С глазами речной воды

Это были и ее корабли тоже. Ее корабли разбивались вдребезги. Кровь ее сородичей лилась на палубу и в море, и кто виноват, нолдор или тэлери, прибывшей в Альквалондэ уже после резни Артанис было неважно. И за тех больно, и за других. Но, когда корабли тэлери горели, Артанис без жалости бросала их на песке Лосгара вместе с останками Амрода. Феанор был наказан, думала она. Феанор потерял сына, потому что убивал чужих сыновей — и разве Феанор не обрек до того и себя, и детей своих на ужасную участь вечно мстить Морготу Бауглиру и пособникам его? Артанис не верила, что это возможно, что возможно убить Моргота или вернуть Сильмариллы. Второе виделось более реальным, но как убить бессмертного валар — ибо хоть и изгнан был Мелькор из тех, кого так называли, а силы все же не утратил. Среди миров застыла его тень в черном плаще, глухой стеной от них отгороженная. Артанис подсознательно ждала беды, хотя старалась надеяться на лучшее. Прежде всего ожидание худшего было чем-то из ее сердца, где Морготу удалось посеять тьму.

***

— Галадриэль, — говорит Келеборн, сжимая ее ладонь в садах Дориата. Вокруг громко поют соловьи, но Артанис отчетливо слышит слова мужчины. Дева, увенчанная золотым венцом. Гораздо красивее, чем «благородная дева», и уж точно лучше, чем «дева-муж». Галадриэль. Певуче, мелодично, как трель соловьиная, и верно ведь — ее волосы словно сияние Телпериона и Лаурелина впитали.

***

Келебримбор встречает Галадриэль слишком поздно, чтобы сделать ее своей женою, и потому может лишь издали наблюдать, любоваться даже той башней, где живет она — дева, чьи кудри одновременно злато и серебро, дева с глазами речной воды, дева, что никогда ему не будет принадлежать. Он может лишь порадовать ее, создав копию Элессара, столь искусную, что от подлинной и не отличить. Галадриэль надевает на шею камень, ступает по тропе и с каждым шагом ее все вокруг расцветает, словно она — сама Йаванна Кементари. — Истинное волшебство, — шепчет восхищенно владычица. Келебримбор довольно улыбается, счастливый тем, что угодил, что все-таки порадовал. — Жаль, что я не смею надеяться, — выдыхает он, не выдержав — сердце-то у него живое, а Галадриэль особенно прекрасна, цветущая, сияющая, и вправду не отличить от Йаванны. — Но ты ведь со мной? — спрашивает Галадриэль. Келебримбор знает, что она имеет в виду обычную дружбу. Верность. Союзничество. Но он имеет в виду совсем другое, когда отвечает: — Да.