(Не) вечное

      Распластавшееся тело подростка сегодня манило к себе по-особому: полуприкрытые голубые глаза, с нежностью расплавляющие своей теплотой сердца; нос в веснушках, аккуратный, отдающий матовым блеском; его краснеющие щеки: тёплая фарфоровая кожа с кое-где белёсыми тонкими лентами шрамов от стычек с монстрами, украшенная россыпью едва заметных веснушек и родинок.       Поговаривают, что места на теле с бо́льшим количеством родинок — это те, в которые чаще всего целовали человека в прошлой жизни. И действительно: если Лололошка до появления в этом мире был таким же очаровательным, как и сейчас, нет ничего удивительного в том, что губы его возлюбленного из прошлого касались его ключиц.       Запах ароматизированной лаванды витает в воздухе, и несложно догадаться, что испытывают они оба в этот момент. Лишь слабый фиолетовый свет освещает комнату, но им большего и не надо. Лишь осознание, что Челлендж видит слабую улыбку Ромы.       Резвость Лолошки и его активность забавно сочетаются с его внешностью юного мальчика, который, как кажется, до жути не уверен в себе; голос только-только начал ломаться, но в проскальзывающих девичьих нотках заключена вся прелесть этого чудесного мальчишки.       И поцелуи их робкие — Челлендж, сплетая свои пальцы с чужими, не спешит углублять поцелуй. Лололошка наблюдает сонно, с невинным любопытством, и, наконец, прикрывает глаза, отвечая.       Несмотря на неопытность обоих, Валеру влечёт к Роме даже сильнее, чем обычно: игривые укусы одного контрастируют с осторожностью другого. В его руках действительно можно было раствориться, поддавшись напору желаний.       Движения осторожны, но с каплей остроты в чувствах — гормоны подростков невыносимо бурлят, сносят голову и опьяняют разум, раскаляя и так невыносимо жаркий воздух. И ведь раньше, закрывая глаза, Рома видел образ, полностью противоположный своему собственному: скромный внешний вид, кроткая, тихая натура с чарующим шармом необычного происхождения — теперь перед его взором предстаёт развратно, хищно ухмыляющийся Челлендж. Его вкрадчивый мягкий голос звенит в голове тысячей колокольчиков, зазывая упасть глубже в обитель порока.       Скажи Роме года три-четыре назад, что однажды он отдаст всего себя эндерианцу, тот бы искренне рассмеялся в неверии и наверняка назвал дураком эдакого смелого недопредсказателя. Однако вот он, дрожащим руками вцепился в плечи другого вида, которого он теперь даже и не подумает променять на кого-либо ещё. Он просто привязался к нему, как неудачный пловец к шее груз, и уже навряд ли сможет отпустить.       Лололошка глухо постанывает и мокрыми глазами смотрит в чужие, ловя нахальный взгляд партнёра. Искренняя улыбка озаряет его лицо.       И хоть реагирует юноша с ярким интересом, полностью отдавая всего себя процессу, едва ли не плача, когда заострёнными ногтями резко проходят до спине, оставляя молочные шлейфы, постепенно краснеющие и обжигающие, в глубине души он понимает, что однажды это закончится. Однажды снова почувствует на плече взрослую ладонь в матовой чёрной перчатке, снова услышит слова, ознаменовывающие точку в очередной главе путешествий по чужим мирам, а позже он снова всё забудет.       Ведь для людей с искрой не существует вечного счастья.       Мироходец не понимает, как не остыл эмоционально за эти несколько лет (десятилетий? столетий?) со дня, как к нему пришло осознание этой особенности. С даром вечной жизни и юности приходит своё проклятие в лице тягучей, противной бесконечности, и Лолошка осознал эту истину непростительно поздно.       И будь трижды проклята та, что люди кличут судьбой. Та, что с вдохновением и фантазией хоть куда, способной раздувать из мыльного пузыря необъятные манямирки на любой вкус и цвет. Целые галактики, вселенные — всё её рук дело, всё это подвластно ей. Но почему же её взор пал на юного мироходца, обрекая того на извечные поиски абсурдного — смысла и целей в новых мирках — никто никогда не узнает.       Даже несмотря на то, с каким рвением он будет стараться оттянуть неизбежное всевозможными способами, какие неудачные попытки предпримет во время путешествий, чтобы остаться в мире подольше, исход всегда один — он появляется в новом месте, весь целёхонький, без крупиц воспоминаний о прошлом, будто ничего и не бывало.       Тотальное перерождение личности, да?       И тогда снова наступит это чувство, которое Лололошка всеми фибрами души мечтает потерять, забыть как страшный сон. Чувство полной необременённости, когда ты, как кажется, освобождён от прежней жизни, но попав в другую, совершенно не знаешь, что с ней делать.       Но сейчас об этом совсем не время беспокоиться — слишком рано.       Быть может, однажды судьба сжалится и снова сведёт их вместе. Быть может, не всё потеряно.       В этот день Лололошка пообещал себе, что они ещё встретятся.