***
Lana Del Rey — Cherry
Чонгук увидел его на благотворительном вечере, который спонсировал Намджун, близкий друг, и был сражëн им наповал. Юнги покорил его всем. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что он — его кислород. Чонгук не жил без Юнги, только с ним познал, каково это — дышать. Его волосы цвета ромашки, нежная, подобно коже младенца, улыбка и глаза, что были так похожи на кошачьи, являлись тем, что Чонгук увидел перед собой и во что влюбился в первую очередь. Юнги — его драгоценность, ангел, спустившийся с небес. Юнги — это всё, что есть у Чонгука, всё, что важно для него, всё, ради чего он каждый день открывает глаза. Юнги — его сердце. Без него он ни секунды не проживёт, завянет, как цветок. Чонгука боялись все, но не он. Чонгук, не торопясь, шёл к нему, рассматривая с ног до головы омегу с алебастровой кожей. В ответ ему дарили улыбку, на губах которых виднелся смех. Чонгук не слышал голоса Юнги, но был уверен, что слаще ничего на свете нет. В глазах омеги игривость, огонёк, что тянет к себе, точно магнитом. Чонгук повинуется, взгляда от Юнги никак не отведёт и идёт к нему, зачарованный неземной красотой, готовый к стройным ногам упасть, показать свою покорность, принадлежность. Зверь внутри Чонгука ликует, нарадоваться не может, что Юнги — его пара, что весь он только его и больше ничей. Чонгук взвыть готов, когда останавливается и тянет руку для приветствия, а в ответ — вложенная в его ладонь тёплая рука, которая идеально сочетается с его. Зверь внутри ласковым становится. Он познал, что такое любовь. Юнги смотрит на него, как на божество, а Чонгук — как на Вселенную. В их глазах читается привязанность друг к другу, и только слепой не заметит эту сильную связь между ними. Чонгук осыпает Юнги комплиментами и приглашает на танец. И плевать, что никто не танцует. Главное, что музыка приглушённо играет. Главное, что в их мире они есть друг у друга. Всё остальное — пустяки. Юнги смущается, но соглашается. Руку не отдёргивает, сильнее прижимается. Будит в волке Чонгука охранника. Ведь такую кроху, как он, нужно охранять. Они танцуют медленно. Вокруг них тишина. Юнги уверен, что все взгляды прикованы к Чонгуку. Чонгук знает, что все смотрят на него. Юнги — само совершенство. На него невозможно не смотреть. Взгляда достаточно, чтобы влюбиться, убить. Он и убивает своей красотой Чонгука. Тот и не против, сам подставляется, позволяет Юнги шею цепями обвить. В конце-то концов, кто он такой, чтобы не позволить Юнги играться с собой. Он только рад видеть, как у Юнги есть над ним власть. Чонгук вместе с волком давно головы склонили и на пьедестал другого короля вознесли, корону вручили, а сами, точно цепные псы, остались у ног свою кроху охранять. Юнги улыбается, всю нежность в улыбку вкладывает, Чонгуку адресует. А тот плавится подобно стали. Не удержавшись, припадает к шее омеги, проводит невесомо носом, оставляя на чужом после себя теле табун мурашек. Юнги млеет от его рук и едва ощутимого поцелуя на шее. Юнги тяжело вздыхает и, отстранившись, в глаза цвета ночи глядит, тонет в них и за собой, в зыбучие пески обладателя глаз тянет. Чонгук, как защитник, на руки омегу берёт и не позволяет прекрасным ногам касаться грязи. Он его из тьмы невредимым вытаскивает, от монстров защищает, от людей, что с завистью на них глядят, тоже. Чонгук уводит его из зала под руку. На всех, кто смеет на его омегу взгляд поднять, сразу испепеляет глазами, показывая, кому именно Юнги принадлежит. Чонгук всему миру объявляет, что кто хоть раз посмеет на омегу посмотреть или, не дай Бог, покуситься на жизнь, убьёт без разбора. Он за Юнги — и в огонь, и в воду, и на край света. Юнги — его жизнь. И если кто посмеет его раз коснуться, он всю планету к чертям спалит и заставит людей познать ад на Земле. Они шли по перекрытой двумя бронированными внедорожниками спереди и сзади дороге, держась за руки, и глядели на ночное беззвёздное небо. Чонгук время от времени интересовался жизнью Юнги. Тот рассказывал всё, ничего не утаивая. Он был искренен с ним с самого начала. Чонгука это подкупало. Юнги следом просил рассказать Чонгука о детстве, семье. Чонгук и это сделал. Когда они дошли до парка, Чонгук увёл Юнги в благоухающий сад, освещённый подвешенными фонарями. Они стояли на мосту, и Юнги взгляд не в силах был отвести от обилия разнообразных, вкусно пахнущих цветов. Чонгук подошёл сзади и обвил талию омеги, сцепляя ладони в замок на его животе. Юнги, накрыв горячие руки своими, сильнее прижался спиной к мощной груди и на пару минут закрыл глаза, откидывая голову. Чонгук, наклонившись, поцеловал макушку, зарылся носом в чужие волосы и, заполняя лёгкие сладко-кислым ароматом апельсина, понял, что никогда в жизни не отпустит омегу от себя. Костьми ляжет за него, но ни одной живой душе не даст прикоснуться к омеге, в котором нашёл свою жизнь. Юнги — его силы, он его исцеляет. Достаточно одного лишь запаха омеги, чтобы успокоиться и не думать ни о какой долбаной работе. Достаточно развернуть его к себе лицом, глянуть в глаза, окутанные нежностью, и пойти ко дну, точно якорь. Юнги смотрит на него и в ответ получает ту же любовь. Мгновение — и они тянутся друг к другу. Секунда — и Чонгук накрывает губы Юнги своими. Он целует осторожно, с замиранием сердца, чувствуя, что Юнги отвечает ему в ту же секунду. Чонгук, притягивая к себе за затылок Юнги, аккуратно касается его мягких губ, оттягивает нижнюю, скользит языком внутрь, углубляет поцелуй и отстраняется. Жар чужого тела оставляет на собственном клеймо. Чонгук проводит левой рукой по щеке омеги и сразу обжигается. С Юнги только так. Ты либо с ним в огне сгоришь, либо на месте у разрушенного здания от тоски умрёшь. Юнги — его погибель — слабое место и сердце, без которого своё биться перестанет. Чонгук его раз увидел и на колени упал. Он встретил не Бога — истинную пару. У них на безымянных пальцах, невидимый для посторонних глаз, красная нить повязана. Эта связь сама небесами им послана была. Чонгук не верил в судьбу, в истинных — тоже. Но одного взгляда на Юнги было достаточно, чтобы полюбить и принять его целиком. Зарываясь в его шелковистые волосы, Чонгук к шее припадает, спускается аккуратной цепочкой поцелуев к ключице, отдёргивает пальцами белоснежную с V-образным вырезом рубашку и того же цвета удлиненный по бёдра кардиган без рукавов и оставляет россыпь маленьких горячих поцелуев, вызывая у Юнги тихий смех. Юнги податливый и невыносимо нежный. Его молочная кожа сравнима с воздушными облаками. Юнги шумно выдыхает и ещё ближе прижимается к Чонгуку, обвивая его талию руками. Альфа, перестав терзать шею, обхватывает лицо Юнги руками, возвращается к губам и целует. Скользит языком внутрь, сталкивается с чужим, тёплым, посасывает в ответ, осознавая, что их рты созданы друг для друга. Их языки сплетаются, и Юнги задыхается от стона, когда Чонгук снова посасывает его язык. Чонгук понятия не имеет, он ли держит омегу или омега держит его. Они склеились воедино, как пазлы. Отцепить друг от друга невозможно. Если один из них разорвёт поцелуй, Чонгуку, кажется, земля из-под ног вмиг уйдёт. Они целуются глубоко и страстно. Чонгук терзает его губы, прикусывая до крови, и тут же зализывает укус. В лёгких кислорода нет ни у первого, ни у второго. Чонгук кусает нижнюю губу Юнги и, чуть отстраняясь, рвано дышит. Глаза по-прежнему закрыты, сердце бешено стучит и набатом в ушах отдаёт. Всё, что он слышит — такое же сбившееся дыхание напротив и сердце, которое бьётся в унисон, готовое вырваться наружу. Ноги Юнги подкашиваются, но Чонгук держит его и сам умудряется не упасть. Омега слишком сладок для него. Он в его сердце вечное пламя зажёг, и никому теперь его не погасить. Чонгук открывает глаза и рассматривает смущённого Юнги. Налюбоваться не может. Вечности не хватит. Чонгук вздыхает, опаляя кожу Юнги горячим дыханием. Он им дышит, не надышится. Юнги пахнет безумно хорошо. Он пахнет домом, единственным, в котором Чонгук жил бы всегда. Дыхание Чонгука неспокойное. Омега сводит его с ума одним лишь присутствием и запахом. У самого Юнги губы красные, припухшие от поцелуя, глаза тёмные. Он ведёт руками по широкой спине Чонгука от талии до лопаток, притягивает к себе, хотя ближе некуда, упирается лбом в чужой лоб и восставляет дыхание. Тщетно. Чонгук запускает пальцы в пряди длинных волос Юнги, невесомо оставляя поцелуи на скуле, подбородке, щеках, носе, в уголках глаз. Всё лицо омеги покрывает поцелуями и дуреет от запаха, отказывается приходить в себя. Каждый вздох Юнги вызывает новую порцию мурашек по спине Чонгука. Он просовывает ногу между бедрами Юнги, инстинктивно прижимаясь к чужому возбуждению. Если бы он мог вечность целовать его, целовал бы, не отпуская от себя ни на миллиметр дальше. Но они находятся в саду, и Чонгук устраивать для охранников, которые сидят в машинах, зрелищ не намерен. По пути в особняк Чонгука Юнги всю дорогу сидит на его коленях. Тот мнёт его попу, оставляет на шее и ключицах засосы и целует вплоть, пока грудная клетка не грозится вырваться наружу. Чонгук убирает слипшиеся пряди Юнги, прикасается губами к влажному виску и притягивает к себе, укладывает на грудь. Чувствует, что ещё секунда, и Юнги задохнётся вместе с ним. А им нельзя умирать. Они друг без друга не могут. У них вся жизнь ещё впереди. Водитель оповещает Чонгука, что они прибыли к особняку. Чонгук заносит на руках Юнги внутрь дома и идёт сразу в ванную комнату. В большом джакузи они нежатся в тёплой мыльной воде. Юнги, опираясь спиной на грудь Чонгука, запрокидывает голову, ощущая мурашки по телу от жарких губ на плече. Их руки сплетены в замок и мирно лежат на животе Юнги. Ещё никто и никогда не целовал Юнги так, как целует Чонгук. Юнги уверен, что Чонгук такой один. Никто и никогда не полюбит его так, как любит Чонгук. И это взаимно. Они всю ночь занимаются любовью. Чонгук обходится с Юнги, как с самым редким сокровищем, которого в мире не найти. Они испивают друг друга до дна, не насыщаются. Юнги тонет в грубых руках Чонгука, которые его ни на минуту не перестают ласкать. Чонгук каждый миллиметр его тела изучает, каждую родинку запоминает и того места, которого касается, обязательно целует, стройным ногам и острым коленкам поклоняется, бёдра в укусах оставляет, помечает губами, зубами, запахом. Всем собой клеймит, чтобы весь мир знал, что Юнги — только его, и чтобы ни одна тварь на него глаз не смела поднимать. Юнги неприкосновенен, никто не смеет на него слюни пускать. Кто сделает это, тот нежилец. Чонгук ускоряется, впиваясь в шею омеги зубами, и заглушает собственный довольный стон. Юнги сильнее сцепляет ноги на пояснице Чонгука и оставляет на влажной спине отпечатки рук, когда до боли стискивает. Сам лбом в плечо Чонгука упирается, кусает, глуша надрывный голос. След зубов оставляет и алую кровь, что течёт из раны, зализывает, ощущая железный вкус на языке. Чонгук терзает не тело, а душу на мелкие кусочки рубит, как искусный мясник. Юнги позволяет ему делать с собой всё, что угодно, сам двигает бёдрами вниз, вызывая у обоих низкий стон наслаждения. Чонгук рычит в шею и, отрываясь от неё, в затуманенные глаза смотрит, не налюбуется ими. Припадает к губам, и поцелуй становится грубым. Юнги под ним скулит, кусает за нижнюю губу и, на секунду прерываясь, отрывисто дышит. Глаза закрыты, грудь тяжело вздымается и опускается. Кожа на виске, лбу и шее покрыта испариной. Их лбы прижимаются друг к другу, они дают себе минуту, чтобы отдышаться, но это время длится вечность. Для Юнги непозволительно долго. Он не удерживается, чуть поднимается и захватывает губы Чонгука своими. В этот раз поцелуй медленный, до невозможности глубокий и чувственный. Юнги запускает пальцы в пряди Чонгука, и ни один из них, не в силах остановиться, терзают губы друг друга. Каждый звук, который издаёт Юнги, вызывает у Чонгука мурашки по спине. Каждое его прикосновение заставляет почувствовать, как в груди петарды взрываются. Чонгук хочет быть приклеенным ко всему Юнги навечно. Он соприкасается с тёплыми губами Юнги. Медленный поцелуй, выбивающий остатки кислорода из лёгких. Левой рукой Чонгук держит ногу Юнги, что покоится на его пояснице, и инстинктивно притягивает к себе, желая быть ещё ближе. Другой рукой обхватывает подбородок и скользит языком внутрь. Движение насколько нежное и чувственное, что Чонгук думает, что мог бы всю жизнь целовать эти мягкие губы. Юнги под ним дрожит, крепко хватает пряди его волос, заставляя Чонгука сильнее вбиваться в податливое тело. Юнги не целует, рвано дышит в рот напротив и перемещает руки на сильные широкие плечи, обхватывает их и громко стонет. Чонгук каждый его сладкий стон глотает, подобно глотку воды. Его член болезненно пульсирует, но он не останавливается, входит в Юнги до упора, вызывая у него мелкую дрожь по телу и мурашки. Мгновение — и Юнги содрогается от оргазма, так к себе ни разу и не прикоснувшись. Юнги давится стоном, а Чонгук — умопомрачительным запахом апельсина, который все его лёгкие заполнил собой. Он делает ещё пару грубых толчком и кончает, не выходя из Юнги, прислоняется лбом ко лбу, восстанавливает дыхание и попутно целует подбородок, уголок губ, щеки, нос кнопочкой, глаза, висок. Юнги улыбается, глаза не открывает, всё кончиками пальцев оглаживает плечи, шею Чонгука, заставляя того поёжиться от приятных ощущений. Минута — и Чонгук меняет их местами. Теперь он лежит на спине, а Юнги на нём. Ещё секунду и Чонгук, не торопясь, двигает бёдрами вверх. Юнги, толком не отошедший от оргазма, тяжело дышит. В эту секунду ему невероятно сложно смотреть в глаза Чонгука, которые никогда не отводят взгляд. Чонгуку нравятся его глаза, он считает их красивыми. Под пристальным разглядыванием его щёки полыхают. Чонгук смотрит вверх. Его щека прижата к груди Юнги, и он отчётливо слышит неспокойное чужое сердцебиение. Он в душе ликует, осознавая, что именно он стал тем, кто заставляет сердце Юнги биться в три раза быстрее привычного. Юнги закрывает глаза и полностью ложится на грудь Чонгука, прячет взгляд и слушает, как неистово бьётся его сердце. Чонгук кладёт ладони на мягкую попу Юнги, сжимает в руках, целует в макушку и постепенно возобновляет толчки. С каждым новым толчком темп становится куда сильнее. Вскоре он исступлённо вбивается в его тело, перемещает ладони на тонкую талию, обвивает крепче, не отпускает от себя ни на сантиметр дальше. Ноги Юнги разъезжаются, он ставит их по бокам от Чонгука, а сам впивается губами в губы напротив. Поначалу они страстно целуются, но минуту спустя лишь прикасаются губами, делят стон и дыхание на двоих. Чонгук быстро двигает бёдрами, не жалея сил. У обоих глаза закрыты. Всё, что слышно — пошлые шлепки о тела друг друга. В другое время Юнги сгорел бы от стыда, но с Чонгуком он и сам заставляет гореть того, и не от стыда, а от дикого желания обладать телом. Чонгук резко вбивается в него, не в силах остановиться. Юнги, упираясь лбом в плечо Чонгука, выгибается, когда Чонгук особенно сильно входит в него, и громко, прерывисто дышит с каждым глубоким, преднамеренным толчком Чонгука в него. Юнги не просит остановиться, выдыхает и до сих пор не верит в то, что это правда, что Чонгук — его альфа, он целиком принадлежит ему и больше никому. Чонгук утягивает его в новый поцелуй и чувствует, что тонет в Юнги, когда получает порцию хриплого, до сорванного голоса стона в рот. Чонгук глубоко трахает его, не в силах сдержать тяжёлого громкого дыхания и резкого стона в ответ. Он кусает его губы до боли и дико вбивается в худенькое податливое тело. Чонгук на пределе, он готов вот-вот кончить. Юнги сильно сжимает его внутри и одной рукой хватает за волосы Чонгука, когда изливается ему на грудь, а другой обхватывает пульсирующий член между их зажатыми телами, помогая себе с разрядкой. Чонгук прикусывает нижнюю губу Юнги. Они не целуются, но продолжают касаться губ друг друга, приглушая и глотая звуки ртами, как самое лучшее пение на свете. Следом изливается Чонгук в Юнги и, замедляя темп, ждёт, чтобы с него спала чувствительность. Юнги тяжело дышит и проводит по слипшимся волосам Чонгука правой рукой, убирает пряди с лица, открывая влажный лоб. Гладит, словно щенка, всю любовь в ласку вкладывает, смотрит, как на самое прекрасное существо. Дыхание Чонгука не лучше. В ответ Юнги получает ещё большую любовь. Чонгук глядит на него так, будто Юнги и есть само божество. Это невероятно! В его чёрных глазах вся любовь и нежность Вселенной собрана и адресована Юнги. Юнги взгляда не выдерживает, смущённо кусает губу, улыбается и кладёт голову на грудь Чонгука. Тот ему подбородок на голову и, обнимая руками, проводит по спине, пояснице, успокаивает и даёт время восстановить дыхание. Через минуту Чонгук выходит из него, вытирает шёлковыми простынями его живот от белёсой жидкости, укладывает к себе на грудь и, накрывая одеялом, оставляет поцелуй на макушке и вздыхает. Юнги, ничего не ожидая, вдыхает его сладковато-древесный пряный аромат мускатного ореха и издаёт крик, когда Чонгук ставит метку на его левом предплечье и тут же, ощущая горячий язык на ране, успокаивается. Чонгук оглаживает в знак утешения щёку пальцами, счастливо улыбается и наклоняется, целуя любимые губы. Юнги млеет от прикосновений и задыхается. Ему страшно любить Чонгука до одури и получать ещё большую любовь от него. Но он счастлив. Счастлив, что не один такой сумасшедший и счастливый. Они созданы друг для друга. Всё остальное не важно. Чонгук влюбился в Юнги, как только увидел его, и отдал ему сердце в первую минуту. А на следующее утро, пока Юнги в его белой рубашке, закрывающей едва попу, вместе с собакой Чонгука Тэей бегал по двору особняка, то Чонгук, стоя на террасе второго этажа, глядел на него, улыбаясь и понимая, что этого человека никому никогда не отдаст и что ни за что на свете не допустит того, чтобы его губ хоть раз коснулась грустная улыбка. Видеть счастливую улыбку Юнги для Чонгука нет ничего дороже.Спустя восемь лет.
Лёгкий шелест ветра развивал белые, почти что прозрачные на втором этаже особняка шторы. В кабинете, принадлежащий самому могущественному в стране человеку, в углу комнаты, возле рабочего стола на кожаном коричневом диване сидел Он, широкоплечий красивый мужчина в чёрной рубашке с закатанными рукавами и покрытыми татуировками. Тот самый человек, при ком глаз не поднимали и обращались только когда дело было срочным. Его отросшие прямые волосы закрывали глаза, но он по-прежнему оставался невозмутимым для всех, внушая страх одним лишь присутствием, но не для него, омеги, что сидел в его ногах за столиком и аккуратно выводил тоненькой кисточкой на холсте картину в виде маленького домика, окружённым садом полных цветов. Юнги как раз заканчивал прорисовывать контур красных тюльпанов у дома, как услышал короткий стук в массивные дубовые двери за спиной и беспокойный голос одного из приближённых Чонгука. Юнги ни на секунду не оторвался от дела, лишь на миг подумал, что в этом году лето выдалось душным. — Босс, у нас в южной части района проблемы. — Закрой дверь, — приказал он. Чонгук не удостоил внимания побеспокоившего его покой. Всё, что он делал, это непрерывно смотрел на худые изящные пальцы, что аккуратно выводили рисунок цветов. Левая рука Юнги покоилась на столе, и Чонгук бросил взгляд на безымянный палец, на котором были надеты два кольца: одно золотое, а второе с синим большим бриллиантом. Юнги улыбается, а Чонгук, как заворожённый, следит за ним. Всё, чего касается его омега — непревзойдённое искусство, от которого глаз невозможно оторвать. Каждое его движение — искусство для него, Юнги — само искусство. И если наступит конец света, Чонгук ни за что на свете не отвлечётся от него. Его сахарная кожа одна на миллион, а улыбка тысячи других вытесняет, стирает из памяти и только собой заменяет. Не отпускает. Из-за подувшего ветра природный запах апельсина Юнги забивает тут же лёгкие Чонгука, и всё те же, как и восемь лет назад, белые волосы омеги развиваются в стороны, и того же цвета шёлковая блузка, что и волосы, съезжает с правого плеча Юнги, и Чонгук, не упуская возможности, наклоняется, нежно целует молочную кожу, обжигает губами и поправляет съехавшую ткань. Тот чуть съёживается и улыбается, откладывая кисть на палитру. Дверь с той стороны закрывают. Никто не хочет вызвать его гнев. Его все боятся, но не Юнги. В его глазах игривость, искры, насмешка, нежность и любовь. Юнги поднимается с пола, вкладывает в предложенную Чонгуком руку свою, садится на своё законное место и утыкается в его шею. Через пару минут на улице раздаются счастливые громкие голоса, и Юнги с Чонгуком переглядываются, встают и выходят на террасу. По стриженому газону бегают дети и играют в пистолеты с водой, двое из которых мальчики-близнецы пятилетнего возраста и ещё две девочки шести и семи лет. Рядом с ними в беседке сидит няня и приглядывает за самым младшеньким, трёхлетним малышом. Все они, разумеется, дети Чонгука и Юнги, каждый из которых перенял от родителей самое лучшее. Юнги, как и всегда, прижимается спиной к мощной груди Чонгука, а тот сцепляет руки в замок на талии, и Юнги накрывает поверх рук Чонгука свои. Идеально. «Ты живёшь один раз, значит, эта жизнь и должна стать той единственной и счастливой, — сказал как-то на первом свидании Юнги Чонгуку, когда тот уходил на «работу». И, к счастью, Чонгук слово сдержал. Губ Юнги касалась лишь улыбка счастья, потому что рядом с ним всегда есть Чонгук». — Я слышал, Намджун с Тэхёном в город возвращаются. Они скоро наведаются в гости. Не пора ли нам устроить ужин? — подняв голову к мужу вправо, уточнил Юнги. Тэхён никуда от своего альфы не отходит. Не потому, что боится, что уведут, а потому, что Намджун слишком ревнив и никого к нему не подпускает. Да и омега с медовой кожей, глазами цвета изумруда, правильными чертами лица, тонкими запястьями, фигурой и высоким ростом — для всех — само совершенство. Одного взгляда достаточно, чтобы понять: он — высшая лига. Никому не по зубам. Не стоит пытаться. К нему никто и не подходит. Он эталон красоты для всего мира. И только у Намджуна есть ключ от его сердца. У Тэхёна аналогично. — Устроим. Но сначала дождёмся Хосока с Джином. Эти сорванцы ни на минуту друг от друга оторваться не могут, — целуя в висок, ответил Чонгук. Хосок с Джином и вправду друг без друга не могут. Хосок для него вечное божество, и ни у кого нет шанса завладеть сердцем Сокджина, кроме Чон Хосока. У Хосока были руки по локоть в крови. Запах металлический всё нутро им пропитывал. Он многих убивал, знал, как пахнет кровь и страх, и любил этот запах пороха или… крови. Держа ствол, его рука никогда не дрожала и не потела, пот по виску и спине не бежал, и лицо оставалось равнодушным. Но, встретив Сокджина, рука впервые дрогнула, и ладони вмиг стали потеть. Это судьба. Он склонил голову и превратился от любви в мальчишку. Хосок правда перед королём своего сердца, как мальчишка. — Кто бы говорил, — хмыкнул Юнги и, посмотрев на детей, вновь повернул голову к мужу и потянулся за поцелуем. Чонгук нежно поцеловал в ответ омегу и сообщил, не отрывая глаз: — Что поделать, любовь моя, я люблю тебя бесконечно сильно. И выпускать из объятий не намерен как минимум ещё сто лет. — Не отпускай, — шепчет в губы, разделяя одно дыхание на двоих. — Не отпущу, — целует в этот раз в макушку. — Обещаю. Юнги никогда не любил пустые обещания и само слово обещаю. Но Чонгуку безоговорочно верит. Всегда верил, сейчас и подавно. Юнги столько раз терял Чонгука в прошлых жизнях, что и больно говорить. Чонгуку хватило раз потерять Юнги, и он от потери не справился. Умер. Они друг друга сильно любят, а если теряют — ищут и находят. Их красная нить вместе связала, и ничто и никому неподвластно её разрушить, ни дьяволу, ни Богу. — Я люблю тебя, — произносит Юнги. Глаза в глаза, и сердце бешено стучит. В глазах Чонгука небывалая нежность. Она готова затопить весь особняк. — Но я сильнее, любовь моя, — Юнги и не спорит. Его так, как любит Чонгук, никто не полюбит. И он — никого. Чонгук его с первого взгляда и до конца своих дней. В глазах Юнги всегда то же самое. Он любит его и только его. Всегда. Большая любовь, пронесённая через много-много лет, останется с ними до последнего вздоха. С поры знакомства прошло восемь лет. Они женаты, и любовь их бесконечна.