Прикуси свой язык

      Это была победа. Еще не та, когда оружие можно сдавать на склад и швырять военный жетон на дальнюю полку шкафа. И не та, когда возвращаешься домой и впервые не знаешь, что делать наутро — первое мирное утро. Но это уже была та победа, которая заставляла грудь нетерпеливо расправляться и беспечно перебрасываться колкостями с подчиненными из отряда борцов за свободу. Та, которая с пóтом и кровью выбила с Марса ненавистного врага, отвоевала у гнусных захватчиков родные земли и прижала на финальных переговорах жалкую кучку оставшегося командующего отребья с Плутарка. И то — язык не поворачивался назвать их военными. Мразь всегда смердит, а поверженная и трясущаяся за поганую жизнь — и подавно. Сплюнуть бы в пыльную землю привкус их гнили, да шлем мешает.       Но сегодня Стокеру думать ни о чем не хотелось. Хватит! Мозг, впрочем, все еще отдавал четкие приказы: доехать до военной базы, распустить борцов на ночлег, проследить, чтобы не сильно дебоширили, проверить поступившие данные по соседним подразделениям и, пожалуй, к бесам все! Отдыхать. Впервые по-нормальному отдыхать. С чувством исполненного долга, завершенного задания длиною в три года. Лучше всего подняться на соседнее взгорье, раскатать бывалый затасканный спальник и лежать под черным звездным небом с закрытыми глазами. Впуская в легкие воздух свободы. Не опасаясь, что тебя прирежет лазутчик. Марс был наконец-то чист от этой швали. Или все же после хорошего сытного ужина завалиться спать прям там же, на базе, на привычной узкой койке главного штаба? Да уже пофигу. Главное, отстрелялись. Всё.       Внезапная мысль вспыхнула в мозгу, и Стокер с досадой выругался, резче нужного выкручивая газ верного байка перед самым въездом в лагерь. Отдых откладывался. Он совсем забыл про отчет для правительства о последних проведенных переговорах со сдавшимися плутаркианцами! Благо, вся координация записей велась отсюда, с их двадцать шестой базы. Ладно, еще с час работы, и потом уж точно баста. Три года ждал, чуток потерпит.       Шум борцы подняли знатный. Еще бы: два десятка разгоряченных и взвинченных успешным финальным заданием солдат примчалось на рычащих байках, вздымая красную пыль столбом. Да еще и козлили на подъезде от избытка бурлящих гормонов. А теперь ввалились на парковочную площадку перед военным ангаром, словно стая инопланетных драконов. Похоже, будут гудеть до рассвета. Надрывный рев моторов до отсечки разорвал последнее спокойствие всего косогора, и из главного входа базы высыпали остававшиеся там солдаты. Лишь миг замешательства. И теперь и они в курсе: победа! Дождались! Стокер не удержался и усмехнулся, наблюдая, как его бравые борцы стирают до дыма покрышки, знаменуя долгожданный день. К которому они шли сквозь смерти и потери все это время.       Стокер заглушил свой пыльный байк и стащил с головы шлем. Тридцать восьмой за всю войну. Предыдущие тридцать семь почили в боях и гонках, зато уберегли башку, и на том спасибо. Теперь этого, последнего, на полжизни хватит. Он небрежно зацепил его за руль и, не оборачиваясь, нырнул в тишину коридоров, ведущих к основному укрытию в пещерах, по пути расстегивая молнию военной мотокуртки. Чем дальше, тем спокойнее и свежее становился воздух, и более ясно работала голова, — чего уж греха таить, — тоже опьяненная облегчением. Пусть ребята пока свободно побеснуются, выплеснут весь адреналин, а он уж попозже проверит, не наворотили ли чего. Кто-то должен был оставаться с включенными мозгами даже в такой чумной вечер.       Размашисто шагая по каменному проходу в укрытие, Стокер вернул себе серьезность и сосредоточенность и без стука распахнул дверь в наблюдательный пункт штаба. Всегда приглушенный здесь свет по периметру глухих бурых стен подземелья, увешанных мониторами, сейчас был еще призрачнее, едва озаряя широкий стол с центральным компьютером. Привычная прохлада, гул вентиляторов, краткое эхо и тонкий запах техники, сладковатой пыли и… горечи травяного настоя? Стокер усмехнулся. Тот, кто проводил здесь несчетные часы днями и ночами, пил его постоянно.       Высокое удобное кресло бесшумно повернулось, и Мейс кивнул через плечо, приветствуя командира. Холодные хитрые глаза сверкнули льдинками и иронично сощурились.       — Я вижу, у вас там шумненько, — указал он взглядом на монитор, где виднелась парковка, полная белого дыма и взрезающих его лучей множества фар.       — Не завидуй, обычный бардак, — бросил Стокер, стягивая с утомленного тела неудобную мотокуртку и швыряя ее в угол. — Записи готовы?       Мохнатая огненная рука подчиненного устало дернулась на клавиатуре, чуть не нажав ненужную кнопку, но вовремя замерла.       — Командир, ваши переговоры закончились чуть меньше двух часов назад, — едко и вкрадчиво произнес Мейс, подняв голову и глядя на стоящего Стокера исподлобья. — Я пока не завершил шифрование. Ты мне в помощь никого не оставил. Как всегда.       И он досадливо фыркнул.       Стокер с любопытством сощурился, обнаружив, что это «как всегда» дошло до его сознания в новом свете. Открытый и явный упрек. Он медленно присел на край стола прямо в грязных мотоштанах и скрестил руки на груди, пристально оглядывая Мейса. Тот ожидаемо ощерился под тяжелым взглядом командира и с вызовом вскинул синие глаза, все еще не решаясь озвучить то, что так упорно рвалось с языка.       — Ну же, выскажись, Радист, — снисходительно кивнул Стокер, мерно взмахивая хвостом, словно перед ним сидел не своенравный рослый солдат, а неразумное дитя. — По роже вижу, не доволен. Валяй.       Роптать в отряде было не принято. Все отлично знали свои задачи, общую цель уничтожить врага и освободить Марс от захватчика. Ну и бесцеремонность командира тоже была знакома каждому, кто взбрыкивал и загонялся не по делу. И Мейс не исключение. Поэтому на провокационно заданный вопрос он предпочел не отвечать. Верный выбор, парень! Кропотливый в работе, внимательный и дотошный — именно ему Стокер поручил столь важную роль по координации передвижений, потоков информации и переговоров. Особенно тяжело приходилось во времена осады, облав и партизанских вылазок, когда наблюдательный пункт был единственной точкой удержания контроля над происходящим. Но бонусом к похвальному труду шел отвратительный и вспыльчивый характер Мейса, отчего порой хотелось взгреть его по шеям и преподать основательный урок.       Вот и сейчас Мейс недобро ухмыльнулся и, с трудом сдерживаясь от колкости, хрипло пробормотал:       — Ты прекрасно знаешь схему ручного шифрования, командир. Мне еще работы на полчаса. Я здесь торчу с рассвета. Не всем на байках гонять да резину казенную жечь!       И он, с раздражением уперевшись руками в край стола, шумно встал и рваными шагами удалился в соседнее хозяйственное помещение. Тонкий лязг жестяной кружки сменился шипением наливающегося из резервуара кипятка. Да, похоже, парень переутомился, как и все. Даже за этим безобидным наблюдательным постом и тривиальным компьютером. Впрочем, Стокер отлично знал, с каким объемом жизненно важной информации приходится возиться огненному марсианину, и не так часто взыскивал за прорывающееся недовольство.       Стокер уселся на его нагретое удобное место и пробежал глазами файл с процессом шифровки. Не соврал, паршивец, работы действительно было выше антенн. Другой бы еще с пару часов провозился, а тут уже почти все прописано. Командир довольно хмыкнул, отмечая про себя, что надо бы Мейса отправить отдыхать, пусть повеселится с парнями. А сам принялся сосредоточенно вводить нужные коды, чтобы завершить нудную рутину.       Стокер настолько погрузился в работу, что не обратил внимания на вернувшегося из подсобки борца. Тот медленно приблизился и несколько мгновений молча стоял рядом, наблюдая за командиром, а потом угрюмо грохнул полную кружку на стол. От нее исходил тонкий белый пар, рассеивающийся в прохладе помещения слишком быстро, и насыщенный горький аромат свежезаваренных трав. Стокер не любил травяные настои, но здесь эта дымящаяся кружка почему-то не раздражала. Или он просто давно привык к терпкому запаху, извечно сопровождающему огненного марсианина?       — Что, не доверяешь? — внезапно прошипел тот откуда-то из-за спины.       Стокер в недоумении вскинул косматые бурые брови, но бесстрастно продолжил строчить нужные коды, которых оставалось не так много.       — Не кипятись, Радист, — спокойно бросил он, не оборачиваясь. — Ты хорошо потрудился. Но я доделаю. Иди отдыхай.       Даже поверх цифр и символов на экране Стокер различал отражение застывшего сзади силуэта. Высокая статная фигура, облаченная в стандартную военную форму песчаного цвета. Куртка расстегнута, рукава закатаны до локтей, ворот футболки чуть растянут, обнажая крупную шею. Из Мейса получился бы отменный боец, способный сражаться ничуть не хуже любого другого борца. Если бы в штабе так сильно не требовался координатор. И Стокер в свое время выбрал для этого Мейса, ни разу не пожалев о таком решении.       Изображение качнулось, и крепкая огненная рука с гневно сжатым кулаком опустилась на стол рядом с его локтем. Мейс склонился над Стокером и пробормотал сквозь зубы:       — Я сам неплохо могу завершить свою работу. Хоть кличку мне и дали дебильную. Радист! А ведь я всегда был связистом. Но у нас же командиру решать, кем называть Мейса, не правда ли?       Стокер медленно обернулся и уперся взглядом в подернутое сарказмом мохнатое лицо подчиненного. Растрепанный густой загривок путанными прядями падал на лоб, почти перекрывая усталую складку, залегшую меж сдвинутых бровей. Уши недобро прижались, но Стокер заметил, как их увитые пирсингом края тянутся книзу, выдавая досаду, горечь и раздражение. Холодные синие глаза и так всегда зыркали колко, пытливо, отстраненно, а теперь и вовсе полыхали неприятием и вызовом. Губы сжались в непримиримую полоску, едва удерживая так и рвущийся наружу ожесточенный рык. Бесится. Устал и бесится. А вот теперь, пожалуй, хватит болтовни и откровений!       — Прикуси язык, Мейсон, — спокойно произнес Стокер, не отводя взгляда и давая понять солдату, что командир — не тот, с кем можно было спорить не по делу.       Если он решил сам завершить чью-либо работу, это не требовало пояснений. Не лишним же нагрузил. Но Мейс не дрогнул и, похоже, не улавливал степень бессмысленности своего дурацкого протеста. Потому что чуть склонил голову набок и изогнул губы в презрительной усмешке.       — Права голоса у меня в этой конуре, оказывается, тоже нет. Не то что у бойцов, — и он коротко кивнул в сторону выхода. — Они войну прошли. Они бились насмерть на твоих глазах. Показали себя. А это… секретарская работенка безмозглого радиста, коим ты меня назвал с легкой руки! А теперь даже и ее не доверяешь. Впрочем… зачем я спорю с командиром? Ему виднее!       Злая досада так и кипела сухим ядом в его потяжелевшем дыхании. Накопилось, с кем не бывает. Хотя за три года чудовищных сражений подобный выплеск — так, невинный детский лепет. Наверняка он предпочел бы тоже быть в строю, бороться за победу, давать выход ярости, адреналину и усталости там, на передовой, круша врага, упиваясь боем, выгрызая у судьбы свободу для своей планеты. А не сидеть здесь, в недрах пещерных укрытий, кропотливо и скрупулезно сводя локации, позывные, донесения, отчеты, позиции и сигналы. И весь этот титанический объем никогда бы не потянул безмозглый связист, которым он никогда Мейса не считал. Иначе не доверил бы такую ответственную работу. Но, похоже, сейчас огненный марсианин был не способен ни слушать, ни рассуждать. От него просто фонило невыплюнутой желчью, и надо было все это срочно прекращать.       Стокер решительно поднялся из кресла и шагнул вплотную к подчиненному, глядя на него открыто и подавляюще. Даром что одного роста и комплекции — Мейс все равно едва заметно зажался, но хвост строптиво рассекал за спиной стылый воздух.       — Прикуси. Свой. Язык, — почти по слогам, четко произнес Стокер, готовый в любой момент применить силу, дабы охладить ненужный пыл, сбросить напряжение, чтобы потом и самому Мейсу не было совестно за неуместный срыв.       Незачем омрачать победу непризнанными амбициями. Война вообще не то место, где можно делать, что нравится, и говорить, что хочется. Не терпится помахать кулаками, так пожалуйста, без проблем. А вот молоть чепуху бойцу не пристало. Даже уставшему.       Мейс с трудом боролся с желанием нарушить приказ командира. Стокер отчетливо это видел по долгим вдохам, готовым вырваться с едкими словами, и поспешным выдохам, проглатывающим невысказанное. Подбородок заносчиво вскинулся, выдавая согласие на драку. И лишь в ледяных глазах бушевал огонь искренней, даже неосознанной обиды и горечи, делая его взгляд открытым, плещущим уязвимостью. Дурак ты, Мейсон. Не за что тебя колотить, зря нарывался. А вот охладить не помешает.       Шальная мысль залетела в голову Стокеру, и он, не давая себе времени ее обдумать, поднял руку, крепко ухватывая Мейса за огненный загривок на затылке, а потом рывком притянул его ближе и на выдохе впился в его стиснутые, сухие губы. Командир ожидал возмущения, отторжения, негодования, даже злого удара под ребра от такой беспардонности, но ничего из этого не произошло.       Мейс оказался настолько ошеломленным случившимся, что на удивление растерянно разомкнул губы и дал Стокеру решительно проникнуть в свой рот. Марсианин был терпко-горький, с привкусом вязких, сочных трав, что пропитывали его губы, язык, окончательно сорвавшееся от изумления дыхание. Стокер неторопливо втянул зашевелившимся носом его аромат и полностью завладел его шершавым языком. Мейс никак не отвечал на этот нежданный, спонтанный, безумный поцелуй, и лишь позволил Стокеру творить все, еще не оправившись, не сообразив, как реагировать на то, чего просто не должно было случиться.       Стокер довольно заворчал и сделал то, чего дважды требовал от своего солдата: крепко прикусил его язык, утягивая его к себе в рот до предела и заставляя Мейса болезненно взрыкнуть и дернуться в этой наглой хватке. Огненный марсианин почти перестал дышать, пережидая этот напор, и, наконец, Стокер с удовлетворением ощутил, как тот начал расслабляться, покоряться, заглушать любое сопротивление. Командир отпустил его, не отлипая от застывших губ и гадая, как быстро получит заслуженный удар под дых. Но терпкое дыхание внезапно потяжелело, вырывая из собственной груди удивленное мычание. Еще миг, и Стокер ощутил нерешительное движение. Ответил. Принял условия. Подчинился. Пару мгновений почти ничего не происходило, а потом так и не разорванный поцелуй внезапно взорвался неожиданной ненасытностью, жадностью, несдержанностью — поглощающий все мысли, немного грубоватый, соперничающий, мужской.       Стокер продолжал удерживать Мейса за густой жесткий загривок, но уже не заставляя, а лишь притягивая. Дыхание их окончательно смешалось — шумное и напористое и рваное и пропитанное травяной вязкостью. После пораженной отрешенности теперь Мейс ничуть не церемонился в поцелуе, и Стокер краем сознания отметил, что ни одна женщина, которых он перецеловал немало, не давала ему такой дерзкий отпор напополам с упоительной самозабвенностью. Даже не соприкасаясь телами, командир чувствовал пронизавший их жар, пропитанный темными густыми волнами. Они окутывали, затягивали, воспламеняли и опасно подрывали нетленные якоря. Похоже, они приближались к той грани, которую переступать не стоило. Пора было заканчивать. Поэтому Стокер решительно и внезапно отпрянул от Мейса, разом обрывая спонтанный поцелуй, и предусмотрительно сделал шаг назад, с усилием заставляя себя погасить разошедшийся пульс.       Мейс удивленно разлепил глаза, стоя ошарашенно, потерявшись, дыша загнанно до вырывающегося рычания. Он посмотрел на Стокера еще неосмысленно, рассеянно, взглядом, подернутым влажной черной мутью. Но постепенно она истончалась, утекала в холодящий воздух, забирая с собой хриплый рык. И вот зрачки его постепенно расширились, стремительно затапливая ледяную синь, глаза распахнулись в неверии, а уши в ужасе прижались к встрепанной голове. Мейс неловко отшатнулся, натыкаясь спиной на каменную стену, и затравленно замер.       — Спасибо за победу, — тихо и внятно произнес, наконец, Стокер. — Ты отличный связист, Мейс. А теперь проваливай отдыхать. Живо.       Понимание всего сразу обрушилось на Мейса незримым удушающим валом. Он мотнул головой, словно возвращаясь в реальность, нервно и с трудом сглотнул, принимая одобрение, и утер губы сгибом локтя — не с отвращением, а, скорее, с растерянностью. И в последний раз бросив на командира потрясенный взгляд, рефлекторно рассек хвостом воздух и поспешно вылетел прочь из помещения. Его неровные и гулкие шаги стремительно удалились и стихли.       Стокер усмехнулся и пригладил густую бурую гриву. Пожалуй, об этом безрассудном инциденте стоило забыть и как можно скорее. Подобных вольностей он не позволял себе ни разу в жизни. Впрочем, сегодня дерзкий метод сработал, и Мейс, наконец, встряхнулся и услышал то, чего так ждал и не желал принимать одновременно: похвалу и признание командиром.       Стокер медленно вернулся к рабочему столу и уселся в кресло своего подчиненного. Ему оставалось сдать последний военный отчет. Мохнатая крепкая рука невольно потянулась к уже остывшей кружке с травяным настоем. Он хмыкнул и поднес ее к губам, отпивая и смакуя вязкую жидкость со вкусом теперь таких знакомых горьких и насыщенных трав. Со вкусом Мейса.