Важность контекста

      Кар летел вдоль бесконечной полосы берега моря.       — Ты все время молчишь, Шепард.       — На Палавене очень красиво, знаешь. Жаль, что я не могу погулять днем по пляжу без защитного костюма.       — Я тоже не могу обойтись без защиты в некоторых ситуациях.       — Ты просто ужасен. Опошлить такой момент.       — Я не о том. Забудь, что услышала, это и вправду прозвучало ужасно.       Его шрамы успели почти полностью затянуться. Ее были куда глубже. К новой руке она так и не привыкла, поэтому держала Гарруса другой, не той, что была ближе к нему.       — Давай, ты выйдешь ненадолго. Буквально на пару минут. Хочу сделать снимок на память. Коммандер Шепард пока еще с голым лицом.       — Я только за.       Кар начал снижаться.       — Мне все кажется, что вот, дверь машины откроется, а там геты или хаски, и нужно стрелять. Сколько мне нужно будет валяться на пляже, чтобы все это забыть?       — Зачем это забывать? Это часть тебя, Шепард.       — Это не норма, Гаррус. Большинство людей живут в достатке и спокойствии и не спят с винтовкой под подушкой.       — Здесь у нас это норма. В армии служат все. Так что можешь просто расслабиться и быть собой.       — И все-таки, почему ты настоял на свадьбе?       — В третий раз умрешь с моей фамилией.       — Да ты милашка. Я и так вся твоя. У меня нет ничего помимо тебя. Ладно, давай вернемся назад в кар. Не хочу, чтобы лицо облезло перед торжеством.       Зрение не сразу привыкло к темноте внутри машины. Включать кар Гаррус не торопился.       — И все-таки эти слова даже оскорбительны. У тебя же есть друзья.       — У всех своя жизнь.       — Коллеги?       — Погибли почти все. Потери Альянса были чудовищными.       — Не знаю, армия бывших возлюбленных с разбитыми сердцами?       — Ха-ха, ты же их всех перестрелял.       — Я пристрелил только майора Аленко. За остальных твоих воздыхателей я еще не брался. Ты не называла имен.       — А как же Сарен? Насколько я помню, твоя пуля была последней. Технически, это ты его убил.       — Я чего-то не знаю о тебе и Сарене? Страстный роман на корпоративной вечеринке Спектров?       Его мандибулы раздвинулись в недоверчивой улыбке.       — Чего ты не знаешь? Ты же был там.       — Вот сейчас, пожалуйста, остановись и объясни мне все по порядку.       — Вермайр, Гаррус.       — На Вермайре этот ублюдок ухитрился взять тебя в плен и утащить на свою базу на трое суток. Такое не забудешь. Также я помню, в каком виде мы тебя вернули. У тебя не было когтей на руках и страшные рваные раны по всему телу. Ты была вся в крови. Я подошел, чтобы отнести тебя на корабль, но ты начала страшно кричать. Тебя понес бедолага Кайден. В людской культуре пытки считаются за отношения?       — Ты правда не понял, что произошло? Ты же видел следы на теле, ты бывший следователь. Я смирилась с тем, что об этом все на корабле узнали, а тут на тебе сюрприз.       — Так, я завожусь. В смысле, взлетаем. Прервись на минуту, сейчас будет сложный маневр.       Они пролетели на каре сквозь круглую дыру в скале.       — Выпендриваешься?       — А то. Я не хочу давить на тебя, но предпочел бы узнать все до конца. Ты говоришь достаточно спокойно, значит, уже переварила ту ситуацию.       — Вполне. Я в состоянии продолжить. Хотя я долго приходила в себя, признаться. Наверное, это была также та причина, по которой я тебя оттолкнула тогда, еще на первой Нормандии. Не то, что бы ты был сильно на Сарена похож, но все же.       — Шепард, что он с тобой сделал?       Пауза. Не все раны заживают до конца.       — Сначала просто бил. Когда я отрубалась, он вводил панацелин, и так по кругу. Потом ему надоело, и он придумал забаву поинтереснее. Пустил в ход когти. Стал смеяться с моих ногтей и откусывать из один за другим. В какой-то момент у него закончился панацелин, я уже не помню точно, когда. К тому времени я была без ногтей и без мизинца, по-моему.       — Ублюдок. Мы не пускаем в ход когти, знаешь ли. Их даже показывать неприлично.       — Сарен никогда не был приличным турианцем. Потом началось самое удивительное. Он как будто пришел в себя и стал со мной разговаривать нормально.       Любовь моя, неужели ты меня все еще помнишь? Я так счастлив, что ты прилетела сюда, на планету моих предков. Тут мой дух сильнее, и временами кажется, что я могу дотронуться до тебя. Я так рад, что тебя защищает этот сильный воин. Я спокоен, душа моя. Я так тобой горжусь. Ты сумела сделать то, что мне оказалось не по силам. Я так тебя люблю.       — Шепард, ты замолчала.       — Прости, накатило что-то. На чем я остановилась?       — Сарен пришел в себя и стал с тобой разговаривать.       — Да, точнее не скажешь. Первое разумное, что я от него услышала, было: «Шепард, что же я сделал?» У него руки задрожали, знаешь. Я плохо помню, конечно, потому что крови много потеряла. Панацелином кровопотерю не восполнишь. Он стал меня гладить и как будто пытался закрыть эти все раны. Странно, но он их начал лизать. Стало только хуже. Они воспалились от его слюны, наверное, аллергия на декстро. А вот у него аллергии точно не было. Не поверишь, он завелся.       — Ты не хочешь остановиться и выйти на пару минут? Давай немного подышим.       — Да. Солнце почти село. Сейчас можно и погулять, наверное.       На Палавене было такое же море, такие же скалы, как и на Земле — но все казалось намного больше. И местные жители были выше Шепард. Это превосходство и восхищало, и угнетало ее. Она уже пообещала остаться тут навсегда.       Я так и не извинился перед тобой за все те раны, что нанес. Если бы я мог вернуть все назад, любовь моя. Все, что у нас было — три дня, и два из них я провел, истязая тебя. Я потратил две трети своей жизни на то, чтобы мстить людям. Как же я был не прав. Ты вспоминаешь меня сейчас, ты, человек, и я так счастлив. Ты помнишь обо мне. Я не слышу в твоем голосе ненависти.       — Шепард, мне это слышать больнее, чем тебе рассказывать, по-моему. Чувствую себя слепым дураком. Я понимал, что тебе досталось. Сарен пытал своих жертв до смерти, просто чтобы удостовериться, что они не утаили какой-либо важной информации. Он был весьма эффективен, и я чертовски рад, что мы тебя вытащили оттуда живой. Жаль, недостаточно быстро.       — Раз ты спросил, я расскажу все до конца. Иначе это будет меня мучить всю жизнь. Все было не настолько страшно. Кажется, он даже пытался быть нежным. За исключением того, что от травм у меня начинался бред и лихорадка. А Сарен стал говорить о том, что голоса жнецов умолкли, и он снова стал сам собой. Он взял меня на руки и носил повсюду, потому что боялся: отпустит — Властелин снова вернется. Касался меня лбом и все просил: «Будь со мной. Не оставляй мнея».       Ты заставила их замолчать. Ты можешь представить, какой это дар — вернуть безумцу его душу, его разум хоть на мгновение? А ты подарила мне три дня жизни. Ты подарила мне достойную смерть, такую, что в посмертии я оказался среди духов предков, а не в преисподней. Ты повергла моих врагов. Я не мог бы желать для себя ничего больше.       — Но он все же оставил тебя.       Голос Гарруса прозвучал удивительно мягко.       — Насколько я поняла, он нашел в себе силы отправиться за помощью. Вы нашли меня именно тогда. Все, что Сарен нашел в непосредственной близости — одна единственная ампула, которую он использовал весьма оригинально. Я загибалась от этих жутких рваных ран, а он щедро полил мне шею панацелином, а потом вцепился в нее зубами. Шрам остался просто ужасный, даже Чаквас с ним ничего сделать не смогла. Сказала, что он как будто нарочно сделал так, чтобы остался след. Я его прятала ото всех под воротником. Сейчас, конечно, шрама уже нет, Церберу показалось, что он их дорогую игрушку не красит.       Стало совсем темно, и они просто сели на песок возле кара.       — Шепард, ты же понимаешь, что он сделал?       — Я тебе сказала, что он сделал. Продолжил меня пытать, как только ему предоставилась такая возможность.       — Нет. Последствия гораздо серьезнеее. Узнай об этом, скажем, мой отец — и о нашей свадьбе можно было бы забыть.       — Еще бы, я бы тоже не разрешила сыну жениться на бывшей любовнице Сарена. Поневоле любовнице, правда.       — Не любовнице. Жене.       — Чего? Вот тут уж ты мне объясни подробнее.       Я бы объяснил тебе тогда, душа моя, но ты бы не поняла, наверное. В тот момент я хотел, чтобы ты принадлежала мне вся, без остатка. А я стал бы принадлежать тебе. И эта связь никуда не исчезла бы даже после смерти. Мне показалось это важнее исцеления твоих ран. Так мой дух нашел тебя. И поэтому ты можешь меня слышать. Ведь можешь, правда?       — Прости, Гаррус, я снова отвлеклась. На меня что-то находит.       Ты меня слышишь.       — Я говорю, что давным-давно великие воины так отмечали своих женщин. Отпечаток зубов у всех разный, знаешь ли.       — Это же было давно.       — Ну романтический обычай все же остался. Некоторые верят в нерушимую связь, старики больше и юные девушки. И все же главное подписать документ в суде.       — Это запросто. Гетская рука прижилась на отлично.       — До сих пор не понимаю, как можно владеть в полную силу только одной половиной тела.       — Среди людей мало амбидекстров.       Он слишком юн, твой воин, и не все понимает. Мы связаны навсегда. В жизни и в смерти.       — Теперь я могу понять его странный поступок.       — Ты о чем, Гаррус?       — Его самоубийство. Во всех других случаях это большое бесчестье. А Сарен был, скажем так, старой школы вояка. Он не мог позволить, чтобы тебе был нанесен какой-то вред. Это же очевидно.       — Я думала, что он просто хотел избавиться от голоса Властелина в голове.       — Да уж. Странно, что мы настолько по-разному все поняли.       — Мы все еще мало знаем друг о друге. У нас будет целая жизнь, чтобы восполнить пробелы.       — Надеюсь, таких сюрпризов больше не будет. Не то, что бы мое отношение к тебе поменялось хоть на йоту, но поводов ненавидеть Сарена у меня стало больше.       — Он мертв.       Ты же знаешь, что нет. В этом мире ничто не исчезает бесследно.       — Я могу тебя кое о чем попросить? Ты что-то говорил о романтическом обычае. Можешь сделать ЭТО?       — Это варварство. Или ребячество. В любом случае, это странно. Не стоит. У тебя синяк будет на свадебных голо.       — Это для меня важно.       — Слева или справа?       Он же умолкнет, правда?       Море вздохнуло.