Ты умер осенью, когда я чуть не покончил с собой. Ты умер из-за меня, а я был не с тобой. Я не успел сказать, что люблю тебя или хотя-бы извиниться. Прости что тогда накричал и сказал, что с лёгкостью отпускаю. Я забираю все слова назад! Ты только вернись ко мне, дай хоть на чуть-чуть почувствовать твой запах кожи. Почувствовать прикосновение твоих мокрых губ.
* * * Ночь укрыла Киев темной пеленой, а часы снова показывают 03:08. Миша лежит в пустой кровати, ему никогда ещё не было так холодно. И холод был ощутим в самом сердце. —Лешка, как тебе? —Подоляк стоял в красивой белой рубашке, черных джинсах, босиком среди цветочного поля,—Так, как ты всегда мечтал... —Очень красиво... И ты у меня очень красивый! — Арестович улыбнулся и провел рукой по его щеке.— Но, солнышко, смирись с тем, что я погиб. —Скажи, что ты сейчас шутишь...— с его глаз начинают идти слезы,— ты же сейчас ко мне вернешься, пожалуйста... Тело начинает исчезать: —Прости, малыш, я буду оберегать тебя с неба. —Нет!!— Миша кричит, просыпаясь от ужасающего сна в холодном поту. Слезы идут против его воли. Он вспоминает тот страшный день. Флешбэк: 20:00, квартира Михаила —Арестович, мне не нужна твоя забота. Я уже взрослый! Захочу— буду резаться, а захочу по-другому — не буду! —Солнышко, для меня ты всегда будешь маленьким мальчиком. И что это за глупости. Я сколько раз напоминал, что так нельзя говорить. М? —Мне от этого становится легче! Для меня это лучше успокоительного — он выходит из ванной. Военный следует за ним. —Что за бред, ты ведь этим делаешь себе больно. —Мне не больно... —Подоляк, сука, что это такое? — он показывает пальцем на синяк между шеей и плечом. —Это обычный синяк. —Какой нахуй синяк, Миш, это засос. —Леш, твоя ревность тебя самого и убьет! —Какая блять ревность! Ты спишь со всеми подряд и хочешь, чтобы я на это глаза закрыл? —Ты слишком ревнивый! —Да пошел ты! —Так иди, сдался мне такой мужик. Без тебя будет лучше. 21:30 Миша сидит в коридоре, обнимая колени руками. С надеждой, что его любимый вернется... —Лешка, ну пожалуйста, возьми ты ту проклятую трубку. Не заставляй меня нервничать. Он берет телефон: Номер набирают первый раз "абонент временно недоступен"... ""Во второй раз абонент временно недоступен"... "И в третий тоже самое— абонент временно недоступен"... На пятый раз в трубке слышится чей-то голос: —Алло, Леш, извини меня… ты где? —Добрый вечер. Это не Алексей, это медсестра Юлия. Мне очень жаль. —Что случилось с Лешей? —мужчина даже подпрыгнул на ноги. —Алексей Николаевич не справился с торможением и вылетел с дороги. Врачи пытались его спасти, но не успели. —Нет, нет, такого не может быть!—он уперся головой о стену —Мне очень жаль… Но у мужчины был при себе паспорт. —Нет нет нет, такого просто не может быть!—Подоляк начинает кричать. —Вы должны завтра приехать на опознание. —Можно адрес, я хочу приехать сейчас. —Пятая городская больница. Журналист вызывает такси. Приехав к больнице, он на всех парах бежит к врачу. —Молодой человек, а вам вообще кого? —Я на опознание. Автокатастрофа. —Кого именно? —Арестович Алексей Николаевич. Его только недавно привезли. —Подождите. Дмитрий Иванович, здесь мужчина на опознание Арестовича. Медсестра услышала в телефоне некие слова от врача и поспешила ответить Подоляку: —Проходите сюда, как к вам можно обращаться? —Подоляк Михаил Михайлович, мужчина еле держался на ногах. —Михаил Михайлович, нам сюда,— через 5 минут они уже стояли под дверью морга. —Можно войти? — медсестра тихонько постучала в дверь. —Да. Вы, я так понимаю, на опознание Арестовича? Женщина в ответ лишь кивнула и поспешила удалиться. —Дмитрий Иванович, — статный врач протянул свою пятерню для приветствия. —Михаил Подоляк, —он пожал ему руку, используя множество усилий, дабы его собственная не тряслась. —Сразу предупреждаю: картина не для слабонервных. Готовы? —Да,— тихое и неуверенное. Врач поднимает ткань, которой было накрыто холодное, но самое родное для журналиста тело. Со швами и ранами. Миша закрывает рот рукой и просто спускается по ближайшей стене. —Нет, нет, нет, этого не может быть!— шепчет он себе под нос. —Может вам воды?— спрашивает врач, хотя отлично понимает это состояние. —Нет, спасибо… Когда я смогу его забрать? —А кто вы ему будете? —Парень!—говорит Миша, не обдумывая. Ему честно было сейчас похуй кто и что скажет на это. —Хорошо. Можете забрать через два дня. У него есть ещё кто-нибудь? —Родителей сейчас не в стране. Есть сестра. —Хорошо, мы вам позвоним. Pov Миша: Я стою возле твоей могилы, а рядом — твоя сестра и наш друг Давид. Мне еще никогда не было так плохо. Я просто хочу, чтобы ты вышел из-за дерева и сказал, что это хоть и идиотская, но обычная шутка. Ты бы подошел, обнимая меня со спины. Но этого по какой-то причине не происходит. * * * Я сижу на полу у дивана в нашей квартире и обнимаю мишку, которого ты мне очень давно подарил у бара. В руке у меня наши общие фото, предусмотрительно распечатанные тобой. Я просто вспоминаю каждый момент: «здесь ты решил сделать селфи, когда я ел», «а тут я целовал тебя в щеку, пока ты расплывался в нежной улыбке», «а на этой мы были на чьем-то дне рождении, и ты обнимал меня за талию, пока я сидел у тебя на коленях», «а это наш первый Новый год; ты тогда подарил мне кулон с солнцем, потому что очень часто называл меня своим маленьким, ярким солнцем». Даже в наш первый раз ты говорил: —Солнышко, чего же ты так стесняешься? Я же тебя никогда не оскорбляю, не сделаю больно, и запомни: я всегда буду рядом. — Выходит не всегда. — По Мишиным щекам стекают очень соленые и горькие слезы боли. Конец Рov Прошел первый месяц, самый тяжелый в жизни мужчины. Но... Он стоит где-то на крыше многоэтажки, слезы идут сами по себе, ему трудно смириться с тем, что его любимого больше нет. —Сегодня ровно месяц, как тебя нет рядом, но сейчас мы увидимся и ты меня обнимешь и накричишь, ведь тебе не нравятся мои попытки суицида. Миша уже хочет сделать шаг в неизвестную тьму, но чья-то крепкая рука отбрасывает его назад. —Эй, мужчина, я конечно не знаю что у вас там случилось, но суицид — это не выход. Подоляк смотрит на человека, который помешал ему умереть. Это был высокий мужчина в хорошей физической форме. На нем были серое худи и синие джинсы. Он немного напоминал Лешу. —Что у тебя такого случилось, что ты уже собирался прыгнуть?— мужчина подает журналисту руку, — Я, если что, Сергей. —Миша. —Так что случилось? —Ничего,—Подоляк, не оборачиваясь, идет к двери, которая вела вниз. —Нет уж, это не дело. Ты сейчас пойдешь и прыгнешь через время, а меня потом совесть загрызет,— он сжимает холодное мужское запястье и поворачивает к себе. —Что ты делаешь?— недоумевает Подоляк, все ещё отчаянно желая упасть с этой крыши. —Пойдем, я здесь живу,— он ведет Мишу вниз по лестнице, проходя на 13 этаж.—Заходи, розбувайся, чувствуй себя как дома. —Спасибо Они вошли в кухню и Сергей налил две стопки коньяка. —Держи, неплохо помогает. —Угу. —Что случилось в конце концов? —Мой парень месяц назад из-за меня погиб в ДТП. —А в чем ты виноват? - владелец квартиры решил не учитывать, что его гость не такой ориентации, как он сам. —Мы в тот день сильно поругались и я сказал, что он мне не нужен...— Миша решительно рассказывал все подробности того судного дня с надеждой, что ему самому станет хоть немного легче. —Ты здесь не виноват. Просто отпусти его... Два месяца как тебя нет... Острое лезвие проходит по белой коже. Кровь начинает литься рекой. Мужчина теряет сознание. —Маленький, я сколько говорил что так нельзя делать? М? — Арестович прижимает тело к себе. —Я просто очень хотел к тебе. Я так соскучился по тебе. Мне тебя не хватает,— он начинает плакать мужчине в плечо. Ангел поднимает его за подбородок и целует в лобик. Миша начинает кашлять. Открыв глаза отчётливо видит то, как перед ним сидит Арахамия, весь испуган. У мужчины имелись ключи от квартиры Подоляка именно для "особых" случаев. —Миш, Миша, ты жив!— он начал плакать. —Лучше бы я был мертвым и остался с Лешей... —Пожалуйста, не говори так... Уже прошло 5 месяцев без тебя. —Подоляк, ну как ты умудрился заболеть?— говорит Давид, держа градусник, который показывал 39.9,— тебе нужно к врачу! —Не нужно! —он помотал головой в разные стороны. —Я сказал нужно!— мужчина настаивал на своем, не уступая позиций. —Нет! Я лучше умру и буду с Лешей, чем выживу и буду мучиться. —Мишка, так нельзя, — политик подошел к кровати, где по шею был накрыт журналист. Он легонько погладил его по голове. —Давай мы с тобой поговорим. Арахамия для него за эти пять месяцев стал больше чем другом. Он был ему и папой, и мамой, и братом, и психологом, был всеми, кого Мише так сильно не хватало. Кроме любимого Лёши, ведь его никто не мог и не сможет заменить. —Я не хочу ни о чем говорить... —Солнце, так дела не пойдут. Скажи обо всем, что болит и тебе станет намного легче, — он садится возле Подоляка, пытаясь поудобнее устроиться на кровате. —Я больше так не могу! Он снится мне каждую ночь. Такое ощущение, как будто он всегда стоит где-то рядом,— Миша начинает плакать. И кто там говорил что «мальчики не плачут»? Когда ты теряешь любимого человека, ты будешь слаб и эмоционален, неважно к какому полу относишься. —Тихо, тихо, — политик прижимает его к себе. Их душевный диалог длился часа три, пока Подоляк не уснул просто на груди у друга. Давид положил его на подушку. И уже хотел идти, как вдруг его запястье сжимает холодная рука. — Лёшка, не иди,—он начинает плакать сквозь сон, — Я тоже очень сильно тебя люблю. Только побыть со мной! Арахамия хочет принять руку, но журналист переходит на крик: —Нет, Лёш, не уходи, будь возле меня, будь рядом, пожалуйста. — политик ложится рядом и Мишка сильно к нему прижимается. Проходит пять месяцев, шесть, восемь. Тебя нет рядом, а мое тело ходит по миру без души. Без мотивации для жизни. Без чувств. В конце концов, без тебя и твоей любви. Прошел несчастный год Михаил резал салат по поручению Давида, как вдруг в его голове что-то цокнуло и он взял острое лезвие ножа и сжал в ладони. Из руки струёй полилась кровь. —Миш, подай со… Господи! — он подбежал к нему, сжав запястье правой руки. —Солнце, подожди немного, я сейчас. Он направился в ванную за бинтами. Вернувшись, ему в глаза бросился растерянный взгляд Мишки, который понемногу начинал плакать. —Тихо и спокойно, завтра оно не будет так сильно болеть,— Арахамия открыл пузырек с перекисью и налил на ватку. —Скажешь, когда будет сильно щипать.— он начал промывать рану, которая оказалась достаточно глубокой. —Ай… Больно!— Подоляк левой рукой сжал запястье правой руки друга. —Сейчас, — Давид начал дуть на порез. Далее он сделал перевязку на травмированной ладони, — Ну...кажется, все. Завтра поедем к врачу, лучше проверить. Политик все убрал и хотел уже нести медикаменты обратно в аптечку, но его остановила крепкая хватка журналиста. —Ты злишься на меня… —он посмотрел тому в глаза своими коричневыми и все ещё заплаканными глазками. —Немножко...— Миша на это просто прижался к другу и принялся плакать ему в плечо. —Прости меня, я столько хлопот тебе доставляю... —Нет, что за бред! Дружба она и на то дружба, чтобы разделять и радости, и боли. —Спасибо тебе за то, что всячески помогаешь! —Это меньшая часть того, что я могу сделать для тебя! — Подоляк начал снова плакать ему в плечо. —Ну все, не плачь. Мы с тобой сейчас все уберем и приготовим наконец ужин!— журналист поднял голову, заглядывая в глаза другу ещё раз. —Да, конечно Прошли страшные два года 25 сентября, 2021 год. Уже было далеко за полночь. В квартире Подоляка темно, только слышны чьи-то тихие всхлипы. Это плакал Миша, ведь ему снова снится кошмарный сон: —Лёш, я так соскучился —И я, малыш, соскучился. Надеюсь, ты себя вежливо там ведешь?— Подоляк только горько усмехнулся. —Хлопот же Давиду с тобой! – Леша улыбнулся, целуя любимого в темную макушку. —А ты скоро приедешь? — Арестович отстраняется от него и делает два шага назад. В одну секунду вместо цветочного поля все вокруг становится красным, а сам Алексей стоит с ним на вершине горы. —Так ты же сам меня выгнал со словами: «Мне без тебя будет лучше!». Я погиб из-за тебя! — Подоляк начинает плакать намного громче и военный толкает его с горы. Спустя мгновение Миша просыпается в холодном поте с криками: —Лешенька, нет, не надо! Прости!Так прошли эти 2 года. Я пытался себя убить, и даже не единожды, чтобы наконец соединить наши разорванные сердца. Но кто-то там, на небе, наверняка хочет, чтобы я жил. Этот кто-то, скорее всего, ты. Но я действительно хочу уже умереть, дабы ты смог меня обнять и прошептать что-то приятное на ушко, вновь показывая, как ты соскучился по моей улыбке и глазам. Ты умер осенью... И с тех пор умереть пытаюсь уже я, но по непонятным причинам живу по сей день...