***
Когда Мэгги не застала Иисуса в трейлере поздней ночью, вернувшись туда с большой задержкой, первой её мыслью было пойти спать к Саше. Сейчас одиночество пугало её как никогда раньше, забираясь в самые дальние уголки сознания и вытаскивая наихудшие, просто ужасные воспоминания, начиная с Вудбери и заканчивая той самой ночью, когда вся её семья стояла на коленях перед сумасшедшим ублюдком. И смерть Гленна вставала перед глазами каждый раз, стоило услышать хоть слово о Нигане, о его бите или о его людях — таких же мразях, как и он сам. Сны были слишком реалистичными, запоминающимися настолько, что утром всё это казалось частью реальности. Несколько раз она просыпалась с мыслью, что погибших было в разы больше, что после Абрахама была убита и Розита, которая так и не подняла взгляда на главу Спасителей. А в качестве наказания за поступок Дэрила, забили не только Гленна, но и Мишонн, «смотрящую на Нигана слишком самоуверенно для будущего трупа». Карл, Рик, Мишонн, Розита, Юджин, Саша, Аарон, Дэрил… Все они умирали у неё во снах. Всех забивали битой, по считалочке, по глупому усмотрению Нигана, оставляя её — Мэгги — на самый конец. Словно на десерт, два в одном. Она и её ребёнок, который определённо погиб вместе с ней, если бы не Гленн. Не закричи он, не сорвись бы с места в тот момент… На глазах в очередной раз навернулись горькие слёзы, угрожая пролиться в любую секунду, окрасить и без того уставшее лицо своими мокрыми дорожками. Мэгги тяжело вздохнула, прижав ладони к щекам и облокачиваясь на спинку дивана, чтобы собраться с мыслями и начать делать хоть что-то. Время бежало вперёд, стрелки на часах подходили к часу, по-хорошему нужно было ложиться спать, идти к Саше и спокойно отдыхать до утреннего подъёма, но Мэгги продолжала сидеть в сжимающей тишине, размышляя о чём только можно. О том как под окном послышались быстрые шаги, как дверь тихо распахнулась, впуская внутрь не только холодный воздух, но и мужчину, в котором секундой спустя Мэгги узнала Иисуса. — Почему ты так поздно? — Я бы хотел спросить то же самое, Мэгги. Между ними повисло долгое молчание, во время которого Иисус, как и положено хозяину жилища, заглянул в несколько ящиков на своеобразной кухне трейлера, залёз в шкаф с одеждой, где попутно и переоделся, не желая смущать сидящую поблизости женщину, и только потом уселся на диван, где спал с момента появления соседки. Однако спать он явно не собирался — Мэгги не могла смотреть на него также долго, как он смотрел на неё. Молчал, моргал изредка, и словно чего-то ждал от неё, пока она сама не могла собраться и начать что-либо говорить. Его взгляд был пронзающим, достающим до самых костей и Мэгги порой казалось, что он знает о ней всё, знает о каждой мысли в её голове, о всех желаниях и мечтах. Поэтому ему и не нужно было спрашивать, чтобы что-то узнавать. Она была открыта перед ним, как и любой другой человек, на которого он когда-либо смотрел. От этого становилось некомфортно и тревожно одновременно. — Тебя здесь не было когда я вернулся, — заговорил он спустя ещё несколько минут тишины. Мэгги повела плечом, но промолчала, не зная что может сейчас сказать ему. — Я подумал, что ты ушла к Саше и… — Ты был у неё? — Она улыбнулась уголком губ, старательно делая вид, что видит что-то интересное около своих ног. — Мне нужно было убедиться, что ты в порядке. Я всё же отвечаю за тебя, пока ты здесь. Он придвинулся ближе, сев на самый край дивана, и опёрся локтями в колени, свесив предплечья вниз. Взгляд его снова застрял на её лице, на опущенном взгляде и пустой улыбке, за которой она каждый день скрывала свою боль, от которой так и не смогла оправиться — ему не нравилось это выражение, слишком тяжело было смотреть. Могла ли Мэгги вести себя иначе? Нет, прошло мало времени и он это хорошо понимал. — Я нашёл для тебя несколько вещей по размеру, как и обещал, — сцепив ладони в замок и поджав губы в секундном смятении, он всё же поднялся на ноги и прошёл к столу, на котором стояла небольшая коробка. Ранее Мэгги не обратила на неё внимание или же вовсе не заметила, пребывая в разбитом состоянии. — Если что-то не подойдёт, скажешь, я уберу. Хорошо? Мэгги снова прикусила губу. Иисус говорил с ней как с маленьким ребёнком, всё чаще давая ей выбор — что в одежде, что в еде и даже в делах. В отличии от Грегори, который не позволял ей даже приближаться к рабочим, а потом ещё и плевался за спиной, что она с Сашей ничего не делает, Иисус заботливо оберегал её от всего труда. Как когда-то делал Гленн. Сглотнув и сморгнув накатившие слёзы, женщина медленно подняла голову, зацепившись взглядом за стоящего вблизи мужчину. Он суетливо расхаживал по «кухне», иногда замирая у одного ящика или полки, словно что-то там искал, а затем снова продолжал свои дела. Чуть позже Мэгги всё же поняла, что он просто разбирал свою сумку, которая висела на спинке стула и уже стремительно опустошалась. Теперь всё выглядело совсем иначе — Иисус иногда посматривал на неё в ответ, улыбаясь уголком губ, и тем самым напоминая ей о том, кто был здесь хозяином. Кто принял её в свой дом, кто кормил её, защищал и оберегал от всех опасностей за стенами, и от всего того, что могло произойти с ней в пределах самого Хиллтопа. И выводов она могла сделать мало — либо Иисус был настолько доверчив, взяв под свою опеку почти чужого человека, либо имел слишком большое для этого мира сердце. Она знала как он выглядит когда зол, расстроен, обижен и даже разочарован — всё это было наглядно продемонстрировано в первый же день их появления в Хиллтопе. Когда Грегори едва не убил его же человек, а Рик и Абрахам влезли в драку. Даже тогда у них ещё всё было хорошо и никто подумать не мог, что совсем скоро все будут разбиты и унижены. Мэгги знала, что в каком бы настроении не был Иисус — на неё он всё равно будет смотреть по-другому. Без злобы и презрения, без отвращения и скепсиса. В его глазах всегда отражается жалость, сострадание и светлая доброта, она окутывает её своими ветвями, скрывает от настоящего мира именно в те моменты, когда Мэгги нуждается в этом больше всего. Пол не видел в ней врага. А если бы всё было иначе? Что если бы его попросту не было? Что стало с ней тогда? Жители Хиллтопа не торопились принимать к себе чужаков, с дрожью в руках крича и ругаясь между собой, боясь чёртовых Спасителей, чьи рожи Мэгги помнила до сих пор. Люди боялись их гнева, мести за своеобразное предательство, поэтому-то и высказывали всё своё негодование, выплёскивая на «бедного» Грегори весь яд. Что же тогда?.. Её и Сашу без разбора выкинули бы за ворота, отправили восвояси? Мэгги была уверена, что в таком случае у Гленна и Абрахама не существовало могилы. Их бы попросту сожгли и развеяли прах по ветру, не оставив двум потерянным женщинам ни-че-го. — Ты в порядке? — Она и не заметила, как Иисус снова приблизился к ней, встал напротив неё и скрестил руки на груди, не зная куда их ещё можно деть. — Мэгги?.. — Да-да, всё хорошо, — наверное это был первый раз, когда она не могла даже подумать о чём-либо конкретном, глядя на него из-под бровей. Она понимала, что при такой короткой дистанции он явно видел всё — и горячие слёзы, и синяки под глазами, ставшими уже частью её лица, и даже искусанные в кровь губы, но не обронил ни слова. Было ли это осознано, знал ли Пол, что сделай он хоть ещё один шаг, спроси о её самочувствии и всё, плотину опять прорвёт и она заплачет прямо перед ним, содрогаясь от свежих воспоминаний? Скорее всего именно поэтому он и продолжал стоять, давая ей последнюю возможность успокоиться самостоятельно, без его вмешательства. — Мэгги?.. — Не надо… Она вздрогнула от звука собственного голоса. Севший от спазмов в горле, почти болезненный шёпот на грани истерики, едва ли не такой же как в ту злосчастную ночь. У неё перед глазами — кровавая пелена, в голове — бешенное биение чужого сердца. А где-то в ушах и стоит сплошной гул вместе с мерзкими звуками чьей-то смерти. Так звучит удар биты о голову человека, так выглядит каша из мозгов и костей на грязной земле, и именно так пахнет страх — кровью, потом и слезами. Смертью. Задрожали плечи, предательски скривились губы, а глаза, до этого смотрящие на него с благодарностью, скрылись за надёжной защитой век. Она опустила голову, спрятала лицо в ладонях, больше не желая чтобы Иисус смотрел на неё так. В этих серо-голубых кругах плескалось сострадание на пару с уже привычным теплом, Иисус не смел осуждать её, не смог твёрдо стоять на ногах, когда прямо перед ним плачущий человек. Беременная женщина. Мэгги вдохнула сквозь всхлипы, попытки взять верх над собственными эмоциями не увенчались особым успехом и ей всё же пришлось сдаться под этим напором. Расслабиться в хватке чужих рук, прижаться к широкой груди и спрятать все слёзы в надёжном плече. Его большие ладони мягко легли ей на спину, чуть ниже лопаток, и притянули к себе ещё ближе, сильнее, так, что даже если она захотела отпрянуть от него, он бы не позволил. Не сейчас, не в её положении. В тепле и с полной уверенностью в его руках Мэгги могла дать себе волю. Хотя бы сегодня, прямо сейчас. Её горячие слёзы уже коснулись его махровой рубашки, явно достигая его закрытой кожи, всхлипы и тихие завывания всё не стихали, но Иисус покорно сидел, не смея даже шелохнуться или принять более удобную для себя позу. Он молчал, принимая на себя всё, что она так давно хотела отдать.***
За повседневной беготнёй время шло гораздо быстрее обычного и Мэгги не могла на это жаловаться. С тех пор как Спасители были повержены, а их «лидеры» разбежались по углам, как позорные крысы, или же с соплями на лице приняли пулю в лоб, жизнь беременной вдовы определённо наладилась. Даже если не брать во внимание тот факт, что Рик оставил убийцу её мужа в живых. Закрыл в какой-то камере, как обычного преступника и обрёк на «вечное заточение». Глупости. Его всё равно рано или поздно кто-нибудь да прикончит — в этом женщина была уверена на все сто процентов. Ниган многим сломал жизнь. Теперь же пришёл его черёд. Мэгги чуть поморщилась, остро ощутив движение своего малыша. Странным образом при воспоминаниях о Гленне ребёнок начинал вести себя более активно — особенно сейчас, на восьмом месяце беременности, когда самостоятельно заниматься какими-то делами женщина уже не могла. Да и не позволял ей этого никто. Максимум походить да посмотреть, проверить что-то или поговорить с людьми из Александрии, когда те посещали Хиллтоп с целью и без. Александрия. При мыслях о своих старых друзьях, единой семье, у неё на губах играла слабая улыбка — чистая, настоящая. Самыми частыми гостями в Хиллтопе становились: Дэрил, в гордом одиночестве шагающий к ней из леса, Аарон с малышкой Грэйси и Кэрол, которая всегда брала с собой детей из Королевства. И по их лицам Мэгги тоже видела, что жизнь налаживается не только у неё… Вздохнув, женщина мягко погладила свой округлившийся живот и прислонилась виском к холодному окну. Солнце на улице ещё не грело достаточно сильно, чтобы она могла спокойно выйти в такое время, а сидеть дома без каких-либо дел было чертовски невыносимо. Даже малыш был согласен со своей матерью. Оставалось только надеяться, что Иисус вернётся сегодня пораньше, как сам того хотел. Пол. Он просил называть его по имени. За полгода «совместной» жизни с ним, Мэгги поняла многое. Каждый человек, говоривший ей о необычном поведении этого мужчины, был абсолютно прав. Иисус доказывал это каждый раз, заставляя Мэгги теряться в собственных мыслях и чувствах, в словах и действиях. Сначала он почти агрессивно настаивал на том, чтобы она не участвовала в планах Рика — не подставляла себя и просто осталась дома. В безопасности и под надёжной защитой тех, кому он без проблем мог доверить свою жизнь, в пределах родных ему стен, где он знал каждого и с кем не боялся оставить её. Этого он ей не говорил, но зато сказала Саша, обеспокоенная всей ситуацией в целом. Затем Иисус начал более тщательно следить за ней — в плане питания, тёплой одежды и приёма необходимых для поддержания беременности препаратов. Он смотрел на неё волнующимся взглядом, думая что она не видит этого, спрашивал у доктора о её самочувствии, считая что она об этом не узнает и, наконец, почти всегда был рядом. Его не тревожили другие дела, люди, которым он должен был помочь в определённый момент — если Мэгги нужна была помощь, то даже спрашивать не приходилось. Иисус был в её голове, он словно читал все скрытые мысли и оставлял беременную женщину в неведении до своего следующего прихода. Но что тут говорить? Его забота была ей приятна, без него всё было было гораздо сложнее и тяжелее. Вот и сейчас, вернувшись с очередной вылазки он первым делом направлялся в свой дом. Она видела как перед ними открылись ворота, как заехала знакомая машина, как Иисус спрыгнул с переднего сиденья и сразу прошествовал к багажнику, начиная вытаскивать оттуда сумки одну за другой. Он не отрывал взгляда от своего занятия, спешно что-то отвечал своим напарникам и вовсе старался особо не отвлекаться. Слишком спешил. Вокруг копошились жители, рабочие продолжили заниматься своим делом как только ворота были надёжно заперты на всю ближайшую ночь, несколько человек, однако, предложили прибывшим свою помощь и взялись за доставленные вещи, перетаскивая коробки к трейлерам и небольшим домикам. Хиллтоп расцветал. Кто-то мог сказать что это была только её заслуга и Мэгги сразу отрицательно мотала головой, смотря на Сашу и Пола, всегда стоящих вблизи к ней. Эти люди были из тех немногих, кто способствовал её возвращению — сильной Мэгги могла быть только рядом с семьёй и теми, кому могла доверить настоящую себя. Саша не могла заменить ей Бэт, но так же как и Иисус заняла хорошее место в её новой жизни. Все двигались вперёд, шаг в шаг, помогая друг другу и не забывая дорогих сердцу людей. Пол закинул на плечо небольшую сумку, одну из оставшихся в багажнике, с громким хлопком захлопнул дверцу, махнул всё ещё сидящему в машине водителю рукой, и только потом отошёл в сторону. Теперь он был свободен и быстрым шагом направился к дому Бэррингтонов, к ней. Всё это было больше похоже на какой-то сон. Хороший, красочный сон. Внизу хлопнула дверь и Мэгги, как бы лень сейчас её не держала, всё равно медленно поднялась с насиженного места, придерживая поясницу, и направилась встречать своего… Женщина остановилась, на секунду забывшись в собственных мыслях. Иисус только шумел на первом этаже — она чётко слышала как он снял куртку, прошёлся по коридору, мельком осматриваясь как привык это делать каждый раз по возвращению домой, а потом, видимо поняв, что Мэгги внизу нет, вернулся к лестнице. Он никогда не звал её, предпочитая находить самостоятельно. Мэгги замерла в проходе, одной рукой держась за дверной косяк, а второй мягко поддерживая свой большой живот. Малыш снова пинался и она была полна уверенности сделать для себя новый шаг. — Мэгги?.. Что ты?.. Тебе больно? — Пол появился в коридоре именно в этот момент. Сумка упала к его ногам, а теплые руки уже держали её за плечи и старались удержать на месте. Снова это беспокойство в глазах, нескрываемый страх в голосе и дрожь в его больших ладонях, сколько раз уже это происходило, а привыкнуть мужчина всё равно не мог. — Я позову доктора, тебе нужно… — Подожди, нет, — она отпустила косяк и схватилась за предплечье Иисуса, надеясь выиграть для себя секунду времени, прежде чем он схватится и действительно побежит за врачом, — всё хорошо. Он просто толкается. На секунду по его лицу прошла волна облегчения, он медленно выдохнул, не ослабляя своей хватки на её плечах, но заметно успокоился. Теперь его глаза с интересом вглядывались в выражения её лица, ища там хоть малейший признак того, что с ней что-то не так и сейчас нужно точно идти за медиком. Но Мэгги вовремя это поняла и смогла поднять на него полный уверенности взгляд, улыбнуться такой мягкой улыбкой, на какую была способна в своём состоянии. Иисус неуверенно повёл уголком губ, смотря на неё с невероятным трепетом в груди — волнение за неё и маленького малыша никогда его не отпускает, но эти глаза, направленные только на него одного, хорошо давали понять, что он всё делает правильно. Что в его поступках есть то, что нуждающейся женщине необходимо в столь тяжёлый период жизни. — Дай мне руку, — Мэгги прищурилась, глядя уже куда-то вперёд, и не дожидаясь от Иисуса ответной реакции, сама перехватила его вторую ладонь и осторожно поднесла к своему животу. Туда, где отчаянно билась маленькая жизнь, — вот так. Здесь. Первая его реакция позабавила женщину, потому что настолько растерянным он выглядел довольно редко. Расширенные в секундном испуге глаза теперь блистали ярче обычного, прежняя серость заиграла более яркими красками и эта лёгкость, сменившая шок, теперь окончательно запала ей в душу. Его дыхание было сбитым, затруднённым, слишком он волновался в самом начале. Её маленькая ладонь сильнее сжала мужские пальцы и Пол с трудом, но всё же смог улыбнуться. Плавно выдохнуть и наконец несколько раз моргнуть, глядя на большой живот с чистой любовью в глазах. Это был большой шаг для них обоих, следующий этап новой жизни и всё, чего бы она хотела сейчас, это продолжить стоять в этом самом коридоре, прислонившись своим лбом к его и молчать. Молчать, отпуская всю свою боль в новом начале.