Давай проживем еще один день в ненависти

      Я всегда поражалась этой нечеловеческой жестокостью, что текла по жилам психопатов и многих людей. Наверное, меня больше пугало то, что именно у многих она текла — каждый прохожий на улице может оказаться серийным убийцей, каннибалом или насильником.       Но поначалу в тебе я этого не разобрала. Не смогла увидеть.       Даже тогда, когда я, не стесняясь, смотрела на тебя во время планерки. Всматривалась в черты в попытках подковырнуть твое нутро, мысленно снимая кожу и заглядывая внутрь. Все стояли смирно, создавая своими широкими спинами невидимый барьер. Только я без угрызения совести повернула голову настолько, насколько мне позволял мой позвоночник. Ты смотрел в ответ, иногда отводя взгляд туда, где он должен быть. Но всё равно смотрел. Держу пари, про себя ты очень ругался, ведь мне никто не делал замечаний. Ты немного смутился, но поднял подбородок выше.       И это был первый день, когда мы встретились. В тот момент я думала, что ты похож на того, кто не прилагая усилий сможет обогнать меня. Впрочем, так и было. Даже если бы я, только выученная на детского психолога, сильно захотела, я бы в любом случае не сравнилась с работником, за плечами которого многолетний стаж.       Ты во всём был лучше.       Но в тот день комната для испытаний, в которой нас собрали, была не единственным местом, где произошла наша первая встреча. Ты помнишь, как я прошла мимо на пути к радужной комнате?       Ты отводил взгляд, потому что не хотел получить претензий в свой адрес. И злился, потому что знал, что за бессовестное прожигание в тебе дыры мне ничего не будет. Я поняла, что ты злился, когда на следующий день ты зажал меня в коридоре, объяснив, что здесь так делать не стоит. Выбрал неотслеживаемый камерами поворот и выловил меня, зная, что я всё равно понятия не имею, куда бежать. Прижался и приказал молчать, чтобы остальные разгуливающие работники нас не заметили. Я охотно тебя послушалась.       Выглядел ты мрачно. Совсем не по-доброму меня сверлили голубые глаза, находящиеся на голову выше. Кудри падали на сморщенный лоб, но ты не обращал на них внимания. Поэтому я осмелилась дотянуться до них рукой, зачесав их назад. Ты слегка поджал губы от такого жеста, но не выразил своего недовольства. Хотя я чувствовала, что ты всё ещё крайне недоволен.       К моему сожалению, я не выучила урок, что ты мне преподал. И ты решил преподать другой.       И тогда я уяснила, что ты совершенно не любишь, когда тебя не хотят слышать.        Ты помнишь, как перед отбоем собственными руками сжимал моё горло? Сжимал его до тех пор, пока я не начинала хрипеть. Но мои хрипы не пришлись тебе сладостной мелодией, как я ожидала, а наоборот — ты скривился, отрывая капкан грубых пальцев от моей шеи и давая мне пощечину. «Заткнись» слетело с твоих уст. Я не знаю, боялся ли ты что кто-нибудь услышит или тебе просто не нравилось. Может быть, всё вместе — но это было пустяком.       Тебе не стоило переживать. Я бы не хныкала, даже если бы ты захотел размазать моё лицо по натертой до блеска кафельной стене или содрать, чтобы повесить его в рамочку где-нибудь среди рисунков в игровом зале.       А помнишь, как ты у всех на глазах в столовой приложил меня об стол, ведь я чуть-ли не опрокинула на тебя чашку кофе, испугавшись твоего кулака? Ты зарылся в мои короткие волосы, хватая их покрепче. Я думала, что ты, никак не стараясь, рывком способен снять с меня скальп.       Быть может, ты уже забыл. Но я уверена, что кое-что ты помнишь точно.        Мы встретились в складском помещении. Точнее, там была я, но ты как-то меня нашел. Я сразу поняла, что Бреннер сделал тебе выговор, ошпарив электричеством. Ты был очень зол. По правде говоря, я, дура, в тот вечер поверила, что ничего не произойдет. Но ты пришел. Я оторвалась от перебирания коробок на полке железного стеллажа, смотря прямо в твои затуманенные зрачки. Знала, что мне не нужно что-либо говорить или делать — ты всё сделаешь сам. И я никогда не чувствовала к тебе отвращения или таила обиду, правда! Я, на самом деле, ничего о тебе не думала. Мне просто было интересно и любопытно, как в первый день, как на планерке. Я не знаю, почему именно ты. Я не знаю, почему переживала твои всплески ярости как обыденное дело, некую рутину, словно выполняла указания Мартина. Ты никогда не называл меня ласковым словом, но и плохим тоже… В остальное время ты был даже дружелюбен и обходителен, но я ума не прилагала, как на это реагировать. И не реагировала.       Ты, не торопясь, подошел ко мне. Дышал тяжело, с еле уловимым на слух свистом. Рубашка на тебе была непривычно мятая. Руки слегка дрожали, а значит ты был на пределе. Впрочем, увидеть, что ты сдерживался из последних сил можно было и невооруженным глазом: это всегда заметно. Я отошла назад, потому что ты этого хотел. Мы обошлись без слов. Ты лишь попросил, чтобы я повернулась к тебе спиной. И ты, прямо как в тот раз, схватил меня за волосы и ударил о твердую поверхность. Острая боль прошлась по моей голове и я, пошатываясь, собиралась упасть на тебя, но ты, сделав шаг обратно, повторил удар и отпустил. Я рухнула на пол и это удвоило боль, потому что ушиблась вновь. Ты ткнул меня носком ботинка в живот и перевернул лицом вверх. Из носа потекла неровная струйка крови.       Встав на одно колено и снова приподняв мою голову за копну волос, ты наклонился:       — Ты скажешь ему, что это сделал второй. Он не поверит, если тот начнет искать оправдания.       Я внимательно слушала тебя и обрадовалась, ведь ты собирался оставить меня в живых.       Отстранившись, ты затих. Я смотрела в размытый потолок и гадала, откуда ожидать следующую порцию страданий, но ничего не ощущала. И уже намеревалась проверить, не ушел ли ты, как почувствовала, что ремень штанов начинает ослабевать. Потом я услышала, как металлическая пряжка звонко тронула плитку.       Ко мне пришло осознание, когда мои брюки начали спускаться. Я не попыталась сопротивляться, поскольку это самое безболезненное, что я могла получить от тебя. Даже не знаю, хотела бы ли я, чтобы ты усмирял свой пыл подобным образом всегда. Это случалось бы редко, но, кажется, долго-предолго…       Дальше… Дальше я сама особо и не помню. Хотя, нет, я вру, я помню — я помню всё в красках, но я не хочу рассказывать, что было дальше.       Ты пару минут возился и, наконец, я ощутила, как заполняюсь внутри. Затем ты навис надо мной и схватил за подбородок, заставляя смотреть тебе в лицо. Обнаженные ноги окутало прохладой, и я прижала их к твоему тазу. Ты не позаботился о нашей приватности, потому что не запер дверь. Может быть, тебе нравился сам факт того, что нас может увидеть кто-то посторонний?       Ты внезапно ударил меня по щеке. Понятия не имею, чего ты хотел — чтобы я заплакала или не отводила глаз, но я не смела делать ни того, ни другого. Кровь размазалась, и от резких вспышек света, что ты загораживал с каждым толчком, в уголках накапливалась влага. Не выдерживая их, она мелкими градинками выкатывалась наружу и оставляла соленые дорожки.       Мое сердце разрывалось сильнее. Я этого никогда не чувствовала, но определенно знала. Оно ныло прежде, чем я встречу тебя.       Всё внимание перешло на головную боль, пульсирующей волной растекающейся сквозь черепную коробку. Я не ощутила боли во влагалище, как это должно быть, словно всё происходило во сне. Но это было более, чем реально.       Твоя и без того потерявшая форму прическа падала на лицо, щекоча и мое тоже. Ты пятерней зачесал её назад и положил ладонь на мое голое бедро. Наклонился поближе, позволяя нашим носам соприкоснуться и выдохнул мне куда-то в приоткрытый рот. Короткие ногти впились в кожу, явно не рассчитывая сил. Я видела, что ты безумно хотел приложить меня ещё раз. Это желание сравнимо с необходимостью в сигаретах или наркотиках, но, похоже, не такой большой, как твоя жажда причинять вред.       Ты же психопат. Тебе не нужны были ни сигареты, ни наркотики. Тебе нужна была я, в собственных кровавых соплях, дырой в черепе и с парочкой переломов.       Ты всадил эти ногти в бедро. Вероятно, тебе бы понравилось больше, если бы я мило припискнула, однако я всего-то стиснула челюсти. Остались маленькие ранки, из которых просачивалась кровь. Ты не остался этим доволен и дернул руку вниз, рисуя белые линии, что вмиг покраснели и пустили «сок». Это было очень неплохо. Я дернулась от неожиданности.       По окончанию ты не излился в меня, потому что побрезговал. Тебе бы точно принесло удовольствие, если бы я забеременела и получила позорное клеймо шлюхи-неудачницы среди рабочего персонала лаборатории. И никто бы не подумал, что оплодотворил меня ты.       Но ты бы больше не занимался со мной сексом, верно? Я видела, что тебя он не устроил. Думаешь, я как бревно? Извини, милый, у меня болела голова. Извини, милый, я не могла реагировать ни на что. Только, пожалуйста, прости меня.       Но я видела всё.       Я видела всё и умело предсказывала твои действия. Да почему-то никогда не пробовала сбежать с очередной нашей стычки или зарядить тебе в нос в ответ, как поступили бы на моем месте многие.       Потому что ты во всём меня лучше.       Я не сумела разглядеть в нереально привлекательном Питере Балларде вполне реального садиста.       Впрочем, теперь не так уж и важно. Давай лучше проживем еще один день в ненависти.