***
Это произошло несколько месяцев назад. Тот вечер Гермиона запомнила слишком хорошо, ведь часто сравнивала его с похоронами души. Часы давно пробили полночь, поместье окутали темнота и тишина, к которым так привыкли домовики и портреты за пару сотен лет. Гермиона любила спокойствие в этих стенах. Оно позволяло дышать полной грудью, не бояться шорохов (ведь их не было) и быть уверенным, что в следующую секунду ты не рухнешь на пол от летящего заклинания. Этот дом раньше был для неё окутан лишь ужасом. Первое время она слышала собственный крик от Круциатуса, терзающего тело, где-то мерещилась Белла и ощущался запах свежей крови. Сейчас она практически не помнила своих ощущений в тот момент, Драко делал слишком много, чтобы исправить чудовищный поступок тётки. Он открывал для неё поместье с другой стороны. — Уже поздно, — улыбнулась Гермиона, вставая около входной двери внутри кабинета. Она провела ладонью по своему предплечью, внимательно наблюдая за взбудораженным Драко. Чем-то он напоминал ей её саму, когда она готовила доклады. Его глаза горели желанием, улыбка светилась на лице, а руки иногда подрагивали от волнения и предвкушения. Приготовление зелий всегда поглощало его, работа над ними казалась ей самым настоящим искусством. Малфой стоял около большого стола с огромным количеством склянок, различных пробирок и ингредиентов для зелий. Перед ним лежала массивная книга с выведенными рецептами, а сам он, казалось, еле успевал дышать в перерывах, когда вбрасывал такие необходимые составляющие магического эликсира. — Почти, Гермиона, почти, — улыбался Драко, продолжая своё деяние. Она любила смотреть на то, как он увлечён. В эти моменты злой слизеринец, который обижал её большую часть жизни, исчезал. Уже не было тёмной манящей атмосферы или его фирменных ухмылок. Лишь наслаждение, упоение и азарт, с которыми он трудился над тем, что создавал. Зелья Малфоя действительно пользовались спросом, а его магазин процветал. Казалось, что мужчина стал первым истинным зельеваром после Снейпа. Однако лишь немногие знали, почему он выбрал именно такой путь после войны. Определенно, смерть Северуса имела значение для него, ведь тот был его наставником, тем, кто был готов спасти и делал это слишком много раз, но была и другая причина. Чёрная метка, которая красовалась на левом предплечье, никогда не давала ему покоя, а обострилось это ощущение с тех самых пор, как в его сердце и постели оказалась Гермиона Грейнджер. Драко ненавидел себя за то, что его тело украшал знак чудовища, что истребляло таких, как она. Поэтому он ушёл в зелья — Малфой искал способ избавиться от метки. Однако уже прошла пара лет с тех пор, как он начал поиск и не получил никакого результата. Каждый план казался абсурднее другого, а новая идея зловеще чётко походила на одну из прошлых, но с новыми ингредиентами. Драко издевался над зельеварением, над самой природой и магическим искусством в попытке свести со своей руки чудовищное знаменование. Требовала ли этого она? Нет, ни разу. Гермионе было всё равно, кем он был и что он делал. Для неё был важен лишь её Драко: заботливый, внимательный, грубый настолько же, насколько и нежный, человек, с которым она хотела провести остаток жизни. Грейнджер всегда было безразлично, что "украшало" его руку, но для него это стало делом принципа и чести. Вдруг послышался хлопок, словно что-то разлетелось на тысячи осколков. Девушка стремительно подошла к столу, где уже стоял довольный Малфой, переливающий в пробирку сваренное только что зелье. — Всегда переживаю, что ты можешь отравиться, — выдохнула она, вставая рядом и разглядывая алую жидкость. Его рука легла на её талию и притянула ближе к собственному телу. Она ощутила его дыхание на лице, прежде чем он накрыл её губы поцелуем, собственнически сжимая кожу девушки, ощущая вкус её любимой карамели и вдыхая аромат полевых цветов. Она скользнула ладонью выше по его рубашке, большим пальцем поглаживая его щёку и отвечая. — В следующий раз тебя поцелует уже новый я, — он довольно ухмыльнулся, смотря в янтарные глаза, а после притянул к себе склянку. Она наблюдала за тем, как жидкость исчезает в его горле и улыбка играет на лице. Казалось, что он изобретал саму магию, а не избавлялся от метки. Будто это значило для него абсолютно всё, и это было правдой. Гермиона значила для него гораздо больше, чем можно увидеть или прочувствовать. Он верил, что, избавившись от метки, сможет полностью перечеркнуть любые дурные воспоминания в её голове. Мужчина взглянул на своё предплечье и ощутил лёгкое жжение, словно на его теле вновь выжигали тёмную метку, однако сегодня она исчезала. Гермиона изумлялась тому, что видела, не веря собственным глазам и ища этому иной ответ. Однако всё случалось наяву — знак, созданный когда-то Тёмным Лордом, исчезал с его тела, а через пару минут терпимой боли кожа была чиста. — Получилось, — она улыбнулась и прикоснулась к предплечью, невесомо проводя пальцами. Она никогда не прикасалась к этому месту, когда оно было чисто. Малфой положил свою ладонь поверх её. Глаза светились восторгом, и в следующее мгновение он подхватил её за талию, кружа по собственному кабинету. После вновь притянул к себе, чувствуя улыбку сквозь поцелуй. Для неё ничего не изменилось, однако он ощущал себя счастливым — это было главное. Но счастье едва ли длилось долго. Следующее утро началось для мужчины необычно. Когда Драко проснулся, он ощущал — ничего. Полнейшая пустота поселилась в его душе, и девушка, обнимающая его во сне, не вызывала чувств или эмоций. Раньше от этого вида он трепетал, пылал и был готов кричать, а сейчас в нём не было даже доли тех ощущений. Это пугало, отторгало и уничтожало, но он даже не мог этого почувствовать, лишь пустота. — Что-то случилось? — она открыла глаза и взглянула на него. Он видел эмоции, радость, счастье и наслаждение в её взгляде, однако это твердил лишь разум, сердце погибло в то самое утро и возвращалось слишком редко, чтобы вновь он обрёл желание его вернуть или хотя бы попытаться. В тот самый день они вышли на прогулку в зимний сад удивительной красоты, созданный Люциусом и Нарциссой. Драко молчал, не желал говорить ей о том, что произошло, он, словно по привычке, обнимал девушку, целовал её, однако в этих действиях не было ни грамма искренности. Гермиона чувствовала фальшь в его действиях, неправдоподобность и игру, однако не желала верить, что это стало таковым. Грейнджер списывала всё на зелье, на переизбыток чувств у Драко, отчего сейчас они казались лживыми. — Что это? — сорвалось с её губ. Грейнджер замерла посреди сада, где кругом был лишь снег и лёд — перед ней цвела роза. Посреди белоснежного блестящего холода, обдуваемый ветром и зловещим морозом находился цветок. Бутон был небольшой и алый, будто кровь, его стебель обладал шипами, а на лепестках даже не лежал снег. Это было удивительно, ведь утром из окна она видела, как снежинки опускались на землю.***
И вот Гермиона стоит несколько месяцев спустя в гостиной, осознавая, что с каждым днём Драко становится более грубым и жестоким. Его разум твердил, что больше он не способен быть тем, кого она любила, Малфой утверждал, что она должна уйти, покинуть мэнор и его. Гермиона этого не заслужила, он уже забыл, каково это — ощущать душой, но зато понимал мозгом, ставя себе цель прогнать её, поставить в те условия, в которых она не сможет желать его вернуть. Возможно, оправдывать нежелание видеть человека заботой о нём было всего лишь поводом. Рассудок Малфоя желал избавиться от Гермионы, ведь девушка оставалась единственной нитью к сердцу, тем самым человеком, который мог уничтожить несчастную розу в саду, теперь хранившую чувства Драко. Разум мечтал жить без сердца, поэтому хоронил его и избавлялся от тех, кто мог вернуть всё обратно. И так Драко Малфой в погоне за уничтожением тёмной метки потерял чувства, отдав победу разуму. Когда-то он был готов прийти к этому, желал всей душой и проклял это желание, когда обрёл смысл существования. Ради неё хотелось просыпаться по утрам, хотелось радовать эту девушку, видеть её улыбку и счастье, однако теперь он не испытывал даже малой доли чувств, что были с ним раньше. Гермиона Грейнджер стала для него тенью мэнора, которая действовала ему на нервы своими попытками вернуть былое. Они поменялись ролями в то самое утро. Теперь уже она пыталась сотворить невообразимое, как он когда-то влюбить её в поместье. «Он испугался, боялся за меня. Буквально на несколько секунд его чувства и эмоции оказались здесь, со мной». Гермиона пыталась радовать его, ругаться с ним, выводить на эмоции и чувства любыми доступными способами. Однако каждая попытка отдавала щемящей болью, когда он лишь смеялся и убеждал её сдаться и переступить через своё гриффиндорское мужество. «Потрясение. Его чувства и эмоции… Он любил меня, и самое страшное, что может с ним сейчас произойти — моя смерть. Ведь ради меня он сделал всё, даже разум посчитал бы это за поражение». В голову девушки закрадывались мысли, предположения — она знала, как его вернуть, предполагала, что должна была сделать. Нужно лишь найти что-то жуткое, что-то опасное и пугающее. Девушка двинулась по тёмному коридору с искренним пониманием, что этот риск либо станет оправданным, либо лишит её жизни…***
В памяти часто всплывал один из первых дней её жизни в Мэноре, точнее в существовании, которое она старалась проводить подальше от злополучного поместья. Гермиона поёжилась и обняла себя, осматривая окрестности поместья, где не желала находиться даже и минуты. Оно угнетало, напоминало о тех ужасах, которые она здесь пережила. Казалось, что над её ухом до сих пор слышится голос Беллатрисы, которая упивается болью своей жертвы. Грейнджер часто снилось лицо женщины: белое, словно полотно, с кривыми зубами, искажёнными в ужасной гримасе губами, и взглядом, словно у истинного зверя. Гриффиндорка старалась видеть в людях хорошее, но в Лестрейндж она даже не видела человека, лишь существо, желающее пыток и криков. Она вздрогнула, когда на её плечи опустилась тёплая мантия, а тяжёлые руки погладили по плечам. Аромат сандала и кедра окутал девушку, и она слабо улыбнулась, ведь рядом был тот, ради кого она сюда пришла. Драко встал за её спиной, его руки скользнули по бокам, между руками и талией, а после сомкнулись на её животе, притягивая ближе к своей груди. Подбородок его рухнул на плечо, и он сам втянул запах полевых цветов, который исходил от неё. Его Грейнджер, которая была так близка. — Ты так быстро ушла из дома, что я посчитал, будто ты меня бросаешь, — наигранно возмутился он. — Обычно женщины находят своих партнёров гораздо краше после переезда в дорогие особняки. Она засмеялась, отрицательно качая головой, её руки легли поверх его ладоней, отдавая собственное тепло его холодному телу. На улице был декабрь, мороз окутывал кожу, однако тело продолжало пылать от чувств, что селились внутри неё. Ни одна зима, метель или сугробы не могли заставить её сердце гореть жарким огнём изнутри. — Ах, точно, — переигранное озарение. — Ты никогда не была обычной. — Мистер Малфой, вы непревзойденный льстец, — цокнула языком Гермиона. — Будто тебе это не нравится, — хохотнул Драко. Она развернулась к нему, уже готовая признаться в своих страхах, попросить его уехать отсюда обратно в её квартиру. Но Гермиона мгновенно встретилась с тем, перед чем никогда ещё не могла устоять. Глаза цвета снежного океана внимательно её разглядывали, в них играло счастье, безудержное чувство, которое он желал с ней разделить. Сейчас она ловила себя на мысли, почему его взгляд напоминал ей океан, на который опускались снежинки. Всему виной было первое свидание, оно проходило также в декабре. В тот день Грейнджер учила его кататься на коньках во дворе Хогвартса — зрелище было удивительное. И когда он в очередной раз рухнул на лёд, смотря в небо, Гермиона приземлилась перед ним, ставя руки по обеим сторонам от его головы. В это мгновение она взглянула на снежинки, которые лежали поверх заледеневшего озера. С тех самых пор его глаза девушка сравнивала с океаном, где блестел выпавший снег. — Мисс Грейнджер, если вы хотите воспользоваться мной ради поцелуя, — он ехидно улыбнулся. — То пауза неприлично затянулась. — Наглец, — она легко ударила его в грудь. Мужчина перехватил её ладонь, прижимая к своему телу, туда, где билось сердце. А после прильнул к её губам, мягким, немного потрескавшимся от мороза, но таким необходимым, что он был готов терпеть любой дискомфорт, лишь бы ощущать невинную робость её поцелуя, лёгкие касания, чувственное придыхание и видеть блеск в янтарных радужках. — Раз уж моя репутация непоправимо испорчена, — трагично произнёс Драко. — На прогулку вас придётся всё-таки украсть. Он повернулся к ней боком, предлагая собственный локоть, девушка искренне улыбнулась и обернула руку вокруг его, вторую убирая в карман мантии. Так они вместе пошли по улочкам зимнего сада, разглядывая окрестности и слушая мелодию, которая доносилась из открытого окна бальной залы. Там стояло фортепиано, на нём всегда играл некто, кто не имел тела, однако создавал самую лучшую мелодию, которую можно вообразить. Драко рассказывал ей о том, что здесь выращено, каким всё было, сколько сил его мать положила на это место до своей смерти. На удивление, он всегда говорил о Нарциссе спокойно. Малфой часто упоминал, что его родители сейчас в лучшем месте. Тот мир, где остался он, где едва ли не взял власть Лорд, не принял бы их обратно, он едва ли принял его. Поэтому Драко смирился с их кончиной от рук Тёмного Лорда. Малфой считал, что там им лучше, либо же Гермиона смогла его в этом убедить до такой степени, что он поверил. Она постоянно была с ним рядом с шестого курса. Когда их отношения завязались, во время войны, когда они сражались и сейчас, уже спустя несколько месяцев после неё, когда они жили вместе. Для неё каждый день здесь был адом, но она молчала ради него, всегда считая, что вот сейчас скажет, но после это не случалось. Драко лишился всего, начиная от родителей, заканчивая лучшим другом, который защитил любимую Джинни Уизли ценой собственной жизни. У него оставалась лишь Гермиона, его милая девочка, которая всегда храбро отстаивала его. — Пора в дом, — произнёс он. Перед ними оставались огромные массивные ворота редкой красоты. Казалось, что они были сделаны изо льда, такие же утончённые, практически прозрачные, и каждый узор на них, как на снежинках, не повторялся. Однако картину портил увесистый замок и цепь, которая обматывала ручки, словно удерживая зверя внутри. — Разве мы не пойдём туда? — Грейнджер кивнула на ворота в надежде ещё немного оттянуть момент возвращения в особняк. — Ты не захочешь увидеть, что по ту сторону, Гермиона, — предостерёг её Драко. Она свела брови к переносице и встала напротив него, вопросительно выгнув бровь. Малфой понимал, что без ответа он отсюда не уйдёт, тем более ему искренне казалось, что она не хочет идти обратно в дом. — Лорд готовил чудовищ для войны, однако так и не успел ими воспользоваться, — выдохнул он. — Все порождения его больного рассудка находятся за этими воротами и ждут, пока Саламандер вернётся из своих приключений. Хотя бы ненадолго, чтобы забрать их… Гермиона учтиво кивнула и посмотрела вновь на ворота. Она чувствовала, что готова шагнуть даже туда, только бы не возвращаться в поместье вновь. Каждый день девушка проходила ту самую комнату, и, даже лёжа в кровати с Драко, Гермиона ощущала сковывающий страх, что она очнётся на том самом полу, умоляя о помощи. — Скоро моя выдержка закончится, и я всё-таки спрошу, что тревожит тебя, — предупредил он. Драко коснулся пальцами её подбородка, поворачивая на себя и внимательно разглядывая девушку. — Это… — Имеет значение, — прервал её Малфой. — Всё, что касается тебя, имеет значение. Что нужно сделать, чтобы убрать это похоронное выражение с твоего лица? Она глухо рассмеялась. — Если бы это было так просто, — девушка отрицательно покачала головой. — Мне страшно здесь, Драко, — Гермиона дрожала, поджимая губы. — Но я справлюсь, обещаю тебе, — она взглянула на его серьёзное выражение лица. — Я не хочу, чтобы ты покидал место, которое для тебя стало памятью о семье. Мне всего лишь нужно немного времени, чтобы преодолеть… — Прекрати. Малфой шагнул к ней, беря её лицо в свои ладони и приближаясь к нему, его дыхание опалило её кожу, и Гермиона вздрогнула. — Ты никогда не будешь преодолевать что-то одна, слышишь меня? — Она коротко кивнула. — Я с тобой, Гермиона, всегда и навечно рядом с тобой. И я сделаю всё, чтобы ты была счастлива, чего бы мне это ни стоило.***
Ирония заключалась в том, что надев маску безразличия, он нарушил своё обещание. Ведь в борьбе, которая началась после исчезновения метки, Гермиона сражалась без него. И к тому моменту, когда девушка рухнула с лестницы в его руки, Драко перестал считать её многочисленные попытки вернуть его обратно. Однако было две, которые он не мог так просто выбросить из своей памяти. Первая приходилась на третью неделю после того, как роза украсила зимний сад. Драко восседал в гостиной, листая очередную книгу по зельям. Ему был необходим рецепт одного из мудрёных эликсиров Снейпа. Последним, кто обратился к нему, был престарелый волшебник, которого Слизнорт отправил к Малфою как к одному из лучших учеников Северуса. В каком-то смысле после лишения чувств Драко ощущал небывалую лёгкость, ведь его практически ничего не беспокоило и не волновало. Абсолютно весь мир разделился на чёрное и белое. Среднего — не дано, точно так же, как и другого цвета. Было лишь «да» и «нет». Он не размышлял о том, как лучше поступить, не руководствовался совестью или собственными чувствами — без сомнений, жизнь казалась для него очень непринуждённой, словно приготовление простецкого зелья. Разум давно пытался взять над ним верх, однако Гермиона встала на этом пути, а точнее то, что Драко питал к этой маленькой девочке в его руках. Она могла в одиночку уничтожить несколько Пожирателей смерти уже в семнадцать, но для него всегда оставалась самым беззащитным созданием, даже когда спасала его собственную жизнь. — Драко, — женский голос был слишком невинным. Малфой взглянул на источник звука и лишь закатил глаза. За прошедшие три недели эта девушка испробовала не меньше десятка способов вернуть его. Она словно отказывалась понимать, что он даже не ощущает потребности в возвращении того, что потерял. — Как это называется у маглов? — задумчиво произнёс он. — Ах да. Достаёшь козыри? Гермиона и правда считала этот план самым настоящим козырем в собственных руках, ведь прекрасно помнила его слова, сказанные одной из тёмных ночей в Выручай-комнате. «Ты свела меня с ума ещё на Святочном балу. То платье делало тебя по-особенному восхитительной, однако вынужден признать, что без него тебе намного лучше». Поэтому сейчас она стояла в точной копии собственного образа на злополучном балу четвертого курса. В тот день она не могла даже вообразить, что когда-нибудь вновь в него облачится, — но вот оно, небесно-голубое платье, вновь ровными струями льётся по её ногам. — Ты станцуешь со мной? — она склонила голову набок, а после взмахнула палочкой. Музыка заиграла в тёмной гостиной, освещенной лишь огнём камина. «Если когда-нибудь мне представится возможность станцевать с тобой, я её не упущу». И он не врал. Драко танцевал с ней всегда, порой не самые благородные танцы. Но тот факт, что он был готов поддаться любому её, даже самому глупому порыву, заставлял её душу радоваться. А сейчас его молчание разрывало её же на мелкие кусочки, которые вечером она будет собирать, лёжа в огромной пустой постели на холодных шёлковых простынях. Он встал с кресла, в котором сидел до этого, и медленно подошёл к ней, осматривая с ног до головы и чувствуя еле ощутимое тепло, которое зарождалось где-то в душе. Той части его, что была скрыта за тоннами льда, хотелось закружить её в танце, слышать её смех и чувствовать улыбку сквозь желанный поцелуй. — Мне не до твоих детских забав, — хмыкнул он. Малфой уже собирался уйти, когда она схватила его за руку, прижимаясь ближе к его телу. Её пальцы мгновенно переместились на мужское лицо, мерно поглаживая щёки с небольшой щетиной. Она смотрела в глаза, которые теперь напоминали самую настоящую сталь. — Почему ты не пытаешься? — в её глазах стояли слёзы. — Мы должны вернуть то, что было. — Я ничего тебе не должен, Грейнджер, — сквозь зубы произнёс он. — И убери от меня свои руки. Драко отмахнулся. Казалось, что на мгновение она увидела неприязнь, однако, это был всего лишь плод её воображения. Он уничтожил то тепло, которое начало зарождаться, сразу же, ведь оно было таким нерациональным. — Раньше тебе нравились мои прикосновения… Голос дрогнул. — Когда ты прекратишь считать, что всё ещё можно исправить? Она вновь попыталась прикоснуться, но он отшатнулся. — Мне это не нужно, ты мне больше не нужна. Смирись с этим и станет проще. Он говорил это по слогам, словно объясняя малому ребёнку то, что было давно изучено и понятно. — Вот в чём дело, да? — по щекам катились слёзы. — Тебе просто проще, да? Разумеется! Зачем вообще испытывать чувства, если они могут не отвечать твоим желаниям! — Неужели мы заговорили на одном языке? — развёл руками Малфой. — Я живу так, как проще. На тебя мне совершенно плевать. Нарядись ты хоть в маску Пожирателя смерти. Она последний раз попыталась к нему подойти, но он слишком сильно её толкнул, отчего ноги подкосились и она рухнула на пол, взвизгнув от мимолётной боли. Девушка не заметила, как в его глазах мелькнул страх, который разум сразу же подавил, и Драко сказал лишь одну фразу, прежде чем уйти: — Ты самое бесполезное, ненужное и лишнее, что только есть в этом месте. Единственное, чего я могу хотеть, чтобы ты ушла. И разум понимал, что это больно для неё, убийственно и терзающе. Рассудок хотел её страданий, ждал, пока она отвернётся и уйдёт, поэтому делал всё, чтобы каждая её попытка отдавалась болью.***
Второй раз, который он запомнил, произошёл спустя пару месяцев после первого. Уже была поздняя ночь, и он сидел в собственной кровати, собираясь отойти ко сну. Однако дверь в его комнату открылась, и девушка вошла внутрь. Не постучала, не спросила, даже не потрудилась дождаться утра, а просто вошла, делая вид, что это обычное дело. Её напускная бесчувственность была лишь игрой, в которой он должен был обрести себя. — Малфой, — скучающе произнесла она. Драко обратил внимание, что на девушке, которая стояла посреди его спальни, совершенно не было одежды. «Прошлый» он был бы шокирован, ведь она представлялась полностью обнажённой лишь в их постели и ванной комнате. Видеть, что она нагая уже заходит в его комнату, было в новинку, однако не вызывало ничего, кроме плотского желания. — И чувство собственного достоинства вовсе тебя покинуло, — констатировал он. — Ты так по всему Мэнору прошлась? — Разумеется, — произнесла она и сделала несколько шагов ближе к кровати, упираясь коленями в край матраса. — Хочу, чтобы все твои предки были в курсе, насколько жалок их потомок в роли мужа. — Брак с тобой — нежелательный аспект моей биографии, — он поправил одеяло. — И новый я завтра же его исправит. Думал ли он о том, что уничтожал собственную жену всё это время? Нет. Ведь брак подпитан чувствами, а если их нет, причины вспоминать о его существовании у него не было. Впрочем, Драко планировал расторгнуть данный договор сразу же после её ухода из поместья. Именно так рассудок это оправдывал. На деле же внутри Малфоя всегда боролась та часть, что хотела вернуть чувства, и Гермиона была её последней надеждой. Сердце было почти мертво, но подавало признаки жизни. — Однако сегодня ты всё ещё мой муж и должен исполнять, — её язык не поворачивался сказать то, что она задумала. Щеки стали розоветь, — супружеский долг. Это была одна из тех мер, на которые она бы не пошла в здравом уме и трезвой памяти, однако её тело и душу буквально разрывало от тоски по нему, по её Драко, который был где-то далеко. Казалось, что то, что она делала сейчас, — всего лишь сон, страшный и удручающий, но нет. Она действительно опускалась до подобной низости, пытаясь разбудить его чувство. — Грейнджер, ты же не думаешь, что… Без лишних слов, переступая через последнюю толику гордости, она приземлилась на кровать, усаживаясь на его бёдра и вновь смотря в стальные глаза, где был лишь холод. — До чего ты опустилась, — хмыкнул Малфой. — Ты готова лечь под того, кто пытается тебя уничтожить, ради чувств того, кто этого никогда не заслуживал? — Мой Драко заслуживает всего, что я для него делаю, — с этими словами она положила руки на его грудь, не чувствуя стука сердца, которое билось слишком спокойно. — Наверное, тебе невероятно жаль, что он больше никогда этого не оценит, да? — он вопросительно выгнул бровь. Она не ответила на его слова и лишь прижалась губами к его. Это было прикосновение. Не поцелуй, который сковывал её всегда и приносил удовольствие, а всего лишь она прижалась своими губами к его. Полная пустота и никакой отдачи. — Не сработало? — равнодушно спросил он. И в этот момент все её чувства пробились наружу слезами. Она вновь позволяла себе плакать перед чудовищем, который уничтожал её душу, потому что не имел своей. Гермиона легко ударила его по груди, а после ещё раз и ещё раз, опустив голову и всхлипывая от эмоций. Обнажённая, заплаканная, брошенная и потерянная — теперь именно это она видела в своём образе. — Верни его, пожалуйста, — девушка захлёбывалась в собственных слезах. — Умоляю, верни его обратно ко мне. Я скучаю по нему… Он перехватил её руки, сильно сжимая, не позволяя больше совершать удары, и завёл их ей за спину, отчего девушка выгнулась, смотря в его лицо. Холодная маска безразличия, которая снилась ей в кошмарах и была реальна наяву. — Я думал, почему ты так рвёшься вернуть прошлого меня, и знаешь, нашёл объяснение, — ответил Малфой. — Как ты любишь, логичное и подкреплённое фактами. Он собирался танцевать на её могиле, которую уже сам успел вырыть за столь короткий промежуток времени без чувств. — Мы оба никому не нужны. Твои дружки давно заняты своими семьями, родители тебя не помнят, — размышлял он. — Все мои близкие мертвы. На этой почве мы и остались вместе после войны, ведь так? Нам не к кому было пойти за чувствами, кроме друг друга. — Прекрати… — Неудобная правда, не так ли? Теперь ты знаешь, что человек, который пытается вернуть тебя в прошлое, невероятно мешает спокойно жить, — он отпустил её руки. — Ты осталась одна, никому не нужная, всеми забытая бедная маленькая Гермиона, — мужчина почесал затылок, словно не говорил то, что разрушало её изнутри. — Поэтому пытаешься вернуть «его». Тебя раздражает, что я больше не обременён человеческими чувствами. Она встала с него, собираясь уйти в свою комнату, однако перед тем, как выбежать, она услышала его последнюю фразу: — Могу сварить и тебе зелье от чувств…***
Как это ни парадоксально, Драко действительно делал для неё всё, всегда ставил её интересы выше своих. Даже будучи чудовищем без чувств, он выгонял её, уничтожал. Не потому что ненавидел, он не мог ощущать даже этого, а потому что понимал, что она этого не заслужила. Гермиона не заслужила жить бок о бок с чудовищем, которое не имеет чувств, хоть и носит одинаковую с ней фамилию. Поэтому он прогонял её, поэтому пытался оттолкнуть, однако не учёл, что она также была готова ради него на всё. Сейчас она двигалась по зимнему саду, снег неприятно скрипел под её ногами, снежинки осыпались на макушку, а лёд несколько раз провоцировал падение. Это было похоже на войну за сердце Драко — её подстёгивали, толкали, пытались уничтожить, но она вставала и шла дальше, желая победить. Девушка замерла около той розы, с ненавистью смотря на неё, словно та была причиной всех её бед. Сколько раз Гермиона пыталась её сорвать, растоптать, сжечь, уничтожить? Сто? Тысячу раз? Цветок не горел, не тонул, не ломался, его невозможно было сорвать или как-то навредить, даже холод, что окружал алое растение, был ему безразличен. Теперь окрестности мэнора и их хозяин стали одним целым — зимний сад был красив, холоден, а в его центре росла роза, которую было невозможно освободить. Также и Драко был безразличен, равнодушен, но где-то в глубине души оставались его чувства и эмоции, которые нужно было вернуть к жизни. Гермиона двинулась дальше, и вот она стоит перед теми воротами, готовая войти к чудовищам, которые смогут разорвать её на куски. Она мысленно надеется, что он остановит её, испугается, что он придёт в самый последний момент. Многие люди поступают именно так, совершают поступки, которые не имеют ничего общего со здравым смыслом, в надежде, что их спасут, что в последнюю минуту кто-то ворвётся и остановит их… Ирония, что это происходит слишком редко. — Алохомора, — выдохнула Гермиона, направляя палочку. Замок открылся в то же самое мгновение, а цепь спала, от чего девушка выдохнула и обернулась, словно надеясь, что он появится там, за её спиной. Что испугается, оживёт, вернёт свои чувства и эмоции и всё станет как раньше. Но там было пусто, никто не стоял, лишь цвёл злосчастный цветок, напоминая о том, ради чего она шла дальше. Ворота неприятно скрипнули, и она повернулась обратно. Вокруг всё нагнетало своей тьмой, а ветер, который раздувал волосы, лишь пугал, под ногами скользила дорога, покрытая коркой льда. Девушка шагнула вперёд, открывая дверцу и двигаясь в неизвестность с мыслью, что другого пути у неё просто нет. Ей было страшно, точно так же, как было страшно когда-то засыпать в Малфой-мэноре, однако она смогла через это пройти. Он провёл её и теперь, когда её колени подкашиваются от каждого шороха, а глаза привыкают к тьме, она верила, что он проведёт её и здесь. Гермиона всю жизнь преодолевала препятствия, это всего лишь одно из них, но давайте помнить, что какое-то обязано стать последним. Холод пронизывал насквозь, казалось, что в этой небольшой чаще, что скрыта за воротами, было в тысячи раз холоднее, чем на остальной территории мэнора. Будто бы Драко пытался уничтожить созданий здесь таким климатом, а, возможно, так оно и было. Девушка замерла, увидев перед собой огромную змеиную голову. Размером она была с самого настоящего василиска, о котором она знала из рассказов Гарри и Рона, однако его глаза были открыты и там царил ужас. Существо было мертво, даже не дышало, хоть и смотрело жёлтыми глазами, которые были полны чувств. «Погибло от холода». Чуть поодаль она увидела остальную часть змеи, обглоданную до костей. Кто-то явно питался ей и уже не один день. Мгновенно Гермиона ощутила, как наступила на что-то и опустила голову, зажимая рот рукой, чтобы не закричать — это был монстр. Голова его походила на фестрала, туловище словно у змеи, а также крылья, как у гиппогрифа. Девушка даже не хотела представлять, что убило столь ужасное создание, которое явно было изобретено смертельным способом. И она услышала рык, палочка выпала из рук. Что-то живое стояло неподалёку от неё, она спиной ощущала его взгляд и уже мечтала провалиться сквозь землю. Грейнджер держала спину прямо и смотрела в одну точку перед собой, слыша каждый хруст ветки под весом существа позади неё. Это наводило ужас и заставляло желать собственной смерти, но пути обратно уже не было. Она сделала всё, чтобы оказаться по эту сторону. Гермиона медленно повернулась. Она увидела волка, а точнее голову, которая осталась от него, туловище явно было создано Лордом. Девушка в очередной раз убеждалась, что Белла была лишь пешкой, в сравнении с больным разумом своего покровителя. Перед ней стояло существо, с головой пушистого волка, его туловище было подобно фестралу — лишь кости, лапы напоминали когти гипогрифа, а с его клыков стекала жёлтая вязкая жидкость, сродни яду. Оно рычало на неё, глаза наливались кровью и казалось, что оно вот-вот должно было на неё наброситься. Гриффиндорка шагнула назад, наступая на ветку и падая спиной в ледяной снег. Существо бросилось на неё, и она зажмурилась, готовясь увидеть другой мир, но услышала лишь клацанье зубов о воздух, а когда открыла глаза, перед ней была спина Малфоя. Он выставил перед собой руку, от чего монстр лишь царапнул его по предплечью лапой, а после был отброшен заклинанием. Её взгляд метнулся вдаль, где цвела роза — растение завяло за считанные секунды, буквально у неё на глазах и рухнуло на землю. Гермиона ощущала радость от того, что видела, ещё никогда чья-то смерть не означала жизнь. Существо скулило в стороне, казалось, отпуская последние мгновения перед смертью. Драко повернулся к ней — страх, беспокойство, злость. Все чувства смешивались в нём воедино в эту самую минуту, когда он смотрел на лежащую на мокром снегу девушку, взгляд которой был прикован к увядшему растению вдали.***
Мужчина сидел в кресле, его рука лежала на подлокотнике. Гермиона стояла на коленях около него, смазывая рану бадьяном, от чего тот иногда шипел и злился. Явно процедура не приносила ему удовольствия. — Это больно! — рыкнул он, убирая руку. Девушка настойчиво схватилась за ладонь и потянула её обратно на себя. Он не пробовал сопротивляться, но тело всё равно было напряжено. — Если бы ты сидел смирно, не было бы так больно! — твёрдо произнесла Грейнджер. — Если бы ты сидела смирно в поместье, раны бы вообще не было! — огрызнулся он в ответ. — А как иначе мне было вытащить из тебя чувства! — крикнула Гермиона. Они вернулись. Она это видела и знала, однако ожидала услышать от него слова любви, извинения, заботу — всё то, по чему она так тосковала всё это время, когда засыпала в одинокой постели, ведь в свою он уже не пускал. Но Драко оставался Малфоем и был возмущён её решением, поведением, тем, что она была готова пожертвовать собой ради него. Поэтому он злился, выплёскивая далеко не то, что она ждала. Но Гермиона была безгранично счастлива, что оковы пали, ведь это означало, что ему нужно лишь немного остыть и всё опять будет как раньше. Это означало, что у неё получилось. Хоть она не могла сейчас праздновать победу и улыбаться, в душе Грейнджер делала именно это. — Спасибо, что спас мне жизнь, — прошептала девушка, перевязывая его руку. Сам же Драко не рисковал смотреть в её глаза, ведь знал, что его чувства сейчас будут чересчур сильны. В тот момент, когда он увидел её лежащую, едва ли не мёртвую под взглядом чудовища, казалось, что мир рухнул где-то внутри, органы сковало и захотелось кричать. Малфой никогда не ощущал такого уровня страха в своём организме, словно убивали его самого, хотя он никогда не дорожил своей жизнью так же, как дорожил её. Драко помнил, что она была всем, поэтому отталкивал её, не веря, что сможет вернуться. Но его девочка опять его спасла, рисковала жизнью, но спасла, чтобы быть рядом. Её опущенный взгляд сейчас, её кроткое выражение лица и торжествующая улыбка, которую она пыталась скрыть — всё сейчас играло в его ожившем сердце. — Пожалуйста, — спокойно произнёс он. Гермиона встала с пола, поправляя своё платье и уже собираясь уходить, однако он схватил её за запястье, потянул на себя, и она буквально рухнула на кресло, хватаясь за его плечи. — У тебя получилось, — он криво улыбнулся. — Как, впрочем, и всегда. Ты снова в победителях, Гермиона. Смогла обмануть не только проклятье, но и саму судьбу. Победная улыбка украсила её лицо. Она находилась в его объятиях, сидя на его коленях, вдыхая его аромат и наслаждаясь его невероятно чувственным обществом. Это то, за что она была готова отдать жизнь, ведь он был всем для неё ровно настолько же, насколько и она для него. Ни один, ни второй не позволили бы упасть другому, в этом была их сила, даже когда они готовились к поражению. Его пальцы вновь сомкнулись на подбородке, он внимательно смотрел в её глаза, видя там лишь радость. — Я намеренно делал тебе больно, — констатировал Драко, чувствуя укол совести от одного лишь воспоминания о её слезах. — Ты плакала из-за меня. Она тяжело выдохнула и опустила взгляд, вспоминая момент, когда сидела на его бёдрах полностью обнажённая и слышала, насколько она ему не нужна. Сердце вновь начинало биться чаще, её бросило в жар от одной мысли о том, что она тогда ощущала. — Смотри на меня, Гермиона, — мужчина провел большим пальцем по её щеке, наблюдая за тем, как две капли янтаря смотрели на него. — Я здесь, рядом. Только твой, что бы я ни говорил. Она опустила голову на его грудь, чувствуя биение сердца, а после — лёгкий поцелуй в макушку. Малфой сильнее сжимал её в своих руках, словно боясь, что она вот-вот исчезнет. — И больше никогда не смей рисковать своей жизнью, — требовал он. — Тем более ради такого, как я. — Ты один из немногих, ради кого я буду это делать, Драко, — она сжала его плечи и выпрямилась, неотрывно наслаждаясь глазами цвета снежного океана. — Каким бы чудовищем ты не хотел казаться, я всегда знаю, что внутри обитает мой прекрасный принц, — девушка игриво склонила голову на бок, на её душе становилось тепло, когда она видела его чувства во взгляде. — Как в сказке. Он лишь глухо рассмеялся, прикасаясь к её губам. Сначала нежно, чувственно, словно боясь, что она вот-вот исчезнет, а после жадно, будто на него нахлынул голод. И это правда был он: Драко слишком скучал по ней, чтобы сейчас отказывать себе в возможности целовать её. — А ты — моя очаровательная красавица, — большим пальцем он гладил её щёку, смотря в глаза цвета янтаря и вдыхая аромат полевых цветов. — Как в сказке.