро, как только мог. Этот процесс затягивать категорически не хотелось. Из-за действий Саймонса Марк на самом деле стал походить на общипанную птичку.       Крыло без перьев было гладким, нежным и до одури чувствительным.       Саймонс лишь слегка касался его кончиками пальцев, чтобы успокоить боль и раздражение с помощью холода своей кожи, но даже этот короткий контакт заставлял Марка дрожать. Крыло даже слегка трепыхалось, но Ранбу удивительно держался — ещё ни разу не толкнул Томми, хотя у него была просто громадная вероятность это сделать.       Его бедная маленькая птичка.       Когда под рукой Саймонса уже остался целый пустой участок кожи, он без раздумий остановился и обвил Ранбу руками. Томми прижался губами к его плечу, а затем, погодя пару секунд, начал шептать что-то глупое и успокаивающее. Марк положил свои ладони на руки Саймонса. Несмотря на свою нелюбовь к тактильности, Ранбу готов был ловить любое успокаивающее прикосновение, если исходило оно от Томми. Не зря ведь поженились, в самом деле.       Марк не собирался спрашивать, много ли Саймонс выдернул перьев. Он прекрасно чувствовал, какую именно часть кожи жгло так, будто его кипятком окатили. Солидный участок. Это значительно ускорит процесс линьки, но не сократит его полностью. Не будь так больно и отчего-то обидно, Ранбу попросил бы продолжать. Просто было ощущение, что ещё пара выдернутых перьев, и Марк просто упадёт в обморок от чрезмерной боли. Никому из присутствующих такого счастья, очевидно, не надо было. Лучше уж потерпеть гормональные всплески на один коротенький денёк подольше. Даже несмотря на то, что до выдёргивания перьев Ранбу думал иначе.       Томми осторожно чмокнул метку между крыльев Марка, и тот даже чуть подмахнул крыльями. Просто словно Саймонс задевал какой-то крошечный нерв.       — Представь, сколько бы Эйми дала нам барахла за эти перья, — попытался пошутить Саймонс, и у него с души упал настоящий камень, когда со стороны Ранбу послышался смешок. — И никаких денег.       — Да, у неё такого не водится, — вздохнул Марк, гладя Томми по рукам.       Боль в раздражённой коже медленно утихала даже без специального крема. Всё-таки, Саймонс очень хорошо умел его отвлекать.       Помнилось, однажды Марк так испугался хоррора, что Томми успокаивал его всю последующую ночь в своих руках. Ранбу чувствовал себя тогда настолько глупо, что помимо страха пылал ещё и от смущения. А Саймонс отпаивал его горячим чаем, кормил печеньем, и ложились спать они с включённым ночником. Томми совершенно ненавидел спать хоть с каким-то включённым светом, но купол из тёплых крыльев, кажется, позволил им с Марком найти компромисс.       Ранбу остаточно шмыгнул носом, одной из рук утирая слёзы.       Саймонс нежно зацеловывал его плечи, блуждая руками по его телу. Через ткань футболки это было не так хорошо, как могло бы быть без одежды, но Томми не жаловался. Наверняка Марк сегодня не в настроении для перехода их отношений в горизонтальное русло, и Саймонс не собирался настаивать. Ему было достаточно того, что Ранбу держал его за руки и был относительно спокойным.       Конечно, его всё ещё было достаточно легко довести до слёз с помощью чего угодно, но теперь он хотя бы не делал этого из-за боли. Это уже в разы лучше.       Через несколько минут в комнату вернулись коты. Они запрыгнули на кровать — Томми муркнул, поластившись о тёзку, а Пампкин оказался на коленях Ранбу. Вся семья была в сборе, и все жались к Марку. Даже Софи выбралась из кармана его футболки и перебралась в волосы, копошась там.       — А мы тебя любим, — протянул Саймонс, подбородком опершись на плечо Ранбу и хитро улыбаясь.       Марк посмеялся и чуть извернулся, нежно целуя Томми в щёку. Даже боль совсем ушла, будто из него только что не дёргали перья добрые десятки минут. Его огромная семья оказывала на него невообразимый эффект.       Даже несмотря на то, что в его голове всё ещё гудели гормоны, и хотелось выкинуть что-нибудь из ряда вон выходящее, он не шёл у этого желания на поводу. Мимолётные обиды не стоили того.       — И я вас люблю. Очень сильно люблю.       Томми ласково улыбнулся.       Его милая прелестная птичка. Самая любимая, самая лучшая на всём белом свете.