***
Фотография попадает в Vanity Fair, что немного хуже, чем ожидал Джейс. Он привык видеть такие фотографии в дешевых газетках для сплетен, но никак не в передовицах о высокой моде, украшающих приемные дорогих стоматологических кабинетов Его агент швыряет журнал на стол, теперь доказательство его вины лежит прямо перед ним. — Не мог бы ты объяснить, что здесь происходит? — Я думаю, — произносит он со скучающим видом. — что это довольно очевидно, не так ли, Мэл? — Джейс. — она вздыхает, прижимая палец к нахмуренному лбу, словно успокаивая надвигающуюся головную боль. — Какого черта? Мне казалось, мы говорили об этом. И мы договорились. Больше никакого курения. — Это всего лишь одна сигарета, — Джейс скрестил руки на груди, — Почему все ведут себя так, будто я кого-то убил? — Потому что ты делаешь это. — Мэл направляется к другой стороне своего стола, указывая на фотографию в рамке, стоящую на картотечном шкафу. На этой фотографии они зажаты между горсткой режиссеров и исполнительных продюсеров. Джейс – сияющий центр фотографии, солнце в центре галактики, держащее в руках золотой трофей. Он до сих пор помнит ту ночь, когда это было снято, он только что получил первый Золотой глобус за свой ограниченный драматический сериал. — Его, Джейс. Ты убиваешь его. Он вновь смотрит на Мэл, презрительно вскинув бровь. — Я серьезно. Посмотри на этого парня! Посмотри на его улыбку – эти глаза, ради всего святого – я видела младенцев с меньшим количеством невинности в глазах. Это! — она показывает на фото широкими беспорядочными движениями, — Это не тот парень, который курит, Джейс! Этот человек никогда в жизни не держал в руках сигарету! Она вновь тычет пальцем в журнал на столе. — И каждой такой выходкой ты убиваешь его. — Ты говоришь так, будто мы разные люди. — Джейс закатывает глаза. Мэл лишь серьезно смотрит на него и спрашивает: — Разве не так? Туше. Джейс знает, что он лгал, чтобы попасть сюда. Знает, что он не тот невинный парень из маленького городка в пригороде Новой Англии, каким его все считают. Честно говоря, он полная противоположность, но они с самого начала решили, что молодой серьезный парень с восточного побережья – лучшая личность, чем отродье трейлерного мусора среднего Запада, который прикатил в город на автобусе Грейхаунд с сорока долларами в кармане. Это все, что нужно знать: Джейс не бойскаут. На самом деле, только он знает, какие не-бойскаутские вещи он делал, чтобы попасть сюда; вещи, о которых Мэл даже не догадывается. Но это тоже Голливуд, и за последнюю минуту, пока они вели этот разговор, на первых полосах произошло десять различных скандалов. — Ты знаешь, что драматизируешь. — Ты знаешь, что я права. Они сцепляются в гляделках, прежде чем Мэл, наконец, со вздохом отводит взгляд. Она опускается обратно в свое рабочее кресло, утопая в плюшевой коже и анализирует Джейса, словно что-то, что нужно исправить. — Слушай, я не хотела говорить тебе, пока все не будет окончательно решено... но, возможно, скоро у меня будет сделка. Очень большая. Джейс оживляется в кресле, почуяв возможность, как акула чует кровь. — Я слушаю. — Ты слышал что-нибудь о небольшой студии под названием Марвел? — она наклоняется через стол. Он сглатывает, в ушах звенит. — Меня? Марвел хотят меня? — Они ищут своего следующего главного супергероя... И твое имя было упомянуто. — Твою мать, Мэл, — Джейс стискивает голову руками, его сердце бьется слишком быстро и слишком громко, — Это больше, чем просто большая. Это целый гребанный кит. Он уже видит это в своей голове: известное имя, фигурки, линии спортивной одежды. Она поднимает руку, будто закрепляя его воодушевление: — Это лишь ранние разговоры. На этот раз они действительно проверяют все варианты. Ты помнишь их прошлого героя? Шиммер? — Декер, да. — Джейс кивает. Он помнит, как каждый день читал об актере в желтых полосах. — Я слышал, он пошел по плохому пути. — Ха! — она издает холодный смешок, —Красиво сказано… В реабилитационном центре и после него. Сексуальный наркоман, вытрахавший себе путь в Голливуд. На фоне этого парня пожар в мусорном контейнере выглядит приемлемым. Она метает в Джейса острый взгляд. — Короче говоря: для них это была пиар-катастрофа. Общественное мнение пошатнулось. Они проявляют повышенную бдительность в отношении того, кого выберут следующим. Часть Джейса кивает ее словам, но другая часть парит над Голливудским бульваром. Он наблюдает, как рождается совершенно новая звезда с его именем. Но затем Мэл хлопает ладонью по столу, возвращая его в настоящее. — Ты знаешь, что это значит, Джейс. Больше никаких промахов. Ты должен быть безупречным. Ты должен быть таким ангельским, чтобы тебя нарисовали на гребаной Сикстинской капелле. Джейс поднимает руки, защищаясь: — Окей, окей.. поверь мне, если бы не Виктор- — Боже, снова этот парень? — Мэл разочаровнно выдыхает сквозь зубы. — почему он так одержим тобой? Джейс пожимает плечами, как будто Мэл не читает ему проповедь. Она слишком хорошо знакома с его борьбой с эксцентричным папарацци, ведь провела бесчисленное количество часов в сомнительных консалтинговых фирмах, стирая его размытые фотографии из Интернета. — Ты должен получить судебный запрет. Джейс мотает головой. Он знает, что у людей остается неприятный привкус во рту, когда они видят знаменитостей, вовлеченных в судебные тяжбы, – это заставляет их казаться высокомерными и надменными. Кроме того, он считает, что в связи с предстоящей возможной сделкой ему нужно как можно больше общественного благосклонности. — Все в порядке, я справлюсь с этим. — он поднялся. — После всего, — он подходит к фотографии в рамке на картотечном шкафу. В своих ушах он почти слышит ревущее обожание толпы. Он оглядывается на Мэл, чтобы хитро подмигнуть ей, — Можешь ли ты действительно винить его? — Отвратительно. — проворчала она. — Я с тобой закончила. Убирайся из моего кабинета. Ее последние слова, которые он услышал, прежде чем уйти: — Ангел, Джейс. Чертов ангел.***
Джейс не ангел, но он само совершенство. От сверкающей белизны его зубов до точеного подбородка; широкий размах его плеч, который сужается к стройным бедрам. Джейс идеален, и он это знает. Он знал это еще до того, как Академия наградила его охапками наград, а журналы поместили это на своих первых страницах. Он знал это еще тогда, когда рос в трейлерном парке, где не было даже комнаты с четырьмя стенами, которую можно было бы назвать своей, и никому на планете не было дела до того, кто он такой. Джейс всегда знал, что он идеален, просто нужно было заставить других людей тоже узнать это. Единственным недостатком, о котором ему говорили, был его характер. Но личность в шоу-бизнесе стоит грошей, а в Голливуде ее до смешного легко подделать. Джейс хорош в том, чтобы притворяться милым. Поэтому, когда на вечеринке по случаю окончания его последней рекламной кампании дочь известного режиссера бочком подходит к нему и спрашивает, может ли принести ему еще выпить, он улыбается и говорит: “Конечно”, как будто она самая красивая женщина в мире. Что является ложью. На ней слишком много макияжа. И когда они садятся за барную стойку, ее бедра прижимаются друг к другу на стуле, издавая отвратительный чмокающий звук. Возможно, некоторые люди назвали бы ее хорошенькой, но это лишь очень хрупкая видимость; тот тип красоты, который не выдерживает, если присмотреться слишком пристально. Говоря с ним, она наклоняется так сильно, что он может заглянуть под ее платье. Нет ничего скромного в том, как она сжимает руки, чтобы свести груди вместе, и попытка настолько отчаянная, что ему приходится активно сопротивляться желанию закатить глаза. Дело не в том, что он выше того, чтобы спать с кем попало, ради получения того, чего он хочет; ему просто это не нужно. По крайней мере, больше нет. Но все же один-два поцелуя в темном углу не повредят. Всегда хорошо иметь еще одну связь, еще одного влюбленного поклонника, сраженного наповал и уютно спрятанного в кармане, особенно с таким знаменитым отцом. Он как раз собирается предложить купить следующую порцию выпивки, когда она спотыкается и чуть не падает со стула. Он придерживает ее рукой за спину, и внезапно в нос ударяет едкий запах алкоголя в ее дыхании. Она пьяна. Джейс фыркает, мгновенно сбрасывая улыбку со своего лица. Нет смысла докучать ей своими комплиментами и лаской, если она даже не вспомнит этого утром. Спотыкаясь под их общим весом, он наполовину тащит ее за пределы места проведения мероприятия, чтобы поймать такси. Девушка болезненно бесполезна, она прислоняется к его груди, бормоча: — Т-ты такой.. впрямь м-милый.. — Спасибо. — в этот раз он в самом деле закатывает глаза. Обязательно расскажи об этом своему отцу, мысленно добавляет он. Такси подъезжает к обочине, и Джейс рывком открывает дверцу, чтобы бросить девушку на заднее сиденье. Он как раз собирается вручить водителю пачку долларовых купюр, когда неожиданно его дергают за воротник рубашки. Внезапно лицо девушки оказывается в дюйме от него. Ее глаза две мутные лужи. — У меня.. висят постеры с тобой в комнате. — Это мило. — он отрывает ее пальцы от пуговиц своей одежды. — Я.. Это не идет ни в какое сравнение. Ты такой.. идеальный. Он смотрит на нее, распластавшуюся на заднем сидении: кружевной узор ее нижнего белья, открывающийся из-за задранного подола, мазок туши на щеке, подушечка лифчика, торчащая из-под платья. Недостатки, недостатки, недостатки, все до единого. — Я знаю. — говорит он, прежде чем закрыть дверь. Такси уезжает прочь. Он вдыхает прохладный ночной воздух и поворачивается, чтобы вернуться на вечеринку, но кто-то преграждает ему путь. Виктор стоит на тротуаре, с видом лисы, которая только что наткнулась на кроличью нору. Он держит камеру в своих руках, возясь с кнопкой воспроизведения последних снимков. Джейс не может видеть экран, но представление в его голове такое же четкое, как фотография: девушка практически без сознания на заднем сидении такси, огромная длина его тела нависла над ней, кружево ее трусиков просвечивало сквозь V-образный вырез мягких бедер. Внезапно он чувствует, как что–то ускользает от него – его имя вырезано на звезде на Голливудском бульваре, его лицо размазано по рекламным щитам – все это становится черным, когда он смотрит на мужчину, и его охватывает холодное ужасное чувство. — Нет. — Здравствуй, Джейс. — Как.. как долго ты там стоишь? — Я всегда был здесь. Ты просто не заметил. — Виктор сверкнул на него глазами. — Дай мне камеру. Виктор смотрит на камеру, а затем снова на него. — Нет. — с осторожностью говорит он. — Не думаю, что сделаю это. Руки Джейса сжимаются в кулаки. Его кровь кажется густой, как грязь. — Почему ты делаешь это? Почему ты всегда все рушишь? — Может потому что я ошибка. — Виктор делает шаг ближе, острота сквозит в его улыбке. — Неудачник. Ничтожество. Ярость Джейса тяжело стоит у него в горле, такая приторная и густая, что он может ею подавиться. — Фотография, Виктор. — он выдавливает это сквозь стиснутые зубы, — Сколько ты хочешь за фотографию? — О, Джейс. — Виктор бросает на него жалостливый взгляд. — Мне не нужны твои деньги. — У всего есть цена. — выплевывает Джейс. — Чего ты хочешь? — Но, Джейс, — глаза Виктора загораются, сияя, как два маяка во тьме. — Ты уже знаешь, чего я хочу. Необъяснимое чувство охватывает Джейса, черное, как засохшая кровь. — Но что ты там еще говорил? — Виктор подходит ближе. Когда его трость с хрустом вонзается в землю, кажется, что она пронзает кожу насквозь. — Ох, точно. Этого никогда не произойдет. — Виктор– — Такие люди, как ты, не спят с такими людьми, как я. — Виктор. Мужчина останавливается на расстоянии вытянутой руки от того места, где стоит Джейс. Вездесущее световое загрязнение затуманивает ночное небо, так что любые звезды закрываются сажей и смогом. Джейс до сих пор помнит, как много лет назад вышел из автобуса Грейхаунд; помнит, как смотрел в это размытое небо и чувствовал, что был единственной душой на планете. — Да, Джейс? Взгляд Виктора скользит по нему, как алмазное лезвие скальпеля. Всегда прощупывает, как будто хочет вскрыть его и посмотреть, что внутри. От этого что-то бежит по шее Джейса: отвращение, презрение и намек на любопытство. Его сердце глухо стучит в груди. Когда он говорит, слова ощущаются как цементный осадок во рту. — Я пьян. — И что это значит? — глаза Виктора сузились. Джейс подбрасывает что-то в воздух, и мужчина ловит это. Когда он разжимает пальцы, ключи от машины Джейса лежат в центре его ладони. — Это значит, что ты за рулем.***
Видеть Виктора в своей спальне кажется незаконным. И дело в том, что Джейс видел Виктора везде. На каждой красной дорожке, в ночных клубах, на всех гала-концертах и благотворительных мероприятиях, где он когда-либо бывал. И все же, Виктор в изножье кровати ощущается совершенно неуместно. Темное пятно на безупречной итальянской кожаной мебели Джейса и столешницах из импортного мрамора. Он наблюдает, как другой мужчина лениво проводит пальцами по комоду, кожаной спинке кресла, полированным светильникам, как будто может попробовать их на вкус кончиками пальцев. Несколько минут Джейс просто сидит на своей кровати, ожидая, когда Виктор вспомнит, что он не один. Наконец, мужчина оглядывается на него. — Хочешь, чтобы я принял душ? Джейс смеется, но это совершенно не смешно. — О, — он прищуривает глаза. — Так сейчас тебя волнует, чего я хочу. Виктор сверкает глазами в ответ, подходя к кровати, чтобы уютно устроиться между раздвинутых бедер Джейса. — Я думаю, — он облизывает губы. — Я точно знаю, чего ты хочешь. — О? — против воли пульс Джейса учащается. — И чего же? Не отводя взгляд, Виктор хватает подушку с бокового стула и кладет на пол. Подперев ею свою больную ногу, он опускается на колени между ног Джейса, вздернув подбородок в притворном подобострастии. И как бы Джейсу не хотелось признавать, это зрелище что-то с ним делает: Виктор смотрит на него снизу вверх, как нищий, его лицо поднято, послушное и почтительное, это подчеркивает резкий разрез его щек и длинный веер ресниц. Впервые Джейс замечает, что Виктор не совсем непривлекателен, и осознание этого вызывает в нем темное чувство, горячее, как пузырящаяся кислота. — Вытащи мой член. — говорит он, откидываясь назад на руки и показывая, что не собирается предлагать никакой помощи. Виктор поджимает губы, на мгновение задумываясь, прежде чем наклониться вперед, чтобы расстегнуть пуговицу на джинсах. Джейс даже не успевает сказать ”поторопись”, как он уже наклоняется вперед и зубами расстегивает молнию. Это убого. Дешевый прием из стриптиза. И все же Джейс чувствует, как что-то шевелится у него в паху при этом движении. — Соси, — говорит он, когда Виктор вытаскивает его мягкий член из боксеров, —и тебе лучше делать это хорошо. — Джейс вкладывает в эти слова столько язвительности, сколько может — Я не смогу трахнуть тебя, если у меня не встанет. — Блестящее наблюдение. — Виктор закатывает глаза. Но его взгляд прикован к члену Джейса, и на щеках появляется намек на румянец, когда он опускает голову, чтобы взять в рот. Его глаза закрываются, когда он, наконец, обхватывает губами кончик, а затем с тихим вздохом втягивает щеки и начинает сосать. Сначала все тихо; мягкие звуки облизывания едва слышны из-за ревущего сердцебиения Джейса. Но вскоре шум становится громче. Влажнее. Джейс откидывает голову назад, прикусывая губу, когда изо рта начинает вырываться рокочущий стон. В его жизни было довольно много минетов (это просто случается, когда ты похож на него), но ни один из них не был таким. Даже когда Джейс чувствует, что ударяется о горло другого мужчины, Виктор все еще напрягается, чтобы взять глубже, толкаясь вперед, пока ноздри не раздуваются, а в уголках глаз не появляются слезы, как будто он умрет, если не сможет запихнуть Джейса глубже в себя. Теперь Джейс болезненно возбужден, и приоткрыв один глаз, он замечает, как бедра Виктора извиваются, когда он бездумно трет тыльной стороной ладони свою промежность, которая стала напряженной и влажной. Раздраженный Джейс отталкивает Виктора ногой. Это заставляет мужчину соскользнуть с него с непристойным хлюпающим звуком. Виктор кашляет, в горле заметно саднит, и когда он смотрит на твердую влажную длину члена Джейса, в его острых глазах торжествующий взгляд, как бы говорящий: я победил. Внезапно кожа Джейса начинает зудеть. Кипящая волна раздражения прокатывается по нему, расплавленная, как вулканическая лава. — Раздевайся, — хмурится он. — и ложись на кровать. На лице Виктора все еще самодовольное выражение, но когда он забирается на кровать, его пальцы дрожат, едва способные расстегнуть пуговицы на рубашке. В нетерпении Джейс толкает его на подушки, отталкивая руки, чтобы грубым рывком сорвать ткань. Виктор вздрагивает от этого движения, и когда он сглатывает, его горло слегка покачивается, как лепесток лилии в воде. Джейс стягивает рубашку с плеч другого мужчины за бледный бант воротника и замирает, когда видит сложную скобу под ней. На него обрушивается все сразу: изломанное тело Виктора, его слишком напряженные, слишком жгучие глаза, его шутка о карьере. Все это было постыдным и ущербным по сравнению с совершенством его собственной жизни. Как, думает он, срывая хитроумную штуковину с мужчины, как все так закончилось? Это похоже на оплошность. Сломанное уравнение. Извращенная складка во вселенной, которая каким-то образом привела к этому единственному невозможному моменту: Джейс прижался к мужчине, которого он терпеть не может, пульс колотится так бешено и сильно, что становится больно. Когда Джейс, наконец, добирается до штанов Виктора, дыхание того прерывается. — Подожди.. Он цепляет пальцем резинку боксеров Виктора и явно удивляется, когда стягивает их вниз, открывая мокрое липкое месиво. — Виктор.. — злобное ликование охватывает его, — ты уже кончил? Никакого ответа, кроме звука хриплого дыхания, нет; растущий румянец распространяется от шеи мужчины вниз к груди. — Это действительно было так хорошо? — Джейс сбрасывает остальную одежду на пол — Стоять на коленях, давиться моим членом? Он проводит пальцем по оставшемуся пятну. — Я всегда знал, что ты отчаянно нуждаешься в этом. — он направляет палец на вход Виктора, покрытый его собственной спермой, чтобы смазать вход, — Но даже это немного перебор, тебе не кажется? Виктор свысока смотрит на него, а на его лице восхитительно угрюмое выражение — Ты что, собираешься болтать всю ночь? А затем Джейс погружает свой палец внутрь без предупреждения и какой-либо подготовки. — Блять! Виктор дрожит, как натянутый лук. Джейс облизывает губы, прежде чем добавить еще один палец и изгибать его, пока другой мужчина едва ли не выгибается дугой над кроватью. — А-ах! Член Джейса болит у основания. Его кровь так громко стучит в венах, что он почти чувствует ее вкус, и в то же время все, о чем он может думать: это не должно так сильно заводить его. Этого не должно быть. Ради всего святого, это Виктор. Виктор, который является проклятием его существования, шипом в боку, и все же... и все же– — Презерватив? — У меня его нет. — другой мужчина смотрит на него снизу вверх диким взглядом, пульс дергается. — Бесполезный. Прошло много времени с тех пор, как Джейс приводил кого-то к себе домой, поэтому ему приходится по-настоящему рыться в тумбочке, в таблетках снотворного, разбросанных визитках и запасных ключах, пока он, наконец, не находит этот квадратик золотой фольги и не бросает его Виктору. — Надень его на меня. — Любитель командовать. — говорит Виктор, но все же разрывает фольгу зубами, раскатывая латекс по всей длине Джейса странно осторожным прикосновением. — На четвереньки. — Джейс чувствует себя странно напряженным, переполненным злобой, когда говорит — Держи себя открытым для меня. Виктор бросает взгляд, дающий понять, что он думает, будто Джейс снова командует, однако все равно подчиняется. Он устраивается на подушках, опираясь предплечьями, незаметно дрожа, когда поднимает руку между ног, чтобы провести ладонью, а затем раздвинуть. У Джейса внезапно пересыхает во рту, словно в пустыне. В ушах раздается жужжащий звук, адский шум, который, кажется, становится все громче и громче. — Может быть, мне стоит сделать снимок, — выплевывает он, и в словах слышится резкая жестокость. — Может быть, тогда ты узнаешь, каково это. Попробуешь свое собственное лекарство. Виктор откидывает голову на спинку кровати, глаза щиплет, когда он смотрит на Джейса через дрожащее плечо. — О, Джейс, — вздыхает он, — я знаю, что ты пытаешься сделать, но это не сработает. — Что не сработает? — Высмеять меня. Пристыдить. Сердце Джейса глухо стучит в груди. — В любом случае, продолжай. — не останавливается Виктор — Это не имеет значения. Я не стесняюсь того, кто я есть... Он свысока смотрит на Джейса. — ...или чего я хочу. Джейс сглатывает, но в его горле не осталось влаги, оно саднит и царапается, как будто он проглотил битое стекло. Схватив другого мужчину за бедра, он чувствует, словно движется сквозь сон. Джейс выравнивается, затем толкается вперед, входя одним резким движением. Взгляд. Звук. На несколько секунд чувства ускользают от него, и все, о чем он может думать: Этого не может быть на самом деле. Этого не может быть. Затем реальность обрушивается на него с разрушительной силой приливной волны: Виктор выгибается под ним, рот открыт в беззвучном крике, его внутренности сжимаются вокруг Джейса, так туго у основания, что это причиняет боль. И давление. Давление. — Блять, — хрипит он, — Р-расслабься, или ты оторвешь мне член. Но Виктор оглох под ним. Его спина - одно трепещущее пространство, дрожащее, как штормовое море. Через его плечо Джейс видит, как дергается уголок челюсти мужчины, его ярко-красный рот вопит и задыхается: “Ах, ах, ах”. Джейсу кажется, что он сходит с ума. Как будто скоро он превратится в пыль. — Я сказал, – он поднимает одну руку в воздух, — Расслабься. На последнем слоге он с размаху опускает ладонь. Громкий звук ‘чмок’ разносится по всей комнате, усиливаясь резким эхом. Виктор полностью замер под ним. Его глаза остекленели. Кожа на правой ягодице уже начинает становиться ярко-красной. Джейс вытягивает перед ними одну руку, едва касаясь члена другого мужчины, и с него капает предэякулят. Его охватывает зловещее предчувствие. Он шипит смехом в спину Виктору, думая: я знал это, я знал это. Вокруг него внутренности Виктора полностью расплавились. Они горячие и влажные, и толкаясь вперед, Джейс чувствует, что его засасывает внутрь. — Ты больной, — он впивается зубами в плечо мужчины, — больной на голову. — Т-тогда... аргх! — Виктор стонет, губы дрожат — тогда кем.. это делает тебя? — Я не просил об этом. — Джейс яростно толкается вперед, как будто доказывая свою точку зрения, — Ты сделал это. — Д-Джейс, — вздыхает Виктор, бросая на него взгляд через дрожащее плечо, — ты в-все еще так нечестен с самим собой. Гнев пронзает его, яркий и жгучий. Джейс вырывается и переворачивает мужчину, прижимая его к кровати ушибленной рукой. Он выглядит как развалина. Мокрые дорожки слез стекают по его лицу, а рот превратился в темно-красное пятно. Он похож на расплескавшуюся лужу, и все же именно Джейс чувствует себя так, словно через него перешагнули. — Прекрати так говорить, — шипит он, сверкая глазами, — Прекрати говорить так, как будто ты меня знаешь. — Но я знаю тебя, — глаза Виктора распахиваются, пронзая Джейса пристальным взглядом, — Я знаю тебя лучше, чем кто-либо еще. — Это ложь. — Это ты лжец, Джейс. Ты хочешь, чтобы все смотрели на тебя и видели мистера Совершенство, но знаешь ли ты, кого вижу я? — Заткнись. — шипит Джейс. — Просто заткнись. — Я вижу кого-то эгоистичного, зацикленного на себе и, самое главное.. голодного. — Виктор подносит одну руку к его лицу, пальцами касаясь нижней части подбородка — Тот тип голода, который может принадлежать только людям, которые пришли из ничего. Кровь Джейса бурлит в жилах. Слово ‘ничего’ попадает ему в желудок, прожигая внутренности, как яд. — Пошел ты. — шипит он. Виктор поднимает его лицо вверх, крепко сжимая челюсть пальцами, чтобы Джейс не мог смотреть ни на что, кроме него. Все это слишком убийственно ясно – бархатно-красный румянец на его лице, резкий изгиб скул – и Джейс воспринимает все это с мыслью: "я ненавижу тебя, я ненавижу тебя". — О, Джейс, — вздыхает Виктор, закрывая веки, — ты такого высокого мнения о себе… ты думаешь, что ты намного лучше меня, но правда в том, что.. Он прижимает их лбы друг к другу, кожа к коже — Правда в том, что мы одинаковые. Дыхание Джейса ощущается как нож в горле. Внезапно он чувствует себя опустошенным, как будто из него вынули все, что было внутри. — Нет, – шепчет он, — я... Нет никакого предупреждения, кроме призрачного ощущения руки на животе, мягкого, как перышко, прикосновения чего-то к его члену, прежде чем Виктор толкается вниз, насаживая себя на Джейса со злобной местью. — Блять! Джейс задается вопросом, не прокусил ли он себе язык, потому что внезапно все, что он чувствует на языке – это кровь. В нем нет ничего, кроме огня и похоти. Муравей, поглощаемый солнцем, горящий и горящий. Но даже приходя в ярость, он не может не вцепиться в бедра Виктора, чтобы прижать его ближе. Он не может удержаться от безжалостных толчков бедрами, чтобы трахать мужчину все глубже и глубже. Это безумие, и он это знает. Но Виктор так хорошо себя чувствует. Ужасающее удовольствие, которое разрушает и разрушает Виктор на кровати дрожит. Пучок нервов, который каждый раз, когда Джейс нажимает на него, посылает пульсирующие спазмы вверх по позвоночнику мужчины. — Д-Джейс, — кричит он, бедра дрожат, — ты так старался стать большим... но правда в том, что ты маленький. В его горле нарастает рычание. Джейс зарывается лицом в изгиб шеи Виктора, прикусывая кожу, как будто это могло бы заставить все исчезнуть; как будто он мог бы разорвать яремную вену другого человека и, наконец, остановить это. Виктор стонет от болезненного контакта, но это никак не притупляет его остроту. Во всяком случае, когда он сжимает лицо Джейса в своих руках, в его глазах появляется дикость, живая и яростно сверкающая. — Если бы все видели то, что я видел через объектив... если бы они могли видеть тебя таким, каким вижу тебя я... — он подносит губы к виску Джейса и оставляет дрожащий поцелуй на коже. — О, Джейс, кто бы тогда любил тебя? — В-Виктор, — стонет Джейс, разум разваливается на части, — Виктор, Виктор, Виктор. — Э-эта твоя жизнь… все твои любимые и красивые вещи, — стонет он, когда Джейс снова касается этого жгучего комочка нервов, — ...все это пройдет, — вздыхает он, трепеща ресницами, — Ничего не останется. Бедра Джейса покачиваются, темп становится неровным и быстрым. Он чувствует, что умирает, как будто бомба внутри него тикает до нуля. Это невыносимо. Он не может выдержать. Нужно чем-то пожертвовать, и внезапно он понимает, что боится. Боится того, что он может обнаружить, когда рассеются дым и пыль. — Т-ты, — шипит он, разум разрушается. — Ты бы все еще был здесь, потому что... потому что... Потому что ты больной. Потому что ты испорченный. Потому что– Потому что мы одинаковые. Виктор тает в его объятиях, румянец на лице становится все ярче и ярче. — Да, — шипит Виктор с остекленевшими глазами и дрожью, — Я все еще буду здесь, Джейс. Я всегда буду здесь. Бедра Джейса двигаются быстрее, темп его толчков становится резким и дерганым. Внутри него что-то разбивается вдребезги, как треснувшее зеркало, раскалывающееся на тысячу разных отражений его самого. Он вскрикивает один раз, больно и остро впиваясь в шею Виктора, а потом все заканчивается. Обрушившийся оргазм насквозь пронзает его болезненными пульсирующими импульсами, которые, кажется, никогда не кончатся. Останови это, думает он, это больно, чертовски больно, но мгновение кажется бесконечным. Такое чувство, словно внутри него что-то исчезло, и миллион воспоминаний смещаются, чтобы заполнить эту пустоту: автобус Грейхаунд, едущий по темной гравийной дороге, невнятный голос, шепчущий, какой он идеальный ("такой идеальный"), нечеткий снимок Джейса, курящего сигарету в гниющем переулке. Один за другим они падают вниз, вниз, в темную бездну, выцветшие и разрушенные, как пленка, выставленная на палящий солнечный свет. Его тело сотрясает дрожь, зубы стучат. Что-то попало в глаз, и когда он вытирает его, тыльная сторона ладони становится мокрой от горячих слез. Затем руки Виктора сомкнулись вокруг него. — Тшш, — шепчет он, заключая Джейса в свои костлявые объятия, — Все в порядке, тшш... Прижатый к другому мужчине, Джейс внезапно оказывается окруженный тьмой, и он чувствует себя странно уязвимым. Он так долго был в центре внимания, что это кажется каким-то труднодоступным воспоминанием: быть одному в темноте. За исключением того, что он на самом деле не одинок, не так ли? — Наконец-то, — вздыхает Виктор, мягкий шепот его дыхания щекочет раковину уха Джейса, — теперь ты понимаешь это, не так ли? Джейс не отвечает. Просто не может, потому что внезапно он так сильно устал. Его зрение затуманивается, веки - два тяжелых камня. Погружаясь в темноту, он чувствует, как пальцы перебирают его волосы, надавливают на напряженные места на плече, массируют позвоночник; всегда двигаются, но никогда не отпускают его.***
Джейс просыпается незадолго до полудня. Он открывает глаза, и на одно блаженное мгновение он просто там. Представьте, как воздух просачивается в его нос, а туманный серый свет проникает сквозь жалюзи. На секунду он чувствует себя совершенно умиротворенным. Это та жизнь, которую он всегда желал. Жизнь, о которой он мечтал, когда жил в тесном трейлере, прислушиваясь к каждому скрипу и скрежету старой ржавой рамы. На секунду этого достаточно. Затем все возвращается к нему; фантомная боль, которая заставляет его морщиться. Острые, как бритва, воспоминания о молнии, расстегнутой острыми белыми зубами, жгучее ощущение, когда его ладонь касается плоти. Я все еще буду здесь. Я всегда буду здесь. Дрожь пробегает по его спине. Он бы убил за сигарету; он такой нервный и беспокойный, и не может избавиться от ощущения, что за ним наблюдают, хотя он явно один. Джейс надевает боксеры и идет в гостиную. Его вещи здесь, на своих местах, все в порядке, и все же кажется, что все изменилось. На столике лежит тонкий чип, карта памяти SD, которая идеально помещается в камеру, а еще записка. Джейс берет бумажку в руки; нахмурив брови, он читает. Вот то, чего ты хотел. А еще, поскольку ты взял кое-что мое, я надеюсь, ты не возражаешь, что я взял кое-что твое. До следующего раза, Виктор Джейс мнет ее в руках, как будто это движение может выжать какой-то смысл из слов. Что-то его? Он оглядывает комнату. Телевизор, сейф, его шкаф с наградами. Все на своих местах, и ничего не случилось. И все же что-то начинает его беспокоить. Он врывается в спальню и выдвигает ящик прикроватной тумбы. Кроме одного презерватива, там есть все: снотворное, визитные карточки и– Вот тогда-то он и видит это. Там, на дне ящика, где должны быть два запасных ключа, есть только один. Чертыхаясь, он задвигает ящик. Ублюдок. Гребаный ублюдок. Он достает свой телефон и ищет ближайшего слесаря. Подсчитывает стоимость замены замков и задается вопросом, может ли он заплатить вдвое больше, чтобы сделать это сейчас. Он набирает номер слесаря и смотрит на свою руку, в которой все еще зажата записка. Унылый рингтон гудит на линии, заставляя его дрожать. Правда в том, что мы одинаковые. Кто-то берет трубку. Ему что-то говорят, но он не слушает. Зрение так сильно плывет, что приходится закрыть глаза, чтобы не упасть прямо там. Записка в его руке кажется живой, пульсирующее сердцебиение обжигает кожу. До следующего раза, Виктор Теперь голос человека звучит раздраженно. — Алло? — раздается в трубке — Здесь есть кто-нибудь? Наконец, Джейс открывает глаза. Теперь ты это понимаешь, не так ли? Он сглатывает и говорит: “Извините, неважно”, прежде чем повесить трубку.