Зеленый

Аваллак’х знал, что она была наверху. Слышал стук ее невысоких каблуков, когда поднимался по лестнице; торопливо, несдержанно — так ходила только она. Только Лара. Остальные Aen Elle были готовы умереть, но не сделать пару быстрых шагов, разбив иллюзию величавости и возвышенности, а Лару... Лару это не слишком беспокоило. Хотя должно было бы. Когда Аваллак’х поднялся на последнюю ступень и увидел ее, расхаживающую около его рабочего стола, она обернулась; полы длинного платья на миг сложились в мягкие складки, чтобы тут же расправиться, и стук каблуков исчез. Лара замерла, глядя прямо на Аваллак’ха — а он точно так же смотрел на нее. — Я... — положила она чуть дрожащую ладонь на грудь, скользнула выше по мягкой коже и сжала в пальцах ожерелье. — Я нашла твои записи. Аваллак’х медленно подошел к ней. По привычке спрятал руки за спину, а потом, спокойно выдохнув, ответил: — И, полагаю, ничего нового не узнала. — Не узнала. Лара чуть склонила голову, едва заметно, будто задумалась, а когда набралась храбрости, продолжила: — Ты составил график. Аваллак’х кивнул, а потом изящным жестом провел пальцами по листам на своем столе, которые Лара попыталась сложить обратно. Она была аккуратна, как и полагалось Aen Saevherne, и в том, что касалось непосредственно магии, мало кто мог потягаться с ней в педантичности — разве что сам Аваллак’х. Поэтому, очевидно, найдя то, что ее интересовало, она попробовала навести порядок... И одного документа как раз не хватало. Графика. Аваллак’х перевел взгляд на Лару, и она достала его из-за спины, протянула — но в тот момент, когда Аваллак’х почти коснулся желтого листа, отдернула его. Лара сильнее сжала пальцы на своем ожерелье, а Аваллак’х поджал губы, делая к ней малый, едва заметный шаг. — Ты же сама понимаешь, что с графиком будет проще. Мы сможем быстрее зачать дитя, не ожидая месяцы в бессмысленных разрозненных попытках, тебе не придется... — он осекся. — Я сопоставил данные, высчитал дни овуляции и менструации... — замолчал вновь. Взгляд Лары был крайне красноречив. Аваллак’х был готов на многое ради нее, правда, на многое. Видел в ней не только носительницу невероятно важного для Aen Elle гена, не только равную ему чародейку, не только ту, которая может дать потомство — Лара была важна для него, как никто другой. И Аваллак’х был счастлив, что сможет стать отцом ее дитя, быть с ней, видеть ее улыбку — столь редкую среди остальных эльфов. Лара всегда позволяла себе немного больше, и Аваллак’х находил это столь же странным, сколь и чарующим. Лара была единственной и неповторимой. Для Аваллак’ха — точно. Он глубоко вдохнул и все-таки забрал график из пальцев Лары, тонких и бледных, а она, в свою очередь, отпустила свое ожерелье. Поймала его взгляд; помолчала немного и пододвинулась ближе, касаясь его руки. — Ты знаешь, как важно твое дитя. Для всех — тебя, меня, любого Aen Elle, — провел по острым косточкам на ее ладони Аваллак’х, позволив своему голосу стать чуть мягче, совсем немного более... Настоящим. Таким, каким он всегда хотел говорить с Ларой, но не мог. Он не был как Лара — а еще, возможно, он был слишком стар, чтобы изменять своим привычкам и обычаям общества. Aen Saevherne не могли себе позволить то, что мог простой Aen Elle, а они не смели делать многого, что творили прислуга-d’hoine. Лара однажды сказала, что, несмотря на то, что d’hoine всю жизнь проводили на привязи, в чем-то они были свободнее, чем сами Aen Saevherne — и Аваллак’х был с ней, на самом деле, согласен. Аваллак’х даже не смог предложить ей свое сердце из одной только любви — нет, для этого понадобилось обоснование. Aen Hen Ichaer, благословение Лары и ее проклятие. — Но еще есть время. Много поколений еще пройдет, прежде чем нас настигнет Белый Хлад, — отозвалась Лара, — неужели это нельзя сделать более... Простым путем? Без расчетов, графиков и таблиц, эликсиров, повышающих фертильность... Она говорила мерно, ровно, но голос ее звенел, отдаваясь в груди Аваллак’ха болезненным трепетом. Он понимал ее, понимал каждую мысль и каждое желание: чародейке, Aen Saevherne, талантливой и невероятной, претило, что в ней видят лишь инкубатор и использовать собираются именно так. Ради своего народа она была готова пойти на это — но это не значило, что ее сердце не болело. О принятых решениях можно еще долго жалеть, а о сделанном — думать бессонными ночами. Аваллак’х боролся с этим своими способами — он просто игнорировал «а что, если бы», как только эти слова появлялись в его мыслях. Лара была здесь, рядом с ним прямо сейчас, и это важнее любого «если». — Можно, — тихо проронил он. Любой другой он, наверное, сказал бы «нельзя». Ведь это было бы рационально, правильно, проще для самой эльфки, но Лара хотела иначе. А Аваллак’ху было так сложно противиться Ларе. А Лара, наверное, и не знала, как сложно. Всем сердцем она его не любила, но хотя бы отвечала взаимностью. Аваллак’х и этому был рад — что с ним она не будет страдать, — но все равно не мог перестать желать большего. Потому что с самим собой Аваллак’х был честнее, чем с кем-либо. Горячие пальцы Лары побежали вверх по его предплечью, плечу, замерли на воротнике, обрамляющем шею. Пришел черед печальной просьбы. — Я хочу чувствовать разницу между тобой и лекарским креслом со шприцом. Чтобы хотя бы со мной ты не был Aen Saevherne, не изучал взглядом и не производил расчеты, — вновь стал мягким ее голос. — Чтобы я не была... Цифрой. Отметкой в графике. — Ты никогда не была... «Цифрой». Лара улыбнулась. Кажется, ей было мало знания — она хотела услышать это от него, и Аваллак’х понимал, почему. Она все еще была юна, пусть и выглядела ничуть не младше самого Аваллак’ха. Ее чувства еще не превратились из огня в снежную бурю, были пламенем, а не скрывались под толстым слоем льда, как у Аваллак’ха. Для нее он был готов разбить лед — даже если это сделает ее счастливее на одно только мгновение. — У тебя очень красивое платье. Тебе идет этот цвет, — окинул взглядом ее наряд Аваллак’х и не удержался. Ларе правда шел зеленый, обычно присущий другому эльфскому народу. А Ларе шел, несмотря ни на что. Она одна носила зеленый в Тир на Лиа, потому что белый, сказать по правде, ее бледнил. И Аваллак’ху нравилось, что у Лары хватало смелости на это удивительное зеленое платье. — Спасибо, — ответила она, и ее пальцы медленно перебежали со стоячего ворота Аваллак’ха на его шею. Ладонь у нее была мягкая, нежная, и Аваллак’х подался навстречу, сам того почти не понимая. — Креван, хочешь... Снять его? Аваллак’х моргнул, а потом поймал ее взгляд. Не насмешливый, не шутливый, а какой-то... Потерянный, но в то же время чарующий. Лара была серьезна. — Но... Еще несколько месяцев до свадьбы. — А это важно? Аваллак’х думал лишь миг. Он знал, что хотела услышать из его уст Лара. — Нет. Лара потянулась к нему, как лебедица, и поцелуй ее оказался горячее, чем Аваллак’х мог себе представить. Ее губы обжигали, но в то же время были так мягки, так нежны, что он просто не мог не ответить. Не обнять. Не поцеловать в ответ. Потому что, на самом деле, он ждал этого так долго. — Ты... — произнес он тихо, шепча ей в губы, стоило Ларе только отстраниться. — Ты уверена, что здесь — лучшее место? Глаза Лары вновь встретились с его, и она, не отрывая взгляда, кивнула. Едва заметно. Он приподнял ее, легкую, как ветвь дерева, и усадил на стол. Стопки бумаг покачнулсь, угрожая разлететься по комнате, а Лара подарила ему еще одно мягкое касание губ. Краем глаз Аваллак’х увидел, как она специально пододвинула к самому краю столешницы график, а потом подтолкнула его пальцами, чтобы он упал на пол. Листок мягко спланировал прямо Аваллак’ху под ноги. А потом он снова поцеловал ее, и исчерченная тушью бумага хотя бы ненадолго перестала иметь значение.