Я хочу увидеть тебя вновь...

       Волнение перед выступлением, должно быть, никогда не покинет меня. Раньше меня стремились убедить, что всё пройдёт, надо только больше на сцену выходить, но, к сожалению или к счастью, не в моем случае. Только вот сейчас, за пару часов до выступления, я прятался за кулисами и втихаря разглядывал нового члена нашего коллектива. То, с каким удовольствием, даже неким азартом и огнем в глазах он хлопотал над реквизитом, поправляя отдельные детали, завораживало.        Овации. Для любого артиста, даже обычного любителя, слышать аплодисменты, одобрительный свист, выкрики «браво!» — верх похвалы. В нашем театре это было не редкостью, спасибо стараниям режиссёра, статной женщины с легкой сединой в волосах. Маргарита Семёновна женщина пусть и строгая, но справедливая, не лишенная простых человеческих чувств, спуску никому не давала. При всём при этом, после особенно удачного, по её мнению, спектакля, она первая шла поздравлять артистов, костюмеров и бутафоров.        Представителем последних являлся и объект моего «закулисного подсматривания». Маргарита Семёновна сейчас мягко обнимала его за плечи, едва ли слёзно благодаря за помощь в трудную минуту. А минута, но если быть точным, последние три недели, и правда выдались трудными. Наша старая бутафор, Юля, во время пробной расстановки фона для спектакля, неудачно поставила лестницу. Пол на сцене у нас дощатый, судя по всему, не менявшийся с момента постройки, вот и просела доска под ножкой стремянки, а Юля, в секундной панике попытавшись ухватиться за что-то, обрушила на себя, помимо лесницы, большую часть этого самого фона. Как итог: сломанное ребро, вывих руки и почти абсолютное уничтожение декораций. Ох, и перепугались тогда все. Директор театра, Владимир Иванович, Юле приказал лечиться, а сам взялся за поиски нового бутафора, хотя бы временного.        Женя нашелся быстро. Только со студенческой скамьи, как обычно говорят, а потому директор был к нему строже, чем ко всем остальным. «Пусть превыкает, что начальники суровые бывают.» — Подслушал я как-то его фразу в разговоре с Маргаритой Семёновной. Прошла неделя, мы и глазом моргнуть не успели, как он уже стал частью нашего коллектива, не осталось и следа былой неловкости, которую Женя излучал вначале. А я, в свою очередь, не заметил момент, когда начал высматривать приход Жени в театр. Думать о том, как он проводит свой день, что у него нового, гложет ли его что-то.

***

       — Влад, ты не влюбился случаем? — Спросила меня прямолинейная Юля, когда я пришёл к ней в больницу, проведать, не чужие же люди, в конце концов.        — Нет, — хотелось сказать это спокойно и уверенно, но голос предательски дрогнул, — с чего ты взяла?        — Ты сейчас бедное яблоко в пюре ножом порежешь. — Махнула она здоровой рукой на тарелку. — Да уж... То, что было в этой тарелке, едва ли можно назвать дольками яблока.        — Не знаю... — Я устало вздохнул, отложив нож и «останки» яблока.        — Влад, — Юля немного приподнялась на подушке, занимая сидячее положение. В её глазах блестело любопытство. — А расскажи про бутафора, которого на замену взяли.        — Во-первых, не на «замену», а лишь на временную работу, пока ты, — я попытался спародировать голос Владимира Ивановича, богатый выразительностью, в лучших традициях актеров времен Советского союза, — «поправляешь здоровье и набираешься сил». А во-вторых, познакомишься с ним, когда тебя выпишут.        – Тю, — Юля скрестила руки на груди, — вот все вы так говорите. Что Ксюша, что Слава, даже Кристина, болтушка наша, как рыба об лёд!        На какое-то время в палате повисло молчание, разбавляемое лишь шорохом шагов в коридоре.        — Влад, — снова подала голос Юля, — пожалуйста, приведи ко мне в следующий раз этого новенького. Очень хочу познакомиться.        — Хорошо. — Я кивнул, после чего разговор пошёл легче и жизнерадостней.        Через три дня после этого диалога с Юлей, я всё думал, как подступиться к Жене. Не то, чтобы он был неприступной крепостью, отнюдь, но ведь начать с чего-то надо, мило поговорить, вежливо позвать навестить бутафора. Сколько бы я не думал, ответ, как и все в этом мире, оказался прост: подойти к нему, когда увижу в следующий раз в театре, и пригласить.        Когда эта мысль только-только зародилась у меня в голове, это казалось действительно очень неплохой задумкой. Единственный нюанс, что я не учёл, были мои же чувства. Я старался гнать слова Юли про влюбленность, но они раз за разом всплывали в моих мыслях, отвлекая и мешая выполнять свою работу.        Остались за спиной ещё три дня и три ночи, беспокойные и почти бессонные. Я всё крутился в постели, пытаясь найти удобную позу для сна, получалось с огромным трудом, и то уже ближе к утру. Концентрироваться тоже получалось всё хуже, что не могло пройти без внимания других членов коллектива, и Маргариты Семёновны в частности. В нынешнем спектакле я не играл главную роль, но участия моего это не отменяло. На последней репетиции, как назло, был и Женя, расставлял и поправлял декорации, чтобы общая картина была красива для зрителей и практична для артистов. Видеть как он время от времени порхает где-то неподалеку было слишком завораживающе. Настолько, что я пропустил свой выход, а когда вышел, напрочь забыл слова.        После этого небольшого казуса, Маргарита Семёновна объявила перерыв, во время которого отозвала меня в сторону, чтобы обсудить мою рассеянность. Стыд выкрасил моё лицо и уши в ярко красный цвет, хотя режиссёр даже не пыталась меня пристыдыть, она не повышала голос, поскольку не имела такой привычки вовсе, просто спокойно пыталась выяснить причину. Мне же было стыдно признаться, что я влюбился в нашего нового бутафора, поэтому я наплел что-то невразумительное про недосып и усталость. Звучало, как очевидная ложь, но Маргарита Семёновна, если не поверила, то решила просто не давить, за что я был благодарен.        Так продолжаться больше не могло. Невысказанные чувства к Жене копились, давя на меня неподъемным грузом. Лучшая подруга уже начала по-доброму ворчать на меня, подливая масла в огонь своими понуканиями признаться бутафору. В последнюю встречу с ней я сдался и пообещал поговорить с ним, когда увижу в следующий раз. Но на следующую репетицию Женя не пришел. Точнее, пришел, но в самом её конце, тяжело дышащий, раскрасневшийся от бега. Пройдя в зал он рассыпался в извинениях перед Маргаритой Семёновной. На первый раз она простила его опаздание, попросив при этом в будущем быть пунктуальней.        Это был мой шанс! Пока часть людей пошла в гардероб за верхней одеждой, кто-то сразу направился к выходу, Женя оставался в зале, переводя дыхание. Достав из своей сумки свой вечный спутник — термос с тёплым черным чаем, я подал его бутафору. Женя поблагодарил меня и сделал пару небольших глотков. Когда он окончательно восстановил дыхание, я предложил ему сходить прогуляться, на что он легко согласился.

***

       — Юль, а я к тебе не один! — Просунув голову в палату, вместо приветствия сказал я. — Как и договаривались, знакомься — Женя.