Луна и Солнце

Жан ненавидит себя. Он ненавидит свой характер, жизнь, грëбаные шрамы и растяжки, последние из которых появились во время длительной реабилитации и стресса в новом для него доме. Команда Троянцев с первого дня нахождения Моро в общежитии, почти сразу же начала за ним присматривать, стараясь войти хотя бы в зрительный контакт, но тот… Никому не давался, пряча бледные впалые щëки в шершавый плед. Единственный, кому удалось завоевать доверие Жана — был Джереми. Джереми Нокс, который освещал своей солнечной улыбкой лунную и апатичную личность совсем маленького и напуганного воронëнка, если не судить его по росту. Капитан был предельно мягок и каждый день сидел рядом с тем, кто едва подавал признаки жизни. Каждый завтрак, обед и ужин, Нокс проводил вместе с Моро, первое время подкармливая его со столовой ложечки, давая запивать всё яблочным соком. Джереми читал ему книги, рассказывал о новых популярных группах, на концертах которых и сам бы хотел побывать, включая на стареньком плеере их зажигательные трэки. Жан долгое время не мог подняться на ноги и только спустя длительное время заново научился ходить и бегать, всë под таким же заботливым и вечно радостным взглядом Джереми. День сменялся днëм, ночи становились холоднее, а улицы жаркой Калифорнии осыпал первый снег. В тот же самый момент Троянцы уже неслись на улицу, дабы выстроить парочку маленьких снеговиков и поиграть в снежки. Здесь Джереми держит промëрзшие руки бывшего ворона, в своих ладонях, отдавая ему своë тепло и всю ту любовь, которую Жан заслужил. Нокс влюбился первый. Влюбился наивно, но раз и навсегда. В эти потухшие голубые глаза, которые с каждым днëм, проведённым рядом с капитаном подавали признаки жизни. Счастливой жизни в Южной Калифорнии бок о бок с Джереми и с обретённой семьёй в виде команды троянцев. Жан шëл на поправку. С каждым новым вечерним кругом впечатлений игроков, слушая их страшилки или смешные истории сегодняшнего дня, Моро учился улыбаться. Улыбаться не так, как его учили в гнезде: правильно и напыщенно для публики, а искренне, своей улыбкой запечатляя каждый счастливый момент в своей «новой жизни». Его новая жизнь началась с Джереми Нокса. Он влюбился в Джереми Нокса, подпуская того всë ближе и ближе к себе. В один день и вовсе позволяя коснуться своих истерзанных временем губ, столь нежными и увлажнëнными клубничным блеском чужими. Их поцелуй напоминал больше детское баловство, но для обоих он означал нечто большее. Они стали друг для другом луной и солнцем, где один освещал путь другого. Где Джереми был счастливым, вечно горевшим солнцем, а Жан — его тенью, которая только училась столь же ярко и непринуждённо светиться, сначала для себя, а после и для людей вокруг. С тех пор, они всë так же жили вместе. На одном этаже, в одной комнате, в одной кровати, настолько сильно ему начал доверять начинающий троянец. Для него уже появилось милое прозвище «Лягушонок» из-за переодических милых шлепков губами, во время того, как Жан переходил с родного французского на английский язык. Его любили все. Все и за всë. Моро получил ту любовь и тепло, в котором нуждался все эти годы. Он смог полюбить их. Он смог полюбить себя. Он продолжал ненавидеть своë тело. Из-за пассивного лечения и стресса, к общему весу Жана прибавились и килограммы, от которых ещё не привыкшая кожа начинала растягиваяться, оставляя после себя уродливые, как думал Моро, шрамы. Но не было в парне того, чего бы не любил Джереми. Каждый сантиметр его тела, каждую хрупкую частичку души, собранную в один единый пазл, его невесомую улыбку. Каждый вечер заканчивался тем, что Рэми осторожно выцеловывал шрамы на теле француза, приговаривая на родном для него языке, что он прекрасен такой, какой он есть. И что нет в этом мире человека, что заменит даже самому яркому солнцу звезды, что будет сиять ярче Луны на тëмном небе. Жан полюбил себя. Он полюбил свой характер, жизнь, грëбаные шрамы и растяжки на теле. Он полюбил Джереми Нокса.