somebody to love

Чону считал себя вполне успешным и одарённым писателем, — именно писателем, а не фикрайтером — когда его работы набирали по две-три отметки "нравится". Изредка он даже получал такие отзывы, как "норм", "неплохо. вдохновения автору" и тому подобное. Из знакомых он давал читать свои фанфики только единственному близкому другу Донёну, который искренне указывал Чону на все недочеты, и тот покорно исправлялся в следующих работах. Чону писал работы про всех, кого видел, про всех, кто его как-либо вдохновлял — про учителей, одноклассников, прохожих, героев из книг и сериалов. В непотребства он не скатывался — откровеннее поцелуев ничего не описывал. Во-первых, потому что понимал, что такое будет людям неприятно (невинные поцелуи же, вроде, никому никогда не вредили?), а во-вторых, потому что на его первую и последнюю работу с пресловутым рейтингом "нц-17" какой-то недружелюбный аноним написал: "автор, иди учись, а не порнуху пиши. повзрослей, найди себе кого-то покруче помидора, и вот тогда уже берись за серьезные вещи". Хоть он в конце и прибавил "успехов в дальнейшем", Чону в один холодный вечер разразился рыданиями и поклялся больше не браться описывать то, чего он никогда не переживал. К слову, поцелуев в его жизни тоже никогда не было. Но опыт, накопленный в процессе прочтения многочисленных работ по его любимым фандомам, заставлял его думать, будто он и сам весьма изощрен в этом искусстве, и потому описывал их он весьма достойно — Донён описания никогда не критиковал, а это главное. За взаимоотношениями учителей он особо тщательно не следил, но спустя какое-то время после написания своих первых работ по одноклассникам он стал замечать, что некоторые из них — те, которых он так отчаянно сводил в своих фанфиках, — начинали проявлять друг к другу чуть больше внимания. Когда таким образом сформировалось четыре пары, он уверовал в свою волшебную силу и стал иногда писать работы про себя и людей, которые ему нравились, надеясь, что магия и правда существует. Ведь на любовном фронте у Чону просто беда. Первым в жизни, в кого Чону влюбился по-серьезному, был парень с очаровательным прозвищем Нана, помладше года на два, с которым они пересеклись пару раз взглядами на уроке физкультуры. Ким-девятиклассник вдохновенно писал про то, как они держатся за ручки и про то, как он расцеловывает этого очаровательного невинного парнишку, а тот просто счастлив быть рядом. Надеялся, что это воплотится в реальность, как получилось с одноклассниками!.. Но он не знал ничего о том, что Нана любит и, по воле судьбы-злодейки, подарил парню в день Святого Валентина набор вкуснейших пирожных с клубникой, ожидая увидеть заинтересованный взгляд и теплое, крепкое объятие с предложением познакомиться поближе. Но в итоге Чону получил только его неловкую улыбку и осуждающие взгляды со стороны товарищей, недовольно перешептывавшихся между собой, приговаривая: "Даже не удосужился узнать, что ему нравится, а что нет. Бедный Джемин. Он же терпеть не может клубнику". Ким долго извинялся перед Джемином, усердно кланялся, чуть ли не касаясь макушкой пола, а Джемин, в свою очередь, также старательно кланялся ему в ответ, убеждая, что ничего страшного не произошло. Однако с тех пор Чону ни разу не осмелился заговорить с ним, а себе пообещал более ответственно относиться к выбору подарков. Вторым был парень из параллели — красавец Чон Юно, каких можно было видеть только на глянцевых обложках. Чону в особенности полюбил ямочки на его щеках и смущенную улыбку и безумно мечтал, чтобы в один день она была посвящена именно ему. Ким-десятиклассник был совсем не уверен в том, что этому очаровательному юноше могут нравиться парни, так как он постоянно был окружен толпой девушек и абсолютно не противился их вниманию, поэтому пошел на отчаянный шаг. По традиции в конце декабря проводилась новогодняя дискотека для каждой параллели, поэтому приглашены были все десятые классы — "все", конечно, сильно сказано, потому что было их всего два. Чону старательно готовился в течение двух недель: купил симпатичный парик, научился более менее сносно краситься по туториалам из ютуба и, пока никто не видел, одолжил из шкафа мамино любимое вечернее платье и болеро старшей сестры и красовался вечерами перед зеркалом, пытаясь держаться как можно естественнее. На долгожданной дискотеке Чону старался крутиться вокруг Юно как можно чаще и, когда настало время для медленного танца, сам пригласил парня, пока другие поклонницы мешкали. И каково было его наслаждение, когда Юно принял предложение и, одарив его той самой улыбкой, положил теплые руки на талию. Чону почувствовал легкое прикосновение его больших пальцев и на мгновение подумал, что готов тут же расплакаться от приятных чувств. "Как хорошо, что никому тут нет дела до того, кто я на самом деле, — проносилось в голове Чону, пока он кружился в танце с парнем мечты, влюбленно смотревшим только на него одного, — Очень жаль, что приходится врать, но я ничего не могу поделать с счастьем, которое испытываю сейчас. Я ему обязательно все расскажу, но позже". Как только танец закончился, Юно смутился близости высокой стройной незнакомки, и, вот Чону уже показалось, что надвигается момент его первого поцелуя, да еще и в настолько романтичной обстановке, как в каком-то классическом подростковом фильме — на школьной дискотеке, на виду у всех, — как вдруг из-за спины раздался возмущенный голос появившегося из ниоткуда Донёна. — Чону, ты что тут делаешь? Я думал, ты вообще не пришел, а ты тут в... — запахло жареным, и Чону, не дав закончить фразу, в порыве эмоций дернул друга за руку и, сбивчиво извиняясь за "Донёна-оппу", поклонился стоявшему в удивлении Юно и отбежал в сторону.  — Черт, Донён, ты чего творишь? — прическа слегка растрепалась, и Чону в тот момент выглядел скорее как злая колдунья, а не прекрасная принцесса. — У меня тут, может, все налаживаться начало, а ты!... Не видишь, что происходит? Ты же знаешь, как для меня это важно. И он тоже был готов. — Ты совсем дурак? — Донён вырвал свою руку из хватки Чону и, буркнув под нос что-то вроде "Как я тебя еще выношу", начал отчитывать друга, словно мать, поймавшая свою несовершеннолетнюю дочь на чем-то непристойном, — На кой ты так вырядился? Я понимаю, что тебе некуда девать свою любовь, но ты влюбляешься налево и направо, думая даже не столь о самом человеке и о его чувствах, а только о том, как бы тебе его поцеловать и подержаться за руки. Чону, прошу тебя, повзрослей наконец. Я не могу спокойно смотреть на то, как мой друг кидается из крайности в крайность в надежде заполучить чье-либо внимание. Как бы банально это ни звучало, ты можешь попасть в неприятности, если будешь продолжать в том же духе. Ты же помнишь, как из любопытства чуть не сходил в восьмом классе на свидание с "крутым" рэпером, накинув себе в переписке несколько лет, лишь бы он продолжал с тобой общаться? Если бы твоя мама не увидела тогда случайно уведомление... А Нана? Забыл? И это я еще не вспоминаю разы, когда тебе просто стало одиноко, как случай с бариста год назад... Донён, по мнению одноклассников и самого Чону, был человеком умным и крайне рассудительным — полной противоположностью своего друга. Нет, Чону тоже был очень умён, но в большинстве случаев он всё-таки полагался на свои чувства и часто действовал сгоряча, что нередко приводило к странным, нелепым и зачастую опасным ситуациям. А Донён пользовался исключительно головой, и это выводило тонко чувствовавшего Чону из себя. Но даже несмотря на то, что они настолько разные, они никогда не ссорились — до этого момента. Чону почувствовал, как что-то течет по его лицу — то ли тональный крем потек от духоты, то ли это всё-таки слезы от слов Донёна. Нет, безусловно, где-то он был прав, и потому внутри Чону боролись здравый смысл и все еще сильное желание быть рядом с Юно и наконец поцеловать его назло разбушевавшемуся другу. — Я просто хочу по-настоящему влюбиться и чтобы меня любили в ответ, — Чону делал вид, что слова друга его ничуть не задели за больное, и старался как можно тише шмыгать, — Чтобы были и тепло, и поддержка, и забота! Я так часто пишу об этом, а у самого в жизни такого никогда не было. — Я же тебя всегда поддерживал, Чону. Ты мой самый близкий друг, и... — Ты совсем не понимаешь, о чем я говорю, Донён, — Чону почувствовал, что на этот раз это точно была тушь, потекшая от слез, и отвернулся от раздосадованного Донёна, утирая глаза рукавом болеро. — Как это, не понимаю? — Донён в нерешительности замер, глядя на рыдающего друга и совершенно не понимая, что нужно сказать, чтобы эти слова возымели нужный эффект. — Я ведь не про нашу дружбу говорю. Но если у тебя есть, что предложить, я слушаю, — ляпнул Чону, не думая, что попадется на свою же уловку. Для Чону, теперь уже одиннадцатиклассника, Донён стал третьим. Для кого-то "третий" может ничего не значить, но Ким Чону вкладывал в это слово особенный смысл, потому что осознавал, что наконец влюбился не в незнакомого человека, а в того, с кем проводил львиную долю времени, не в того, кто просто показался милым и "обнимательным", а в того, чей характер он прекрасно знает. Влюбился не в красивую картинку, а в реального человека, который, хоть и раздражал его часто, но все же был ему дороже всех остальных. Влюбился в улыбку Донёна, когда тому наконец удавалось доказать свою правоту. И не потому, что эта улыбка казалась ему бесконечно милой, как это обычно бывало, а потому, что он понимал, какие чувства испытывал в тот момент друг, и мысленно восхищался умом и сообразительностью этого человека. Влюбился в проницательный взгляд хитроватых глаз, когда тот с интересом читал его работы. Чону продолжал писать фанфики, но работы стали чуточку мрачнее, в них появился какой-никакой толковый сюжет, а поцелуи добавлялись намного реже — и каждый теперь воспринимался как дар. Новый этап творчества он связывал прежде всего со своим "духовным развитием". Донён более увлеченно читал работы "нового" Чону и восторгался тем, как тот повзрослел и наконец перестал писать только о романтике, хотя признавался, что порой сюжеты чересчур мрачны и в них не хватает "сочного поцелуя" — шокированный Чону после таких откровений долго не мог прийти в себя. Но была у Чону в запасе небольшая работа, чем-то похожая на прошлые, где он с прежней нежностью писал про себя и Донёна, только чуть изменил имена, чтобы было нестыдно показать. В ней было все, о чем Донён так не любил читать — и объятия, и за ручки подержаться, и в щечки полобызаться, и все это в самом банальном проявлении... Однако Чону очень хотелось, чтобы друг прочитал её — может, что-то его кольнет, может, что-то проснется в глубине души? — Донён, слушай, можешь, пожалуйста, прочитать мою новую работу и оценить? Она небольшая, но я ее еще пишу, — в один день Чону все же решился показать её, — знаю, ты не любишь, когда романтика — основной жанр, но я бы хотел услышать твое мнение. — Конечно, дружище, не вопрос, ради тебя все прочитаю, — Донён отставил баночку сока, взял из дрожащих рук Чону тетрадь и начал пробегаться глазами по тексту. Внезапно он чему-то улыбнулся, — О, Доён. Классное имя. Прямо как Донён. — Да, очень классное. Долго придумывал, — неуклюже усмехнулся Чону, пристально вглядываясь в реакцию Донёна, с неподдельным интересом читавшего работу, — я вот хотел обсудить с тобой кое-что. В конце я бы добавил поцелуй, но не знаю, как лучше описать его, как подвести к нему. Можешь помочь? Донён подавился, услышав непривычную просьбу. — У тебя же вроде и так неплохо получается описывать поцелуи? Я тебе тут не помощник. — Ну да, но... — Чону запнулся. "Не кольнуло" И он бросил эту затею. Донёну хоть обнамекайся, он не поймет, о чем речь, пока не скажешь ему прямо. А сказать, безусловно, надо. В середине марта, в разгар подготовки к выпускным экзаменам, Чону пригласил Донёна на прогулку с пометкой "нужно серьезно поговорить". К его удивлению и даже в какой-то степени счастью, Донён написал, что тоже хотел рассказать о чем-то важном. Чону первые несколько часов широко улыбался, думая о том, что ему мог сказать друг. Но внезапно к нему сошло озарение, что необязательно все важные новости должны быть приятными, поэтому собирался на прогулку он уже с противоречивыми чувствами. Выбрав в тенистой аллее самую дальнюю скамейку, Чону, вне себя от нетерпения, беспокойно глядел по сторонам в поисках Донёна. И, когда увидел довольного друга, уверенно шагавшего к нему из-за поворота, выдохнул с облегчением и улыбнулся — значит, новость хорошая. — Донён, рад тебя видеть. Такая напряженная атмосфера из-за этих экзаменов... Хорошо, что мы с тобой наконец вырвались на прогулку, — Чону похлопал друга по плечу, усаживая его подле себя, — Ты что-то хотел рассказать? — Я тоже очень рад тебя видеть. Да, хотел, — необычайно возбуждённый Донён еле держался, чтобы не выпалить все, что было у него на душе, однако вежливо уступил право рассказать первым, — Но я бы сначала выслушал тебя, всё-таки ты первый предложил встретиться. Ты ведь тоже хотел чем-то поделиться? — Ну, раз ты настаиваешь, — и Чону, собравшись с силами, прокашлялся, — Сейчас будет длинный монолог, Донён. Ты знаешь, мы дружим со второго класса, а знакомы и вовсе с детского сада, и ты для меня всегда был словно братом. Каждый раз, когда со мной что-то происходило, ты был рядом, и я всегда был уверен в том, что ты подставишь свое плечо в трудной ситуации. Знаю, что я непутевый друг и что я чаще только принимаю твою заботу, и я правда очень хотел бы отблагодарить тебя за все! Но сейчас не об этом. Помнишь ту ссору на новогодней дискотеке в десятом классе? — дождавшись неуверенного кивка, Чону продолжил. — С тех пор я изменился. Думаю, ты и сам заметил. Это было нелегко, но после твоих слов я правда понял, что пора что-то менять в своей жизни. Я старался быть серьезнее. Переступил через себя и перестал искать внимание очаровательных незнакомцев. Но это все было потому, что... Ох, вышло так, что... — Чону задержал дыхание, глядя на Донёна, и притих. — Вышло как? — Можешь закрыть глаза, пожалуйста? — Чону сделал вид, будто копается в рюкзаке, нарочито громко шурша каким-то подвернувшимся кстати древним пакетиком, который он не вынимал оттуда со стародавних времен. Донён прикрыл глаза, с улыбкой шепча: "Ох, такой трогательный монолог, Чону. Ты приготовил мне сюрприз в знак нашей многолетней дружбы? Предупредил бы, а то я без подарка пришел". Чону замешкался, поражаясь, что друг еще ничего не понял, и в то же время умиляясь столь невинному предположению, но взял себя в руки и, зажмурившись, оставил на щеке Донёна едва заметный мимолетный поцелуй. Смущение, самая чудесная и родная улыбка, что есть только у Донёна, и тихое "Я тебя тоже". Вот это Чону хотел увидеть и услышать больше всего на свете. Но у него на любовном фронте беда. Ему просто не везет. Улыбка спала с лица Донёна и он, ошеломленный, виновато взглянул в лицо Чону. — Чону, я... — Ты чувствуешь что-нибудь ко мне, Донён? Прошу, скажи мне. Я устал все держать в себе. Я так давно хотел поделиться, и... — Скажу прямо, — Донён судорожно выдохнул, приковав взгляд к разбитой плитке под ногами, — Ты же правду хочешь услышать? Я не могу ответить тебе взаимностью. Чону, ты всегда был для меня лучшим другом, почти что братом, ты и сам ведь так сказал. Однако я не ты, я не так легко влюбляюсь. Мне недостаточно лишь увидеть чью-то улыбку и все прочее, на что ты обычно западаешь. И я просто не могу представить тебя кем-то большим. От подобной мысли в моей душе возникает сильный диссонанс. Прости меня, если где-то я выразился грубо. — Да ладно, Донён, ничего. Я ведь не расстраиваюсь совсем. С кем не бывает, — Чону неестественно весело усмехнулся и легонько хлопнул друга по спине, хотя на самом деле ему хотелось убежать подальше отсюда, сменить имя, место жительства и вообще никого больше не видеть. Ситуации с Наной и Юно вмиг показались старыми добрыми историями, вызывающими лишь теплую улыбку, однако с Донёном ведь так не получится — если от тех двух получилось сбежать, то от Донёна не убежишь. Оставалось только надеяться, что почти десятилетняя дружба не даст трещину, — а ты что хотел рассказать? — Я уже даже не знаю, стоит ли мне говорить. — Раз уж начали, говори. Хуже не будет. — В общем, я... Я хотел поделиться с тобой радостью, — однако Донён не выглядел счастливым, скорее извиняющимся, — Мне очень стыдно, что я тебе не рассказал раньше, но мне уже долгое время нравится один парень, и вот он... Он сегодня предложил мне встречаться, и я... Ты понимаешь. — Как долго он тебе нравится? — вокруг царила тишина, но Чону казалось, будто он может слышать биение своего сердца. — Полгода. "Полгода он таил чувства в себе, а ведь все могло закончиться гораздо быстрее. Он мог мне невзначай намекнуть, что кто-то смог завоевать его сердце, а я бы перестал на что-то надеяться". — Я рад за тебя, Донён, — Чону выдавил улыбку, не глядя в глаза друга. Он очень хотел искренне порадоваться за Донёна, но это умение, к сожалению, нужно усердно тренировать, потому что по умолчанию оно есть не у всех, — Будьте счастливы. Донён скорбно взглянул на Чону, не веря своим ушам и глазам: — А ты ведь совсем не рад, да? Чону и сам понимал, что смысла продолжать разговор просто нет. Может быть, завтра они поговорят как ни в чем не бывало, но сегодня ничего явно не выйдет. — Донён, думаю, ты сознаешь, что я тебе ничего путного сейчас ответить не смогу. Позволь мне прервать нашу прогулку и удалиться, пока я не наговорил лишнего. Донён кивнул и невесомо прикоснулся к руке Чону, надеясь, что этот жест поддержит его. Но для Чону не было ничего хуже этого прикосновения, от которого его неприятно прошибло электрическим зарядом. Чертов Донён. Чертов Чону. Чертова любовь. — Кто вообще придумал так, что люди начали влюбляться? — Чону уселся на маленьком травяном островочке на песчаном берегу реки, медленно бросая камешки в воду и наблюдая за тем, как нарушается покой. — Мысли о любви всегда приносили мне успокоение, но сейчас, когда я столкнулся с ней лицом к лицу... я бы предпочел не чувствовать ничего. Чем я хуже всех остальных? Почему в моих фанфиках все так легко и привлекательно, а в жизни невыносимо, так как почти никогда — взаимно? — когда поблизости закончились все камни, Чону улегся на холодный песок и закрыл потяжелевшие глаза, надеясь, что, когда он их откроет, очутится в своей теплой постели, с забавным сообщением от Донёна и с прежним ощущением всепоглощающего счастья, несмотря на то, что тогда никто не знал о его чувствах. — Извините, вы в порядке? — Чону услышал чей-то низкий, хрипловатый голос, раздавшийся над ним, и почувствовал, как кто-то легонько потряхивает его за плечо. Нехотя приоткрыв один глаз, он увидел миловидного парня в растянутых трениках. Он был неплохо одет, но эти треники первыми обратили на себя внимание. Ким на мгновение подумал, что на него наткнулся какой-то местный гопник, если бы не вполне вежливое обращение. Внезапно парень вздрогнул и охнул. — Чону, ты? — А вы кто? — Чону в упор не узнавал молодого человека и щурился, рассматривая каждый сантиметр его смуглого лица. — Помнишь, мы с тобой пару лет назад общались в интернете? — молодой человек знатно оживился и раскраснелся от восторга. — Мы даже встретиться хотели, но ты резко стал игнорить меня. Я тебя сразу узнал, как разглядел получше. Ты совсем не изменился — все такой же хорошенький, как на фотографиях. — Я помню, что с кем-то общался. Я вообще общительный. Но тебя я не узнаю, извини. — Мне, если честно, стыдно немного подробности нашего общения упоминать, но... Помнишь, я тебе рэп собственного сочинения в голосовые читал? Это был позор еще тот, но думаю, так должно быть легче. Пазл сложился — Чону всё-таки вспомнил. Тот самый рэпер, которого Донён так кстати упомянул во время ссоры. Чону бытие восьмиклассником считал самой темной страничкой своей биографии — и это знакомство было тому причиной. Тогда он считал себя невероятно крутым, потому что общался со взрослым человеком, и тот человек засыпал его сердечками и подмигиваниями, что не могло не быть приятно. Да еще и зачитал, словно рэп, длинный монолог о чистых и искренних чувствах. Чону и дальше бы наслаждался вполне невинным флиртом, если бы не внезапная порция нотаций от мамы, случайно увидевшей его телефон на столе и включившей его, чтобы узнать время. С тех пор он стал отключать уведомления во всех соцсетях, но и общения с незнакомцем не продолжил — резко осознал, какой опасности себя подвергал. — Ю... Юкхей, да? Я правильно вспомнил? — он зажмурился и резко распахнул глаза, вновь осматривая парня. — Выглядишь как подросток. Тебе же двадцать три сейчас, если я правильно посчитал? — Прости, я тогда добавил себе несколько лет. Я всего лишь обычный десятиклассник. Забавно. Так забавно, что Чону, несмотря на образовавшуюся пустоту внутри, улыбнулся, и улыбнулся вполне искренне. — Не волнуйся. И ты меня прости — я тоже тогда о возрасте соврал, хоть и не так... масштабно. Выходит, я даже старше тебя почти на год. Вот повезло ведь, что ты не оказался взрослым мужчиной со странными наклонностями. Юкхей расплылся в улыбке и сел неподалеку от Чону, глядя на спокойную гладь воды — словно ее не беспокоили переживания людишек на берегу. Ким умиротворенно лежал, прикрыв глаза, и еле сдерживал смешок, когда новый-старый знакомый пытался его развеселить, строя нелепые рожицы и припоминая строчки из тех самых монологов. — Брось, а то словно ребенок, — оперевшись о локти, Чону привстал, с задором глядя на Юкхея, и почувствовал, что не так уж пусто на душе, — я все удивляюсь, как ты меня еще вспомнил, ведь столько времени прошло... — Не знаю, почему ты тут лежал как убитый, но надеюсь, что тебе уже лучше, раз ты оживился, — он покопался в пакете, который все это время был с ним, достал стеклянную бутылку и поставил ее рядом с Чону, — держи. Может, еще легче станет. Чону покрутил в руках бутыль с прохладным лимонадом, еще раз искоса глянул на зардевшегося Юкхея и, чему-то добродушно улыбаясь, задумался: "Он выглядит таким воодушевленным и счастливым, хотя сидит сейчас рядом с человеком, беспощадно игнорировавшим его долгое время. Но вот ведь странно — находясь в его компании, я ощущаю то же самое". В первый раз в жизни он почувствовал, что ему повезло. Просто повезло. И ему для этого не пришлось меняться ни внешне, ни внутренне.