Если я умру

      Было чистой случайностью, что Пак Чанёль и Пак Чеён начали встречаться, и их немногочисленные близкие друзья говорили, что их пара по-настоящему странная, нерациональная и совершенно друг другу не подходит. Только вот никто не брал в расчёт то, что Чанёль был талантливым поэтому, любящим писать песни, а его возлюбленная обладала мощными вокальными данными и умела играть на гитаре.       — Я думаю, они сошлись потому, что оба искалечены и нужны друг другу, — проговорила как-то Джису своей подруге Дженни, когда они наблюдали за репетицией пары. Оба Пака были в роли учителей чуткими и открытыми, они с нежностью поправляли ошибки и никогда не срывались на крик, хотя порой очень уж хотелось.       — А что, у них есть какая-то особая история? — спросила Дженни.       — Если захотят, они сами расскажут, потому что, как по-моему, их историю должен услышать каждый, — проговорила Су.       Рассказать там было что, потому что такая пара, как Чеён и Чанёль, одновременно могут и прожить всю жизнь, и разбежаться на следующей неделе. Их объединяли общие сердечные травмы, делали их родственными душами, и на почве этого они и сошлись однажды. Это произошло одним февральским днём, когда они вместе были на попойке у общего друга, Ким Чонина, что отмечал приход из армии своего старшего брата. Там было много людей, что желали увидеть Ким Мин Сока наконец-то спустя долгие два года, и только двое из них лишь слабо махали ему рукой.       Известно, что все самые тихие и доверительные разговоры проходят либо за чашкой чая после вечеринки, либо же на балконе за курением сигареты, и именно второй вариант выбрали Паки. Чеён тогда курила самые дорогие сигареты, выглядела серой, даже цвет волос был поникшим, как и всё её состояние, и в тот момент, когда она подкуривала, пришёл Чанёль. Увидев, что девушка рядом с ним в совсем уж лёгкой рубашке, юбке до колена и гольфах, он скинул своё пальто с плеч и накинул его на Чеён, так, за угощением впоследствии сигареты, произошёл их первый разговор.       — Кажется, ты, как и я, не совсем понимаешь, что тут делаешь, — произнёс Чанёль, улыбаясь. — Да-да, по тебе видно, что ты одиночка и приходишь только для того, чтобы не расстраивать своих друзей.       — Знаешь Ким Джису? — Чанёль, прикурив, кивнул. — Она меня и позвала. У них с Мин Соком-оппой мутки или что-то типа того были. Сказала, что таким образом я смогу хоть немного прийти в себя после расставания. А тебя что сюда привело?       — Я на похоронах матери Чонина и Мин Сока читал эпитафию собственного сочинения, госпожа Ким была самой славной женщиной из всех, кого я знаю, потому и позвали, — вздохнул Чанёль. — А так тоже запиваю вином свою бывшую любовь. Познакомимся?       — Пак Чеён.       — Пак Чанёль. Слушай, а как думаешь, а что останется, если я умру?       — Думаю, твои друзья и семья будут долго плакать.       — А я думаю, что одна останешься ты, а я не хочу, чтобы ты оставалась одна.       Чеён была во всех смыслах утончённой — обучалась в частной школе для девочек, играла на гитаре и умела петь, и это было врождённым талантом, который следовало только развивать дальше. Парень ей, правда, попался далеко не утончённый: порой избивал девушку, тягал за волосы и говорил, что она по-настоящему тварь, если не согласна съезжаться на второй неделе отношений. Несмотря на то, какой он был мудак, Чеён его любила, и любовь эта была нездоровая, нехорошая, от которой принято избавляться. Страдала она тоже в каком-то смысле красиво и утончённо: остригла волосы, покрасила их, вновь достала любимые сигареты, хотя зарекалась не курить, и пыталась стать затворницей, но ничего не вышло. Зажигалочка Джису вытаскивала подругу на улицу или к кому-нибудь в гости всегда, в любую погоду и в любом настроении, потому не слушала даже стоны Пак, когда говорила, что они обязаны поехать к Кимам. Уж бы как Розэ не брыкалась, как бы не ругалась, но они пришли вместе, вместе выпивали, а потом Чеён просто забилась в угол со своим горем и отказалась из него выходить.       Чанёль же был полной её противоположностью — готовый на подвиги, на ночные беговые марафоны и попытки завоевать сердца, но такую искру в нём загасила девушка, которую он отчаянно, безбашенно любил. Она от него ушла с одной фразой «Ты стал слишком предсказуемым», и тогда у Пака опустились руки. Думал, такая фраза его не сломает, но даже на второй день после расставания лучше не стало, а как подвернулась возможность побыть с друзьями, выпить с ними, ухватился, как за соломинку, и сказал самому себе, что пора уже переставать страдать. Хотя, честно признаться, страдал он даже тогда, когда вываливал Чеён свою душу.       — Бросившие нас вторые половинки не должны знать, что мы несчастливы, — проговорила девушка, загасив сигарету о перила. — Давай попытаемся быть счастливыми?       — Давай.       Так и получилось, что потом они пересеклись у Джису, потом снова на квартире у Чонина, а потом просто обменялись номерами, сказав, что судьба у них, значит, такая — вечно встречаться, а потом исчезать из жизней друг друга. Но это было только началом, ведь потом начались бесконечные переписки, бесконечные приглашения «просто погулять», когда в кофейнях кофе на двоих оплачивал Чанёль, а Чеён — вкусные десерты, и разговоры, которые лечили израненные души. Они и не заметили, как сблизились к лету, когда девушка наконец-то получила повышение на работе, а Чан осознал, что же он хочет от жизни. А хочет он закатов и рассветов, проведённых рядом с Пак, её стряпню на завтрак, обед и ужин и поездок на море, где они будут собирать ракушки и подносить их к ушам.       — Может, начнём встречаться? — он спросил это однажды, когда они совместно готовили ужин на квартире у Чеён, и девушка очень сильно, кажется, удивилась предложению. Дело было не в том, что оно было каким-то уж слишком неожиданным и необычным, дело было в том, что она пребывала в твёрдой уверенности, что они уже как минимум две недели были вместе, правда, не совсем официально.       — Ну, давай.       После этого всё и началось: Чеён бросила квартиру, которую снимала, собрала все свои вещи и укатила жить к Чанёлю, у которого полы всех комнат занимали бумажки — наброски стихов и песен, и к этому творческому беспорядку приложилась женская рука, половину убрав, а половину выкинув. Рядом теперь стояли две гитары, рядом за столом сидели два человека, в одной кровати спали и действительно встречали рассветы и провожали закаты.       Они уже как год встречались, когда решили, что кульминацией их отношений будет совместная песня, которую они исполнят на улице. Да, пускай Пак Чеён, графическому дизайнеру, вечно работающему в офисе, не пристало выступать у дороги с гитарой наперевес, но Чанёль всячески подбадривал свою девушку. Они много раз репетировали песню, девушка даже однажды отказалась с ней выступать, потому что она слишком провокационная, слишком жизненная, слишком про неё и про Чанёля, которые обнажали в строчках себя и свои души.       — Да ну, дурость, оппа, — проговорила, отказываясь, девушка, всплёскивая руками. — Эта песня… слишком личная, понимаешь? Её могут не понять.       — В том и дело, что личные песни лучше понимают — они откликаются в душах, — возразил Чанёль и поймал одобрение Чонина, который помогал им с ударными. — Так что не бойся. Я буду рядом с тобой. Всегда.       — И так бесконечно: любовь и конечная, — пропел Чонин. — Моя самая любимая часть. И она так подходит вам.       Все друзья подбадривали, пускай ни разу не слышали эту песню, не знали, как будут реагировать прохожие, и надеялись, что никто не засмеёт пару. Никто и никогда не будет смеяться над творчеством, конечно, если он не законченный невежда, который абсолютно не понимает в музыку и искусстве. Какой вообще смысл писать стихи и книги, петь песни и не выставлять их напоказ, заявляя о себе как об авторе?       — Вы однажды смогли преодолеть старые чувства и полюбить вновь, — очень просто сказал Чонин, когда Чеён в очередной раз засомневалась в себе. — Если же вы всё это смогли, неужели, чёрт побери, вы думаете, что не сможете спеть один чёртов раз?       Большинство строчек песни, если они были гендерно-нейтральными, Чанёль отдал своей возлюбленной, здраво рассудив, что она споёт уж всяк лучше него, и Чеён действительно выкладывалась на полную мощность всегда. Даже когда они были на свидании в парке аттракционов и катались на колесе обозрения, когда выяснилось, что Пак страдала боязнью высоты, девушка просто начала петь. Это её успокоило, вернуло душевные силы, и пара смогла спокойно приземлиться и даже посмеяться над выходкой. Они не знали, пел ли кто-то так ещё, но такой механизм преодоления страха Чанёль запомнил и взял на заметку — вдруг снова понадобится преодолеть себя.       В рядах первых зрителей, конечно же, стояли друзья с телефонами наготове, чтобы всё успеть заснять, чтобы потом смотреть с умилением на все взгляды пары, на их запинки и улыбки. Все знали, что всё пройдёт отлично, но когда Чанёль и Чеён ехали на велосипеде к парку, девушка очень сильно запаниковала — помог старый-добрый метод распевки вместе, и каждый оборачивался, когда слышал двухголосое пение. Конечно, один из голосов был более сильным, женским, а второй был поставлен неумело, но с любовью, что чувствовалась в каждой ноте.       — Вот, смотри, даже Чонин уже подъехал и разгружает свои барабаны, мы с тобой приехали, так что не стоит даже нервничать, — Чанёль слабо сжал пальцы девушки и поцеловал её в висок. — Тут будут только свои, а перед друзьями выступать несложно — даже если ты облажаешься, они воспримут это как должное и продолжат восхищаться.       — Наоборот, перед друзьями и родственниками сложнее всего выступать!       Но Чанёля было не переубедить — он просто подтолкнул Чеён и заставил улыбаться, когда небольшая толпа человек в десять поприветствовали их с улюлюканьем и подбадриванием. Да, сделать первый шаг сложно, но когда этот рубеж преодолевается, дальше шагать легче, вот и Пак так шла к уже установленным микрофонам, чтобы потом в течение двух минут распаковать гитару и повесить её на плечо, перед этим подключив к усилителю. Чонин уже приготовился, но знал, что будет начинать только по знаку Чанёля, который заготовил целую речь, прежде чем выступить с одной-единственной песней. Раньше он никому и никогда не давал петь песни собственного сочинения, говорил, что они отвратительны, что они не достойны того, чтобы их пели, но сломался под похвалой Чеён однажды. Она знала, за какие ниточки дёрнуть, чтобы сердце Пака отозвалось сильным биением.       — Спасибо, что пришли, уважаемые гости, — Чанёль не имел привычки лукавить и говорил всё как есть, от чистого сердце, пускай эта речь была заготовлена заранее. — Я, честно, никогда не думал, что сам вместе со своей девушкой буду петь песню, которую мы сочинили вместе. Я думал, что у меня язык не поднимется дать согласие, а потом долго репетировать. Мы надеемся, что вам понравится наше творческое трио, пожалуйста, поддержите аплодисментами Ким Чонина, — парень помахал рукой, польщённый. — Поддержите меня, Пак Чанёля, того, кто всё же пересилил себя, — раздались более оживлённые аплодисменты. — Ну и как же без моей девушки, что вернулась к жизни благодаря нашей любви — Пак Чеён, — подруги девушки почти что завизжали в знак поддержки, и Розэ смущённо улыбнулась. — А теперь давайте же начинать. Представляем вам пока что нашу единственную песню «Если я умру».       Редкий наблюдатель не отметил, с какими чувствами оба пели, как насмешливо пели о времени, когда познакомились в феврале, когда на Чеён, стоящей на балконе, почти ничего не было из одежды, как любовь именно к ним относится — только калечит, но одновременно с этим возрождает, как фениксов, из пепла. Чонин, бормочущий порой что-то на бэк-вокале, только добавлял атмосферности двум гитаристам, что пылко друг на друга смотрели, будто соревнуясь, у кого же первого отвалятся руки на соло.       — Мне не нужен огонь, чтобы сделать горячо, мне не нужен пистолет, чтобы выстрелить в лицо, — проговорил Ким в качестве концовки песни, и гитарные соло стихли. Стихла на мгновение и толпа зрителей, разразившаяся потом громкими рукоплесканиями — им понравилось, всем понравилось.       Чанёль чувствовал свой триумф как поэта, Чеён чувствовала свой триумф как вокалистки. Они отложили свои гитары и крепко обнялись, девушка даже слегка поднялась на носочки, чтобы улыбнуться и клюнуть в нос своего парня. Они смогли это, они сделали это.       — Думаешь, стоит записать альбомчик? — прошептал Чанёль, пока друзья потихоньку окружали их, поздравляя и выражая надежду, что они когда-нибудь услышат ещё от пары песни.       — Это слишком хорошая идея, — проговорила Чеён.       Если бы не тот стылый февральский вечер, когда Мин Сок дембельнулся, если бы не последующее общение, Чанёль бы никогда бы не стал исполнять песен собственного сочинения, что действительно нашли отклики в сердцах многих. Если бы не та протянутая сигарета и согревающее тёплое пальто, Чеён бы никогда не оправилась после нездоровых отношений и не повстречала бы парня, по которому каждодневно скучает, даже если он всего-навсего отошёл в туалет.       И пусть любовь калечит раз за разом — когда-нибудь она перестанет это делать, ведь появится человек, способный любить своего возлюбленного таким, каким он есть, и излечить от всех сердечных травм.