Собственность

Капрал все знал. Разумеется, капрал все знал – он просто не мог не знать. Он знал, куда ходит этот сопливый мальчишка Армин, знал, к кому, знал, зачем. Ведь все было просто, как на ладони: дружба с детства, переросшая во что-то большее - быть может, даже в любовь. Такое встречается сплошь и рядом, но… Только вот не с теми, кто принадлежит капралу. Капрал прекрасно понимал, что они там, в пустой комнате замка, делают. Сидят за столом, бросая друг на друга неловкие взгляды; Иегар, наверное, смущенно касается пальцами руки Армина. Целуются, как все влюбленные, обнимаются, обжимаются, быть может, раздеваются… О да, капрал видел это все как наяву. Но капралу плевать, какие чувства и к кому этот белобрысый мальчишка испытывает. Потому что он принадлежит Райвелю. А значит, не имеет права на собственные желания. - Если я еще раз увижу, как вы с этим твоим дружком воркуете, тебе не поздоровится. Голос капрала как всегда холоден, высок и надменен. Капрал не привык отказываться от своего, отпускать, отдавать – он всегда сохраняет это у себя. - Если я увижу, что вы целуетесь, я зашью тебе рот. Армин плачет. Тихо, беспомощно – он знает, что никто ему не поможет, совсем никто. За жалобу он получит по почкам так, что ходить не сможет; за непослушание будет наказан, причем гораздо сильнее, чем сейчас. Разбитый нос, гематомы и кровоподтеки на худом, измученном теле, что прикрываются привычной всем формой, покажутся сущим пустяком после того, как капрал по-настоящему разозлится. - Если я увижу, что он трогает тебя так, что ты от этого млеешь – я раздроблю тебе голову. И ведь капрал не шутит. Армин знает, что он не шутит, и от этого еще страшнее. Капрал не умеет шутить. - Если я узнаю, что ты с ним дрочил, я сломаю тебе руки. Злой. Капрал Райвель – злой. Он может быть каким угодно спасителем человечества, прекрасным бойцом, но он… Злой. И Армин испуганно прячет руки за спину, вжимаясь в холодную каменную стену еще сильнее. Подальше от него, подальше – чтобы можно было увернуться, чтобы можно было ускользнуть. Чтобы можно было подставиться под удар так, чтобы было не настолько больно. - Если я узнаю, что ты с ним трахался, я отрежу тебе все внизу нахер. Армин чувствует, как слезы на щеках пересыхают. Уже нет сил плакать, просто нет – кончились слезы. Уже настолько плохо, что даже не получается поплакать. Внезапный удар в живот – и мальчишка сгибается пополам, чувствуя, как капрал склоняется над ним, раздосадованно скрипя зубами. С тонких губ срывается хриплый крик, но Армин получает еще один удар под дых, тут же покорно замолкая. Чувствует, как грубые руки капрала гладят его по спине, словно успокаивая, испуганно вздыхает и снова кричит, когда толстые пальцы мужчины хватают волосы у самого корня, рывком задирая голову мальчишке, чуть ли не выдирая светлые локоны. - Если еще хоть раз в душе увижу следы твоих ногтей на его спине, я перемелю твои пальцы, ни одной целой косточки не останется. Слышишь, Армин? Райвель наклоняется к самому лицу Армина. Ему даже немного противно – кровь, смешанная со слезами, слюной, соплями, капает с подбородка, а он дышит мальчишке прямо в губы. Тот не может вырваться - и не сможет никогда. - Если я узнаю, что ты произносил с благоговением чье-то имя, кроме моего, я отрежу тебе язык. И ведь капралу ничего не будет. Он – неприкосновенный, он – авторитет. Никто, никто не поверит искалеченному ребенку, тем более, если за него будет свидетельствовать титан. - А знаешь, почему? Страшно. Чувствовать его дыхание – страшно. Холодное, вместе с озлобленным взглядом и болью во всем теле… Капрал становится самым страшным человеком на свете. - Ты знаешь, да? Скажи мне. Говорить больно, в горле словно песок, а воздух царапает его изнутри. Но молчать будет еще больнее. - Потому что я ваша собственность, капрал. Это больно. Обезличивать себя, делать вещью, игрушкой – безвольной, неспособной самостоятельно сделать шаг. Болит не тело – болят сердце, мозг, душа, а эмоции, кажется, вмиг отмирают. - Верно. Потому что ты – моя собственность, Армин Арлерт. Если подставляешь мне зад, значит, и верность хранить должен. Проще промолчать, проще подчиниться. Потому что иначе будет только хуже. И капрал уходит. Оставляет мальчишку на полу, грязного, тихо всхлипывающего, отвратительно дрожащего – от страха, от боли, от безысходности. Просто уходит, задумавшись о чем-то, напоследок пнув вылезающий из общей кладки камень. Щегольски поправляет растрепавшиеся волосы, облегченно вздыхает, потягиваясь – и удивленно оборачивается, когда слышит тихие слова Армина. - Я вас ненавижу. Всем сердцем, всей душой. Я вас ненавижу и… Когда-нибудь убью. Что же, так даже интересней. Сопротивляющаяся жертва всегда забавнее покорной, ухмыляется капрал. - Ну попробуй. И скрывается за поворотом. С трудом сидящему на полу, заваливающемуся на бок Армину остаются лишь слышны четкие, размеренные шаги. Он знает: это никогда не закончится. Знает, что другого варианта нет. И он уже почти готов решиться.