***
Хлопнувшая дверь аудитории заставляет всех затихнуть. Николай, кажется, даже перестаёт дышать, устремляя взор на центр помоста: за кафедрой уже стоит высокий осанистый мужчина, раскладывая что-то из небольшой папки. Окидывая взглядом сидящих ребят, его губы трогает снисходительная улыбка. Глаза загораются азартным огоньком, когда он видит молодых, совсем ещё юнцов, не омрачённых жизненным опытом. В меру жестикулируя, он представляется и, отойдя немного от кафедры, продолжает рассказ: — Сразу хотелось бы сказать, что не все из вас пойдут после работать в ту сферу, которой мы здесь с Вами занимаемся. Я бы даже сказал, не все смогут заниматься этой сферой, — в аудитории по-прежнему царила тишина, все сосредоточенно внимали каждому слову. Николай сам с восторгом глядел на будущего руководителя, по сию пору не веря, что человек, у которого он столько лет лелеял надежду учиться и впоследствии работать, прямо сейчас находится перед его взором: настоящий, живой. Хоть подходи и на ощупь проверяй — эту мысль Николай незамедлительно отметает, пока она не перетекла во что-нибудь…во что-нибудь. — …Итак, товарищи новобранцы, вас ожидает очень интересная специальность, — очевидно, Николай так увлёкся своими мыслями, что прослушал некоторую часть выступления, — но прежде чем приступить к основной подготовке, вам необходимо пройти отборочный этап.***
Гоголь с малого детства слышал о великолепной команде Якова Петровича Гуро, что готовила лучших туристов. Она славилась своей успешностью, мужеством, дружелюбием и стойкостью. Мечта стать частью этой команды поселилась в сознании Николая и прорастала, распускалась с каждым годом его жизни. Вот только была одна маленькая проблема, по которой он ну никак не мог попасть туда: знаменитая команда славилась не только своими наилучшими качествами и успешными студентами, но и тем, что в неё могли попасть только альфы. Николая природа наградила иными способностями, да такими, что даже за бету себя не выдашь. Осознав ещё в малом возрасте, что желание сделать профессию своим смыслом жизни твердо и прочно, Коля решает, во что бы то ни стало сесть на подавители, как только появится возможность.***
Николай думал, что подготовка будет проще, но, как оказалось, он был далеко не прав. Их гоняли в день по несколько кругов вдоль парка; учили обращению при встрече с дикими животными, снова гоняли по полосе препятствий в виде брёвен и нескольких скалистых кампусбордов. И так по кругу, плюсом ко всему этому шли индивидуальные задания. Коля упорно выполнял каждое из них, иногда возвращаясь в комнату к полуночи, из-за чего ему приходилось вести себя очень аккуратно: режим есть режим. Когда наступило время сдачи нормативов, перед основной вылазкой, Николай не забирается и до середины, так и оставшись у средних выступов: ни вниз, ни вверх. Боязливо трясётся, справляясь с затёкшими мышцами. Лоб покрывается испариной, пальцы предательски соскальзывают, и Коля благодарен всем Богам, что всего этого не видят его однокурсники, — засмеяли бы, и тогда бы он точно сорвался ещё на первых парах. Но сейчас на него смотрит только Яков Петрович, скрестив руки на груди, как статуя, ей-богу. Коля не может разглядеть его мимики, но по всему можно было судить, что тот явно недоволен результатом. Снизу лежали несколько спортивных матов, а слева в тумбе (Гоголь уже знал, проходили) находились аптечки разного назначения, и что-то ему подсказывало, что именно сегодня они как никогда пригодятся, причём все и разом. Вспотевшая ладонь слабеет, и парень на последнем издыхании тянется выше, стараясь ухватиться за выступ другой рукой. Привстаёт на носочки, отклоняясь назад, сдувает прилипшую ко лбу чёлку, но не дотягивается и с обречённым выдохом ухает вниз. Просыпается Коля, чувствуя на себе посторонний взгляд. Светло-белые стены и небольшие койки рядом намекают на больничный корпус. Толком не открыв глаз, он порывается встать, не понимая, почему он здесь находится и что вообще с ним произошло. Резкая боль под рёбрами заставляет его согнуться пополам, ноги вдруг подгибаются и он почти падает, успевая схватиться за чужое плечо. — Куда же ты собрался в таком состоянии? — удивлённо распахнув глаза, Николай замирает в миллиметре от чужого лица. И вот тут-то до него доходит, и как он здесь оказался, и как глупо провалил экзамен, и падение своё позорное — всё вспомнил, будто увидел в нескольких кадрах. Закрывает ладонями лицо, не в силах смотреть в глаза руководителю. Боже мой, как он мог так нелепо оплошать? И ведь всё по собственной невнимательности, мог ведь придумать другую схему — нет, надо было же послушать товарищей, которые на голову, как минимум, его выше и сделать так, как они сказали. Глупый, глупый Гоголь. — …ты меня слышишь, Коля? — он не хочет ничего слышать, его сейчас попросту выгонят вон из команды и будут правы. К горлу уже подступала истерика, и Николай готов был унизительно разрыдаться — терять всё равно нечего. — Посмотри на меня. Гоголь делает глубокий вдох и медленный выдох, прежде чем посмотреть на Якова. Ему страшно, на самом деле страшно услышать что-либо. Сейчас сообщат, что он очень хороший и трудолюбивый юноша, и им очень жаль терять таких многообещающих студентов, но, увы, извините, экзамен вы провалили, поэтому и сами проваливайте. — Я представляю, что ты сейчас думаешь, — начинает мужчина, чуть склоняясь к собеседнику, но отвлекается, чтобы поправить съехавший с плеч халат. Николай, воспользовавшись заминкой, решает, что лучшая защита сейчас — это нападение и поэтому, собрав всю свою волю в кулак, выдаёт: — Возьмите меня с собой, — тараторит со всей уверенностью, насколько это возможно, когда что-то внутри неумолимо сжимается, — я могу быть Вам полезен. Брови Якова взметаются вверх. Теперь просто бы закрыть глаза и забыть обо всём, к чёрту. Куда взять? Зачем? Почему он сказал именно это? Что он вообще собирался сказать? Это уже не так важно. Теперь его точно отчислят. Коле титанических усилий сейчас стоит не отвести взгляда и не усугубить ситуацию ещё и беспорядочными извинениями. Мужчина внимательно разглядывает что-то на груди Коли и будто бы что-то для себя решив, машет головой, наконец, поднимая глаза. — Хорошо, возьму. Но только когда поправишься. Коля был готов вопить от радости, не веря собственным ушам.***
— Чёрт! — из сумки вылетает ещё одна толстовка. — Да где же они? Парень сидит в тёплой форме и походных берцах, при параде, как говорится, и нервно шарит в собственной сумке. Коснувшись дна, Гоголь тихо выругавшись, собирается продолжить поиски в комнате, хотя он уверен, что таблетки должны быть точно в сумке, он ведь сам их туда и положил, или нет? Взгляд пробегается вдоль спального места, возвращается к рабочему столу, снова и снова выискивая нужный объект. Их выезд уже через три минуты, а Коля до сих пор не нашёл злосчастный препарат, будь он неладен. Последнее парень произносит вслух, ударяя кулаком о столешницу, чувствуя назревающую в груди панику. — Господин Гоголь, Вам особое приглашение требуется для посадки в автобус? — внезапно звучит из-за спины. Гоголь оборачивается, выпрямляясь, и совладав с собственным голосом, произносит: — Да, простите меня, я просто… — взгляд падает на белую коробочку у изножья кровати. — Ничего. Всё в порядке. Коля пятится назад, продвигаясь к цели, рассеянно поглядывая на мужчину, который перегородил путь к его вещам. Парень краснеет, стоя слишком близко к Гуро. — Яков Петрович… — в горле как-то вмиг пересохло, — разрешите я… пройду, — Коля пробегает, боясь быть разоблачённым, хватает заветную коробочку, в момент закидывая в карман, пряча от чужих глаз. Яков, наблюдающий за этой картиной, нервно краснеющего и беспокойного юноши, стойко молчал, опираясь о стену. Словно одним взглядом контролировал все действия, и лишь когда раздался автомобильный гудок, поторопил, приказав выходить из комнаты и двигаться к транспорту.***
Осознание вовремя непринятых таблеток застало Николая посреди ночи. Надежда на простое заболевание с треском сломалась, стоило только чуть привстать и едва не упасть обратно, ощущая влагу под бельём. Несмотря на холодную погоду, внутри палатки становилось невыносимо душно, хоть она и не была слишком маленькой. Окружающий воздух был тяжёлый, словно в бане, с каждым вздохом оседая в голове, не успевая насытить лёгкие. Такое незнакомое доселе чувство: вязкий, густой воздух, казалось, проникал в самого Николая, пропитывая собой, вынуждая задрожать, судорожно сжать собственные бёдра, понимая всю безысходность ситуации. — Эй, новенький! — шёпот пугает мальчишку и тот вовсе старается замереть. — Ты чего не спишь, спрашиваю? Николай молчит, боится даже пошевелиться. Его плеча осторожно касаются, стараясь привлечь внимание, но он дёргается в сторону, сильнее кутаясь в спальный мешок. Альфа ведёт носом, и глаза его вмиг округляются. Отшатывается, пятясь назад. — Так ты… Николай лишь согласно машет головой, понимая собственное положение, лгать всё равно теперь нет смысла. Он не знает, что делать, он даже не мог подумать, что когда-нибудь окажется в подобной ситуации. Неподалёку слышится чужой голос, Коля не уследил момента, как его напарник вышел. Его колотит, как от лихорадки, одежда начинает неприятно льнуть к коже, в висках неумолимо стучит собственное сердце, вот-вот порываясь прорвать грудную клетку. Только сейчас Коля чувствует, что на улице буйствует ветер, безжалостно окутывая. Гоголь снова слышит голоса, но близко, будто бы совсем рядом. Неслышная тень пробирается вовнутрь, и, лишь приблизившись, Коля видит в ней Якова Петровича. — Простите меня, — бормочет, готовый сквозь землю провалиться. Гуро уже наверняка десять раз пожалел, что взял это недоразумение с собой. — Что сделано, то сделано. Идти сможешь?***
На полпути Гуро понимает, что не дойдёт парень сам: тот тяжело шагает, путаясь в собственных ногах, и всё цепляется за Якова, норовя уронить их обоих на землю. Один раз ему это почти удаётся, и тогда мужчина подхватывает мальчишку на руки, а тот по инерции жмётся ближе, зарываясь носом в чужой воротник. Вдыхает глубоко и затихает, изредка подрагивая. «Контакт с альфой, — думает Гуро, — сейчас это необходимо ему ровно как кислород. Мальчишка ведь совсем»***
Преграда в виде запертой двери оказывается позади. В доме тепло, и Яков благодарен хозяину за его предусмотрительность. Рывком снимая с себя и парня обувь, он спешит, укладывая продрогшего Гоголя на постель. Стягивает влажную от пота водолазку, помогая со штанами. Сейчас в его голове красной кнопкой горело, — не навредить! — уберечь, отогреть юнца, защитить, а дальше… будем думать дальше. Подоткнув со всех сторон одеяло и убедившись, что Николая больше не трясёт от холода, Яков, наконец, позволяет себе расслабиться. Растопить камин сейчас, кажется, лучшей идеей, и руки занять, и мысли. В шкафчике, очень кстати, отыскиваются баночки с травами. — Я думал, Вы ушли… — мужчина вздрагивает, чуть не уронив чашку из рук. Коля, легко укутанный в одеяло, стоит, прислонившись к дверному косяку, до боли сжимая костяшки. Покачивается, едва держась на ногах. — Мне кажется, я сейчас отключусь, Яков Петрович. Вы можете… сделать что-нибудь? Отвар действует почти сразу, так что в скором времени Николай сонно бормочет что-то неразборчивое, прикрывая глаза. — Что такое, Коля? — мужчина склоняется, почти касаясь губами волос парня. — Только не уходите больше, — видимо, решив перестраховаться, Коля из последних сил приподнимается, укладывая голову на бедро мужчине, — останьтесь, Яков Петрович, пожалуйста… Комната постепенно заполняется характерным запахом, от которого у самого мужчины подкашиваются колени. Гуро ведёт, он позволяет себе огладить худые острые плечи, притянуть мальчишку к себе. Мягко зарывается тёплой ладонью в спутавшиеся локоны Гоголя, перебирает их, прижимаясь губами к макушке, вдыхая полной грудью. Запах омеги кружит голову, пропитывая каждый уголок комнаты, и Яков Петрович склоняется над мальчишкой, изучая, впитывая. Сдерживает себя, сжимая кулаки по бокам от головы Николая. Его почти оглушает волной чувств, и он рывком отстраняется. «Надо бы накормить парня, а то ведь совсем тут кони двинет», — сквозь звуки собственного сердца пробиваются мысли. Но отходить от мальчишки хоть на минуту, кажется кощунством, однако Яков всё же находит в себе силы добраться до кухни. Запах свежеприготовленной еды перебивает нюх, чему мужчина благодарен. Время, проводимое за готовкой, мерно смешивается с размышлениями о происходящем. Мысли всё чаще возвращаются к Гоголю, спящему прямо сейчас в соседней комнате. Яков чётко понимал, что испортит мальчишке жизнь, если сорвётся. Но и оставить омегу посреди леса в таком состоянии он тоже не мог. За окном как назло наступило затишье, подталкивая к дальнейшим рассуждениям, не позволяя отвлечься и остановить поток сознания. Из спальни слышится негромкий стон, отчего сердце Якова замирает на мгновение. «Да чёрт с ним», — решает Гуро и вмиг оказывается рядом, прижимая омегу к себе.***
Николай в бреду мечется по постели, пока странный притягательный аромат не привлекает его. Распахнув глаза, он глядит отчаянно и испуганно, а потом с мольбой, когда Яков появляется в дверном проёме. Мужчина садится на край постели, тут же оказываясь в плену мальчишечьих рук — Коля жадно вдыхает его запах, утыкаясь носом в шею, крупно вздрагивает, постанывая. Шарит руками по телу и всё льнёт ближе. — Тише-тише, хороший мой. Яков Петрович ещё пытался держать в узде собственную сущность, но стоило Гоголю потянуться за поцелуем, как мужчина, рыча, впился зубами в его нижнюю губу, вылизывая горячий рот — отравляющий, сводящий с ума. Яков хищным змеем выгибается, подминая обнажённого мальчишку под себя. Оглаживает, лаская сначала ладонями, повторяя изгибы тела, затем склоняется, целуя шею, быстрыми поцелуями спускаясь вниз по груди и животу, заставляя юношу поскуливать от удовольствия. — Пожалуйста… — словно в бреду лепечет Коля, приподнимая худые бёдра, притираясь кожей к коже, вжав пальцы в предплечье Якова. — Не спеши, я не хочу сделать тебе больно, — шикает тихонько на ухо, прикусывая мочку. Медленно заводит руку вниз, проводя пальцами меж ягодиц, заставляя парня мелко задрожать, и неторопливо проникает в жаркое, жадно сжимающееся вокруг приятной твердости, нутро. Ласково оглаживает сокращающиеся стенки, от чего Коля почти задыхается под волной сладостных ощущений. Выгибается навстречу всем телом, насаживаясь на пальцы, закрывая глаза до цветных кругов под веками. Дрожит, жадно постанывая. Хочется что-то сказать, но в голове только лишь «не останавливайтесь» и «ох, ещё, пожалуйста, Яковпетрович». Последнее омега выдыхает, срываясь на всхлип, когда Гуро поочерёдно накрывает ртом твёрдые розовые соски, дразня и покусывая, вынуждая мальчишку дрожать, раскрываться сильнее и ещё сильнее течь. Его снова целуют — глубоко, голодно, будто Яков сдерживается, чтобы его не укусить, а потом вдруг отстраняется, вызывая в ответ разочарованный стон. Парень осоловело смотрит на Якова Петровича, щёки его покрыты славным румянцем, тянущимся к самой груди. На коленях, приглашающе разведённых в стороны, красуются следы поцелуев, спускающихся к бёдрам. Он будто бы застенчиво прикусывает губу, не осознавая насколько невинно-развратно выглядит в этот момент. — Ты прекрасен… — выдыхает Яков, снимая последний элемент собственной одежды. Соединение двух обнажённых тел вызвало настолько сильный эмоциональный шторм, что альфа вновь зарычал, впиваясь в губы Николая. Дальше время для Коли потекло совершенно в другом ритме: медленно и тягуче. Сильное горячее тело, накрывшее его, ощущение наполненности и принадлежности, а потом плавные движения, слившиеся для него в одно целое удовольствие: сладкое, тёплое и до безумия приятное. Частые жёсткие толчки, жар нависшего сверху тела, рычащие выдохи над ухом заставили омегу окончательно потерять голову. Глаза заволокло пеленой наслаждения, а воздуха в лёгких катастрофически не хватало.***
Толкаясь сильно и глубоко, с восторгом ловя новый стон и сходя с ума от того, какой Коля горячий внутри, с какой готовностью принимает его, Яков прижимает его ближе к себе, целуя и шепча такие нежности, от которых внутри всё выкручивало, словно от изощрённой ласки. Ощущений, так много, что все они сливаются в одно — совершенно безумное и невероятное наслаждение, огнём опаляющее внутренности, разлетающиеся искрами под кожей.***
Николай пришёл в себя лишь через некоторое время, приятно осознавая, что тело больше не горит, а тяжёлый запах почти развеялся. В голове как-то разом стало блаженно пусто. Умиротворение мягким теплом разливалось по уставшим мышцам. Омега заёрзал на постели, а затем растерянно замер, наткнувшись на горячее тело позади. В сознании ярко вспыхнули воспоминания прошедших часов, от чего Николай густо покраснел. Приятные ощущения сменились тревогой, — что же будет теперь? Коля ловит себя на мысли, что хотел бы повторить. А потом, может быть, вместе позавтракать, выбраться из этой хижины и, не робея чужой реакции, взяться за руки, может быть даже поцеловать. Рука невольно тянется к губам, на которых ещё хранятся фантомные ощущения чужих прикосновений. — Доброе утро, — послышался знакомый, чуть хриплый ото сна голос за спиной, и его слегка саднящие губы накрыли мягким поцелуем, а тёплые ладони пробрались под одеяло. — Доброе, — почти неосознанно улыбаясь, прошептал Коля в поцелуй. На несколько минут оба погружаются в тишину, наполненную лишь прерывистым дыханием и прикосновениями губ. — Знаешь, а я ведь тебя ещё тогда заприметил, — начинает Яков, неохотно отрываясь, приподнимается, ясно глядя на парня, — ты так сильно отличался от остальных. Рвался первым везде и всюду, промахивался, сбивался, но всё равно шёл, — Гуро задумчиво улыбнулся, заправляя прядь волос Гоголя за ухо. — Тогда-то я и решил для себя, думаю: буду оберегать, глядишь, и научу чему-нибудь. А потом, когда увидел, что на подавителях сидишь, понял, что плохи твои дела. Решил, что не дам тебе здоровье своё губить. А тут течка, и ты… ну, в общем-то, всё случилось так, как случилось… — И я счастлив… — тихо выдыхает Коля, смущённо утыкаясь в шею. На душе стало так невероятно свободно и легко, что все вопросы развеялись сами собой, не требуя ответов. Во всяком случае, прямо сейчас, в сильных руках альфы, он чувствовал себя в полной безопасности, точно зная, что у них ещё всё впереди.