Четыре года назад…
— Почему нет? — спокойным тоном отвечал ей сидящий напротив брюнет, с седой прядью на макушке. — Мы сможем сделать это.…Принцип Талиона был малоизвестной шайкой интернациональных бандитов.
— Даже если ты мне предлагаешь присоединиться, то у нас нет ничего из того, что требуется! — платиновая блондинка продолжала недоверчиво огрызаться. — Ни влияния, ни средств, ни авторитета! Абсолютное ничего! Только они, — женщина указала на сидящего рядом молодого парня и женщину, что поправляла свою выразительную белую прядь волос, — и твоё безумное предложение, хотя мы знакомы всего пол часа! Этого недостаточно.Как и все новые организации одаренных, они были на дне глубокой ямы.
— А ещё, у нас есть я, — мужчина прищурился, легко сделав тягу сигары, что покуривал весь этот эмоциональный разговор. — Меня зовут Джордж Оруэлл. А это… — он указал ладонью на двух присутствующих. — Лизель Зусак, — известная всем Воровка книг немного поклонилась в приветственном жесте. — Знаю я, кто ты, — отрезала женщина, одаривая новую знакомую презрительным взглядом. — Мы не подружимся. — Словно мне хотелось, стерва, — ответила Лизель, невинно улыбнувшись.Но в этот день, четыре года назад, они придумали великий план.
— Тц, — цокнула блондинка себе под нос, оборачиваясь к парню. — А ты? — Шева, — кивнул парнишка. — Просто Шева. — Не слышала о таком, — удивлённо пожала плечами блондинка. — Что не сказать о вас, — вновь перевела зеленые глаза женщина, немного поправив короткую чёлку. — Большой брат и Воровка книг… Вот так личности. Я Мэри. Мэри Шелли. — Не хотите выпить, чтобы получше познакомиться? — легко улыбнулся Оруэлл всем за столом, спрашивая. Двое легко кивнули, утыкаясь взглядом в меню. Непоколебимой оставалась только Мэри, сидящая напротив. Двадцати четырех лет, с металлическим протезом вместо правой руки, и пышной копной выбеленных волос. На фотографиях полученных в архивах, что изучал Оруэлл, та была насыщенной брюнеткой, а такая смена имиджа прибавила ещё несколько месяцев на поиски гениальной ученой Великобритании. Видимо, в стрессовых ситуациях Шелли становилась совсем иной, не такой взбалмошной и чудной, как про неё писали городские газеты и рассказывали работники научного центра. Защитная реакция? Страх? Притворство? Всё это Джордж разгадал за считанные секунды. — Выпьешь с нами? — склонил он голову на бок, предлагая Шелли меню.План, как обойти систему.
— Оруэлл, — обратилась к нему Мэри, облокачиваясь подбородком на руку. — Ты серьёзно считаешь, что четверо эсперов способны захватить мир за пять лет? — Не люблю шумные компании, — хитро ухмыльнулся Оруэлл, копируя позу Шелли. — Мне кажется, что Большого брата, Воровки книг, Сумасшедшей учёной и… Шевы хватит. — Нам придется расшириться, — женщина скрестила руки на груди, опустив факт того, что этот малец, заказавший себе чай с ромом её очень сильно смущает. — Так, ты согласна на сотрудничество? — приподнял брови в удивлении брюнет. Шелли не ответила, переводя взгляд на Лизель, что задумчиво вникала в книгу, с кричащим названием «Коран». Зусак, заметив периферическим зрением на себе чужой взгляд, подняла серые глаза на учёную. — Это правда, что ты умеешь играть на скрипке?В результате этого плана, к настоящему времени во власти Принципа Талиона находилось четыре страны.
Остался год.
Япония стала следующей.
***
— Понятия не имею, о чём ты, — отнекивалась Лизель, сидящая на стуле посреди просторной комнаты. — Я ни на кого не работаю. В комнате было холодно и тихо, эхом отбивались от стен постукивания девушки каблуком об бетонный пол, а мужчина в практически белой шапке-ушанке стоял около выхода, что важнее, одного из выходов из комнаты, держа в руках небольшую кружку. — И про Большого брата и Принцип Талиона ты не слышала? — спокойно задаёт вопрос Достоевский, делая очередной глоток черного чая. — Большой брат — манипулирующий народом гандон, — Зусак развела руками. — Всё, что знаю. Фёдор внимательно изучал женщину, сидящую перед ним, спокойно и непоколебимо глядя ей прямо в глаза. Спустя несколько секунд, он отвел взгляд, глядя в стену: — Ясно. — Знаешь же, что он давно догадался, — облокотившись об дверной проем, подала голос Лав. — Почему просто не сбежишь? Зачем судьбу испытывать?Свобода.
Такое сладкое, приятное слово, отдающее теплом в груди, а при произношении в три слога едва различимым звуком языком по нёбу. Слово «свобода» имеет огромное количество смыслов: в одном лишь толковом словаре оно имеет более пяти различных значений. Но ни одно из них не отражает глубину, истинный замысел этого неоднозначного, однако бесспорно светлого слова. Появляясь на свет, каждый человек обременяет себя обязанностями и правами, данными ему от рождения государством: их называют естественными и неотъемлемыми. Именно законодательство определяет поведение человека — основные, и как казалось бы, очевидные правила поведения: не трогай других, и тогда избежишь наказания. Казалось бы, достаточно простая мысль. Для полной свободы воли человека необходимо искоренить любые запреты, что приведет к анархии, вседозволенности общества. Однако, как бы это ни звучало парадоксально, вседозволенность не является точным определением свободы. Прежде всего, самые главные рамки и воспрещения строятся в голове. Сознание человека пронизано тонкими гранями и линиями, сковывая его, ограничивая. Рождаясь, в первую очередь человек обременяет себя на участь очередного раба собственного рассудка, стараясь сохранить его в целости и сохранности на протяжении всего дальнейшего существования. Стремясь к свободе, главным образом человек должен отказаться от понимания собственного «Я», испариться. Отречься от своей жизни. Мораль — это система рамок и запретов, созданная обществом для управления другими людьми на протяжении многих веков. Пока человек состоит, существует в обществе, он никогда не достигнет свободы, полного самопознания и понимания окружающего его мира. Таким образом, абсолютной свободы можно достичь лишь отказом от своей природы, своего тела. Тело — сосуд сущности, обитающей внутри, до конца не изученной. Лишь оказавшись в небытие, человек достигает абсолютной свободы и срывает с себя цепи, наложенные собственным разумом. Однако вместе со смертью приходит окончание жизни — насколько поистине неизбежное, настолько же и необходимое. Вечный покой, это, пожалуй, единственное, что приводит личность к независимости, заканчивая круговорот ответственности и обязательств, лишь на мгновение позволяя почувствовать это сладкое, еле уловимое чувство абсолютной свободы. — Как ты провела гениального детектива из агентства? — задаёт спустя время вопрос Фёдор, легко прищурившись. Это было прямое доказательство того, что Лизель была самой настоящей предательницей. От Рампо нельзя было ничего утаить, он первым узнал о её планах, в тот момент, когда зашёл в агентство первее, чем остальные детективы. Они лишь обменялись многозначительными взглядами, а Эдогава кинул ей напоследок, прежде, чем пойти и рассказать то, что он узнал за долю секунды Директору:— Если будут фейерверки, звоните.
— У меня будет предсмертное желание или типо того? — спрашивает Лизель, глядя на отстраненного Фёдора. Он выжидающе посмотрел на неё, осознав, что девушка в курсе того, что он ей не верит. Как давно она узнала об этом? После этого вопроса решила сдаться? Достоевский думал о ней, как о легкомысленной персоне, коей лишь посчастливилось встретиться с таким существом, как Смерть. Это был её козырь в рукаве, и единственная нить, связывающая Демона и Воровку книг воедино. Если бы не раскрытый секрет о невидимом напарнике террористки, он бы не посвятил ей так много времени. Не рассказал план, разложив по полочкам, он был более чем уверен, что та идеальный кадр для Небожителей. Но, как только её нога ступила на территорию Йокогамы, всё изменилось. Она даже не скрывала того, что общается ещё с кем-то, строя планы на этот город. Тем самым, он изменил изначальный план. Но его смену должен был донести остальным только тогда, когда Зусак будет устранена. Ни за что нельзя дать понять ей, что планы изменились. А это значит, что как только миссия с Крысами будет завершена, Фёдор передаст измененный план остальным. А до этого, можно попробовать устранить Лизель раньше. — Я не собираюсь тебя убивать, — всё же, интерес перед её личностью заглушал некоторые моменты. — Мне нужно сделать пару звонков…прежде чем детективы пойдут по ложному следу Пушкина, а ты… Ты ещё мне нужна. — Нет, не нужна, — Лизель расплылась на стуле, закинув руки за голову. — Наши пути со Смертью…разошлись. Её уникальность интересовала его до этого момента. — Ну, — он ухмыльнулся, разворачиваясь к выходу. — Так даже проще. Стоило ему лишь нажать на одну кнопку на рации, что стояла на небольшом столике, как со стороны всевозможных выходов из комнаты послышались глухие шаги. Десяток. Он только и ждал этого момента, когда Лизель сама признается в предательстве и в своей профессиональной непригодности. Фёдор, если честно, до сих пор сомневался в том, был ли на самом деле какой-то Смерть. Пустых рассказов за чашкой чая было недостаточно для существенных фактов. А, ну и ещё странная бутылочка с таблетками в её кармане — похожа на антидепрессанты. Или, какие-то медикаменты от психических болезней. Грубо говоря, Достоевский никогда не видел в Воровке книг человека, лишь материал для использования, не имеющий ума и силы. А Лизель об этом знала. Не просто знала, а она и Оруэлл хотели, чтобы он так думал. С самого начала. С того момента, как нога Достоевского ступила на священную землю Израиля. Оруэлл — мастер пропаганды и сплетен. Человеческих умов. Большой брат, следящий за всеми. Никто, абсолютно никто, не может обойти его замыслы — насколько известно Зусак. Он умнее каждого на этой планете. Таков его дар. Страшный дар, позволяющий проникать в медиа-сферы, заполучать разум людей, искажая его. Сплетни. Слова. Его радиовещательный аппарат в области шеи — вот, настоящая смерть для всего живого и разумного на этой планете. А об этом знают всего трое человек и один робот-андроид. Великая сила, и только с помощью неё Принцип Талиона получает такую возможность заполучить власть. Но, везде есть сложности… Пропаганда должна твориться годами, в крайнем случае месяцами, чтобы захватить человеческий мозг. По щелчку пальцев, Оруэлл может только свести с ума и уничтожить. Для любой аферы нужно время.И первая афера Оруэлла, после двух лет промывки мозгов, только что удалась.
Но когда Достоевский скрылся в раздумьях за считанные секунды, а в просторное помещение забежал десяток вооруженных наёмников, которым видимо заплатили слишком хорошую сумму или у которых были свои счеты с Воровкой книг, до Лизель, сидящей всё это время в тишине, но с таким самодовольным лицом, дошло.Этой проблемы они не предусмотрели.
Проблемы в виде тридцати мужчин с оружием и одной Зусак с двумя кольтами за спиной. Девушка легко завела руки за кожаную куртку, вот только, пистолетов она там не нашла. Это было странно, ведь она должна была почувствовать пропажу своего драгоценного оружия, но осознав, что скорее всего, её провели именно в это мгновение ока, Лизель глубоко и печально вздохнула, пообещав себе, что когда-то она лично сожжет плащ этого клоуна. Это была уже новая проблема, в виде тридцати вооруженных и одной Зусак, без оружия и возможности быстренько коснуться абсолютно всех присутствующих, дабы прекратить суматоху. Звать некого, а если есть кого — слишком поздно. Остаётся только…Бежать.
Мысль промелькнула у неё в голове, Зусак оглянулась вокруг, делая вид, словно здесь она оказалась совершенно случайно. Девушка прокашлялась, невинно улыбаясь и спокойно вставая со стула, обратилась к мужчинам: — В дверь… постучали тысяча двадцать четыре раза, — Лизель глянула на затихших наёмников, что внимательно слушали. Она еле держалась, чтобы не пустить короткий смешок, который сбил бы накаленную атмосферу. — «Гигабайт» — подумал Штирлиц. «Долбаёб» — ответили сто двадцать восемь осьминогов. Неловкая тишина. Неуверенный смешок Зусак раздался эхом. Сгладить углы тупым анекдотом не получилось, но оно и к лучшему — мужчины переглянулись между собой с недоумением, а когда вновь перевели взгляд за книжную воришку, та уже потихоньку пробиралась к выходу. Но к несчастью, эта попытка сбежать под шумок не обвенчалась успехом для девушки, один из солдатов, что записался в зеваки, но очень быстро среагировал, замахнулся в её сторону ногой, с точностью ударяя в живот. Лизель подавила крик, падая на пол. Ужасная ситуация — она лежит на холодном бетонном полу, одной рукой хватаясь за живот, ведь такой хорошей реакции она совсем не ожидала. Иногда Зусак нужно перестать думать, что та всесильна и умна. По крайней мере, она не быстрее и не умнее этих солдат. Даже самый умелый в прошлом солдат спустя время становится половой тряпкой, ибо слишком зазнаётся, задирая нос выше, не осознавая, что он больше не на войне. Он не умнее, не хитрее, не проворнее. Он, а в нашем случае Лизель, в полной жопе. И казалось, в этот момент, неловко осознавая своё положение, Зусак медленно начинает сдаваться. Или психика начинает сдавать. Лежа на полу, всё ещё ощущая острую боль внизу живота, она приходит к небольшому выводу — ей везло, только когда Смерть был рядом. Никто не был дороже этого существа. Никто так сильно не помогал и не держал её в узде, как он. Это испытание? Вызов? Зачем? Осознавал ли Он, что, уходя, бросает Лизель на настоящую смерть? Постоянно важная информация, постоянно подсказки. Сейчас этого нет, и женщина впервые серьезно понимает, что она ничтожество, не в состоянии даже встать. Идя точно по планам других людей, Лизель совершенно не слушала то, что говорил ей Смерть. Он ведь правда предупреждал:Он лишь сказал, что в конце своего плана я запутаюсь так сильно, что даже он не сможет помочь. Сказал, что ещё один неверный шаг, ещё одна ошибка, которая могла бы выдать меня как предательницу Крыс, и всё — прощай, Воровка книг.
Видимо, тот неверный шаг она сделала самостоятельно. С другой же стороны — притворяться дальше было невозможно. Фёдор давно понял. Но ведь это было частью плана, а значит, всё шло, как следует. А умрет ли кто в течение этого времени — дело второстепенной важности. Лизель смирилась с тем, что продолжения плана она не увидит, ведь спастись ей казалось невозможным. Правда вот…вся жизнь перед глазами не мелькала. Только выводы, которые образовывались в девичьей голове с огромной скоростью. Вспоминались книги — от первой прочитанной до последней. Первой была книга её младшего брата, а последней — Библия и Тора в перемешку с божественными записями. Лизель Зусак читала свящённые писания, чтобы понять, почему Боги так по-зверски поступают с ней. В царстве вечной темноты есть место только спокойствию. У Богов нет права ни на что, кроме умиротворения и рассудительности. Родители с детства учат холоду разума и умению подавить рвущееся наружу, выбирать не сердцем, а полагаться на правила. Народ думает, что быть Богом легко, поскольку всё, что тебе нужно делать, так это отвечать на просьбы и контролировать порядок. Не нужно думать о том, где спать и что есть, мучиться от безделицы и можно не бояться будущего. Ведь оно для них давно определено, Исток дарует им Имена, указывая направление, где в них нуждаются больше всего. Это, конечно, не так. Быть Богом — задача, порой, совершенно непосильная и сложная. Только Лизель не могла понять, почему Боги так снисходительны к ней? — Боги…пф, — Лав стояла там же, поодаль, но её голос был прекрасно слышен даже так далеко. — Это я тебя такому научила? Именно она. Именно Лав первой назвала Библию плохим детективом. Именно она привила Зусак такое отношение к священному писанию Господа. Именно она зашла в тот день, в тот книжный магазин, в тот, где подрабатывала Лизель, и именно она села и начала диалог, держа в руках Библию. С первых секунд Лизель почудилось, что неизвестная длинноногая шатенка пришла спрашивать «Верите ли Вы в Бога?», но нет. Лав начала всячески разбирать книгу на сюжет, на ужасно прописанных «персонажей», на то, что именно из Библии пошло так называемое клише «запретного плода», а Лизель в тот момент поняла, что этот литературный стереотип сработал с ней. Ведь Лав была и впрямь как запретный плод. Наконец, перед глазами солдаты начали размываться, а воспоминания пролетать. Зусак лишь горько улыбнулась, осознавая, какой отвратительный она человек: Она заходит в магазин. Аккуратно придерживает дверь. Смущенно улыбается, как хорошая девочка. Ногти без яркого лака, бежевый джемпер с треугольным вырезом — и не разглядеть, есть ли на длинноногой шатенке лифчик. Она вся такая чистая, что в голову сами лезут грязные мысли. Мурлычит Лизель «Привет», хотя большинство покупателей просто проходят мимо. И откуда она такая взялась? Ещё и с Библией в руках. Чихает на весь магазин. Лизель быстро поворачивается, натягивая милую улыбку, и кричит: — Будьте здоровы! Она хихикает и кричит в ответ, негодная девчонка: — Спасибо, подруга. Подруга? Она флиртует?! Если б Зусак торчала в «Инстаграме», непременно запостила бы фоточку стеллажа, за которым она скрылась, с подписью «Да, я нашла её». Незнакомка уходит дальше, выбирая себе новую книжку, пока Лизель наблюдает за ней с точностью. Кольца нет, а к кассе подходит какой-то типчик с детективными романами. Зусак пробивает ему покупки, а Лав всё ещё выбирает. Её худощавые руки, её волнистые, взъерошенные волосы, её рост, её глаза, её шея… — Ты серьезно перед смертью вспоминаешь наше первое знакомство? — Лав сидит прямо рядом, нависая над ней. Голоса солдатов, видимо, не понимающих, почему их цель неподвижно лежит на полу уже несколько минут, корчась от боли и ничего не предпринимает. — Что, я так сильно запала тебе в душу?Сильнее всего на свете.
А что ей ещё вспоминать, если Лав — единственный лучик солнца в этой беспроглядной тьме. А фраза про душу звучит комично, даже от галлюцинации, ведь любой поймёт, что это были не просто отношения, в которых можно было легко разойтись. Нет. Это были отношения, по типу…Тебе не спастись от моей любви.
Поэтому Лизель и чувствовала себя самой ужасной тварью. Не понимала, почему всё обошлось именно так. И всячески отказывалась верить, что это с её чувствами было что-то не так. — Если ты решила притвориться мёртвой, то с этими типочками это не прокатит, — слышится завораживающий голос Лав. — Тебе нужно спасаться. Зусак лишь прыснула, прикрывая лицо рукой. Спасаться. Это говорит ей галлюцинация. Фантом той, которой и впрямь нужно было спасаться и жить. А Лизель…ей не для кого. Наёмник, стоявший перед ней, навел на неё автомат, целясь прямо в голову. У Зусак нет оружия. Нет подмоги. И нет желания бежать. Лишь приподнявшись на локтях, с раздражением посмотрев на мужчину перед ней, она вздохнула, осознавая свою неправоту. — Вспомни, что ты делала в такие моменты, — женский голос бьёт по вискам. — Когда не было даже одного маленького пистолетика. Вспомни, как тебя называют. — Лав становилась всё громче. — В конце концов, вспомни кто ты такая. Зусак, ты не простой человек, не простой солдат, — галлюцинация садится совсем рядом с её ухом. — Ты, чёрт возьми, одарённая.Одарённая.
Словно пощечина. Огромная такая, болючая, но отрезвляющая разум. Зусак притихла, медленно отползая на пару сантиметров назад. Наёмник перевёл палец на курок, ожидая побега, но Лизель лишь незаметно вызвала одну из своих книг в руку. И страница вырвалась с характерным звуком, заставляя мужчин нахмуриться. Миг и девушка подпрыгивает, запуская страницу в солдата, словно сюрикен. Страница, казалось, такая тонкая, легко перерезает ему горло, летя дальше, по кругу. К тому моменту, как Лизель полностью приземляется на свои две и ловит страницу левой рукой, десяток тел с перерезанным горлом или лицом падают на пол. Конечно же, она попала не во всех. Поэтому, нужно бежать, и побыстрее. Воровка книг хмыкает, глядя на окровавленный листок бумаги. Она совсем и забыла, что так может. Точнее, не было необходимости защищаться таким способом. Забрав у одного из мертвых мужчин пистолет с целым магазином патронов, девушка ринулась бежать в дверь, противоположную той, в которую легко удалился Достоевский. Бежать, пока раненные солдаты вызывают подкрепление или не задетые начинают стрелять в догонку. Выход ведет вниз, скользкие ступени, ужасное освещение. Пахнет сыростью. Словно, та оказалась в канализации. — Можешь, когда хочешь, — хихикает Лав, пробегая рядом. — Заткнись, — тихо прошипела та, продолжая бежать по темному коридору, выбегая в огромное подземное царство крыс и черепашек. Черепашек Ниндзя. Всё же верно, канализация. Оглядывается — быстро и хаотично, лишь бы понять, куда дальше бежать. За ней, словно склоны, вражеские загоны, готовые на всё ради денег. Или, что там им пообещал Фёдор? Их законы — страхи про клёны, а люди для них — меньше мышей.Я такая же?
Не в силах бежать дальше, Лизель прыгнула за первый попавшийся поворот, тихо сползая по стене. Они далеко и будет отлично, если они вообще пробегут мимо и не вспомнят. А пока есть время перевести дух. Или, поговорить. — Почему ты помогаешь мне? — прошептала Зусак, начиная перезаряжать пистолет. — Я? Помогаю? — Лав засмеялась, присев напротив. — А что, нет? — Лизель вскидывает бровь, прислушиваясь к шорохам. — Лиз… я бы подарила тебе абсолютно все звезды с неба, — начала галлюцинация так, что Лизель застыла, улавливая осознанность в её голосе. — Но мы сейчас живем с тобой с разных сторон планеты, на которой только я протягиваю руки к небу… У тебя такие белые крылья, у меня таких никогда не будет. — Чего? — женщина признавала, она абсолютно не поняла ничего, что сказала ей её же галлюцинация. Абсолютно. — Я мертва, — серьёзным тоном сказала Лав. — Но даже после смерти я буду с тобой. — Ты моя галлюцинация, не говори, как осознанный человек, — Воровка книг отпрянула, с неким страхом посмотрев на слишком спокойное лицо Лав. — А ты думаешь, галлюцинации у тебя от хорошей жизни, да? — фантом подсел ближе, заглядывая прямо в хрустальные, серые глаза. — Что? — вырвалось из груди Лизель. Мысли забегали в лихорадочном танце. Туда-сюда. Из крайности в крайность. У Лизель, если честно, за эти четыре года после смерти Лав совсем не было времени, чтобы прийти в себя. И вообще, она списывала галлюцинации на стресс, а Смерть отмалчивался, говоря, что он ничего такого не замечает. Конечно же, это не у тебя галюники, дядь. — Может, пора принять то, что ты больна? — вновь говорит Лав, смотря в глаза. Её взгляд немного смягчается, а на вытянутом лице появляется неуверенная улыбка. — Может, тебе стоит…ну…полечиться?О чём она говорит?
Смерть родных, близких, война, побег за лучшей жизнью, работа, смерть отца, Лав…этого было достаточно, чтобы осознать. Осознать Лизель то, что с ней не всё в порядке. Да, для некоторых нереально то, что не заметить у себя психические расстройства возможно, но…казалось, нужно было остановиться на Лав. Она могла быть жива. Многие невинные люди могли остаться в живых, если бы не Лизель. Осознание такая отвратительная штука. — Подумай над этим, — парировала девушка, вставая. — Кажется, то, что твоя галлюцинация сама тебе говорит лечь в дурку, уже хороший такой звоночек, да? Пора двигаться дальше. Шаги совсем притихли, а в нескольких десятках метров лестница, ведущая наверх. И только Лизель встаёт, как вновь инстинктивно падает на землю от взрыва в туннеле канализации. Что это был за взрыв? Кажется, проход в пятистах метрах от неё завалило. Истошный мужской крик. Того мужчину завалило? Что там вообще произошло? И тут до Лизель вновь дошло, что это был за взрыв и чей это был крик. Но её размышления и быструю скорбь развеяли громкие шаги и голоса. Она в тупике, и ей сейчас совсем не важно, кто там подорвался на гранате, и почему детектив орёт от внутренней боли. Пора бежать. Если повезет, бежать прямо к детективам. Лизель быстро забирается на металлическую лестницу, бешено перебирая ногами. Открылась стрельба. Прямо в её сторону. Она призывает книги, защищаясь ими, но полностью не может контролировать процесс их передвижения в воздухе, потому что лихорадочно пытается открыть люк. Железный блин не поддается, а защищаться становится всё сложнее, когда наемники начинают подниматься за ней. Крик вырывается из груди, из-за несправедливости. Она полагается на удачу, обеими руками хватаясь за металлические прутья, выбивая люк ногами. Он отлетает куда-то вверх, открывая Зусак проход. Выпрыгивая на свободу, девушка чувствует резкую боль в области плеча. Но встает, продолжая бежать так быстро, как только может. Бежать далеко-далеко, в дебри этого заброшенного города. Найти детективов. Забрать Куникиду из этого ада. Спасти всех и спасти себя.С каких пор я думаю о таком?
Она бежит, не в силах понять, как она должна вырваться из этого кольца уробороса. Уже жмет в висках — погоня продолжается. Спотыкается и казалось, всё, больше не поднимется. Но встает, словно рубит с плеча. Зажимает болящую руку, продолжая бежать. Кажется, у неё получается отстать. Выстрелы больше не слышатся, а она видит огромную пропасть, которая оказывается просто спуском к небольшому водоему, через который стоит небольшой мост, и падает туда без промедлений, ощущая жесткость земли. — Лизель-сан? — она слышит голос Ацуши, облегченно вздыхая. Но подняться и посмотреть ему в глаза не может. — Ацуши-и-и! Я так…рада тебя видеть…ты бы знал! — мямлит она с нескрываемой радостью. — Спрячь меня, пожа-а-а-алуйста! Меня убьют…если найдут. — У Вас кровь? — Накаджима подбегает, думая, помогать ли ей, или оставить. — Засовывай её в фургон, — кричит ему Рампо. — Быстрее, тигрёнок, быстрее! Девушка пытается промямлить слова благодарности, не видя шокированное выражение лица Ацуши, который её поднимает, но, повиснув на его руках, та отключается, лишь услышав: — Поэзия Доппо! Складной нож!***
— Извините, Рампо-сан, — кряхтит раненый Танизаки под шум быстро затормозившего фургона. — Я провалился. — Ну…ничего, — однобоко отвечает детектив, оборачиваясь к Кенджи. — Как обстановка в мафии? Под их бубнеж очнулась Лизель, что, казалось, проспала всю жизнь. Откуда, куда, зачем, что она здесь делает? А главное — плечо больше не болит, на порванном рукаве остался только окровавленный след. Вылечили. Во второй раз. Да она уже два раза жизнью обязана этому агентству! — Они перемещают Босса в подземное убежище, — отвечает мальчик. — Туда нам не проникнуть… — задумчиво говорит Кёка. — Остаётся лишь прорваться напрямую… — Но, Рампо-сан! — прерывает их всех Ацуши. — Согласно сообщению, поступившему только что, Директор сказал: «Не сражайтесь с мафией». Все затихли, и Зусак тоже, хоть она и не пыталась подавать признаков жизни. С одной стороны, она не должна вмешиваться, а с другой, кажется, что агентство может пойти совсем не в ту степь. Не хватает кого-то…Дазай.
Вот, для чего Достоевский решил убрать его из игры на это время — не дать детективам выбора. Не дать того, кто помог бы им и направил на верный путь, не заходя в бой. Сможет ли она сейчас заменить его? Скорее всего, нет. — Это приказ Директора, находящегося на волоске от смерти, — продолжает Накаджима в полной тишине. — Всё-таки, нужно найти другой способ поймать эспера с вирусом… — Мы уже попытались, — отрезал Рампо. — Но… — Ничего не поделаешь, я предскажу вывод, который вы сделаете, поразмыслив десяток тысяч лет, — детектив зашагал к Накаджиме. — Это невозможно. Враг — воплощение коварства. Из тщательно расставленных им ловушек невозможно выбраться за оставшееся время. — Даже, для Рампо-сана…? — обречённо спросил юноша. Лизель, если честно, тоже задавалась этим вопросом. Если ты, Рампо Эдогава, предсказал её действия, уже изначально зная, на кого Воровка книг на самом деле работает и какая у них цель, то…почему же ты сейчас говоришь абсолютно другое? — Я понимаю это лучше, чем кто-либо другой, — отчеканил тот, разворачиваясь к девичьему телу. — Скажешь что-нибудь, Зусак? Девушка от неожиданности открыла глаза, ловя на себе многочисленные взгляды. — Спасибо, что спасли, — пробубнела она. — Меня чуть не убили, так что, ничего больше сказать не могу. — Неужели? — продолжает Рампо, давя взглядом. — Ну, этот ваш враг натравил на меня своих крыс, желая убить, — Лизель приподнялась, всё ещё инстинктивно держась за плечо. — А из ловушек…выбраться возможно. Зусак не знала, что она пытается сказать. Что пытается донести. Она знает многое, да, и у Фёдора есть планы на все случаи жизни, но для девушки нужно, чтобы он пошел по последнему. Чтобы он подумал, что пора бежать. А как это сделать… — И как же? — Действуйте так, как считаете нужным, — произнесла Зусак, словно сказав какую-то несчастную цитату из второсортной книги. — Я…больше ничего придумать…не…могу. — она начала вновь сползать на пол, отключаясь. — Дождитесь Дазая… — У нас нет времени ждать, — Рампо отворачивается, обращаясь к Акико. — Она отключилась. — Что, опять? — цыкнула доктор Йосано. — Дайте ей леща, проснётся. — Не надо…! — еле возмутилась Лизель, — Я в сознании. — В то же время, — Эдогава обращается ко всем, переманивая их взгляды на него одного. — Прорыв с боем связан с риском для жизни. Поэтому, участвовать или нет, решать вам. — Это значит, сражаться с мафией или уходить. — подал голос Доппо. Он взглянул на своего коллегу таким выражением лица, словно, он абсолютно не понимает, что происходит. Не может собраться, он полностью поник. — Ты предлагаешь сделать выбор…сейчас? — Верно, — отвечает ему тот. — Согласно моей дедукции, как только мафия узнает, что Директор в безопасности, они перейдут к методу запугивания. Но у вас нет времени на сомнения, они возьмут в заложники семью, друзей и близких и будут угрожать убивать их по одному, пока мы не выдадим его. Лизель присвистнула. Её проигнорировали. — Я сделаю это, — говорит Танизаки, вставая с пола. — В конце концов, мы не можем спасти одних, не ранив других. — Я тоже пойду, — за ним встала Йосано, поднеся бутылёк с нашатырем к носу Зусак. — Когда-то мы были немного знакомы с доктором Мори. Думаю, этот человек согласится с подобным концом. — Я боюсь этого человека, — делает шаг вперёд Кёка. — Но, если мои знания о мафии могут быть полезны агентству… — Не… — восклицает Ацуши. — Кёка! Нюхая нашатырь, Лизель лишь оглядывает эту шайку, понимая, как сложно это им дается. Идти на верную смерть, чтобы спасти Фукудзаву. Дорого стоит такая команда. Лизель, даже, завидует. — Мне не понятно, что правильно, а что нет, — Миядзава тоже встает с пола. — Но если все идут на опасное дело, я тоже пойду и помогу. — Что будешь делать, Куникида? Идеалист застыл, глядя в пол. Казалось, в его умной голове такая пустота. Перекати-поле катится. — Директор приказал защищать мир и равновесие в городе, — тихо заговорил Доппо. — Спасти людей от уничтожения города врагом — такова его воля. — Значит, нарушишь «правило» и будешь его преследовать? — спрашивает Рампо. — Однако, если нарушить правило, погибнут невинные люди! — детектив закричал, закрывая рукой лицо. — Как та девочка…если я снова увижу подобную смерть…я больше никогда… — Куникида, — Рампо развернулся к выходу, — Ты самый благородный и сильный в агентстве. Поэтому, враг попытался сломить тебя первым. Детективы спрыгнули с фургона, направляясь на дело. Акико развернулась первая, глядя на Воровку книг. — А ты что, не с нами? Лизель спокойно подняла голову, глядя на женщину. Переварив некоторые факты, она вздохнула, приулыбнувшись. — С меня хватит неосознанных убийств, — проговорила та, распуская свой хвост, давая волосам упасть на плечи. — Я пас. — Ну, — Йосано помолчала, но, пожав плечами, отвернулась от неё. — Как хочешь. Ацуши остался стоять на выходе, не решаясь пойти за остальными. Он думал, как ему поступить правильнее. Они перемолвились с Рампо напоследок о каком-то Катае и важном поручении, и детективы удалились, оставляя их троих наедине. Лизель глянула на таймер: остался ровно день. Когда время успело так быстро пролететь? А что важно, неужели она пролежала без сознания так много времени? Правда, у неё тоже была определенная миссия. И, если бы времени было бы немного больше, Лизель бы позволила себе ещё пару часов полежать, нюхая бутылку нашатыря. Но а сейчас, глядя на шокированного Куникиду, ей ничего не оставалось, как сесть рядом. Ей было искренне жаль. С самого начала, даже если первоначальный план Зусак предполагал втереться к самому способному детективу в доверие, это не меняло факта того, что она искренне им восхищалась. Его принципами и идеалами. Доппо даже не шелохнулся, заметив рядом с собой террористку. — Сгинь, отродье, — проговорил он, отворачиваясь. — Как знаешь, — она понимающе кивнула, но уходить не стала. — Но… Слова не подбирались. Почти. — Иногда ощущать себя вычеркнутым из списка, не так плохо, как кажется, — начала девушка, ловя на себе усталый взгляд Ацуши. Она легко кивнула ему, успокаивая. — Это как пощечина… — Закрой рот, — повторил он. — Для них твои принципы лживые, твои идеалы — убоги. Твоя доброжелательность для них ничто и слова твои им до пизды. — она продолжила, глядя в потолок фургона. — Их никогда не интересовало, кто ты. Крысы ценят лишь деньги и власть. Зусак замолчала, ожидая очередную негативную реакцию. Но спустя несколько секунд тишины, продолжала говорить. — Жизнь продолжается, жизнь бурлит, — глубокий вздох. — Но тебя в ней никто не считает, тебя в ней нет. — И зачем ты мне это говоришь? — поворачивается к ней Доппо, держа разбитые очки в руках. — Просто надеюсь, что поймёшь, — отвечает она. — Что ты ни в чем не виноват. Горько усмехнувшись, девушка села удобнее, ещё раз нюхнув крышечку нашатыря, отставив его подальше. — Но… — О! Для поднятия боевого духа, могу спеть хорошую песенку! — прервала его Зусак, осознавая, что своим самокопанием Куникида уйдёт далеко и надолго в никуда, лишь теряя время. — Её пел мой друг, когда у меня что-то не выходило. — Друг? — спросил Куникида так, словно не думал, что у таких людей, как Воровка книг, есть друзья. — Да, его зовут Шева, — кивнула девушка, отводя взгляд в сторону. — И песни он пел всегда хорошие…правда, на своём родном языке, но я понимала, о чём он. — И что за песня? — интересуется блондин, отвлекаясь. — Хорошая, украинская песенка, — ответила девушка, напевая строчки. — «Бо плач не дав свободи ще нікому, а хто борець, той здобуває світ». — Что это значит? — Ибо плач не давал никому ещё свободы, а кто борец, тот обретает мир, — перевела Лизель на японский. Но именно оригинальные строчки западали ей в душу каждый раз, когда Шева начинал петь. — Там ещё было… «Сладче нам в бою умирать, чем жить в узах, словно немые рабы»… На украинском звучит красивее! — Что за песня такая странная? — нахмурился детектив. — «Веде нас у бій, борців упавших слава»… — но девушка продолжила напевать оригинал. — Лизель-сан, — дернул её Ацуши, всё это время наблюдавший. — Вы запелись! — А…? А! Да! Просите… — Зусак хихикнула, а воспоминания о теплых вечерах перед камином с Шевой и остальными грели душу. — Суть песни вы поняли. — вдох-выдох. — Мне тоже пора. — Вы не останетесь в фургоне? — Накаджима встает за ней, попутно оглядывая напарника. Кажется, у Лизель получилось. — Ну, кто-то же должен проверить этого вашего Дазая, — девушка пожала плечами. — Сколько идти до больницы, в которой он лежит? — Около трех часов… — Блядь! — она ругнулась, обречено вздыхая. — Скажи адрес, я по картам дойду.***
Спустя три часа Лизель была готова кинуться на долгожданную лавочку рядом с входом в больничное крыло. И самое обидное, что Лав, сучара, пропала! Эти три часа Лизель провела в тишине, вдалеке слыша выстрелы. Напевала себе песенки под нос, читала книги-жизни, которые прочла уже несколько раз до этого, и осознала. Сегодня только одно осознание и посещает её. Осознала, что эти малознакомые люди из агентства ей дороги — это первое. Второе — сегодня ночью она договорилась кое с кем встретиться в гостинице напротив больницы. Зайдя в здание, она тут же накинула одноразовый больничный халат себе на плечи, на сапоги — бахилы, на лицо — помятую маску. Мило пошепталась в приёмной с медсестрой, что она пришла к «тому самому красавчику, что поступил сюда с пулевым в живот», параллельно назвав его имя. Зусак чуть не передернуло. Узнав этаж и палату, девушка направилась прямо туда. Какая будет реакция? Злость? Неприязнь? А может, он засмеется ей в лицо? С чем же встретит её Дазай? А вот и палата. Потянувшись к ручке от двери, вдруг, она услышала довольно-таки…странные звуки.Это…то, что я думаю?
Сначала подумала, что показалось, но прильнув ухом к двери, оказалась права. Ахи и вздохи.КАКОГО ХУЯ?!
Прежде, чем что либо понять, девушка быстрым движением руки смахивает экран своего телефона влево, открывая камеру. Аккуратно и главное, тихо, приоткрывает дверь, делая бесшумный снимок. Тихо закрывает дверь. Взгляд на экран.ТВОЮ МАТЬ!