Оборванные крылья

— За встречу, брат! — Вирр поднял кружку с пивом и стал жадно пить. — За встречу! — ответил Кьяк, поднимая высокий глиняный бокал со своим грушевым сидром вслед за другом. Два давних друга волей судьбы встретились в городе у подножья горы с говорящим названием Горагах, всегда полном представителями всевозможных выходцев различных народов и рас. Город стал главным перевалочным пунктом для прохода через горный перевал, ведь совсем немногие купцы смогли заручиться доверием коренных жителей, которые позволяли только им проходить через свою территорию с товаром. Наёмники сидели в таверне, где собрались самые разношёрстные посетители. Хозяин таверны, возрастной седой ульх, прихрамывающий на обе ноги, торопливо разливал посетителям из бочек алкоголь. Среди орущих и громко смеющихся посетителей металась молодая девушка с роскошными рыжими волосами и притягивающими взгляд формами — видимо, дочь хозяина. — Ты всё ещё не научился нормально пить?! — выпив половину своей кружки, спросил беаст, ухмыляясь. — Ты знаешь моё отношение к выпивке, — коротко ответил Кьяк, пожимая плечами. — Я зарёкся пить что-либо, кроме сидра… Не считая праздничных дней, — улыбнулся авист, отхлёбывая из бокала. Кьяк крякнул и с сожалением посмотрел в пустой бокал. Совершенно неожиданно в этой затрапезной таверне оказался очень приличный сидр. Да и немудрено. Предгорья обильно поросли садами и местный сорт груш, маленьких, но приторно сладких, заслуженно занимал в них самое почётное место. На длительное хранение они совершенно не годились, а вот сидр из них получался великолепный. Конечно, и у хозяина таверны руки росли откуда нужно. В результате сидр был весьма годным и заслуживал того, чтоб заказать рыжеволосой красотке ещё бокал. Собственно, Кьяка жизнь отнюдь не всегда баловала достойным пойлом… Помнится, изменчивая судьба наемного солдата занесла их отряд в пустыню Крако. Солнце усердно палило с пронзительно голубого, лишённого даже намёка на облака небо, стараясь вскипятить мозги. Проводник оказался никчёмным прощелыгой и, поняв, что заблудился среди барханов, попытался улизнуть во время третьей ночной стоянки. Но не срослось… Капитан Арнуз лично вспорол ему брюхо и натолкал внутрь визжащего беаста горячего, сухого песка. На четвертый день, наёмники уже пили мочу верблюдов, чтобы не сдохнуть от невыносимой жажды. А на шестой верблюдам перерезали горло, всё равно они бы не выжили, и пили их кровь. После этих напитков, любой на выбор в той таверне был небесным нектаром… Но сидр был и правда хорош! Вирр громко рассмеялся. Он знал ту историю, когда капитан Арнуз бросил в пустыне всю добычу, но сохранил своих людей. Почти всех. Ну, или, вернее, многих… Оба мужчины были знакомы ещё с детства: они вместе обучались у одного мастера меча, вместе проходили обряд посвящения, набивали священный знак Китры. Кьяк считал Вирра своим братом по оружию и уверенно мог вложить свою жизнь в его лапы. Обычно они встречались только по праздникам в гильдейском доме, но сегодняшний день был исключением. Кьяк сопровождал торговый караван до Горагах, а Вирр вернулся с той стороны гор вместе с паломниками, которые заплатили ему за их защиту очень хорошие деньги. «И почему у этих нудных святош всегда водятся такие большие деньги?» — недоуменно спрашивал Вирр, который никогда не отличался религиозностью. Беаст хвастал, что уже давно водит разные караваны через горы, и даже смог познакомиться с коренными жителями, которые узнают его в лицо. — Если у тебя так хорошо складываются дела, то почему бы не попробовать осесть здесь? — спросил Кьяк, выслушав рассказ Вирра. — Вряд ли кто-нибудь из братьев тебя осудит: ты много лет служил во славу Китры. — Я ещё не настолько стар! — рявкнул беаст, нахмурив брови. — Ты бы ещё предложил мне в монахи уйти! — Вирр недовольно махнул хвостом. — Лучше уж я вернусь в гильдию и начну обучать молодых, чем сложу меч и залягу на дно. — Не горячись, — ответил Кьяк, положив руку на плечо товарища и радуясь про себя, что старина Вирр не изменился. — Рано или поздно мы все сложим оружие… Видимо, на это вспыльчивому беасту было ответить нечего. Он безрадостно кивнул и сделал ещё один большой глоток из своей кружки, окончательно её опустошая. — Уже слышал о Ровли? — спросил хмуро Вирр. — Нет, — насторожился Кьяк, но по взгляду товарища всё быстро понял. — Когда? — Недавно, — ответил беаст, махая лапой. — Я случайно узнал от Хорстара, мы с ним так же, как и с тобой, встретились где-то месяц назад… Ровли погиб, исполняя долг клинка как истинный Сокол Китры. Хорстар отвез его в гильдейский дом, там и возложил на священную краду. Дух Ровли вознёсся в Небесный Чертог в языках пламени, как и заповедано Всеблагой Китрой. В Осеннее Равноденствие будем его поминать, вместе с другими почившими на посту братьями. Кьяк покивал. Ещё один из его братьев ушёл. В такие моменты начинаешь задумываться о прожитой жизни. А ведь он уже не так молод, всего пару лет и перевалит через четвёртый десяток. Пусть в гильдию и входят представители разных рас с разной продолжительностью жизни, мало кто из Соколов доживает до пятидесяти, таких у них почитают и чтят как самых лучших воинов. Положа руку на сердце, Кьяк начал чувствовать, что крылья стали его подводить — немало ран получено за эти годы. Силы были уже не те. Рано или поздно, но настанет и его черёд вернуться в родимый гильдейский дом под шкурой волка. Кьяк считал, что он больше остальных своих братьев задумывается о прожитых днях. Он не хотел, лёжа в крови на поле боя, своей и врагов, чтобы последней мыслью уходящего сознания было сожаление, что что-то он сделал не так, как нужно. И всё же, раз за разом, Кьяк не мог прийти к ответу на вопрос, который так давно мучил его: встретить смерть в боевом строю товарищей или уйти из Гильдии. Для ветеранов, выслуживших несколько сроков контракта, это дозволялось. Как раз в это время рыжеволосая дочь хозяина подошла к ним с большим блюдом, которое она поставила на стол. На блюде находился ароматный поросёнок, набитый яблоками, которого буквально пару минут назад сняли с огня. Глаза Вирра загорелись, былая хмурость ушла. — Желаете ещё пива? — спросила ульха, заглядывая в пустую кружку беаста. — Ещё бы! Неси сразу две! — промурчал беаст, облизываясь на ароматного поросёнка. — А мне ещё бокальчик вашего отменного сидра, красотка! — сказал авист, опережая вопрос девушки и протягивая ей опустевший бокал. Дочь хозяина, тряхнув пышной гривой огненных волос, поспешила к бочонкам. Авист проводил её долгим, пристальным взглядом, отметив, что ульха очень даже привлекательная: длинные роскошные волосы, собранные в две толстые косы, доходили до поясницы; тугой корсет прекрасно подчёркивал талию и высокую грудь, а походка была настолько лёгкой и непринуждённой, будто бы она плыла. Из раздумий его вывел треск и хруст разрывающегося мяса, и смачное чавканье Вирра. Так было всегда: беаста больше привлекала сытная еда, а ависта женщины. — Если ты и вправду здесь уже давно, то ты уже, должно быть, успел узнать, где тут можно достать женщину? — поинтересовался Кьяк у уплетающего за обе щёки мясо товарища. — На этих не заглядывайся, — не до конца прожевав, кивнув в сторону прилавка, сказал беаст. — Дочери Хастрела, хозяина таверны, неприступны, словно подвалы с лучшим акрильским вином, — хрюкнул Вирр от собственной шутки. — Дочери? У него их несколько? — уточнил Кьяк, отрезая большим скрамасаксом у порося большой ароматный жирный кусок, и тоже принимаясь за еду. — Четверо, — буркнул беаст, а потом пояснил: — Эта, — он указал на подходившую до этого ульху, которая сейчас наливала им в кружки алкоголь, — Маева, она из них самая старшая, её ещё прозвали Индюшкой, — Вирр криво улыбнулся, быстро прожёвывая и глотая свинину. — Она постоянно начинает орать, будто индюшка, когда её пытаешься поцеловать или приобнять, потом в ушах ещё долго звенит, — видимо, беаст слышал этот крик, ведь его уши инстинктивно прижались к голове. — А другие? — не унимался Кьяк, отрезая ещё один кусок. — Вторую по старшинству, вроде, Виенна зовут, она почти всё время готовит, — беаст кивнул в сторону двери, за которой находилась кухня таверны. — Я её видел лишь пару раз, но сестре в красоте она не уступает. Только задница побольше, да сиськи роскошней! Остальные ещё слишком малы, там ещё непонятно, — Вирр взялся за блюдо с поросёнком и стал его вертеть, прикидывая, где будет лучше его вспороть, чтобы добраться до начинки. — У хромого Хастрела, помимо четырёх дочерей, вообще больше детей нет, представляешь? Вот не повезло, так не повезло… Под конец последней фразы к их столу подошла Маева и поставила две полные кружки с пивом и бокал с сидром. Кьяк ещё раз прошёлся по стройному телу ястребиным взглядом, останавливая похотливый взор на вздымающейся, покрытой веснушками груди. Наёмник достал кошелёк и, быстро пересчитав монеты, отдал ульхе две серебряных и пригоршню медных монет. — Подожди, милочка, — остановил Кьяк девушку, которая уже хотела уйти от их стола. Он достал из кошелька ещё три серебряных монеты и, взяв ульху за руку, вложил в ладонь монеты. — Это тебе за работу и сегодняшний вечер, — авист закрыл руку девушки, многозначительно посмотрев на неё и мягко улыбаясь, как бы намекая. Маева отдернула руку, нахмурилась и милое личико исказила гримаса. По её лицу можно было прочитать всё тщательно скрываемое отвращение, которое она испытывает к ежедневным навязчивым кавалерам. В давние, молодые годы авист оскорбился бы, но сейчас это уже превратилось в обыденность. — Благодарю за благосклонность, — выжала из себя Маева, убирая в карман фартука деньги. Девушка демонстративно развернулась и, не оборачиваясь, отправилась, покачивая бёдрами, обслуживать других не менее, впрочем, бестактных клиентов. — А гордости ей не занимать! Ещё немного надменности и она будет совсем как чистокровная ависта! — воскликнул Кьяк, провожая отвергнувшую его девушку взглядом. Обернувшись к товарищу, он увидел, что Вирр сидит весь бледный, с прижатыми к голове ушами и подрагивающим кончиком хвоста. Авист прыснул и громко рассмеялся. — Тебя будто бы застали нагадившим в поилку для скота! В голову наёмника тотчас полетела обглоданная кость с блюда, но он всё ещё продолжал клокотать. Бледность Вирра от испуга сменилась багровой яростью. Он недовольно продолжил есть, постукивая по деревянному полу большим пушистым хвостом. — И долго ты мне ещё тот случай будешь припоминать? — пробурчал беаст, откусывая кусок от ножки поросёнка и косясь на смеющегося товарища. — До того момента, пока не уйду под благословенное крыло Китры! — ответил авист, вытирая с глаз проступившие от смеха слёзы. — Ты бы так не ржал, индюк общипанный, если бы слышал, как она орёт! — стукнул по столу лапой Вирр. — Тебе бы никто в этом помещении «спасибо» не сказал! Недовольство друга ещё больше подзадоривало Кьяка, и он снова начинал смеяться в полный голос. Вирр зашипел и бросил в товарища ещё одну кость, но уже поменьше, только вот ависту было всё равно. В конце концов беаст плюнул на друга, продолжая хмуро поедать свинину. — Господа, позвольте предложить лучший авистский сидр, — незаметно для двоих наёмников, рядом появился мальчик. Вирр выглянул из-за поросёнка и стал активно жевать, чтобы поскорее дать ответ. Кьяк к этому моменту уже успел успокоиться и с наслаждением попивал грушевый сидр, закусывая мясом и начинкой из яблок. Наёмник обратил внимание на мальца, который оказался маленьким авистом: растрёпанные тёмно-русые волосы, только появившиеся признаки оперения; пусть грязные, но добротные рубаха и штаны. Мальчишка держал в руках большую бутыль с сидром, которую он таскал между столов и предлагал всем посетителям. — Не… — С чего сидр? — перебил товарища Кьяк, интересуясь соком, из которого перебродил напиток. — Из яблок! — звонко ответит мальчик. — Оно поставляется от местных жителей с гор. Там выращивают очень сладкие яблоки, из которых давят сок, а потом делают очень сладкий сидр, — запел соловьём птенец. — И за сколько продаешь такую редкость? — ухмыльнулся Кьяк. — За кружку три медных, а за бутыль серебряный! — Сколько?! — подавился Вирр непрожёванным куском. — А вы попробуйте! — сразу же ответил находчивый авист. — Сразу поймёте, почему столько стоит: он во рту тает! А какой запах… Ну же, понюхайте! — мальчик ловко выцепил пробку из горлышка и сунул бутылку прямо под нос беасту. От резкого для кошачьего нюха запаха Вирр отшатнулся и сморщил нос, а потом резко отпихнул бутылку от своей морды. Кьяк рассмеялся и потрепал сообразительного мальчугана по волосам. Такой точно на улице никогда не пропадёт! — Молодец, желторотик, молодец, — похвалил наёмник мальчишку. — Наливай мне вот в бокал, а ему в кружку! Да, ты тоже будешь, Вирр, ты как раз допил одну. Не волнуйся, не обеднеешь, за это заплачу я, — Кьяк пододвинул кружку товарища и свой бокал к краю стола. — Спасибо, господин! — обрадовался птенец и налил наёмникам яблочного сидра. — Вы не пожалеете! Если захотите купить бутыль, то позовите меня. — Обязательно, — ещё раз потрепал мальчишку по голове. Кьяк достал из кошелька монеты и расплатился за напиток, а после достал ещё несколько медяков и добавил их в лапку птенцу. — Держи, желторотик, купи себе чего-нибудь вкусного. — Это мне?! — удивлённо воскликнул мальчик, осматривая нежданную прибыль. Вдруг он взял и поднёс одну из монеток к глазам, пристально рассматривая её, видимо, боясь быть обманутым, что вызвало у Кьяка добрый смех, а Вирр ещё раз чуть не подавился. — Спасибо-спасибо, господин! Довольный мальчик взял бутылку и бодро зашагал в сторону кухни. Кьяк улыбался, глядя на озорного желторотика, чьи крылья ещё не успели окрепнуть. Он вспоминал себя, точно такого же мелкого несносного негодника, за которым нужен был глаз да глаз. Мать Кьяка была проституткой, которая зарабатывала на существование собственным телом. Да, среди гордых и своенравных авистов можно встретить и таких, опустившихся на самое дно нищих районов. Многие хотели увидеть и испробовать в постели крылатую красавицу, так что без клиентов она никогда не оставалась. Когда Кьяку было около восьми, когда у него только стало появляться первое оперение, он остался совсем один на улице столичного города: побирался на улицах, воровал, — словом, пытался выжить. Однажды он попытался стащить кошелёк, как ему показалось, у богатого господина, но это оказался один из Соколов, который схватил его за шкирку и отбил всякое желание воровать дальше. То ли пожалев, то ли заметив в отчаянно вырывавшемся птенце потенциал стать воином, наёмник взял его с собой. В гильдию принимали всех, готовых дать Клятву: сыновей сеньоров, бастардов всех кровей и детей проституток. Кьяк стал тренироваться и вскоре окреп, посвятив свою жизнь Китре и Братству. — А ещё что-то про беастов говорят… — проворчал Вирр, вытирая нос тыльной стороной руки. — Ависты тоже могут втюхать любую дрянь и барахло. У тебя вот тоже язык был всегда хорошо подвешен… И как, интересно, ты ещё умудряешься держаться на плаву, если постоянно раскидываешься деньгами? — А я умело ими раскидываюсь, — пожал плечами Кьяк, нюхая купленный сидр. — Если ты считаешь, что я раздаю чеканные в каждом городе каждой женщине или ребёнку, то ты глубоко ошибаешься. Я, в отличие от некоторых, умею копить. Ну…. За брата Ровли! — авист сделал большой глоток из бокала, смакуя вкус яблочного сидра. Приятная, чуть кисловатая жидкость заиграла во рту разными красками. Наёмник довольно кивнул. — Не обманул желторотик, хороший сидр, одобряю. Вирр тоже заглянул в кружку и ещё раз понюхал, после чего его нос немного сморщился. Решив не медлить, беаст тоже крикнул: «За Ровли!» — и одним глотком опустошил кружку. На его морде изобразилось разочарование, и он пожал плечами, отколупывая у тушки свиньи ещё мяса. — Бурда — есть бурда, хоть из яблок, хоть из груш… — изрёк свой вердикт беаст. — Ровли достоин лучшего, — с этими словами Вирр отпил из второй кружки пива. — Извини, брат, но я эти ваши авистские напитки не принимаю: это тоже самое, что воды из речки выпить! — заключил он. Только Кьяк уже хотел что-то сказать в защиту любимого напитка, как вдруг крик. На противоположной стороне зала какой-то беаст трепал за ухо того самого птенца, который разливал им сидр. Посетитель настолько громко орал, что сумел перекричать всех в помещении, из-за чего привлёк очень много внимания к происходящему. Трудно было понять причину таких криков, ведь ор беаста больше был похож на мяв и шипение в одном, лишь изредка там можно было уловить членораздельные слова. Ребёнок, отчаянно молотя крыльями, пытался вырваться из когтистой хватки, но силы были явно неравны. — Что там происходит? — решил уточнить Кьяк у Вирра, надеясь, что тот понял речь своего собрата. — Говорит, что мальчишка утащил его кошель, теперь требует вернуть, либо порвёт его на куски, как цыплёнка, и сожрёт вместе со всем дерьмом, — перевёл беаст. Услышав про деньги, Кьяк сразу же обратил внимание на свой кошель, чтобы быть уверенным в сохранности своего состояния, он даже открыл его. Он пожал плечами и хмыкнул: «Мой у меня». Почти в тот же миг из кухни вылетела женщина в платке и фартуке. Она стала так же громко орать на беаста и одним быстрым рывком вырвала мальчика у него из лап. Птенец тут же спрятался за спину женщины. Кьяк нахмурился. Из-за платка ему показалось, что девушка является никстером, но, присмотревшись, опустив взгляд к юбке, авист понял, что она его сородич… С отрезанными крыльями. Женщина наклонилась и подняла что-то с пола. Оказывается, пьяный беаст уронил свой кошелёк на пол, но посчитал, что его стащил маленький авист. Когда все в помещении увидели, что женщина подняла пропавший кошель беаста, весь зал огласил громкий смех. Мать бросила кошелёк прямо в морду владельцу. Поднятый на смех, униженный беаст зашипел. Он вздыбился от злости и как ошпаренный вылетел из таверны. — Вот бестолковый кот! — заливаясь смехом, сказал Вирр, задней лапой толкая ногу друга. — Помнишь Ослика Грэма? Точно такой же был! — беаст схватился за живот и постучал по столу массивной лапой. Пока все вокруг заливались смехом и пили, Кьяку было не до смеха. Он увидел лицо бескрылой ависты.