Он всегда плакал

      Скалл, на самом деле, плакал весьма редко — в каком-то смысле слеза на его щеке была заменой его эмоций, и все, чем он занимался обычно, было лишь театральными выкриками. Эмоции были показательными, комично преувеличенными и Фонг смирился с такой особенностью своего парня, принимая ее, как и другие забавные странности, с любовью и ласковой терпимостью. Но все же была пара вещей, способная довести Скалла до слез.              Вот и сегодня, в этот прекрасный томный летний вечер, плавно перетекающий в ночь, он обнаружил Скалла, сидящего на диване и пристально уставившегося в телевизор, пока по щекам его беспрерывно текли слезы. Фонг покосился на экран и вздохнул, улыбаясь с тем нежным принятием, которое сопровождало его жизнь, кажется, беспрерывно после того, как он начал отношения с его очаровательным облаком.              — Опять Король Лев? — спросил он, присаживаясь рядом, притягивая Скалла в объятия. Тот с радостью прижался к его груди, уткнулся мокрым лицом в чужое плечо, и только жалобно всхлипнул вместо ответа.              — Муфаса ведь даже еще не умер, почему ты рыдаешь? — спросил он, поглаживая Облачко по пушистой фиолетовой макушке. Скалл отлип от его плеча, сурово взглянул на него, ну, настолько сурово, насколько он мог, когда был сейчас таким восхитительно милым, с большими блестящими глазами, и на нижних ресницах его все еще продолжали поблескивать слезы.              — Но ведь Скалл знает, что он умрет, — пробормотал он, обиженно оттопырив нижнюю губу, что восхитительно дрожала, — И С-скалл уже… Ах…              Закончить Фонг ему не дал, потому как терпение его все же было не безграничным — а потому он наклонился и поцеловал-укусил Облако в ту самую чувствительную точку на его шее, заставив Скалла задрожать в его руках.              — Тогда как насчет того, — томно проурчал он, ощущая чужой солоноватый запах тела, — чтоб я помог тебе справится с этой сценой?              Скалл заморгал — но сказать ничего не успел, потому что Фонг вновь поцеловал его в ту самую точку на шее, которая, как он знал, превращала его парня в податливое очаровательное желе, так что ответом ему был лишь негромкий хриплый вздох.              Диван скрипнул, когда он уронил на него Скалла, навалился всем телом, продолжая целовать — Скалл просто рвано дышал под ним, и Фонгу пришлось задрать черную майку, чтоб добраться до других интересующих его мест, потому что он ужасно хотел слышать своего парня.              В пупке у Скалла был крохотный, симпатичный череп из блестящего меттала, — и Фонг с удовольствием облизал его, потянул зубами, заставив Облако охнуть от неожиданно резких ощущений. Фонг любил пирсинг Скалла практически так же, как тот любил его татуировку, и потому позволил на миг остановиться себе, любуясь Скаллом, распростершимся под ним — на покрасневших щеках его все еще сверкали остатки слез, пока он нервно закусывал цепь, на шее алели следы поцелуев, а очаровательный животик блестел от слюны в сиянии телевизора.              Он бы мог любоваться таким Скаллом вечно. Но сейчас у него было куда более важное дело, Фонг должен был помочь справиться своему парню с тоской и грустью, — а потому он с тщательностью приступил к сему важному делу, расстегивая чужие штаны и приспуская трусы. Первый стон послышался, когда он коснулся члена Скалла, — маленького, аккуратного, что дернулся под его ладонью.              — Так что же произошло у тебя сегодня? — произнес он, сползая с дивана, присаживаясь между раздвинутых ног, начиная работать рукой, — Не поделишься?              — Семпай, ты издеваешься? Как я тебе отвечу, я…! — попробовало было возмутиться Облако, но тут же прервалось, когда Фонг ласково подул на медленно набухающий член.              Фонг улыбнулся — он обожал дразнить свое милое Облачко вот так, абсолютно будничными разговорами в весьма непристойных ситуациях, — а потом наблюдать, как тот изворачивается и ежится в его руках, как его дыхание сбивается от простых и незамысловатых ласк, когда он пытается ответить, но речь прерывается, постепенно становится бессвязной. Ему нравилось, когда любовь его могла думать только о нем.              Он наклонился над пахом Скалла, открыл рот, и медленно, плавно провел языком от самого основания до головки, наслаждаясь сиплыми, оборванными стонами, — Скалл все еще пытался держать себя в рамках приличия, и небеса, как же это было очаровательно. Он собирался полностью разрушить его.              Фонг заглотил член полностью, — и уже здесь терпение Скалла начало заканчиваться, если он мог судить по тому, как тот слепо зашарил пальцами по его волосам, цепляясь за макушку, сдавливая и бессознательно притягивая ближе к себе. Его это, к сожалению, не устраивало — он собирался наслаждаться милым Облачком как можно дольше, так что, не отрываясь от паха, он осторожно отцепил Скаллову тонкую руку от своей головы, переплел его пальцы со своими, — Скалл застонал совсем уж громко, когда он сжал его ладонь в своей. Или, быть может, причина была в том, что он позволил чужому члену ударится об свое горло, он не знал. Фонг заурчал, издавая громкие, ласковые звуки — и поскуливание Скалла раздалось в такт его урчанию, когда он дрожал и хныкал, пока Фонг сосал его член.              Тонкая струя спермы ударила ему в горло, и он лишь чудом сумел не закашляться, когда осторожно, стараясь не задеть чужую плоть зубами, выпустил чужой член из своего рта, — лишь для того, чтоб вновь посмотреть на Скалла.              И застыть, завороженным чужой красотой. Ох, как же драгоценно выглядел Скалл, лежа сейчас вот так, с опухшими красными губами, которые он кусал, тщетно стараясь не стонать, весь покрасневший, взмокший — и окончательно и бесповоротно плачущий, всхлипывавший, пока его тело все еще содрогалось от удовольствия.              — Ох, ну вот, ты опять плачешь, — протянул он, наклоняясь ближе к чужому хрупкому лицу, осторожно стирая большим пальцем слезы, текущие по щекам, — ну как же так.              Скалл всхлипнул, втянул воздух — но сказать ничего так и не смог, смотря на него влажными, сверкающими глазами. Фонг наклонился и поцеловал Скаллу щеку, ощущая, как горечь чужих слез на языке смешивается с его же солоноватым есстеством, с трудом подавил желание начать мурлыкать от того, что ощущал сейчас вкус своего хорошенького Облачка. Все же он Фонг смог устоять — провел языком по щеке, слизывая с нее влагу, пока Скалл трепетал в его руках, словно бабочка, угодившая в сеть пауку. Прекрасная, восхитительная, бесценная бабочка с узором слез на крыльях.              — Знал бы ты, как сильно я тебя люблю, — прошептал он в чужое пирсингованное ухо, — Если бы ты был богом, я бы хотел поклонятся тебе. Основать религию в твою честь и каждый день славить, чтоб никто не смел сомневаться в твоем величии и в твоей красоте.              Он не ждал ответа — но Скалл вновь смог его удивить, когда протянул руку, стягивая с косы Фонга ленту, заставляя его черные волосы рассыпаться по плечам, прикрыть их двоих от всего мира, словно закрылась занавесь в театре.              — Я т-тоже, — прошептал Скалл тихо, и слова его прерывались то и дело иканием от беспрерывных рыданий, — Скалл-л тоже любит с-семпая.              Фонг улыбнулся — насколько же Скалл был потрясающим, когда шептал вот так ему на ухо слова признания, как же сильно он дорожил каждой минутой. Он наклонился поближе, они практически касались лбами — и он видел каждую слезинку на чужих глазах, каждое алое пятнышко на чужих искусанных губах, — и не выдержал, поцеловал его уже в губы, желая почувствовать весь тот оттенок прекрасного вкуса, что мог даровать ему Скалл, пока Облако нерешительно слизывало собственную сперму и слезы с его губ.              В конце-концов, только две вещи в этом мире могли довести Скалла до слез: Король Лев и нежные прикосновения и слова любви.