И пусть играет джаз

В маленькой, не самой модной и современной парикмахерской на окраине делового квартала никогда не толпились очереди, а ее владелец не вел строгую запись. В конце концов, его не ждали дома семеро по лавкам, а на жизнь ему одному хватало. Гораздо важнее для Лалли – так звали самого молчаливого парикмахера в городе – была возможность отдохнуть от людей и сделать перерыв между посетителями. Тем более, что плату за землю частично оплачивала работавшая полдня студентка-маникюрщица, приходившаяся Лалли кузиной. Лалли не расклеивал по столбам объявления и не давал их в социальных сетях. Лучшей рекламой ему служили сарафанное радио и мистер-волшебные-волосы. На самом деле его звали Эмиль. Но это не имело особенного значения, потому что его никто в парикмахерскую не звал. Он не нуждался в приглашениях и приходил, когда заблагорассудится, садился листать журналы и болтовней отвлекать Лалли от безделья в ожидании посетителей. Но все думали, что это его постоянный клиент. Постоянный клиент с потрясающе натуральными светлыми волосами, идеально лежащими без участия лаков и пенок, и рассыпающих вокруг искры сил и здоровья. Единственная услуга в заведении, к которой Эмиль прибегал, это ворваться с очередным сломанным зонтом и потребовать немедленной сушки, а потом убежать в соседнее здание на работу. Первый раз Эмиль появился после ураганчика, бросил в угол комнаты вывернутый ветром зонт, трагично рухнул на диван, закрыл лицо руками и заявил, что все погибло. Он не может появиться перед клиентами и коллегами в таком виде. День потерян и увольнение не за горами. Жизнь кончена. Лалли промолчал. Эмоциональный клиент еще немного пострадал, понял, что не дождется сочувствия от этого бессердечного человека, и попросил высушить волосы, но не укладывать. Лалли пожал плечами и без затей подул на голову посетителя феном, оставляя потемневшие и распушившиеся от влаги золотые пряди в еще большем беспорядке. Когда Лалли закончил, клиент наклонил голову и потряс волосами, запуская в них пальцы, взбивая и разделяя пряди. А потом взмахнул головой, и волосы сложились в идеальное каре. Больший эффект на парикмахера произвела бы только Медуза Горгона, зашедшая подстричься под полубокс. – Как? – наконец подал голос Лалли, едва подавив желание достать из ящика лупу и тщательно исследовать феномен. – Талант, – заправил мистер-идеальная-прическа прядку за ухо и выдержал намеренную паузу. – Работает только на мне. – Мрмх, – разочаровался Лалли. Он бы душу продал за возможность делать другим такую же «автоматическую» укладку и заработать миллионы. Эмиль попал под дождь еще несколько раз, изломал еще несколько зонтов, а потом счел себя другом Лалли и стал заходить просто так или сделать у Туури маникюр. Лалли усаживал гостя на лучшее кресло рядом с широким окном, чтобы его видели прохожие, слепи от сияния и заходили за стрижкой. Эмиль принимал столь корыстный ход за искреннее дружеское расположение и регулярно прибегал со своим бизнес-ланчем на вынос, чтобы провести обед в компании друга. Помимо Эмиля к Лалли регулярно заходил местный врач поправить бакенбарды и подравнять прическу. По его словам, опасная бритва в других руках неприятно напоминала ему о травмах, несовместимых с жизнью. Лалли гордо принимал комплимент, не рассказывая, что еще бабушка научила его делать острой бритвой. Лалли знал, что врача зовут Миккель Мадсен, он не любит кофе в стаканчиках и сменил несколько городов, нигде подолгу не задерживаясь. Другой клиент, старый Тронд, завершил военную карьеру в чине генерала, отчаянно скучал «на гражданке» и выходил в люди, чтобы обсудить политическое положение дел в мире. Тару Холола не прочь была ввязаться в какую-нибудь авантюру и втянуть в нее одного скучающего генерала. Херр Ольсен ценил хорошую выпивку и собственную бороду, и не упускал возможности обсудить падение современных нравов и то, как сложно найти хороших работников, деря горло и брызжя слюной, даже если с ним никто не спорил. Сив Вестерстрем утомляло трио непослушных детей и расстраивали неудачи на работе. Пять нянь жалело, что они взялись присматривать за некими тройняшками и из-за них потеряли любовь к профессии. Каждой первой из них Лалли спасал обкорнанную тупыми ножницами прическу. В одном из соседних зданий работал заносчивый тип, который не ладил с коллегами до такой степени, что пренебрегал обедами с ними, уходя куда-то из офиса на ланч. Сигрюн Эйде ходила в походы, занималась кроссфитом и любила высоких, мускулистых мужчин себе под стать. Половина клиентов боялась, что супруги им изменяют, и все не ладили с кем-то из семьи и коллег. И Лалли вовсе не хотел все это знать. На курсах парикмахеров он слышал, что мало кто из клиентов переносит полную тишину. Это его озадачивало. Постоянные клиенты любили поболтать, наивно полагая, что кому-то интересна их жизнь. Максимум общительности, которую смог развить в себе ради работы Лалли – это невпопад вставлять между репликами клиентов «мхм» и «пхмх». Другое дело – прибегающая после учебы к маникюрному столу кузина Туури. Она убалтывала Лалли, его клиентов и Эмиля, самоотверженно беря на себя дневной запас общения, и даже об этом не подозревая. За ней часто увязывался одногруппник, стригущий у Лалли лохматую челку и раз в квартал присаживающийся в кресло с просьбой «подравнять кончики». – Может, сделаем это фишкой заведения? – хихикала Туури с жалоб кузена. – «Молчаливый парикмахер подстрижет вас в полной тишине!» – Можно сказать, что это медитация, – поддержал ее Рейнир. – Как ASMR. «Вслушайтесь в щелканье ножниц». Лалли тоскливо вздыхал. *** Как все студенты, Туури имела гораздо больше желаний, чем финансовых возможностей. Как и все студенты, она отчаянно из-за этого страдала. – Я хочу денег… – простонала Туури, лежа на столе среди бутыльков лака и лампы. Вокруг нее витали запахи санитайзера, растворителя лака и масла чайного дерева, которым Туури делала клиентам массаж рук. – А славы? – спросил Эмиль, оторвавшись от журнала. – И славы, – согласилась Туури. – Можно выиграть лотерею! – оптимистично предложил Рейнир. – Нельзя, – разочаровал его Эмиль. – Дядя все время пробует, только зря тратится на билеты. Лалли ничего не сказал. Он сердился. Незаметно для него тихая парикмахерская превратилась из убежища в место для тусовки людей, считающих себя его родственниками и друзьями. Одновременно с этим Лалли нравилось находиться в их обществе. Проще говоря, он пребывал в совершеннейшем раздрае собственных чувств. – Займись делом, – буркнул он и подписал себе приговор. – Выиграй конкурс. – Злюка, – сказала Туури в стол. – Уверен, у тебя есть какие-нибудь таланты! – попытался утешить ее Рейнир. – Наводить суету, – проворчал Лалли. – То, что надо! – сказал Эмиль, поворачивая к ним журнал. – Ты нашел конкурс по наведению суеты? – заинтересовался Рейнир. – Эй! – возмутилась Туури, поднимая голову. – Ты же мой друг! На чьей ты стороне?! – Я что-то не то сказал? – усовестился Рейнир. – Извини! – Слушайте, – перебил его Эмиль, расправляя журнал, и зачитал. – «Молодежный конкурс на оригинальное оформление городского пространства. Участвуют частные и муниципальные организации, ранее не становившиеся лауреатами подобных конкурсов…» О, в приоритете любительские, а не крутые дизайнерские проекты. Три призовых места и приз зрительских симпатий. Лалли еще не понял, чем ему это грозит, но уже почувствовал: спокойствия можно не ждать. – Мы ничего не выиграем! – торопливо сказал он. – И я против! – Но… – начала Туури. – Моя парикмахерская! – Напоминаю: наша. Лалли сердито засопел. – И тебе она отошла, потому что я не умею стричь, а Онни не хочет. Лалли упрямо сжал губы. Туури закусила удила. – Я знаю, что проблем с математикой у тебя нет. На этой неделе, когда я работаю полный день, у тебя было в день по два клиента. И половина просила укладку, как у него, – показала Туури пальцем на «рекламного» Эмиля. – Лалли, какое у тебя сальдо на конец прошлого месяца? Лалли промолчал. Он очень-очень не хотел признаваться, что его кузина попала в цель: дела в семейной парикмахерской шли не важно. Но менять он ничего не хотел. Лалли вообще не любил менять хоть что-нибудь в своей жизни. Туури кивнула, показывая, что выиграла спор. – Пора мне активно заняться рекламой в соцсетях. Обновить твое и свое портфолио, – она с сомнением посмотрела на ближайших «моделей». Эмиль откинул с глаз сияющую прядь, демонстрируя, что всегда готов одарить фотоальбом друзей своей неземной красотой. Когда она принесла фотоаппарат, Лалли скрестил руки на груди, копируя любимую позу ее упрямого старшего брата. Но только подкинул этим идею Туури. – Ты же не хочешь, – коварно улыбнулась она, – беспокоить Онни? Лалли напрягся. – Он наверняка захочет все подробно обсудить... – Мхм! – сдался Лалли: мало он знал вещей мучительнее, чем обстоятельную воспитательную беседу. Особенно в исполнении его кузена. Лалли ничего не оставалось, кроме как бесплатно выполнить свою работу на таких же бесплатных дружески настроенных моделях. Первой, самой покладистой жертвой, Турри привела, разумеется, Рейнира. И сама расплела его косу в руку толщиной, и с детским восторгом раскидала его волосы по плечам. – Эх! У меня такие не росли, даже когда я была маленькой! Вот зачем тебе такая коса? – спросила она сияющего, словно начищенная крона, Рейнира. – Эх, я бы себе таких причесок наделала! – Ты? – уточнил Лалли. – С твоей помощью, в смысле... Ну что, приступим? Я зарядила фотоаппарат и готова к работе! Лалли пропустил сквозь пальцы темно-рыжие пряди, безнадежно в них запутавшись. – Что у него фотографировать? – буркнул Лалли. – Ровные кончики? С головы Рейнира волнистым каскадом до пола спускалась настоящая завеса из темно-рыжих волос. Их густоте и пышности обзавидовались бы все без исключения клиентки Лалли. Казалось, коса могла легко выдержать вес не только самого Рейнира, но и его друзей. – Не знаю… – растерялась Туури. – Может как-нибудь сложно заплетешь? Лалли сгреб волосы, решая, какой тип косы выбрать. «Интересно», – подумал он, украдкой взвешивая волосы в руках. – За сколько их можно продать на парики?» – Что-то не так? – занервничал Рейнир, спиной почувствовав ауру стрижки налысо. – Почему-то вспомнилось, как мама украдкой пыталась меня покороче подстричь… по лопатки… – Срежем? – предложил Лалли и показал на середину шеи Рейнира. – По сюда. – Что?! – Рейнир уставился на Лалли через зеркало исполненными ужаса зелеными глазами. – Приятное ощущение, когда много состригаешь, и волосы падают на пол. – Правда, такая легкость! – воскликнула Туури. – Словно несколько лет сбрасываешь с головы! Не зря говорят, что волосы впитывают энергетику. У меня были косы, и очень понравилось, когда Лалли их срезал. Пока она говорила, Рейнир, быстро перебирая пальцами, дюйм за дюймом перетащил волосы со спины вперед и вцепился в них. – Мне пора! Лалли разочарованно издал “хмых!”. – Рейнир, все хорошо! – вмешалась хихикающая Туури. – Лалли шутит! Он никогда не срежет волосы без разрешения. Правда, Лалли? Лалли со вздохом взялся за расческу. – Не сломай зубья, – хихикнула Туури, и расческа увязла в волосах. – Извините, – бесстыже покаялся Рейнир. Смирившись с портфолио, про идею с конкурсом Лалли не напоминал, надеясь, что Туури о ней забудет. Как оказалось, Туури обдумывая ее с того дня. – Безнадежно! – драматично воскликнула она в тишине парикмахерской, заставив Лалли выронить веник. – Чтобы выиграть в этом конкурсе, нужно сделать ремонт! Поменять мебель! – Потратить больше, чем выиграем,– подхватил Лалли, решив, что пугающих его перемен не будет. – Да! А у нас… Мебель с распродажи, – Туури тоскливо обвела взглядом на пару поколений устаревшие вещи. – Или еще бабушкина. – Не судьба, – Лалли продолжил сметать в совок с пола состриженные с прошлого клиента волосы, мысленно довольно ухмыляясь. И у Лалли, и у Туури были свои любимые клиенты. И обычно они не совпадали. Любимая клиентка Туури Сигрюн взирала, пользуясь своим ростом, сверху вниз на большинство посетителей, выкладывала на стол руки, доводящие до сердечных приступов менее стойких мастеров, и делилась очередной остросюжетной историей, пока Туури пыталась привести в приличный вид обломанные ногти. Она втирала масло в обветренную кожу, пытаясь пропитать им и сгладить шершавость. Палец за пальцем она массировала не знавшие другого ухода руки Сигрюн. Не будучи капризной, та не доставляла Лалли проблем своей стрижкой, всегда заказывая простое каре без челки, которое бы не приходилось укладывать во время походов. Лалли всего лишь ровнял рыжие волосы и накручивал на круглую расческу, слегка царапая кожу жестким искусственным ворсом. Горячий воздух фена ворошил волосы, вызывая покалывание в затылке. Но Лалли многое бы отдал, чтобы она сидела молча. В тот день гроза пилочек Сигрюн как раз вернулась из очередного маленького приключения и с хохотом рассказывала, как она и ее спутники удивлялись, почему животные идут вниз в долину, а ночью горы пару раз тряхнуло, всполошив туристов. Туури слушала, открыв рот, отвлекаясь на вопросы и рискуя отпилить лишнего. Доктор Мадсен благодушно улыбался, слегка мешая ровнять свои баки. Лалли проводил острой бритвой по щеке Миккеля, срезая короткую светлую щетину. Миккель всегда записывался на утро, и перед походом в парикмахерскую не брился дома, чтобы испытать это щекочущее нервы ощущение опасности, когда бритва проходит в непосредственной близости от незащищенного горла. Когда Миккель пришел, Лалли поставил пятый крестик в тетради. Пятый раз подряд эти двое приходили одновременно. Это могло оказаться совпадением, но Лалли любил анализировать и наблюдать. Пять раз подряд, которые могут быть не случайными при содействии Туури, ведь Миккель Мадсен записывался за три дня и пунктуально приходил минута в минуту. Шумная рыжая Сигрюн врывалась, когда ей удобно. А еще Миккель Мадсен вполне попадал под ее тип мужчины, чего Лалли абсолютно точно не хотел знать, но его мнения никто не спрашивал. Стоило Лалли вспомнить чужие нежелательные секреты, как объявился Эмиль «не лажу с коллегами» собственной персоной, да еще и в компании рыжего приятеля Туури, ящика и рюкзака. Все три элемента были Эмилю не свойственны. Ящик парни сгрузили на стол в центре зала, рюкзак Эмиль осторожно пристроил на диванчик, плюхнулся рядом и принялся преувеличенно энергично обмахиваться взятым со столика каталогом косметики. Рейнир изображать усталость не стал: – Привет! Здравствуйте! Мы не знакомы, да? На вкус Лалли, в зале стало тесновато. – А там что? – наклонилась в сторону Туури, чтобы рассмотреть из-за Сигрюн ящик. Эмиль бросил журнал, подошел к своему имуществу и жестом начинающего фокусника с пятой попытки отщелкнул крышку. Под ней оказался широкий, украшенный узором раструб, напоминающий латунный цветок. – Что это за штука? – заинтересовалась и Сигрюн. – Граммофон! – гордо объявил Эмиль. – Помоги-ка. Вместе с Рейниром они очистили столик и установили аппарат. Выглядел граммофон старинным, но хорошо сохранившимся. – Древний проигрыватель! – объяснил Эмиль. – Дорогущая штука! Но у нас он пылился на чердаке вместе с пластинками, вот я и подумал: под ваш ретро-дизайн подойдет идеально. Вы же хотели участвовать в конкурсе. Лалли страдальчески застонал, заставив Миккеля настороженно отодвинуться от бритвы вместе с громоздким креслом. Таким же старым, как перетянутый диванчик и обклеенный пленкой стол Туури. Обладая известной долей фантазии, действительно можно было решить, что Лалли неумело постарался придать парикмахерской вид цирюльни. Под этим углом доктор Мадсен со своими бакенбардами смотрелся в кресле как родной. Видимо, Туури подумала о том же. Она посмотрела на граммофон, возле которого Эмиль крутил в руках инструкцию по сборке в трех картинках, а Рейнир расширяющуюся трубу, предположительно усиливающую звук. Посмотрела на изогнутое окно-витрину, на видавшие лучшие годы люстры. И подплыла, мило улыбаясь, к доктору. – Херр Мадсен, знаете, я как раз обновляю нашей парикмахерской страничку в соцсетях для рекламы, выкладываю фотографии. А теперь у нас есть такой замечательный граммофон! Можно сфотографировать вас для ретро портфолио? Больше ни у кого из клиентов Лалли не растут такие роскошные бакенбарды, – сладко пропела Туури. В отличие от Лалли, она не видела, как спину ей прожигает злой женский взгляд. Туури воодушевленно сбегала за фотоаппаратом и общелкала Миккеля со всех сторон, заставляя Рейнира направлять свет от лампы. Эмиль ревниво поправил прическу и обронил: – К слову, меня так и не фотографировали. Лалли взглядом показал кузине на настенные часы: фотосессия Эмиля наверняка затянулась бы до ужина. Туури еле заметно кивнула и с деланной озабоченностью сказала: – Уверен? Кажется, ты слегка запыхался и вспотел. Эмиль с исполненным ужаса лицом бросился к зеркалу. – Да-да, верно, фотографии должны быть идеальны, – поправил он прядки. – Я потом специально зайду, давай спишемся. У меня и пиджак есть, винтажный. Лалли вздохнул и ушел от этой суеты к граммофону. Выглядел он солиднее даже старого деревянного радио, которое иногда включала скучающая в тишине Туури. Особенно после того, как Миккель собрал граммофон, заявив, что у его дедушки был такой же, только с пластинками. – Виниловые не подойдут, игла слишком тяжелая, и их испортит. Нужны специальные, но они дороже, – пояснил он. – Я принес, в рюкзаке, – откликнулся Эмиль. – Осторожнее с ними. Туури бережно извлекла картонные квадраты с пластинками. Лалли заглянул ей через плечо: имен этих исполнителей он никогда не слышал. – Ничего, что ты принес такую ценную вещь? Тебя не накажут? – засомневалась Туури, устанавливая иглу. – А, все равно никому не нужна, – беспечно отмахнулся Эмиль. – Лежит, пыль собирает. А у вас своя фишка появится. Для друга не жалко. Иголка пробежала по черному кругу, из раструба немного пошипело и полилась музыка. – Джаз, – определил Миккель, осторожно перебирая картонки. – Неплохая коллекция. Откуда она у вас? – Бабуля Мия, наверное, собрала, – пожал плечами Эмиль. – Говорят, она любила потусить. – Спасибо, Эмиль! Большое, – спохватилась Туури и слегка пнула Лалли. – Угу, спасибо, – буркнул он. Эмиль царственно отмахнулся. – Не знала, что ты общаешься с Рейниром. – Мы и не общаемся. Просто тащил к вам граммофон, надрывался, смотрю, идет парень, который тут бывает. Попросил помочь. – Не попросил, а сказал «берись с другой стороны», – поправил Рейнир. – Но теперь-то мы хорошо знакомы. И обязательно подружимся. Эмиль хмыкнул, поднялся и забрал свой рюкзак. – Остальные пластинки потом принесу. А то они знаете какие тяжеленные! – Придется заходить к вам почаще, – улыбнулся перед уходом Миккель. – Чтобы послушать все пластинки. – Да-да, мне тоже, – подхватила Сигрюн. – Обожаю… эээ… джаз. Ее телефон тут же ответил хэви-металлом. Его оставшиеся Лалли, Туури и Рейнир и слушали вместо джаза, стараясь не хихикать, пока лак на ногтях Сигрюн не просох. А выгнав клиентов и Туури и домыв пол, Лалли включил первую попавшуюся пластинку и сел слушать, оперевшись на швабру. Что-то в этой расслабляющей музыке определенно было. Через пару дней он обнаружил в парикмахерской своего кузена Онни, вешающего старые кованные часы взамен дешевых пластиковых. – Туури сказала, что у вас теперь заведение в стиле ретро, – ответил он на недоуменный взгляд Лалли. – Интересная задумка. Я еще кое-что принес для антуража. На столе Лалли нашел механическую машинку для стрижки волос (не работающую, к счастью для клиентов), гребень, притворяющийся черепаховым, винтажные флаконы, чугунные щипцы для завивки и опасную бритву с костяной ручкой. Лалли повертел ее в руках. Бабушкина. – Повесим в рамочке и подпишем «пятьдесят лет семейных традиций», – в шутку предложил Онни. Лалли серьезно кивнул. Затем Онни раздобыл у старьевщика и прикрутил на двери медные ручки. Отобрал у Туури современный стул. Вместо распечатки цен на листе он сколотил треногу со списанной грифельной доской. На ней Онни аккуратным учительским почерком вывел «Здесь мог стричься ваш дедушка!». – Брат, ты… немного увлекся, – дипломатично сказала Туури. Онни спустился на мостовую и критически осмотрел новую вывеску. – Не нравится? – Она потрясающая! – воскликнул Рейнир, которого заставили держать лестницу. Новую вывеску с надписью «Цирюльня» Онни вырезал из дерева в духе заведений начала XX века, вывел буквы золотой краской и покрыл все лаком. И подвесил на цепи так, что конструкция слегка покачивалась на ветру. – Спасибо, – сдержанно поблагодарил Онни, уверенный, что хорошо поработал. – Вы делаете такие на заказ? А сколько стоит? – прицепился к нему Рейнир, помогая собирать инструменты, о чем его не просили. – У моих родителей ферма, вот было бы здорово подарить им такую на ворота. – Под заказ – нет, – разочаровал его Онни. – Мне хватает основной работы. – А где вы работаете? Туури прыснула: – Тебе туда еще рано. Онни с укором посмотрел на нее. Рейнир не понял смысла этих переглядок: – Почему? Стать клиентом можно только после сорока? Туури захихикала: – О нет, у Онни хватает клиентов и твоего возраста. Уверена, он на глазок определил твой рост. Онни хмыкнул: он еще в первую встречу прикинул не только рост, но и ширину плеч, доход семьи и цветовую гамму в оформлении. – Вы портной? – предположил Рейнир с большим сомнением. – Я работаю в салоне «Лебедь», – сдержанно ответил Онни, чувствуя, как против его воли уголки губ подрагивают. Рейнир перевел вопросительный взгляд на хихикающую Туури, не в силах разгадать, что сколачивают в заведении с таким поэтичным названием. – Салон ритуальных услуг, – смилостивился Онни. – Я делаю гробы. – Копать-колотить! – вырвалось у отшатнувшегося Рейнира. Туури подняла вверх большой палец: – Отличный слоган! Именно это Онни его жена делают! – Жена? – Она не копает могилы, – пояснил Онни. – Она – владелица салона. – Как мило… – пробормотал Рейнир. – Как-то я иначе представлял гробовщиков. – Бывает. За кого Онни только не принимали: за каменщика, пекаря, лесника, садовника. Случайным знакомым он представлялся как плотник. – А как вы… ну… пришли в эту профессию? – спросил Рейнир таким шепотом, будто Онни работал стриптизером. – Салону требовался плотник, – пожал плечами Онни. Салону, который держала его тогда еще просто знакомая Ада Свон. «Считай это психотерапией», – сказала она. Работа руками в столь специфической сфере действительно помогла Онни пережить личные утраты. – Какая разница, что сколачивать, – только и сказал он Рейниру. – Лишь бы красиво. Рейнир открыл рот, явно намереваясь продолжить расспросы. – Проконсультировать, какой цвет тебе пойдет? – будто бы невзначай предложил Онни. – Нет! – Рейнир отшатнулся, схватил в одну руку свою сумку с конспектами, в другую – Туури, и скрылся в направлении университета. – Всегда срабатывает, – хмыкнул Онни. Онни с Лалли одинаково ухмыльнулись. Онни отошел к соседнему зданию, чтобы окинуть взглядом общий вид и полюбоваться на свою работу. – Еще нужна какая-нибудь надпись? – спросил он у Лалли. – Хм, пожалуй, перекрашу «Открыто-Закрыто» в том же стиле… – Нужна, – мрачно ответил Лалли. – «Молчаливый парикмахер». Усмехнувшись, Онни потрепал кузена по плечу. Через два дня такая надпись появилась на окне и бейджике Лалли. – Ну вот, – проворчал Лалли, – клиентов станет больше. Онни хмыкнул и дописал на доске услуги: – молчаливый парикмахер, – бритье опасной бритвой, – маникюр, – граммофон – бесплатно. Туури сфотографировала все вокруг, принесла самоучитель по леттерингу и радостно крутилась вокруг братьев, пока Онни не сказал: – Теперь ты выбиваешься из антуража. – То есть? – растерялась Туури. – Слишком современно выглядишь. И лаки твои – тоже. Туури надулась. Лалли был свидетелем оплакивания Онни сестринских кос, от которых остался только хохолок, напоминающий мини-ирокез. – И что мне теперь, – пробурчала Туури, – не работать? – Работай, – разрешил Онни, явно забавляясь. – Но винтажно. – Металлической пилочкой? – едко спросила Туури. – Напильником, – предложил Лалли. – Кстати, брат, тебе давно пора подстричься, – мстительно сказала Туури. – Твоя голова похожа на гнездо! Онни растеряно поворошил бесформенную копну густых пепельных волос. – Думаешь? Ладно, подстригусь. – Лалли как раз свободен. – Спасибо, я сам. – Нет! – в один голос сказали Туури и Лалли, заставив Онни недоуменно поднять такие же светлые, как волосы, брови. – Твоя жена, – сказала Туури, тыкая брата пальчиком в грудь, – нам угрожала! Сказала: если мы еще раз позволим тебе подстричься самому… – Но я умею стричь! – возмутился Онни. – Кто Лалли учил, а? – Других – может быть. Сядь. В чертово. Кресло, – угрожающе сощурилась Туури. Онни недовольно подчинился. Хвастливая самореклама в интернете и среди знакомых привлекла не только клиентов, но и пробудила древнее зло – знатоков истории и моды. – И вы называете это реконструкцией? – потряс в одно не самое приятное утро руками мужчина со стильной бородкой, которого раньше ни Лалли, ни Туури не видели и для консультации не приглашали. – Этот диван из 50-х. А кресло – явно же 40-е! Эпоха джаза к тому времени давно прошла! Кто ваш дизайнер? Я хочу ему все высказать! Колокольчик за его спиной звякнул. – Брат! – воскликнула Туури, а Лалли облегченно вздохнул. – Этому типу не нравится наш дизайн! Любитель каноничности обернулся: за его спиной стоял Онни, хмурясь и занимая почти весь дверной проем. Посетитель заметался и шустро протиснулся на улицу, стоило Онни вежливо посторониться. – Что это было? – озадаченно посмотрел он вслед убегающему не клиенту. – Наверное, решил, что ты его бить будешь, – захохотала Туури. – Я бы не стал, – возмутился Онни. – Он сказал, что тренога криво сколочена, и гвозди разного размера, – наябедничала Туури. – Наверное бы не стал, – заворчал Онни. – Что ему надо было, поругаться? – Рассказать, что у нас неправильный дизайн, – скривилась Туури. – Это уже пятый за две недели. – Довольных было больше? – Да… – Значит все нормально, – отрезал Онни. – Зайдите к фру Марте после работы, у нее для вас кое-что есть. «Кое-что» оказалось чемоданами одежды, абажуром и фотоальбомом. – Так ходили в мою молодость, – с ностальгией показала сухонькая старушка, старая подруга их бабушки, черно-белые снимки. – А это я. – Красивая, – вежливо прокомментировала Туури. – Еще бы! И смотри, какие повязочки на волосах все носили. – А это не слишком… – И платья. – Мне ваши длинноваты будут. – С сожалению, – вздохнула фру Марта, с удовольствие бы кого-нибудь нарядившая, чтобы мысленно вернуться во времена своей беззаботной юности. После споров и уговоров ради работы они сошлись на коллекции лент и повязок на голову, украшенных искусственными цветами, бисером и пайетками. Перья осыпались, а всё уцелевшее Туури унесла домой чистить, утешая себя возможностью оригинальной фотосессии. Лалли почти не пришлось жертвовать удобством: он всего-то пришел на работу в брюках, рубашке и фартуке. И подтяжках. – Стильно, – оценил Эмиль, игнорируя смеющуюся Туури. Плакаты со звездами той эпохи и имитацию старого календаря нашел в интернете, распечатал и развесил не нуждающийся в стремянке Рейнир. Туури торжественно отправила по интернету заявку на конкурс, приложив фотографии их обновленной «цирюльни». *** Когда Сигрюн пришла на очередной маникюр «случайно» совпадающий со стрижкой докторских бакенбард, ее ждал неприятный сюрприз: внимание Миккеля Мадсена целиком заняли Туури, фотоаппарат и котелок. Самый настоящий котелок, какие носили в Англии в течение почти ста лет. Миккель с невозмутимым видом позировал возле граммофона, а Туури порхала вокруг, делая снимок за снимком. Сигрюн недобро сощурилась, но едва ли кто-то кроме Лалли это заметил. Пока Туури осыпала комплиментами баки и кудри Миккеля, и немного – работу Лалли над ними, Сигрюн со зловещей ритмичностью стучала ногтями по маникюрному столу. – У тебя клиентка. Заканчивай, – шепнул Лалли кузине, начиная опасаться за сохранность ее пепельного чуба. – О, это Сигрюн. Она меня простит, – беспечно отмахнулась вошедшая во вкус Туури. – Не прощу, – без улыбки сказала Сигрюн. – А мне уже пора идти, – предупредил Миккель. – Иначе не успею к пациенту. – Думаю, хватит, – с восторгом полистала Туури снимки в фотоаппарате. – Большое спасибо за помощь! Из вас получилась замечательная модель! – Кхм, – одновременно сказали Лалли и Сигрюн. – Рад быть полезным, – добродушно ответил Миккель, вернул котелок и вышел, напоследок мягко улыбнувшись Сигрюн. С сожалением отложив фотоаппарат, Туури вернулась на свое рабочее место. – Простите, что заставила ждать, – выучено прощебетала она и обработала антисептиком руки себе и Сигрюн. – Какой цвет выберешь в этот раз? Может быть, красный магнитный с золотыми блестками? Создает огненный эффект! Сигрюн скогтила руку Туури и зашипела: – Ты же собиралась подвести разговор к тому, что хочешь в поход, но считаешь, что нам нужен врач! – Прости Сигрюн, бес попутал, денег захотелось, – спохватилась Туури. – Понятный мне грех, могу его простить, – закивала Сигрюн. – Ты можешь прийти к нему на прием и позвать его? – предложила Туури. – Конечно, могу! Жаль, что теперь придется идти без тебя. Туури всполошилась, и Лалли понимал причину: походы с бабушкой, в которые Туури никогда не брали. Их общая бабушка слыла опытной выживальщицей, и охотно брала с собой и маленького, легкого на подъем Лалли, и ответственного Онни. Но не свою единственную внучку. Туури с детства не отличалась хорошей физической формой и не смогла бы выдержать темп длинноногой, жилистой бабушки. Выбирать «детский» маршрут бабушка отказывалась и обещала взять с собой Туури, если та будет тренироваться и приведет себя в форму. Так это и осталось только мечтой. Которую Туури, видимо, решила реализовать за счет Сигрюн, как бы мало та не походила на бабушку Энси. – Ладно, я схожу, – сдалась Туури. Судя по кислому лицу, она прикидывала, во сколько обойдется фиктивный прием у платного врача. – Вот спасибо! – заулыбалась Сигрюн. – С меня палатка, спальники и всякое остальное. Осталось найти банду новичков, которая не станет ворчать, что маршрут слишком легкий. Извини, подруга, но на привычных мне ты умрешь. – Да и тот тип не выглядит как походник, – прокомментировал Эмиль, которого никто не спрашивал. Девушки посмотрели на него неодобрительно. – Может тогда ты пойдешь? – едко поинтересовалась Туури. – Ты же мне рассказывал, что был бойскаутом. – И что ты там делал, красавчик, дул в горн? – не осталась в долгу Сигрюн. – Разводил костры, – поправил Эмиль идеально отглаженный воротник рубашки. – Но мне сна в палатке хватило на всю оставшуюся жизнь. Туури с надеждой обернулась. Лалли перехватил ее взгляд и попытался скрыться в подсобке, но не успел. – Ну Лалличка, ну пожалуйста, ты же все умеешь, ну что тебе стоит, я так хочу в поход, ну пошли, видишь, Сигрюн сама организует, а у тебя и спальник есть, поставишь нам палатку, и все, ну пожалуйста… Лалли закрыл уши руками, не выдержав ее высокого голоса и эмоций. – Ладно, только замолчи. – Уиии, – Туури запрыгала на месте, попеременно обнимая кузена и Сигрюн. – А идти можешь последним, чтобы с тобой не заговаривали. Лалли обреченно выдохнул, запоздало подумав, что нужно было предложить взять вместо себя Онни. – О, тогда я тоже пойду! – влез Эмиль, которого никто не звал. – Я в хорошей форме! – И я! – обрадовался Рейнир, которого не звали тем более. Лалли мысленно застонал и тут же получил от Сигрюн удар по плечу, едва его не опрокинувший: – Вот и славно! Будешь моим помощником! Вряд ли эти балласты что-то умеют. Кроме костра. Может быть. А теперь, малая, – Сигрюн повернулась к Туури и ткнула в нее пальцем, – нам очень нужен врач. К врачу Туури пошла, захватив в качестве моральной поддержки Лалли и заставив его раньше привычного закрыть парикмахерскую. Судя по прайсу в интернете, клиника рассчитывала свои цены не на подрабатывающих студентов. Три круга по кварталу с нужным зданием Туури набиралась духу и выедала Лалли мозг: – Понимаешь, это так сложно, я не умею намекать, чтобы непонятно было. Он должен согласиться, но не понять, что Сигрюн это ради него затеяла! Или понять, но так, чтобы не мог за руку поймать, понимаешь? Чтобы, если она ему не нравится, ей неудобно не было. И обидно. – Ты могла ее шантажировать, чтобы взяла тебя в поход, – предложил Лалли. – Чем? – Я закрашиваю ей седину. Ты видела. – Пара волосков… – Но она записывается на покраску так, чтобы не пересечься с Миккелем Мадсеном. Туури с сожалением отвергла этот вариант: – Я бы хотела и дальше дружить с Сигрюн, а раскрытие такой тайны не прощают. Поэтому те же самые беспокойства Туури выразила другими словами. И еще раз. Посетовала, что может остаться без похода. Повторила еще. Выразила сомнения. – Я схожу, – не выдержал Лалли. – А ты умеешь так объяснять? – удивилась Туури. – Да, – коротко ответил Лалли и поскорее зашел в здание. Кабинет доктора Мадсена он нашел без помощи, по именным табличкам на дверях в длинном коридоре. Приемы уже закончились, в соответствии с расписанием, и Миккель собирал документы в портфель. – О, Лалли. Решили записаться на прием? – слегка удивился врач. Лалли помотал головой. – Сигрюн собирает нас в поход. Хочет, чтобы вы пошли, потому что вы ей нравитесь. Говорить вам нельзя, потому что ей будет неловко. Считайте, что я намекнул. – Лалли выдержал паузу, давая собеседнику переварить информацию. – Идете? – Если маршрут легкий… – По Туури, – кивнул Лалли. – Тогда я понял намек. Спасибо за приглашение, – пождал Миккель ему руку, которую Лалли не протягивал, и спросил: – Точно не хотите на прием? Лалли фыркнул: на табличке значилось «Миккель Мадсен. Логопед». *** Поднятые ни свет, ни заря Эмиль, Туури и Рейнир отчаянно зевали. Вместо такой бессмысленной растраты сил, Лалли с удовольствие бы вздремнул, зажатый между Эмилем и окном. Но даже столь мудро стратегически выбранное место не спасло Лалли от потока эмоций Туури и Рейнира. Кузина болтала без умолку, восхищалась каждым мелькнувшим за окном камнем и кустом, успевала разглядеть и птиц в небе, цветы на обочине. И все время звала Лалли по имени, призывая ее восторг, чем мешала ему спать. Рейнир целиком и полностью разделял ее детский восторг. Но еще лучше было бы, с его точки зрения, если бы этих двоих хватало общения друг с другом, и они не трогали окружающих. Но Туури и Рейнира хватало на всех. Эмилю Лалли был благодарен: он молчал. Еще на заднем сидении было тесно. Как бы ни был велик внедорожник Сигрюн, даже с сидящим впереди Миккелем для четырех человек места сзади осталось маловато. Лалли с удовольствием поехал бы в тихом, вместительном багажнике, но его заняли рюкзаки, палатки и свернутые в рулоны спальные мешки Для того, чтобы вертеться, рассматривая все вокруг, места Туури не хватало. – Так тесно, – сказала Туури. – Эмиль, Лалли, можете подвинуться? – Серьезно? – пробормотал Эмиль: Туури занимала места примерно в два раза больше Лалли. – Конечно, – сказал ее кузен, по-кошачьи легко вывернулся и лег сверху, на колени всем троим, устроился по-удобнее и довольно закрыл глаза. Туури захихикала и с нежностью погладила Лалли по волосам. Ее пухлые колени послужили отличной мягкой подушкой, но Лалли тут же понял свою ошибку: теперь трансляция вещания “мы едем-едем-едем” елась у него прямо над ухом. Впереди машины мило беседовали на пустячные темы Сигрюн и Миккель. Звук шел со всех сторон и, и Лалли обреченно натянул капюшон на голову. Через полчаса его невыносимых страданий, Сигрюн воскликнула: “А вот и потеряшки!” и вырулила к обочине: их уже ждали поехавшие из пригорода по другой дороге Онни и Ада Свон. – Кто-нибудь хочет пересесть? – повернулась Сигрюн к пассажирам, и Лалли моментально вскочил и задергал ручку. – Тише-тише, не выпрыгивай в окно. Сейчас разблокирую двери. Как только сработала защелка, Лалли пулей вылетел из машины, пронесся мимо кузена, заскочил в машину Ады и захлопнул за собой дверь. – Лалли может к нам пересесть, – запоздало предложила она, провожая его взглядом, – и Туури. – Не надо Туури, ей и там весело, – торопливо сказал Онни. – Прокатимся в тишине. – Эй, куда ты без меня? – возмутился Эмиль, тоже вылезая из машины Сигрюн. Как ни в чем ни бывало, он поздоровался с Адой и Онни и пересел. – И что это было? – строго проводила его взглядом Ада. – Друг. Мне тоже не нравится, но выгнать его будет грубостью. – Какая жалость... Выразительные взгляды в зеркало заднего вида смутили Лалли: он хотел всего лишь сбежать, а не приводить кого-то вместе с собой. – Эмиль не болтливый, – пообещал Лалли и с нажимом сказал, глядя на друга: – Правда? Эмиль фыркнул. – Конечно. Не понимаю желания делиться впечатлениями от каждого увиденного булыжника. – Очень хорошо, – Ада вырулила на трассу следом за внедорожником Сигрюн. Лалли закрыл глаза, послушал тишину, разбавленную свистом ветра в щель приоткрытого окна и гулом двигателя, и довольно вздохнул. Эмиль свое слово сдержал и впечатлениями не делился. Он ныл. Уже немного уставший от дороги Эмиль через десять минут начал жаловаться. На долгую дорогу, на затекшую спину, на теплую питьевую воду, на голод, на плохой интернет, на залетевшую в салон муху. Приоткрыв глаз, Лалли полюбовался, как Ада и Онни по очереди наводят зеркало заднего вида на себя, чтобы укоряюще посмотреть на Лалли, свернулся в углу заднего сидения, накрылся курткой Онни и уснул. Когда они достигли места назначения, Онни напустился на зевающего кузена: – Ты же сказал, что Эмиль тихий! – В сравнении с ними, – показал Лалли в сторону второй машины. – Выгружаемся, народ! – тут же рявкнула Сигрюн. – Разбираем свои рюкзаки! Возле кемпинга последняя возможность сбегать в цивильный туалет и вспомнить, что мы забыли купить. После нас ждет только три дня дикой природы! – Ничего, дорогой, – шепнула Ада. – У нас своя палатка. – Мр? – встрепенулся Лалли. – Двухместная. Ты ведь ночуешь с друзьями, Лалли? Он тоскливо вздохнул, надеясь только, что эти друзья устанут так, что уснут, едва забравшись в спальники. Сигрюн быстро распределила вещи, основательно нагрузив самых грузоподъемных Миккеля и Онни, полила всех средством от комаров и скомандовала: – Вперед, навстречу приключениям! Оставив машины на стоянке у кемпинга, компания углубилась по тропе в лес. Первой шла Сигрюн, как предводитель похода и тот самый человек, который знает, куда все, собственно, идут. Прямо за ней шел Миккель. В этом не было какого-то смысла для похода, просто так решила Сигрюн. Аду и Онни она отправила в конец цепочки со словами: – Чтобы дети не разбежались. А то на привале не досчитаемся. Они ответственно выполняли возложенную на них задачу, зорко следя за птенцами, но не забывая обращаться друг к другу: – Смотри, ягодки! Ты такие любишь! – Тебе не печет голову, дорогой? Дать кепку? – Хочешь водички? Все эти фразы принадлежали Онни. Ада за весь поход произнесла слов только чуть больше, чем Лалли, один раз с неожиданной нежностью сказав: – У тебя хвоя в волосах, дай вытащу. Ты такой смешной с ней, похож на филина. Сигрюн не проявляла неприкрытую заботу и не говорила каких-то особенных комплиментов, но Лалли прекрасно помнил, кто и зачем собрал всех в поход, а потому из любопытства прислушивался к их разговорам, пока его не начинал дергать за легкий рюкзак требующий внимания Эмиль. – Думаю, парень вроде тебя не слишком устанет, если понесет самый большой рюкзак, с продуктами, – заявила Сигрюн еще на стоянке. – Вроде меня? – иронично поднял бровь Миккель. – Такой большой, как ты. – Приятно, что моим габаритам нашли достойное применение, – улыбнулся Миккель. – Обращайся, всегда рада помочь. Лалли хмыкнул. И постарался запомнить на случай, если ему понадобиться сделать комплимент столь же крупной девушке: Лалли плохо представлял, как нужно флиртовать. – Думаю, стоит идти помедленнее, – не остался в долгу Миккель на первом же километре. – Не у всех такие длинные ноги. В ответ Сигрюн охотно позволила Миккелю помочь ей перебраться через поваленное бревно. После Эмиля шли и нейтрализовывали друг друга Рейнир и Туури, которым зоркий взор Онни не позволял отбежать с тропы за фотографией цветочка и сгинуть в лесу. Ада молча следила за дисциплиной на коротких остановках и еще до точки назначения успела пресечь: попытку Эмиля и Туури тайком приклеить Рейнира косой к сосне, как Карабаса-Барабаса; попытку Лалли скормить Эмилю и Рейниру несъедобную ягоду (Туури на такое с детства не покупалась); попытку Миккеля, Рейнира и Туури попить из ручья (Сигрюн Ада ничего не сказала, решив, видимо, что эта женщина давно прошла естественный отбор). Остановок было много – уже скоро у Туури закололо в боку: дорога хоть немного, но все же шла в гору. Эмиль неожиданно для городского парня успешно держал темп, неся увесистую палатку. Со второй попытки Туури научилась отличать муравейники от удобных для отдыха кочек. За снисходительный смех Эмиль, не предупредивший ее об опасности, тут же был ей наказан. – Приятная атмосфера, – сказал Миккель, наблюдая, как Туури гоняется по поляне за Эмилем, держа в пальцах слизкого дождевого червяка. – Как когда мы с семьей выбираемся на отдых. – С семьей? – хорошо сохраняя хладнокровие, спросила Сигрюн. – Жена, детишки? – С родителями и шестью разновозрастными братьями и сестрами, – пояснил Миккель. – Дай угадаю: ты самый старший? – Вроде того. Когда начали уставать все, Сигрюн свернула с тропы в сторону, пробралась через заросли, забывая придерживать ветки, и объявила: – Добрались! Толкаясь, остальные поспешили за ней и неожиданно для себя вывалились на уютную поляну, поросшую клевером. Ее щедро заливало солнцем, а в середине темнело окруженное камнями кострище в окружении двух заменяющих лавки бревен. – Как здорово! – восхитилась Туури. – именно так я себе все и представляла! – Вот и славно. Скидывайте рюкзаки, посидите немного и начинайте разбивать лагерь. Костер на тебе, – скомандовала Сигрюн Эмилю. – Покажи, чему тебя научили в бойскаутах! Эмиль самоуверенно хмыкнул и повел Рейнира в лес, то ли собирать хворост, то ли завершать план со смолой. Сигрюн водрузила на кострище походный котелок, а свернутые палатки разбросала вокруг. – Онни и Лалли, как опытные походники, ставят палатки. Туури и Ада разбирают вещи. А я пойду и сделаю самое важное: обозначу этим ярким плотном туалет и посмотрю, где на озере можно не утонуть. – А я? – спросил Миккель. – Помогаешь тем, кому нужно перенести бревно, – пошутила с намеком Сигрюн.– Воду тоже неплохо принести. Если не ошибаюсь, в той стороне есть ручей. Только не набирай из озера! – Они такие смешные, – шепнула Туури Лалли. – Ну, Онни и Ада, и Сигрюн и Миккель. Смотри! – Туури подплыла к Сигрюн, и, коварно улыбаясь, спросила: – А как мы будем спать? – Без задних ног, – заверила ее Сигрюн. – Дойти – половина работы. Палатка и костер добьют всех слабых телом, а комары – слабых духом. – Нет, я имею ввиду: как в палатках разместимся? Сигрюн поняла ее превратно и сказала, приобняв за плечи: – Извини, подруга, но пойти тебе навстречу я не могу: твой брат бдит. Наверняка он захочет, чтобы все было прилично, да? – Что ты имеешь ввиду? – растерялась Туури. – У нас двухместная и четырехместная палатки. Сделаем из них палатку для девочек и палатку для мальчиков. Крутить любовь советую, когда твой брат не смотрит. – Я не это имела ввиду! – возмутилась Туури. – А что вы с… Прошедший мимо с еще пустым котелком Миккель вопросительно поднял брови, и Туури умолкла. Так и не понявшая намека Сигрюн снисходительно потрепала ее по плечу и ушла смотреть озеро. Туури бессильно зарычала ей вслед. В лесу Эмиль не только не потерял Рейнира, направление и энтузиазм, но и нашел хорошие, сухие ветки. И со знанием дела быстро собрал из них костер. – Молодец, бойскаут!– одобрила работу Сигрюн. – Оставь на вечер. А теперь предлагаю расхватать полотенца и покупаться в озере! – Ура! – закричали Рейнир и Туури и унесли Лалли. – Что, вобьешь пару колышков голой рукой, пока я помогаю Онни ставить палатку? – игриво спросила Сигрюн, и Миккель не решился ее разочаровать. *** – Смотрите, какая красота! – воскликнула Туури. Лес окружал вытянутое озеро, поросшее по краю осокой и рогозом. Высоко стоящее солнце поблескивало на воде. От палаточного лагеря к озеру вела едва протоптанная тропа, а для удобства спуска в воде лежало утопленное бревно, подстерегающее рисковых купальщиков осклизлыми боками. Эмиль осторожно потрогал воду пальцем ноги и зашел по колено. – На мелководье теплая. Рейнир радостно и без колебаний пробежал мимо него и ухнул в воду по шею. – Дальше прохладнее! Намокшая коса поплыла следом за ним, как рыжая змея. Эмиль поплескал себе на плечи водой, чтобы привыкнуть, и без стресса окунуться в озеро. – Уиии! – раздалось у него за спиной. Туури с плеском пробежала мимо и снарядом сиганула в воду. – Как здорово! – выкрикнула она, отфыркиваясь. – Ну спасибо. Позади нее обтекал окатанный поднятыми брызгами Эмиль. Слегка улыбнувшись, Лалли прошел мимо брошенных на берегу полотенец и крема от загара и спокойно вошел в воду, не обращая внимание на температуру. Озеро Лалли понравилось: небольшое, чистое, с густыми зарослями у воды. К которым он и направился, как только Рейнир крикнул «Смотрите, лягушечка!», и Туури с Эмилем перестали плескать друг на друга водой и отвлеклись. Лалли хорошо плавал. Высунув облепленную мокрыми серыми волосами макушку и нос, он устремился к спасительным кустам, выбрался на берег и пробрался к палаточному лагерю. В детстве Лалли чаще бегал босиком, а теперь его стопы отвыкли, и их больно колол лесной мусор. Стиснув зубы, Лалли твердо вознамерился во что бы то ни стало избежать веселья, забраться в свою палатку и заснуть. Возле речки Лалли наткнулся на Сигрюн и Миккеля. Женщина как раз сняла футболку, оставшись в раздельном купальнике, открутила крышечку тюбика и игриво сказала: – Комары всю поясницу обожрали. Доктор, вы мне не поможете? – С удовольствием, – ответил Миккель, и Лалли оставалось только уйти подальше, стараясь не хрустнуть ни единой веточкой. *** – Как вы могли его потерять! – крикнул Онни, и Лалли проснулся. С наслаждением потянувшись, он раскинул руки и ноги в гнезде спальников в большой четырехместной палатке и прислушался к разговору снаружи. – Мы плескались, дурачились, а потом смотрим – его нет! – растерянным голосом сказал Рейнир. – Вы что, раньше это не заметили? – напустился на него Онни. – Но он не любит такие игры, – попыталась оправдаться Туури. – Мы думали, он плавает или загорает. – Не похоже, чтобы он любил загорать, – донесся до Лалли холодный голос Ады. – Ну ягоду собирает! А потом заметили… – Ты же старшая! – укорил ее Онни. – А вдруг он утонул? – заплакала Туури, и ее брат тут же сменил тон, заговорив «тише-тише, сейчас все пойдем искать, успокойся». Сам он звучал так, будто сейчас тоже расплачется. И тут Лалли понял, что не слышал Эмиля. Лалли быстро расстегнул молнию на палатке и вывалился на поляну. Возле уже разожженного костра стояли возбужденная Сигрюн, невозмутимые Миккель и Ада, плачущая Туури в объятиях почти плачущего Онни. Вокруг них беспокойно бегали Рейнир и Эмиль. И все обернулись на звук. Последовала немая сцена. – Вы отличные сыщики! – Сигрюн похлопала переставшую плакать Туури по спине. – Ты где был?! – в один голос напустились на Лалли Туури, Онни и Эмиль. – Мы, думали, что ты утонул! – Спал, – спрятался Лалли обратно в палатку, как в домик. – До инфаркта доведете, – положил Онни руку на грудь, хотя Лалли знал, что у него слишком здоровое сердце для подобных жалоб. – Полотенце и тапки на песке! – всхлипнула Туури. – Как ты без них уйти смог? – Камни мягкие, – Лалли не понял, с чего все так всполошились, вылез из палатки, босиком подошел к костру и заглянул в котелок. – Разварится. – Ты прав, пора снимать, – Миккель ухватил тряпкой котелок за ручку и снял с огня. – Будем выгуливать на шлейке! – прошипела Туури вслед своему кузену. А потом на лес опустились сумерки, и разношерстная успокоившаяся компания ела сваренный Миккелем кулеш и жарила на прутиках все съедобное, то можно проколоть и зажарить. У Эмиля вспыхнул хлеб, Рейнир уронил в костер котлету, Онни жестом волшебника извлек из машину Ады большой пакет мармешлоу. Сигрюн сидела бок о бок с Миккелем, беседовала о пустяках и получала от похода максимум удовольствия. – Покажи еще раз, где созвездие Лебедя? – требовательно попросила Ада. Онни протянул руку и провел пальцем, рисуя что-то похожее на воздушного змея. – Во-о-он те десять звезд рядом с Лирой. Ада крепко держала его за другую руку, переплетая пальцы. – Оригинальные романтики, правда? – хмыкнула Сигрюн. – Глядя на них, – шепнул Рейнир Туури, – и не подумаешь, чем по жизни занимаются. Туури хихикнула. – Иногда клиентки слышат, как Онни обсуждает с Лалли тонкости стрижки, и спрашивают у меня: «можно записаться к вашему симпатичному брату?» – А ты говоришь: «нет, он женат»? – Я говорю: «можно, но он гробовщик». Когда они пришли подавать заявление в ЗАГС, регистратор браков решила, что ее пришли хоронить… Но сердце выдержало, и работать в тот день Онни не пришлось. – Что ты такое интересное рассказываешь, что Рейнир хихикает? – заинтересовалась Сигрюн. – Да так… – смутилась Туури. – Но ты абсолютно права, – Сигрюн поворошила угли, заставив пламя разгореться ярче. И изменившимся, зловещим голосом сказала: – Настало время страшных историй! – Может, не надо? – пискнул Рейнир. – Какой же без них поход? – изобразила Сигрюн удивление. – Но если тебе станет слишком страшно – застолби место в середине палатки. – Чтобы снежный человек сперва утащил тех, что с краю? – уточнил Эмиль. – Снежный человек – обезьяна, – снисходительно сказал Лалли. – И? – Он сможет расстегнуть молнию и утащить того, кто спит посередине. Рейнир поежился. – Давайте считать, на чьей истории больше человек заорет от страха? – азартно предложила Сигрюн. – У кого больше напуганных, тот и выиграл. – У тебя всего одна страшная история? – невозмутимо спросил Миккель. Сигрюн хмыкнула: – Звучит, как вызов. Рейнир украдкой вцепился в локоть Туури. *** Когда вечер страшных историй закончился, и все разошлись по палаткам, Сигрюн поворочалась, мешая Туури, и проворчала: – Черт бы побрал этого Мадсена! – Он не обращает на тебя внимание? – шепотом сочувственно спросила Туури. – Обращает, да еще как. А вот его истории с инопланетянами… Туури захихикала: – Но это же ты начала! Сказала, что тебе нравятся инопланетяне. – Я сказала, что мне нравятся Северные! Все знают, что они – высокие и красивые блондины! Я не хотела слушать, как американские Серые ставят на людях опыты! Еще и с медицинскими подробностями! Туури, подвывая от смеха, уткнулась лицо в заменявшую подушку куртку, чтобы заглушить звук. – Тебе смешно, – буркнула Сигрюн. – А я все жду, что сверху ударит прожектор с летающей тарелки и нас затянет внутрь… Надо было ставить палатку ближе к остальным. В палатку ударил луч света. Туури заорала, Сигрюн вцепилась ей в руку, похолодев. Свет погас. «Что я, взрослый тридцатичетырехлетний мужчина, делаю? – подумал Миккель, возвращаясь на свое спальное место вместе с самым мощным из имеющихся у них фонариком. – Я же не в компании Микаэля… Это глупо. Но это традиция». – Пойду убью, кого поймаю… – услышал он рычание Сигрюн и поспешил скрыться, едва не передавив соседей. *** Через три дня, вволю накупавшись и до смерти закормив собой окрестных комаров, команда под предводительством Сигрюн вернулась к кемпингу, бурно обсуждая впечатления. – Нужно обязательно сходить еще раз! – воскликнула Туури на мини-привале. – Угу, – промычала Сигрюн. Туури понаблюдала за гляделками, в которые, как два школьника, играли два взрослых человека, и проворчала: – Кажется, в этот приватный поход меня не возьмут. *** «Уважаемый Лалли Хотакайнен! Уведомляем, что ваша парикмахерская выиграла поощрительный приз «С историей рядом», специально учрежденный для работ, популяризующих интерес к этой области. Просим Вас прибыть на награждение в мэрию…» Лалли облегченно выдохнул и с деланным безразличием сказал: – Выиграли какой-то пустяк. – Не-е-ет, столько работы! – простонала Туури. – Не судьба. Лулли отвернулся к окну, чтобы спрятать от нее слабую, но довольную улыбку. На улице ярко светило солнце, мимо обновленной и ставшей интересной для работы парикмахерской спешили люди, скользя взглядами по винтажной вывеске. День обещал пройти замечательно, и, чтобы сделать его идеальным, Лалли включил свою любимую джазовую пластинку. В редакции главной городской газеты уже готовили черновик статьи о конкурсе на лучший интерьер общественных учреждений. – Жаль, что «цирюльня» не выиграла, у них такой стильный дизайн. И парикмахер миленький, – журналистка пересчитала количество знаков. – Хм, а пара строчек еще войдет. Сделаю им бесплатную рекламу, а то у бедняги почему-то так мало клиентов.