Мазайка

— Ты уверен? — Шибусава держал сына на руках, поправляя его лезшие в глаза волосы с легкой улыбкой. — Да! Я буду послушным, обещаю! — мальчик сжал кулаки и зажмурил глаза, показывая, что он говорит искренне. А отец и не сомневался. — Я верю тебе, но мне надо убедиться, что ты будешь чувствовать себя хорошо всю мою смену, — альбинос улыбнулся, но с досадой выдохнул, ясно понимая, что им придется просидеть там долго. — Обещаю-обещаю! — Если что, посидишь с Фёдором? Он мой коллега, что совсем недавно начал работать. Совсем молодой, недавно двадцать один год исполнился, — пока Тацухико говорил, Накаджима смотрел на него с сияющими глазами, похоже обрадовавшись возможным новым друзьям. — Я тебя понял. Беги одевайся, у нас всего десять минут. — Ура! — Ацуши вскинул руки как только его поставили на пол и побежал к себе в комнату, переодеваясь из голубой пижамы в черные штаны и белую футболку. Он уже смахивал на школьника, что заставило отца наливаться гордостью.       Мальчик быстро закинул в свой рюкзак-тигренка блокнот, любимую тетрадку и цветные карандаши. Куртку ему помогал надеть Шибусава,       заправляя волосы под белую шапку и завязывая на шее монохромный полосатый шарф. Накаджима стал перекатываться с носка на пятку, внимательно наблюдая за старшим, что завязывал длинны волосы в большую пышную косу. Проверив свои комнаты, они вместе направились на станцию, по дороге обсуждая сегодняшний день и довольно прохладную погоду. Ацуши был очень активным и любознательным, часто ухаживал за папой, когда тот заболевал — в приюте ему совсем не нравилось и когда его усыновили, то он старался сделать все для приемного родителя. Директор в то время сильно удивился высокому и деловому альбиносу, что выбрал совсем неухоженного и пугливого мальчика, на удивление сразу доверившись этому незнакомцу. Возможно потому что он был почти весь белый. Сейчас Шибусаву держали за средний и указательный пальцы, с улыбкой и теплотой восклицая «Я люблю тебя, пап!». Сердце мужчины трепетало и рыдало: теперь оно хранило под собой это, однозначно, чудо.       В поезде Тацухико посадил сына на колени, когда тот самостоятельно отряс с одежды снег и сейчас игрался с длинными волосами, распушовывая хвостик и приглаживая его снова. Старший осторожно вел его в учебное заведение рассказывая о своем классе и других учителях. Большую часть жизни Шибусава проводил в школе и уже работал там гордых 8 лет — сначала возился долгое время в средней школе и лишь три года назад перешел в старшую. Ацуши с открытым ртом слушал как его папа в мельчайших подробностях рассказывал как принял решение пойти работать учителем, как переводился на другое место работы и как он любил свое дело. Мальчик даже упустил момент, когда они зашли за ворота и на него стали удивленно смотреть подступающие учащиеся. То-ли из-за холода, то-ли из-за страха он поежился, крепче прижавшись к Тацухико, но не оглашая своих переживаний — обещал ведь! — Сенсей, здравствуйте! — окликнул чей-то мужской голос. Один из учеников. Танидзаки Джуничиро. Он помахал обернувшемуся преподавателю, резво подбегая. — Вижу, вы сегодня не одни. — Верно. Пришел с сыном. Няня как на зло заболела, а в садике подготовка к новому году, — альбинос по дороге в кабинет снимал с смущенного ситуацией Ацуши верхнюю одежду, поправляя растрепанные волосы. — Какой зайка! — в этот раз говорила Наоми - младшая сестра Джуничиро, которая по каким-то причинам перескочила сразу несколько классов, чтобы учиться с ним вместе - подбежавшая к ним. — Сколько ему? — Вот столько! — перегнав отца с ответом, Накаджима показал свою ладонь с пятью пальцами, вызвав у девушки умилительные визги. — Какой ты взрослый уже! — сестрица села на корточки, чтобы быть на одном уровне с мальчиком и потрепала его по волосам. — Первый урок у меня с вашим классом? — снимая черное пальто, обратился к парню Шибусава. — Верно. Думаю Наоми будет отвлекаться на вашего сына весь урок, - слабая усмешка, но довольно теплая. — Как тут не отвлечься, ты посмотри какой он милый! — девушка обняла уже развеселившегося Ацуши. — Хочешь я поставлю одну из свободных парт поближе к себе и ты туда сядешь рисовать, пока я буду слушать нашего сенсея. Можно ведь? Можно? Я ведь староста, я обязательно буду вас слушать! — Да, конечно. Думаю, он будет рад, — открыв дверь в кабинет, где уже сидели некоторые ученики, альбинос облегченно выдохнул. Он прошел за свой стол, погладив радостно скачущего сына по голове и отпуская с Наоми.       Ошарашенный класс конечно же начал задавать вопросы, почему так произошло и кто этот мальчик. Учителю ничего не оставалось кроме как поболтать перед уроком и ответить на такие важные для ребят вопросы. Многие даже не знали, что у него был ребенок. Кто-то расспрашивал самого Ацуши, что выложил подобно Танидзаки свою канцелярию и болтал ногами на слишком высоком для него стуле. «Папе сердце подсказало, что нужно придти в тот приют и взять меня» ответил на один из вопросов Накаджима, совсем не замечая как у Шибусавы покраснело все лицо, а из носа потекла кровь, которую он сразу прикрыл ладонью, чтобы никого не испугать. Урок начался очень вдохновленно и позитивно из-за такой мелочи.       Сразу после окончания, Тацухико взял верхнюю одежду, оставленную на учительском месте, и ладонь Ацуши, шагая в учительскую. Было не так много времени, да и не известно, согласиться ли коллега на просьбу - обычно они очень редко пересекаются. К счастью, Достоевский сидел там, читая какую-то русскую книгу, совсем не обращая внимание на людей, пока его колена не коснулись детские ручки. Парень вздрогнул и вытащил наушник, замечая как ребенок светится от счастья, разглядывая его фиолетовые глаза. Рядом, на тот же диванчик, упал альбинос, тяжело вздыхая. — Фёдор-кун. У вас же сегодня только у второй? — мужчина даже не смотрел на собеседника, уже устав. Возгласы и прочие расспросы так сильно изматывали. — Верно. Что-то случилось? - обычно, мало заметный другим преподавателям парень, не особо ожидал обращения к себе. — Сможешь пока присмотреть за моим сыном? - Шибусава взглядом указал на всё также светящегося от счастья мальчика. Так вот он какой - Фёдор! По телосложению меньше папы, так еще с такими же чудесными глазами! — Это ваш сын? — вскинув брови Достоевский удивленно уставился на старшего, игнорируя — вернее сказать, делая вид, — прикосновения к своей ноге. — Я Ацуши! Мне воооот столько! — мальчик снова обратил на себя внимание повторяя те же действия, что и с Наоми какое-то время назад, отпустив одежду. — Как видите. Я не смогу постоянно сидеть с ним на уроке, так как ученики отвлекаются, - нервная улыбка ясно отображала тяжесть тех минут, когда вместо повторения эпох, кто-то слезал со своих стульев и на корточках доползал до Ацуши, стараясь расспросить что-то интересное о сенсее. — Но тетя Наоми не отвлекалась! Как и обещала! Не ругай ее! — Накаджима подбежал к родителю, обняв за руку и снова заставив его улыбнутся по теплому, более спокойно. — Конечно не буду, тигренок. Можешь пока сесть за вон тот стол и продолжить рисовать, — указывая в угол комнаты, Тацухико очередной раз поправил его волосы, погладив плечи. — Я могу на тебя рассчитывать, Фёдор-кун? — Думаю, да. По крайней мере постараюсь, — плечи прижались к голове и опустились. — Я очень вам благодарен! Ацуши очень смышленый и любопытный, у вас не возникнет с ним проблем, — преподаватель сложил ладони вместе, слабо поклонившись. — Я буду заходить на переменах к вам, чтобы проведать. — Нет необходимости. Поторопитесь, у вас история через две минуты, — Достоевский снова уткнулся в книгу и взглядом пытался найти строчку на которой остановился, пока Шибусава не ушел. Парень внимательно наблюдал как мальчик перебирал карандашами, раскладывая их по цветам — в рюкзаке они снова перемешались. — А как долго вы знакомы с папой? — не отвлекаясь спросил Накаджима. — Со дня мой работы тут, - отображая незаинтересованность, Фёдор дальше пялился в книгу, на которой изображалась превосходно одетая на старый лад девушка, тоже держа книгу в изящных руках. Большими буквами читалось "Джейн Эйр - Шарлотта Бронте" — Вам тут нравится? — Да. — Главное, что вам тут нравится! — Верно. — А что вы преподаете? — разговор походил больше на допрос с детектором лжи, что немного ставило в неловкое положение Ацуши и он всеми своими детскими силами пытался наладить контакт. — Литературу и языки. Правда пока мне ставят не так много классов, — Фёдор отложил книгу на полку, где заряжался телефон — видимо тоже его. — Почему? — обеспокоенно подскочив, мальчик оперся руками о стул, на который с трудом забрался. — Я молодой и только недавно окончил учебу проработав меньше года. Скорее это не работа, а подработка. Но, возможно, если у меня получится, то останусь тут на подольше. Главное понравиться директору и ученикам, - Достоевский сложил руки на коленях, смотря куда-то в пол. — Ооо! Я верю в вас! Не хочу чтобы папа потерял друга! — заметив недоумение на лице от своих слов, Накаджима склонил голову на бок. — Мы не друзья с твоим папой. Просто работаем в одной школе, - объяснил преподаватель. — Тогда станьте! Папа хороший! Он вам понравится! — кажется, Ацуши стал слишком беспокоиться по этой теме, а за дверью прогудел звонок, заставляя литератора вздрогнуть. И так не знает как реагировать на мальчика и весь напряжен. — Посмотрим. — Ну, пожалуйста! Я очень хочу, чтобы у папы были хорошие друзья! - глаза мальчика слегка намокли. Он уже перестал беспокоиться даже о карандашах, один из которых упал на пол, скатившись по столу и оставшийся без внимания. — Почему ты считаешь, что я буду хорошим другом? - поменяв интонацию на более заинтересованную, парень быстро похлопал, показавшись довольно невинным в этот момент. — Ты похож на самую милую крысу! Ты мне очень нравишься! — Фёдор, кажется, пытался прогрызть взглядом паренька за такой комплимент. — Вы сидите сжавшись. А еще ноги прижаты друг к другу. И тонкие. Как хвост! Белая одежда, а я люблю белый! И папа тоже весь белый! Еще чувствительны к звуку и касаниям, будто в постоянном напряжении. Да и в разы меньше моего папы! — возможно, для все ещё маленького ребенка их разница в росте была действительно большой. Но как он рассказывал про напряжение не могло не заинтересовать. — Поэтому я крыса? — уже с неподдельным, как до этого, интересом спросил учитель, поднимаясь с дивана и садясь напротив уж слишком наблюдательного ребенка. — Самая милая! — руки поднялись вверх, а лицо вновь излучало радость. — А ты тогда кто? — Тигр! - Ацуши сложил руки у лица, издав тихое "ра-ар", пародируя зверя. — Вау, мне уже начать тебя бояться, хищник? — Достоевский усмехнулся, прижав локти к бокам и подняв руки в жесте «сдаюсь». — Я добрый тигр! Травоядный! Я тебя не съем! — Ацуши встал на стуле на колени, чтобы быть повыше, и склонился к брюнету, ставя ладони почти на крае стола. — Тогда кто твой папа, раз ты тигр? Лев? - на самом деле в первый раз он больше напоминал Йети. Высокий, холодный, весь белый и... "мохнатый". — Дракон! Большой белый дракон, любящий бриллианты! - тоже не плохо. — Ого. Интересный выбор, — улыбнувшись, парень положил руки на стол и сложил их друг на друга. — А у вас есть дети? — неожиданно задал Накаджима. Достоевскому было известно, что спрашивать на тему семьи в Японии не особо приветствовалось, но раз перед ним ребенок, то, думаю можно опустить его накопленный опыт в этой стране. — Есть. Сразу двое. Одному три, второму девятнадцать, — язвительно упомянул Фёдор, будто его девятнадцатилетний «ребенок» по имени Николай стоит за стеной и только ждет момента чтобы воскликнуть «Это обидно, Федя!». — Вы стали папой в три года?! — без замедления воскликнули. Похоже он умеет считать в уме уже такие цифры достаточно быстро. Чудесный ребенок. Как его воспитывает Шибусава? — Нет. Второй это мой друг. Он совсем не отличается от ребенка, но часто присматривает за Сигмой, пока я тут работаю. — Сигма? Тот кому три? — Все верно. Почти две недели назад исполнилось. — У него тоже нет мамы, раз за ним смотрит ваш друг? — опустив голову мальчик уже стал сочувствовать этому Сигме. И это "тоже"... — Тоже верно. Но думаю этот разговор мы лучше оставим на будущее, когда ты подрастешь и будешь ходить в старшую школу. Как у меня часто говорят на родине «Вырастешь — поймешь», - фраза, которую хочется проклясть, но такая удобная и правдивая. — Хорошо! Дождитесь только меня! Пока расскажите что-нибудь из ваших уроков! У меня даже тетрадка есть! Я сегодня туда записывал все, что говорил папа. Правда, я не совсем понимаю что это именно… У вас ведь есть сейчас свободное время, можно провести его с пользой!       Шибусава действительно не соврал на счет того, какой любопытный его сын. В какой-то момент он даже напомнил Гоголя, со своими постоянными расспросами и громкостью (правда, второй еще и появлялся хрен знает от куда и часто шутил не в тему). Слушал внимательно, действительно старался выводить каждый иероглиф, расспрашивая какие-то интересующие или недопонятые моменты. Начали, конечно же, с литературы, так как это было проще. Достоевский знал мало детских сказок, поэтому в ход шла современная фантастика. Помнилось, в России видел он на одной из полок большую книгу под названием «Котофеи» — события которой как раз проходили в канун Нового года. Совсем тонкая, с глянцевыми страницами, а читается за сорок минут, если не меньше. Фёдор думал над тем, чтобы в следующий раз, когда Николай полетит на родину, то купит её для Сигмы. Зато сейчас прекрасно пересказывал о приключениях котов от туда, стараясь сделать свою речь более дикторской и выразительной, чтобы хоть как-то компенсировать отсутствие дословности. Но для Ацуши это было не проблемой, он только радовался, что Достоевский уделяет ему столько сил. К концу звонка они успели закончить с этой историей, обсуждая поступок одного из котов. Другие учителя, что заходили в кабинет особо не обращали внимание, так как были предупреждены Тацухико заранее, но старосты, заходившие по делам класса, не удерживались от вопроса "откуда такой мальчик?". На этой короткой перемене альбинос не появился в учительской — Фёдор ведь сказал, что это не так обязательно, да и времени особо не хватало. Коллега уже вовлекся в такую, своего рода, игру с Накаджимой и на следующем уроке стал рассказывать о писателях своей родины. Упомянул даже, что является однофамильцем с одним из них. — Ваша фамилия Фёдор? — Нет. Имя. Просто для японцев очень тяжело выговаривать её и меня все называют по имени, - и многим с этого неловко. — Расскажи как она звучит! Я научусь её выговаривать правильно! Ты как раз языки ещё преподаёшь, почему бы мне не научиться русскому? — Он тяжёлый. Склонения по родам, обороты, пунктуация… Ты знал, что в английском редко ставятся запятые, в то время как у нас их может в одном предложении стоять тринадцать? — Столько?! Это ведь интересно! А если ты им владеешь хорошо, то я точно смогу на нем разговаривать! А может потом и писать, но я ещё на японском в этом плох… — Ничего страшного, — Достоевский потрепал его по голове, утешая. — Если хочешь, то ладно. Угадаешь с чего начинается обучение языкам? — Алфавит? — Нет. Мультики, — под удивлённый и радостный взгляд, литератор взял свой телефон и поставил стул рядом с Ацуши, ища видео с нужным контентом. — А точно с мультиков все начинается? — Конечно. Сначала мы воспринимаем информацию с помощью игр и чего-то интересного, а потом у нас идёт более углубленное обучение. Как на счёт Смешариков? Они известны почти по всему миру, — палец показал на один большой сборник каких-то новых серий. Если было время, то он с сыном смотрел разные мультфильмы на русском, в то время как Гоголь пытался окунаться в японскую культуру с головой (ну и для своего образования). — Ура!       Достоевский включил самые первые серии, поставив телефон на чехол-подставку, чтобы мальчик мог спокойно смотреть видео и не сутулился. Иногда Ацуши поясняли за персонажей и что именно они говорят, а он пытался повторить звуки, что говорили в мультике. Оказалось, язык был действительно сложным для произношения японца, некоторых звуков он совсем не понимал, поэтому просил Фёдора помочь, дергая за рукав. После звонка в учительскую сразу же вскочил запыхавшийся Шибусава, прося прощения, что не пришёл в прошлый раз. Достоевский же сказал, что все нормально и они с Ацуши проводят время вместе достаточно продуктивно. Конечно же ребёнка не отвлекали от просмотра, а сами учителя отошли к тому диванчику, где Тацухико стал расспрашивать что они уже успели сделать. Конечно же литератор не отказал себе в хвастовстве, что Накаджима захотел изучать русский, а альбинос с каждым словом будто засветился. И возможно даже не только из-за сына, так как впервые видит на столько разговорчивого Фёдора вне урочной деятельности. — А ещё он меня сравнил с крысой. Именно в том плане, что он сравнил меня с животным как крыса по внешним и другим характеристикам. Себя тигром назвал, вас драконом, — сразу оправдывая действия ребенка, литератор улыбнулся. Возможно нахлынули воспоминания. — Фух, я уж думал что-то случилось. Да, он любит приписывать ассоциации людям. Но совсем не думал, что тебя сравнят с крысой… — хотелось бы добавить и свою ассоциацию, но его прервали. — А мне кажется он угадал, крысы достаточно хорошие зверюшки, они мне нравятся. Может и правда с ней схож? — Ну, думаю я не смогу тебе ответить. — Кстати об этом. Ацуши сказал мне подружиться с вами, — как-то осторожно и тихо пояснили. — И верно сказал! — неожиданно воскликнул мальчик, видимо все время грея уши. Похоже, молодой учитель догадывался об этом, нарочно говоря шепотом. — Тебе нужны хорошие друзья! А Фёдор прекрасный учитель! — Я очень рад твоей заботе, тигрёнок, мы обязательно поговорим об этом с Фёдор-куном, — Шибусава ярко ему улыбнулся, позже обращаясь к Достоевскому пожал плечами. «Дети, что поделать». — Думаю мне пора, скоро урок начнётся. На большой перемене я принесу что-нибудь вам из столовой. — Удачи, а мы пока отдохнём.       Фёдор предпочёл дальше сесть за чтение, пока ребёнок увлеченно продолжил просмотр и иногда спрашивал, что где значит. Правда, это быстро надоедало и он просто старался нарисовать персонажей. Литератор конечно же поинтересовался, не скучно-ли ему, на что тот пожал плечами. Чтобы развеяться, парень сложил свои вещи в сумку и протянул руку, приглашая прогуляться по школе. Только тихо, чтобы не отвлекать никого. Ацуши обрадовался, взявшись за пальцы и гордо шагая по коридорам, иногда совсем тихим шепотом снова что-то спрашивая. Пройдясь по всему корпусу, они остановились у столовой, надо менять обстановку вокруг себя, тем более Тацухико должен был сюда заглянуть. Приняли решение сесть у самого входа, чтобы сразу его выхватить из толпы и не потерять. Настоящее приключение!       Звонок не заставил себя долго ждать, а помещение наполнялось все большим количеством учащихся, бурно обсуждающих свои темы. Шибусава тоже не заставил себя ждать, самостоятельно подойдя к столику, где остались Ацуши с Фёдором. Он поинтересовался что им можно взять на перекус и сразу пошёл за едой, чтобы долго не стоять в очереди. Накаджима болтал ногами, иногда махая теперь знакомым ученикам его папы, а Наоми даже обнял. Девушка удивилась, что вместе с мальчиком сидел Фёдор. — Здравствуйте, Фёдор-сенсей. А вы… — Шибусава-сан попросил присмотреть, — её сразу прервали, ответив. — Ого. Не ожидала такого. Я рада, что вы нашли с этим ангелочком общий язык, да? — Танидзаки погладила покрасневшего Ацуши. — И снова здравствуй, Наоми, — Тацухико поставил поднос с едой на стол, протягивая сыну упаковку с соком и сам сел рядом с коллегой. — Здравствуйте! Можно будет сесть к вам? — Да, конечно. Хотел ещё обсудить по поводу проекта с тобой как раз. — Отличненько. Тогда скоро приду! — Мы будем ждать! — крикнул в след Накаджима, хихикая и довольствуясь такой ситуацией. — У вас все в порядке? — Конечно. Погуляли по зданию, так как стало скучно. — Ацуши, ты хочешь спать? — альбинос поставил тарелки с рисом себе и Достоевскому, протягивая ему ложку, о которой тот заранее упомянул. — Нет. Но тут особо нечем заняться. А вот у нас в садике много игр! И мы часто гуляем на улице. Это весело. — Хорошо, но если захочешь вздремнуть, то ляг на диван в учительской. — Обязательно! — А вот и я, — Наоми поставила свое бенто на стол, присаживаясь поближе к Ацуши. — Садись ко мне на коленки, я тебя угощу чем-нибудь. — Ура! — Тигрёнок осторожно сел на ноги к Танидзаки, рассматривая её обед и спрашивая разрешение взять онигири. — Спасибо большое! — Не за что. Кушай, а мы пока с твоим папой обсудим проект. Сенсей? — Да, точно. У вас скоро экзамены, поэтому проекты я думаю совместить с ними. То есть, оценка за них, будет влиять на оценку экзамена. — Разве это хорошая идея? — тихо спросил Фёдор, скорее с интересом, нежели возражением. — Думаю, тема для них просто не очень интересна, так что если они найдут что-то действительно цепляющее для себя в ней, то оценка влияющая на экзамен просто станет хорошей стимуляцией. Я им давал её ещё дня два назад, чтобы каждый мог выбрать подходящую тему и набросать материал. — У меня проблем с этим никогда не возникало, вы же знаете. Изучать культуру разных эпох очень интересно! — И их литературу, — добавил преподаватель, напоминая более точную тему проекта. — Мне кажется они просто боятся, что им придётся со мной работать, чтобы выполнить твоё задание, — с усмешкой произнёс коллега, понимая намёк. — Боятся? Но вы ведь хороший, за что вас боятся?! — Ацуши казался расстроенным таким резким заявлением. — Потому что я требовательный. Ты маленький ещё, а они взрослые и за всеми уследить тяжело, поэтому приходится прибегать к более твёрдым методам. Хотя, я старался быть ласковым. Даже ходит прозвище «Демон Фёдор»… Как безбожно, — учитель говорил очень непринужденно, будто говорят вообще не про него. — Ну, скажешь тоже. Не только ты строгий. Я тоже бывает могу замечания делать, — Тацухико не особо верил в эту причину. — Вы просто на уроках Фёдор-сенсея не были, — с неловким смешком сказала Наоми, придерживая ребёнка одной рукой. — Кто-то из параллели назвал это просто русским нравом. — Разве хорошо обсуждать его прямо перед ним? — Накаджима заметно напрягся и Достоевскому даже показалось, что он вот-вот заплачет от такой несправедливости. — Не переживай так. Я всегда разрешал говорить на свой счет вещи, что кого-то тревожат. Это помогает лучше решить проблему, да и меня не волнует, что говорят другие. Лучше прямолинейности нет качества, с чем Наоми прекрасно справляется. Под стать лучшей ученице среди своих классов, — брюнет постарался утешающе погладить ребенка по голове, но Ацуши уловил в его речи тоску, поэтому опустил голову вниз. — Благодарю, сенсей! Но вернемся к теме проектов. Мне следует передать классу об этом? — Верно, — не отводя глаз с сына, Тацухико кивнул. — И мне готовиться к длинным сменам… — с тяжестью произнес Достоевский. Как бы его не боялись ученики, но они точно постараются наладить контакт с ним. Тем более заметив того в столовой с историком и его сыном. Логическая цепочка складывается быстро. Фёдор общается с Шибусавой — значит может сказать о занятости его класса и кого-то похвалить. Третьим классам нужна любая хорошая оценка, ведь это повлияет на поступление в институты.       Остальное время мальчик сидел подавленно, так как искренне сочувствовал новому другу. Четвертый урок был для альбиноса свободен, поэтому они с Достоевским решили как раз обсудить предложение Ацуши, пока тот, вернувшись в учительскую, продолжил что-то рисовать в блокноте. Мужчины вышли в коридор за дверь и говорили тихо, чтобы не отвлечь Накаджиму. Разговор был относительно не долгим. Фёдору было особо без разницы, хотя и положение дел смущало, а Шибусава в принципе был «за». Раз сын хочет, почему бы и нет? Он более чем смышленый, поэтому отец постоянно к нему прислушивался. Договорились на том, что они познакомятся получше и уже тогда поймут, нужно-ли им это (хотя у обоих уже промелькнула мысль, что они многое могли бы рассказать друг о друге и без этой дружбы). Пожав руки, учителя вернулись в кабинет, где Ацуши уже улегся на диван и, кажется, уснул. Тацухико приложил ладонь к груди, светло улыбнувшись и поцеловав сына в макушку, чтобы тот спал лучше. Обычно мальчика беспокоили кошмары, поэтому он часто посреди ночи прибегал в слезах к родителю, просясь лечь с ним и говоря, что боится остаться один — во снах он постоянно возвращался в тот приют и терял опору в виде отца.       Достоевский подошел к столу где ранее сидел Ацуши, смотря на его рисунок и тихо подозвал к себе коллегу. Шибусава осторожно взял листочек, где были изображены большой белый дракон, а сверху на нем спала такая же белая мышка — Накаджима еще плохо отличал грызунов между собой. Рядом маленькие и не ровные иероглифы делали подпись «Папа и его друг». Стоит говорить, что у Тацухико снова покраснело лицо и потекла кровь? Фёдор ясное дело удивился, спрашивая о его состоянии, на что историк стал оправдываться, что слишком нравится все то, что делает сын. Правда на ногах он не удержался, полностью склонившись и придерживая ладонью нос. Брюнет достал из своей сумки салфетки, протягивая их коллеге. — Самое время узнать друг друга получше, как считаешь? — Шибусава сел на стул, закинув голову назад и зажимая в носу салфетку. — Вы точно в порядке? — литератор сильно сомневался. — Конечно. Расскажи пока о себе, я скоро перестану истекать кровью. — Ваше дело. Думаю про мой возраст и родину вам известно. У меня есть трехлетний сын, с которым сейчас сидит мой друг, — у альбиноса проскользнула мысль, что они, похоже, единственные учителя отцы-одиночки на всю школу. — Из-за некоторых обстоятельств он переехал к нам год назад, хотя ему самому всего девятнадцать. Люблю играть в карты и в основном читаю. Думаю больше рассказать я не могу. — Серьезно? — Другое смысла не имеет, пока мы с вами только познакомились. Так, что на счет вас? — Думаю, мой сын давно все рассказал за меня, — неловкий смешок и салфетку наконец вытащили из носа, а шеей похрустели, разминая. — Почему он считает вас драконом? — решил все же поинтересоваться этой информацией «крыс». — Я коллекционирую драгоценные камни. А еще я самый старший из всех людей, возраст которых он знает. Да и моя патология альбинизма достаточно хорошо влияет на него, поэтому я кажусь сказочным персонажем. Еще я теплый. Очень. И мои волосы он частенько сравнивал с драконьими усами… — Интересное заявление. Кстати, о волосах. У вас прядь выскочила, — указывая на верхнюю часть прически, упомянул Фёдор. — Что, правда? Черт, их опять переплетать придется, — Тацухико снял резинку, оставив ее на запястье и прошел к своему пальто, где достал расческу и стал расплетать косу. — Сколько работаю, а они вечно вылазят. — Тогда присядьте и позвольте мне. Мой друг с такими же волосами ходит, я уже наловчился их заплетать. — Если не сложно.       Шибусава вернулся на место, сев к коллеге спиной и продолжая задавать разные вопросы, чтобы получше его понять — или подтвердить какие-то свои уже сложившиеся теории. Раз приняли решение познакомиться, надо продвигаться в этом. Достоевский, забрав расческу, стал проводить ей по волосам и осторожно их заплетать в более тугую косу, чем делал это Тацухико. Ацуши также мирно спал, иногда ворочясь. Учителя же проговорили достаточно долго, пока после звонка одному из них не пришлось уходить на урок, поблагодарив за сплетенную косу. Фёдор остался присматривать за Накаджимой, в этот раз полностью уйдя в чтение, иногда отвлекаясь на других коллег, что задавали вопросы по работе. Продолжилось это вплоть до второго урока другой смены. Тогда у Шибусавы наконец закончился рабочий день, а у Достоевского продолжились занятия — ему помахали ручкой напоследок и сказали что еще увидятся. Только Альбинос уже завтра, а Ацуши явно не скоро, ведь у него садик, да и с его стороны просить Фёдора о еще большем проведении с ним времени казалось не вежливым.       Уже дома, когда промокшую одежду от снега повесили сушиться, Тацухико повесил новый рисунок в своей комнате. Они не удержались от игры в снежки по дороге, поэтому позже грелись в ванной — младший держась в горячей ванне и играясь с пеной, старший сидя у батареи и иногда слабо брызгая сына водой и немного пугая его этим, за что и сам получил этой же водой в лицо. Оставив ребенка и дальше играться, мужчина сходил в свою комнату. Нужно было переодеться в халат и расплести волосы, чего очень не хотелось — Фёдор очень красиво их заплел.       Сам же «Демон Фёдор», когда все его ученики вышли из класса, упал на стул с тяжелым выдохом. Парень очень устал за все это время и наконец мог вернуться домой, где его встретили не самые лучшие события. Ключ повернулся в замке, он медленно зашел в квартиру, снимая свою ушанку, кидая ее на табуретку и сразу увидел как к нему еле перебирая ногами прибежал Сигма. В слезах. Достоевский сразу поднял его на руки и прижал к себе, хмурясь. Кажется Гоголь уловил это выражение лица будучи за стеной, поэтому не осмеливался вылезти из комнаты. Жесткое «Николай», все же заставило его высунуться и подавить желание сбежать или лучше испариться сейчас же. — Я жду объяснений, — начал по-русски Фёдор, поглаживая сына. — Он мне просто в карты проиграл! Честно! — Коля, ему всего три, он и говорит-то толком с трудом, какие карты? — Сигма отстранился от отцовского плеча, обижено высунув язык и продолжая всхлипывать. — Учиться этому надо с молоду! А телефон у меня на зарядке! Так бы Дораэмона посмотрели! И вообще, ты видел?! Видел?! Он мне язык показал! — Нет, не видел. Дал бы ему пюре и уложил спать, раз у тебя закончились идеи как его развлечь. — Не закончились! Просто он еще слишком мелкий для многих вещей, с ним не так интересно, ведь он может обидеться на буквально все! — Гоголь сполз по дверному проему на пол, жалобно изнывая, чем только сильнее пугал Сигму. — Правда? А я думал у вас одинаковый возраст, — Достоевский поставил сына на пол и взяв его за обе ладони осторожно шагал с ним до Николая, остановившись в двадцати сантиметрах от его удивленного лица. — Ударь дядю Колю за такой просчет, Душа моя. — Эй! — его и правда ударили по лицу, но очень слабо, что походило больше на случайное прикосновение. Коля состроил обиженную и сердитую гримасу, но сразу же растаял, когда Сигма положил вторую руку на его щеку и попытался повторить эмоции. Парень подхватил малыша на руки и один раз обернулся вокруг оси, носом щекоча его живот. — Ну как я могу злиться на такого птенчика?! Пошли кушать, пока твой папа мучается с одеждой. О боги, ты из-за него промок! — Не урони его, — слушая смех сына, Фёдор улыбаясь закатил глаза и снял верхнюю одежду.       Болтая ногами с розовыми носочками, Сигма довольно ел то, что сумел приготовить Николай. Как только он переехал к ним, то четко взял на себя готовку — хотя ничего и не умел. За все девять месяцев Гоголь действительно старался из всех сил, пытаясь этому научить еще и младшего Достоевского, совсем забив на его двухлетний возраст. Зато сейчас с большой гордостью и шутками доставал Фёдора, что лучше него дяди нет. Ребенок внимательно наблюдал за мужчинами, что начали теперь говорить на японском (принял такое решение Достоевский сразу, так как лучше чтобы сын понимал их с самого начала) и обсуждали свои взрослые проблемы, еще не так интересующие Сигму. Душа больше тянулась играть, но когда это случалось с едой и он поясничал, Коля, в наказание, все время уборки держал младшего на руках, ясно показав, что они будут делать все вместе — перед другом оправдываться и получать один он не намерен. В какое-то время это воспринялось как соревнование и если кто-то что-то натворил, то один спихивал роль участника с себя, молча тыкая пальцем и обвиняя во всех грехах второго. За то, что у Сигмы выработался такой рефлекс, конечно, отхватил Николай, ясно ощутив вес «Война и мир» спиной.       Фёдор начал рассказ об изменениях в работе и конечно же упомянул, что почти всю смену провел с ребенком его коллеги, который долгое время интересовал. Гоголь конечно хотел пошутить, но прикусил язык, когда на него посмотрели с интересом в детских глазах. Достоевский же пожал плечами, так как теперь предоставилась возможность подружиться с Шибусавой. Он совсем не походил на человека, что может терять сознание от чего-то милого или в принципе не верилось, что ему были нужны друзья — всегда сразу торопился с работы домой, говорил только по делу и совсем не участвовал в праздниках, что устраивал учительский состав для себя. Да и альбиносов доводилось встречать не часто, поэтому все же тайный, но все же интерес, был. Николай выдвинул свою теорию, что он такой хорошенький только с сыном, даже в нем это пробудило вопросы. И Фёдор согласился с этим, но и утверждать не стал. Тем более, сейчас он может узнать его гораздо лучше.       Потом разговор плавно перетек на Ацуши. На моменте с Федей-крысой, Гоголь не удержался от громкого смеха и свалился со стула, снова испугав Сигму. Мальчик постарался слезть со своего стульчика и подползти к валяющемуся на полу в приступе хохота Коле, дергая его за плечо. Как только на глазах младшего Достоевского выступили слезы, Николай успокоился и сел, сразу поставил ладони у лица и напряг их, перебирая пальцами, будто они были пауком. И все же, Фёдор ясно для себя подметил, что как часто бы Сигма не обижался на его друга — он беспокоиться о нем и сейчас старается извернуться в руках, чтобы избежать щекотки и уже более тихого смеха «дяди».       Когда Достоевский кашлянул в руку, чтобы Коля перестал заставлять сына хихикать, они оба показали ему язык. Возмущению на лице не было предела, поэтому в парня, уже бегом скрывшийся с ребенком за углом, полетел не использованный пакетик с чаем и тихое «Хэй». Конечно же они спрятались в ванной. Ну, как спрятались… Николай всегда старался сделать так, чтобы Сигме нравилось то, чем он может пользоваться пока маленький, поэтому его истерики снизились на минимум. Когда все плачут, что не хотят спать — он даже не замечает этого и наслаждается игрой с Гоголем, всегда с удовольствием что-то делая. Даже сейчас он плескался в набирающейся ванне, иногда зевая. Фёдор закинул им полотенце, а сам пошел в комнату, готовиться к завтрашней работе. И не только готовится, но и обрабатывать в голове все произошедшее за день. Коля же, когда вышел с засыпающим и завернутым Сигмой в полотенце, пошутил, что он уже трехгодовалый, а выглядит как младенец, за что его потянули за косу, надеясь на объятия. Гоголь забрал из шкафа сменную одежду и сев на кровать, стал протирать мальчика полотенцем. Розовую футболку с коричневыми шортами кинули куда-то в сторону, а Сигма, уже одетый в тёплую пижаму, потирал руками глаза, активно моргая. Коля же положил его на кровать, а сам по быстрому сбегал в ванну, где грязная одежда направилась в корзину с бельём, и с такой же скоростью вернулся обратно, падая на место рядом с ребёнком. Младший, снова встревожась, приподнялся, но сразу же затих, забираясь на грудную клетку дяди и укладываясь там. Николай против никогда не был, сам ведь приучил его к этому и теперь спокойно гладил Сигму по спине, шёпотом рассказывая какую-то собственную выдуманную сказку. Достоевский освободился только через полтора часа, лишь целуя сына в затылок и уходя в соседнюю комнату, где лёг спать сам. В отличии от той комнаты здесь была не кровать, а футон. Фёдор сам настоял на этом, так как спустя почти год не мог спокойно переносить смерть жены и давать себе отдых. Коля уже сделал все возможное для него, поэтому Достоевский старался тревожить друга как можно реже своим состоянием. Правда, скорее Гоголь это понимал — его другу нужно одиночество и тишина.       В то же время Ацуши с тихим смехом играл в плюшевые игрушки, пока Тацухико готовился ко сну, уже закончив подготовку. Накаджима собрал в свой рюкзачок все вещи для завтрашнего возвращения в садик, расспрашивая папу о том, что будет завтра и какая погода сейчас за окном. Шибусава закинув ногу на ногу, расчесывал волосы и иногда отвлекаясь на телефон, так как учителя в последнее время очень чертыхнулись с наступающими праздниками и требовали решения проблемы. В какой-то момент гаджет поставили на беззвучку и откинули в сторону. Он начинал раздражать, а учитель не видел даже близко смысла в их спорах. Уже после, поправив халат и уложив сына в кровать, Тацухико спокойно улегся сам, перед этим постояв в дверях и выслушав с улыбкой на губах его планы.