press your skin into my overweathered pages

Часть | Постоянный гул оставлял желать лучшего, думает Сахароза, нерешительно поглядывая на толпу знати, которая толпилась в бальном зале. Она потянула за край своего платья, прежде чем сделать глубокий выдох. Все в порядке. Говорит она себе, забиваясь в безопасный уголок. Это просто начнётся и закончится. Пара часов - это не так уж и много. Но она могла быть где угодно, только не здесь прямо сейчас, освещенная удушающим светом люстр. Она похожа на прожектор, а Сахароза - на марионетку в спектакле, который должен продолжаться. Но сколько бы она ни умоляла свою мать, это было решительное нет. —Ты должна пойти, сладкая, —сказала мама. —Тебе следует познакомиться с кем-нибудь из твоих сверстников. — Но “должна” было сказано так выразительно, что Сахароза могла только с несчастным видом сказать: — Хорошо. Сахароза знала, что родители любили ее. Они беспокоились за ее будущее. Она не могла оставаться с ними вечно, особенно как женщина. — Тебе нужен муж — мягко сказала ее мать. Так что на бал в честь дня рождения принца Сахароза должна пойти обязательно. Молодые незамужние дамы, ожидающие появления принца. Пока леди ждали, они украдкой поглядывали друг на друга. Глаза, оценивающие ценность друг друга, потенциал и богатство, измеряемые покроем одежды, блеском драгоценностей, титулами, родословной и кровью. Некоторые были здесь для инвестиций. Некоторые были здесь для развлечения. А некоторые, предположила Сахароза, были здесь из-за любви. Предположительно. Как бы это ни должно было выглядеть. Что ж, независимо от причины, она все равно боялась их взглядов. Если бы только она могла вернуться в безопасность своей спальни, в окружении своих растений, с ручкой и бумагой в руках, записывая свои ежедневные наблюдения. Сахароза вздыхает. Снова одергивает платье и перебирает варианты. Вариант 1: идти в толпу и попытаться завязать разговор. Потенциальный результат: ее мать была бы довольна усилиями Сахарозы. Она могла бы завести нового друга. Или может случайно оскорбить кого-то своими словами, и тогда поднимется большой шум, как только появится принц, и все будут пялиться на нее— Сахароза кусает губы. Переплетает пальцы. Качает головой. Нет, это плохая идея. Вариант 2: оставаться в стороне и терпеливо ждать. Результат: ничего не произойдет. Мать может быть недовольна, но это не было бы неожиданностью. Никакого нарушения этикета не произошло бы, и Сахароза осталась бы невидимой— — Прошу прощения, мисс? Сахароза вздрагивает от внезапного голоса. Только тогда она обратила внимание на стоящую перед ней служанку с розами, вплетенными в ее пепельно-лавандовые волосы. На подносе, который она держит в руках, переливаются в свете ламп бокалы на ножках с жидкостями самых разных оттенков. Сахароза задается вопросом, что придает им такой цвет — возможно, содержащиеся в них соединения можно было бы изучить, а затем проследить происхождение растений, из которых они были получены. Или это был всего лишь пищевой краситель? — Не хотите ли немного, мисс? — спрашивает горничная под любопытным взглядом Сахарозы. А потом, украдкой оглядевшись вокруг, горничная шепчет: —Это сидр. В нём мало алкоголя, но это может помочь успокоить нервы. Сахароза издает нервный смешок, руки дрожат, когда она поправляет очки. —Это было так очевидно?—  Она берет один из бокалов на высокой ножке и делает небольшой глоток. Взрыв острой сладости заливает ее язык, по-летнему яркий. Она никогда не была хороша на светских мероприятиях, почти полностью уйдя в изучение растительной жизни, когда выросла, и пребывание здесь только укрепило этот факт. — Извините, я, должно быть, кажусь здесь ужасно неуместной. — извиняющимся тоном говорит Сахароза. Горничная качает головой и мягко улыбается. — Вы не единственная, кто так себя чувствует, мисс. Не всем нравятся такие праздники. Эта мысль действительно успокоила Сахарозу — или, возможно, это был алкоголь. В сидре было немного, но она совсем не любительница выпить. — Спасибо, мисс... — Сахароза замолкает. —Ноэлль, мисс. — Тогда мисс Ноэлль. —О, я не заслуживаю таких формальностей! — Говорит Ноэлль. — Просто Ноэль. Все хорошо. Сахароза моргает. Все должно быть хорошо, верно? Просто познакомиться поближе. — Тогда… Спасибо Вам, Ноэлль.—  И тут Сахарозу осенило. — О Боже! Я так и не представилась. Какое нарушение этикета! Я прошу прощения за то, что была так груба... Ноэль хихикает. —Все в порядке, мисс Сахароза. Я все равно запомнила список всех, кто здесь присутствует. — О-о, неужели Вы? —  Сахароза запинается, делая еще один нерешительный глоток сидра. — Ну конечно — говорит Ноэлль с твердым кивком. — Я очень серьезно отношусь к своим обязанностям. Как я могла бы должным образом обслуживать гостей, если бы не знала их имен? —Это весьма похвально с Вашей стороны — мягко говорит Сахароза. Она хотела бы, чтобы у нее была такая же уверенность. — О, вовсе нет, мисс! — Говорит Ноэлль, широко раскрыв глаза. — Я всего лишь горничная. — Даже если так. — Сахароза неуверенно улыбается ей, прежде чем сделать еще один глоток сидра. А затем, как только она достигает дна напитка, под пристальным взглядом пепельноволосой служанки, Сахароза ставит его обратно на поднос. За звоном стекла о металл следует внезапная остановка музыки. Сахароза колеблется, когда тихая тишина опускается на бальный зал. — Пришло ли время для появления принца Венти? — она шепчет Ноэлль, прикрывшись рукой. В конце концов, это было то, к чему она готовилась всю ночь. Она чувствовала напряжение в воздухе, напряженный взгляд в сторону входа. И именно здесь появляется идеальная улыбка Ноэль. — Ох, —  говорит она, переводя взгляд влево и вправо. — Я уверена, что он скоро будет здесь! Я думаю. Принц Венти всегда был... непредсказуем. Как только Ноэлль заканчивает фразу, парадные двери распахиваются без особых церемоний, даже без объявления о его прибытии, и, когда коллективная аудитория затаила дыхание, раздаются шаги— Кто-то, кто определенно не принц. Сахароза и раньше видела портреты принца Венти — темные глаза цвета морской волны, еще более темные волосы и озорная улыбка, видимая даже сквозь бумагу, - и этот человек не был им. Пепельно-светлые вьющиеся волосы, собранные сзади в конский хвост, бледный цвет кожи, оттененный бирюзовыми глазами, стоическое лицо, лишенное печально известной жизнерадостности принца Венти. Остальная часть бального зала, должно быть, тоже поняла это, потому что вскоре по бальному залу распространился шепот, в воздухе разгорелся пожар сплетен. — О Боже —  смутно слышит Сахароза бормотание Ноэлль. —Если это мистер Альбедо, то его высочество, должно быть... Мистер Альбедо. На задворках ее сознания мелькает что-то смутно знакомое, но Сахароза не может вспомнить достаточно ясно, чтобы понять, кто он такой. — Добрый вечер — спокойно говорит парень в комнату, полную людей, с любопытством смотрящих на него. — К сожалению, его высочество Венти не смог приехать сегодня. Поэтому он поручил мне передать вам от него это послание: пейте, танцуйте и веселитесь — безмятежно говорит он. — Это все. Сахароза подавляет желание хихикнуть — нехорошо привлекать к себе внимание. Но тон его голоса был таким сухим, что жизнерадостное послание принца превратилось в монотонный приказ. Сразу же после его слов среди гостей раздается яростный шепот, жалобы на то, что расчеты пошли наперекосяк. Но вряд ли кто-то осмелился бы ругать принца, каким бы непостоянным он ни был в своих нечастых публичных выступлениях. Музыка начинается снова, мелодия медленно плывет по всему бальному залу, и Сахароза с удивлением наблюдает, как в противоположных концах бального зала начинают формироваться две аккуратно разделенные стороны. — Вы присоединитесь, мисс? —  Внезапно спрашивает Ноэлль. — Присоединиться к чему? Ноэль хмурит брови. — Вы никогда не были ни на одном из праздничных балов принца Венти? — Эм, не совсем? — Слабо говорит Сахароза. По правде говоря, это ее первое светское мероприятие в... Десятилетие? Следавало поучиться танцам. В отчаянии думает Сахароза. — Обычно в это время ночи разбиваются на пары для танцев. О нет. О, архонты, нет. Танцы. Ледяной ужас подкатывает к ее горлу. — Это ... Может быть проблемой —  задыхается Сахароза. —Обязательно ли это? Ноэлль колеблется. — Это было бы немного… неуместно, если гость не участвовал бы. Хотя я уверена, что никто не обратит внимания, если Вы этого не сделаете Есть какие-то проблемы, мисс Сахароза? — неловко. — Я ... Я не очень хорошо танцую —  говорит Сахароза. Это было не совсем правдой. Дело было в том, что Сахароза вообще не знала, как к кому-то подойти. — Может мне просто уйти? — бормочет она себе под нос. Выражение лица Ноэлль меняется, она решительно поджимает губы. — О, не беспокойтесь! Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь Вам, мисс! Просто подождите здесь, я точно знаю, кто может Вам помочь. — Это ... Нет, все в порядке... — начинает говорить Сахароза, но, решительно кивнув, Ноэлль покидает ее, явно уже настроенная на выполнение любой миссии, которую она взвалила на плечи Сахарозы. Сахароза наблюдает, как она исчезает в толпе, изящно балансируя тарелкой в руке. Кусает губы, ощущая резкий укол боли, когда ее зубы погружаются в мягкую плоть, разрываясь между желанием проскользнуть сквозь толпу к выходу и остаться на месте, как сказала Ноэлль. Уже были пары с каждой стороны, которые начали входить и выходить из рядов. В каждой паре танцоры кружат вокруг друг друга. Сахароза трет свое обнаженное плечо, чувствуя себя ужасно потерянной, глядя на людей, которые обнимают своего партнера в объятиях,  выглядя болезненно интимными. — Мисс Сахароза! — Ноэлль появляется снова, ее розы расцветают в толпе, когда она пробирается сквозь тела. И на этот раз в ее руке не тарелка с напитками, а рука парня. Человек, который на самом деле замещал принца Венти, — мистер Альбедо. — Ноэлль —  слабо приветствует она тихим голосом перед мужчиной, чьи глаза слишком яркие, чтобы она могла смотреть прямо. — Вы вернулись с... Ноэль сияет и делает реверанс. — Это мистер Альбедо, мисс — А затем она шепчет на ухо Сахарозе: — Он очень хороший танцор. Он может вести вас. Ты должна попробовать попросить его! — Ноэлль сказала, что я нужен Вам, леди Сахароза — мягко говорит Альбедо. Сахароза чувствует, что вот-вот упадет в обморок. Так вот как Ноэль планировала решить проблему Сахарозы? Но при виде умоляющего лица Ноэлль —продолжайте, говорят ее глаза — Сахароза выпаливает, бессвязно связывая слова: — Это может быть неприлично с моей стороны, но я хотела спросить, не хотите ли Вы потанцевать вместе, мистер Альбедо! Вопрос больше похож на пронзительный вздох, чем на что-либо другое, весь воздух выходит из легких Сахарозы так быстро, что она чувствует головокружение от недостатка кислорода. — То есть, если у Вас еще нет партнера — быстро добавляет она скрипучим голосом. Альбедо слегка наклоняет голову, рассматривая ее так, словно она была интересным экземпляром. Сахароза вот-вот сгорит от смущения. Ее щеки словно обожгло. На самом деле, весь этот бальный зал казался слишком маленьким, слишком теплым. Краткий миг пристального изучения, а затем смятение в его глазах исчезает, и он говорит спокойно, с невозмутимым выражением лица: — Это было бы честью для меня — Он протягивает руку и кланяется. — Можно? Сахароза безмолвно вкладывает свои пальцы в его, у нее почти кружится голова от тепла его ладони, прижатой к ее. Он ведет ее на середину бального зала, непринужденная элегантность в его походке, когда они сливаются с остальными парами. Краем глаза она видит, как Ноэлль ободряюще улыбается и отступает от них с очередным реверансом. Когда он кладет руку ей на талию, принимая ожидаемую позицию ведущего, Сахароза чувствует, как его пальцы касаются ткани. Стараясь не дрожать, Сахароза следует его примеру, кладя руку ему на предплечье, оставляя между их телами ровно столько места, чтобы это было уместно. Они легко погружаются в музыку, следуя ею. Сахароза задерживает дыхание, молясь: Не наступай на ноги. Не наступай ему на ноги. — Я не думаю, что мы встречались раньше, леди —  начинает Альбедо, низкий голос касается кожи Сахарозы. — Вы присутствовали на последнем балу принца? — Я впервые присутствую на праздновании дня рождения его Королевского высочества —  осторожно говорит она, изо всех сил стараясь не пялиться на него слишком пристально. Вблизи он еще красивее, смутно думает Сахароза, каким-то неземным образом. Как будто он был марионеткой, заботливые руки которой создали его из фарфора. — Я понимаю. Мне жаль, что Вы не смогли увидеть его тогда. — Это нормально, что он пропустил такое важное событие? Или он плохо себя чувствует? — Говорит Сахароза. И тут же отступает, краснея: — Вы, конечно, не обязаны отвечать, если такие вопросы носят частный характер. Я бы никогда не стала настаивать на любопытстве. Он качает головой, делая шаг назад. Движение настолько естественное, что Сахароза следует за ним, даже не осознавая этого. — Ваши опасения не являются нежелательными. Что касается истины в этом вопросе… С его высочеством все в порядке, уверяю Вас. Хотя и не совсем хорошо. — Мне жаль это слышать —  автоматически говорит Сахароза, нахмурив брови. — Он что, заболел? Альбедо улыбается, слегка приподнимая губы. Это полностью меняет выражение его лица - со стоического на удивленное. Сахароза моргает, пораженная тем, как такое маленькое движение может быть таким захватывающим. — Похоже, он слишком много потратил вчера и в настоящее время страдает от похмелья. Поэтому он отказался от посещения бала и попросил меня произнести его речь вместо него —  говорит Альбедо. — А… Похмелье? — Говорит Сахароза, несколько сбитая с толку. Неужели она ослышалась? — Похмелье, —  подтвердил Альбедо. — Хотя я чувствую, что это был скорее предлог, чтобы не посещать это мероприятие, или, как выразился принц Венти, "Заноза в моей заднице". — Принц намного больше ...—  Сахароза колеблется. — Свободолюбивее, чем я себе представляла. Альбедо пожимает плечами. — Он всегда был таким. Я привык ожидать этого. Учесть его переменчивые настроения в моих расчетах не так уж и сложно. — Вы давно его знаете? — Не так давно. Нас познакомили, когда я был принят в ряды Королевского общества. — К-Королевское общество? —  Сахароза замедляет шаг, чуть не спотыкаясь об Альбедо, но он усиливает хватку и легко ловит ее, прежде чем она успеет выставить себя дурой. — Совет, который наблюдает за научными исследованиями в Мондштадте? То самое Королевское общество, которое входит в состав Королевского рыцаря Фавония? Неудивительно, что Ноэлль назвала его мистером. Его посвятили в рыцари. — Да. Вы, кажется, удивлены —  отвечает Альбедо, наклонив голову. — Нет, нет — быстро протестует Сахароза. Она отводит взгляд. Сосредотачивается на музыкантах позади него, на медленном скольжении смычков по металлическим струнам, в попытке остановить учащенное дыхание. — Я просто ... мне всегда нравилась работа, которую они делали. Все ведущие ученые, самые яркие умы Мондштадта собрались в одной организации. Для Сахарозы, которая всегда была очарована процессом открытий, они были всем, чем она хотела бы быть.— Тогда что же Вы изучаете, мистер Альбедо? — Структурная биохимия —  говорит он без паузы, слегка погружая Сахарозу по пояс. — Это потрясающе! —  Сахароза дышит. Теперь, когда они на знакомой почве, у Сахарозы даже не хватило умственных способностей смутиться из-за интимного жеста, более взволнованного перспективой встречи с настоящим ученым и изучения его мозга. — Тогда что же Вы в настоящее время исследуете, я ... Вы не возражаете, если я спрошу? — Моя работа в основном заключается в исследовании строительных блоков жизни и того, как микроскопическое порождает макроскопические явления — и здесь он снова смотрит на нее с тем странным выражением в глазах, —  и в этой степени, как простые химические реакции с участием неорганических материалов приводят к тому, что определяется как будь жизнью. — Удивительно. Вы, должно быть, вовлечены во множество областей! —  Говорит Сахароза, кивая, вспоминая журналы, которые она читала. — Изучение сотворения самой жизни - непростая задача. — Да. Но я все еще принимаю участие в других побочных проектах, время от времени, когда появляется такая возможность. Тогда какие области вас интересуют, леди Сахароза? —  Спрашивает Альбедо. —  О, эм.—  Ноги Сахарозы слишком долго останавливаются, заставляя ее почти споткнуться, но он регулирует свою скорость, чтобы компенсировать ее недостаток, и жар поднимается к ее лицу, шипящая поверхность горящей лампочки. Она прочищает горло, борясь с желанием съежиться. По крайней мере, песня почти закончилась, доходя до скерцо, когда Сахароза тихо говорит: —Я... Мне нравится изучать ботанику. Просто хобби. —О?  Альбедо поднимает бровь. —Странное хобби для непрофессионала. Почему это Вас так интересует? — Ну что ж... — Все скрытые мысли в ее мозгу вырываются наружу, потому что ей так долго не с кем было поговорить о таких вещах. — Просто, Вам не кажется, что это так любопытно, как растения способны поддерживать себя на солнечном свете? Свет, из всех вещей! Нематериальный источник энергии, — взволнованно говорит Сахароза. Брови Альбедо хмурятся, как будто их слегка отводят назад. — Это делает их такими непохожими на людей! Но то, как их черты проявляются и в потомстве, зависит от особенностей родительского семени — и в то же время они так похожи на людей. Я нахожу предложенную теорию наследования интересной. Представьте себе это - записывать информацию в химические вещества! Интересная идея, даже если на данный момент она остается всего лишь гипотезой. — Ах. Ваш интерес лежит в области— схожей с моей собственной областью, хотя это тоже совершенно другой вопрос. Вы, кажется, интересуетесь современной литературой. — Альбедо впивается в нее взглядом, и Сахароза наклоняет голову, сосредоточившись на том, как их ноги скользят по полированному мрамору в медленном темпе, повторяя движения друг друга. — Значит, Вы проводили свои собственные эксперименты? —Только… Только некоторые мелочи. Я всего лишь новичок, — говорит Сахароза, краснея. И, говоря об экспериментах, Сахароза вспоминает, что ее растения ждут ее дома. Это должно быть время для цветения образца № 54. Ей нужно измерить размер его чашелистиков и сравнить его с объемом их нектара. — Некоторые любопытные начинания, хм, но никогда ничего настолько строгого, чтобы называться экспериментом. Я хотела посмотреть, как можно повлиять на объем сбора нектара с помощью селекции - многовекового метода выращивания, но с более строгим набором рекомендаций и наблюдений. Ах, но, ну, это просто, ну, — Сахароза путается в словах, не зная, как выразиться получше, — это просто совместное разведение цветков-сахарков, мистер Альбедо. — Я понимаю. Но звучит так, как будто это может иметь свои достоинства — говорит Альбедо, кивая. — Рассматривали ли Вы возможность подачи заявки на проведение официального эксперимента под наблюдением Королевского общества? — О, я могла бы...— Сахароза заикается, жидкая храбрость исчезает. — Я никогда не могла предположить, что мои идеи будут достойны такого — На самом деле это не ее дело. Не так уж много женщин работало в научной сфере; хотя она знала, что рыцари Фавония приветствовали представителей всех полов, она все равно относилась к этой мысли с опаской. Мысль о том, что ты не на своем месте… — Я никогда не смогла бы... — Сахароза повторяет, замолкая, снова подыскивая слова. Песня замирает в тишине, и Альбедо отпускает его нежную хватку. Они вдвоем расступаются, делая небольшой шаг назад, и Альбедо склоняет голову в легком поклоне. Глаза Альбедо не отрываются от ее лица, все того же поразительно чистого бирюзового цвета, отстраненно думает Сахароза, делая реверанс в знак благодарности за партнерство. Узел в ее животе при этом наблюдении - это тоже наследственная черта? Если бы она увидела его родителей, смогла бы она определить, какие черты он унаследовал от своих родителей, а какие были явно его собственными? — Я понимаю — говорит Альбедо, отрывая ее от мыслей, и его взгляд падает на двери, которые со скрипом открывались мучительно медленно. — Я приношу извинения за внезапные новости, но, похоже, почетный гость наконец проснулся. Извините меня за то, что я покидаю Вас, леди Сахароза. — О-О-О! — Сахароза моргает. Этот узел в ее животе распутывается легким облачком разочарования. Она протягивает руку, чтобы поправить очки, которые соскользнули с ее реверанса. — Конечно! Мне так жаль, что я Вас задержала. Вы, должно быть, очень заняты. Большое Вам спасибо за то, что откликнулись на мою просьбу, мистер. Альбедо кивает. — Если Вам снова что-нибудь понадобится от меня этой ночью, пожалуйста, не стесняйтесь, пусть Ноэлль передаст сообщение. И как по волшебству, Ноэлль, которая ускользнула в начале их танца, появляется рядом с Сахарозой, как по волшебству. — Конечно — Говорит она, когда Сахароза подпрыгивает от ее внезапного появления. — Я готова помочь мисс Сахарозе в любое время. — Конечно. Я Вам полностью доверяю, мисс Ноэлль, — вежливо говорит Альбедо. А затем он поворачивается к Сахарозе. —  Я надеюсь, что Вы приятно проведете остаток вечера, леди Сахароза, особенно теперь, когда принц приехал, чтобы присоединиться к празднеству. У нас был интересный разговор . — Да — быстро говорит Сахароза. — Я тоже надеюсь, что Вы хорошо провидете остаток вечера! Альбедо поворачивается, чтобы уйти, мягкий стук его каблуков по полу почему-то самый громкий в комнате, несмотря на болтовню и шепот, когда двери снова со скрипом приоткрылись. Но через три шага он оборачивается. — Леди Сахароза — говорит он. — Я, гм— Да?  — Говорит Сахароза, незаметно теребя руками сложенную ткань своего платья. — Если у вас когда-нибудь возникнет желание сотрудничать с Королевским обществом в ваших экспериментах, — мягко говорит он, — не стесняйтесь обращаться ко мне. В настоящее время я ищу помощника - и для продвижения новых идей в научной области. И вот тогда он, наконец, уходит, быстрыми шагами направляясь к коронованной голове с зелеными волосами, которая выглядывает из входных дверей. Сахароза моргает, ее глаза следят за ним все время, пока ее мозг пытается осмыслить его предложение, и бормочет: — ...Работать с Королевским обществом...? А? А?! : : : Часть || В ту ночь ей снова снится тот же сон: цветы, распускающиеся, насколько хватает глаз, такие высокие, как самые старые секвойи в мире. Их лепестки колышутся на ветру, когда маленькие феи порхают на крыльях по миниатюрному цветочному лесу в сопровождении самого величественного существа из мифов - стаи единорогов среди солнечного света и пыльцы. Это настоящий рай. Это и есть совершенство. — Разве это не прекрасно? — говорит кто-то. — Тогда мы отправимся в этот рай!—  приходит ответ. — Вместе. Верно, Сахароза? Они оба, голоса, которые Сахароза не слышала годами, только обрывки, найденные в ее сне, из давно ушедших воспоминаний. Сахароза слышит свой ответ, полный детского удивления: — Да, конечно! И в этом месте у нас будет наше долго и счастливо! : : : Сахароза просыпается от солнечного света, проникающего сквозь ее занавески, и неописуемое волнение подкатывает к ее горлу. Их смех все еще звенит вокруг нее. — Ох. Опять это —  вот и все, что она говорит. На самом деле она хотела сказать: Я скучаю по вам обоим. : : : В тот же день она пишет свое первое письмо Альбедо. По крайней мере, первое успешное, потому что было ровно тридцать две неудачные попытки, собранные в мятые бумажки, но последняя попытка показалась достаточно красноречивой, чтобы передать ее послание. И надпись даже ни разу не дрогнула, несмотря на ее дрожащие руки, измученные неуверенностью. Сахароза пишет о своих собственных экспериментах на заднем дворе, записывает свои наблюдения — Конечно, окружающая среда влияет на урожай нектара, но и на наследственность тоже, потому потомки растений, которые приносят самый сладкий нектар, сами будут приносить и такой же нектар — и надеется, что это не надоест. Она перебирает стопки блокнотов, которые собирала годами, включает в них свои небольшие ботанические наброски и подводит итог своим результатам в заключительном абзаце, коротком и милом. Оно заканчивается, и она с гордостью говорит, постоянными письмами — У меня мало знаний и еще меньше опыта, но если вы каким-то образом сочли меня адекватной, тогда я хотел бы стать вашим помощником. Пожалуйста, дайте мне испытательный срок. Я вас не разочарую. : : : Ответ приходит быстро, аккуратными, точными штрихами: Я понимаю. Было бы интересно изучить специфическую генетику этих растений, а также проверить, могут ли также передаваться по наследству признаки, влияющие на окружающую среду, — и продолжает подвергать сомнению аспекты ее экспериментов, которые Сахароза никогда бы не рассмотрела. Поучительно, насколько здравы его советы даже на бумаге. Тоже ощутимый, и если она закроет глаза, то почти сможет представить себе тембр его голоса. Оно заканчивается адресом, за которым следует самая важная часть, та часть, которую Сахароза пролистала, размазывая легкие следы чернил на кончиках пальцев, написанные чернилами слова стали физическими на ее коже: См. Тимей. Он сообщит Вам подробности. Я с нетерпением жду возможности поработать с Вами. : : : Отец, как всегда, кланялся всему, что желала Сахароза. Он был любящим отцом. Это единственная причина, по которой у Сахарозы не было необходимости участвовать в приличном обществе, причина, по которой она могла делать то немногое, что могла, в садах их поместья, какими бы дикими они ни казались временами, выращивая цветки-сахарки снова и снова, как Сизиф, пойманный на фермах из Тартара. — Ты преуспеешь во всем, за что бы ни взялась, Сахароза. И если это...— Он дико жестикулирует, не понимая, но все равно принимая. —...старайся - если это то, что ты хочешь сделать, тогда делай это. Она знала, что ее мать была настроена крайне скептически. Но это не значит, что Сахароза ожидала чего-то другого. —Сахароза, —  суетится мама, — ты же знаешь, я бы не стала мешать тебе делать то, что ты хочешь. Но этот путь… Быть ученой… Это не совсем прилично. — Я знаю—  тихо говорит Сахароза. Всю свою жизнь Сахароза наблюдала, как другие принимают решения. Решение уехать из Мондштадта, решение порвать с друзьями, решение увидеть свою дочь замужем за состоятельным человеком. Сахароза всегда была сторонней наблюдательницей в потоке того, что предназначалось судьбе. Берегом, а не рекой, береговой линией, а не океаном, горой, а не наводнением. На этот раз Сахароза хочет сама принять решение. На этот раз она хочет быть потопом. Поэтому она расправляет плечи, смотрит маме в глаза, те самые оранжевые радужки, которые сама Сахароза унаследовала и которыми восхищалась снова и снова, и говорит: — Конечно, это необычно. И я не знаю, добьюсь ли я успеха или нет. Но я выбираю это, мама. Я выбираю это. : : : Местоположение, указанное Альбедо, находится на краю цивилизации, в здании, предназначенном специально для использования в лабораториях — по крайней мере, так гласит табличка снаружи. Это очень невзрачное здание, и оно вовсе не было бы пугающим, если бы не нависающая тень Драконьего Хребта. Сахароза в своей обычной белой блузке и темно-фиолетовой юбке, спущенной и подходящей для работы, без непрактичной струящейся ткани бального платья. Она разглаживает переднюю часть и открывает массивные деревянные двери. Она открывается без скрипа, несмотря на свой преклонный возраст, ее нижний край тихим призраком едва касается половицы. — Мисс Сахароза?—  Ее встречает мужчина с короткими каштановыми волосами, одетый в лабораторный халат и смехотворно большие очки, надвинутые на лоб. — Я Тимей. Альбедо сказал мне, что Вы придете сегодня. У него были некоторые неотложные дела, и он не смог приехать в течение недели, и он подумал, что для Вас будет лучше начать обучение немедленно. Но не волнуйтесь! Я позабочусь, чтобы Вы были достаточно готовы прежде чем он вернется. — Благодарю Вас. И… И зовите меня просто Сахароза — нерешительно говорит она. — Значит, Вы партнер мистера Альбедо? —Боже мой! —Тимей отступает назад, и Сахароза вздрагивает, испугавшись, что обидела его. — Я, на равных с мистером Альбедо! Он гений, понимаешь? Председатель правления в его возрасте! Вундеркинд! Сказать, что я ему ровня… Что ж, — говорит Тимей, почесывая затылок, - Я был бы польщен, но это возмутительная ложь. С такой преувеличенной реакцией Сахароза подумала, что совершила какой-то тяжкий грех. — О —  говорит она. Что ж, все это она уже знала. В любом случае, она проявила должную осмотрительность после встречи с Альбедо - такой опытный человек, чтобы работать на него… Но нет смысла зацикливаться на тревоге. — Хм, тогда извините за предположение. — Все в порядке —  отмахивается Тимей. — Давай  устроим тебя в лаборатории. В конце концов, есть над чем поработать. Ты готова? Почувствовав покалывание в правой части груди, Сахароза не может не кивнуть с улыбкой. — Готова! : : : Оборудование, хотя и относительно незнакомое ей, достается достаточно легко с пары попыток. Она привыкла иметь дело с чувствительными измерениями, ей нужны были способы измерения роста и выхода ее цветов. Бюретки, пипетки, колбы были просто более причудливыми версиями того, с чем ей приходилось работать в своих домашних экспериментах. И микроскоп, хотя поначалу его было трудно сфокусировать, при достаточной практике оказался достаточно простым. Микроскопический мир, увиденный при достаточном увеличении, был прекрасен, полон странных форм и новых открытий. Черви делятся на сегменты, сегменты на клетки, клетки на органеллы, и всегда есть предел, но Сахароза наслаждается знанием того, что предел всегда можно нарушить. — Ух ты! — Говорит Тимей в конце, его глаза сверкают от восхищения. — Ты быстро все поняла, да? Технические аспекты не так уж сложны, но для новичка, обладающего такими навыками, я наконец-то понимаю, почему Альбедо выбрал тебя своим помощником. И у тебя даже не было никакого подобия официального научного образования! Был… Он оскорблял ее или хвалил? Сахароза смущенно дотрагивается до затылка. — Я уверена, что это ничто по сравнению с Вами, мистер Тимей — О, я?—  Тимей кашляет. — Ты не должна называть меня Мистером. Только мое имя. А что касается твоей похвалы, боюсь, мне снова придется ее отклонить. В конце концов... — Да? — Я...— Тимей переводит взгляд. — Со мной произошел небольшой несчастный случай, когда я впервые воспользовался лабораторией. Опрокинул целую таблицу экспериментов… Не очень подходящее время. Но, честно говоря, —  быстро говорит он, —  очень трудно смотреть, куда ты идешь, когда тебя подожгли. — Ох. — Сахароза наконец понимает. Она осторожно говорит: — Значит, мистер Тимей - такой человек… Я обязательно включу этот фактор в свои расчеты при проведении экспериментов в вашем присутствии, так что не беспокойтесь о своей неуклюжести . Тимей морщится. — Пожалуйста… Пожалуйста, не говори так, Сахароза. Это было всего один раз, я обещаю. Сахароза наклоняет голову и борется с желанием ухмыльнуться. — Прости, Тимей. : : : Они переносят все ее цветы из самодельной домашней оранжереи в лабораторию, в комнату, предназначенную для проведения ботанических экспериментов. Там достаточно освещения для роста. Сахароза предпочла бы солнечный свет, но внешняя среда — сложная переменная, которую трудно контролировать: погода настолько капризна, что иногда это означало, что все наблюдения могут быть сведены к нулю. Сахароза записывает все, что может — интенсивность освещения, температуру, количество удобрений, уровень воды — и нумерует все варианты в текущем проекте 3, версии и номере. Благодаря новой среде стало намного проще контролировать посторонние переменные и еще проще получать материалы, которых у нее никогда раньше не было. Но даже когда они с Тимеем учатся работать бок о бок, рутина налаживается в течение недели, нет никаких признаков человека, которому она должна помогать. — Где мистер Альбедо, Тимей? — С любопытством спрашивает Сахароза, когда они с Тимеем просматривают еще одно предметное стекло микроскопа, пытаясь выделить ядро. Тимей пожимает плечами. Выкладывает кучу наблюдений, пока Сахароза записывает их в свой блокнот. — Он любит иногда ходить в Драконий Хребет, чтобы собрать образцы льда. Там все заморожено на протяжении веков, и достать его нелегко. Сахароза моргает. — Один? Разве это не опасно? — Он знает, как позаботиться о себе —  небрежно говорит Тимей. —Ах, на пластине номер 37 есть клетки в середине деления, так что нам придется ее выбросить. Очевидно, блокиратор не сработал. Сахароза кивает, записывая это. — Интересно, когда он тогда вернется —  размышляет она. После его письма она с тех пор его не видела. — Не беспокойся —  говорит Тимей. — Альбедо никогда не уходит надолго. : : : Тимей прав. Альбедо возвращается в Мондштадт воскресным вечером, когда Сахароза была занята наблюдением за остальными событиями. Она заснула прямо на лабораторном столе, все еще в очках, и она знает это, потому что, когда он трясет ее, она вздрагивает, просыпается, вскидывает голову, очки падают с ее лица на стол. Сахароза трет глаза, все еще сонная. — А? — Еще раз здравствуйте, леди Сахароза —  говорит кто-то, и Сахарозе требуется целых десять секунд, чтобы понять, что это Альбедо, накрахмаленный лабораторный халат делал его фигуру неизвестной. — Я не знал, что Вы будете здесь так поздно — или, скорее, рано. Уже утро. Сахароза быстро хватает очки и надевает их на лицо. — Здравствуйте —  говорит она, и его лицо наконец-то проясняется. — И просто Сахароза, я сказала об этом Тимею, так что Вы тоже должны знать - в конце концов, я Ваш помощник , и еще, мне очень жаль, что я здесь заснула. Просто я подумала, что мне нужно немного поработать с процессом опыления, но прежде чем я понял, время бежало прочь— Альбедо качает головой, мягко прерывая ее болтовню: — Все в порядке, Сахароза. Я понимаю. Ты не первый человек, который засыпает здесь, в лаборатории. — О—  Сахароза прочищает горло и неуверенно говорит: — Тогда приятно это знать. И, эм, как прошла Ваша поездка в Драконий Хребет? Выражение лица Альбедо не меняется, но его слова звучат ровно. — Поучительно —  говорит он, прежде чем его голос возвращается к той типичной мягкой манере, которую она привыкла ассоциировать с ним. — Тимей ввел меня в курс процесса ваших экспериментов. Он говорит, что ты хорошо поработала. Сахароза сдвигает очки на переносицу, ее щеки пылают. — Эм, я ценю Ваши слова, но я действительно не сделала много— — Нет —  твердо говорит Альбедо. — Ты это сделала. Ваши записи были очень тщательными. Это было большим подспорьем. Эта настойчивость заставляет разум Сахарозы бороться за покупку. Она сжимает края рукавов и повторяет номер Авогадро вперед и назад. Дыши. Сахароза. Дыши. Ты хорошо постаралась. — Спасибо — говорит она наконец, все красноречивые слова, которым ее обучали, вылетели у нее из головы. — Ты сейчас пойдешь домой? —  Спрашивает Альбедо, засовывая руки в карманы своего лабораторного халата. Ручка, спрятанная в его нагрудном кармане, перемещается в такт движению, сине-фиолетовое чешуйчатое тело блестит в свете ламп. Сахароза бросает взгляд на часы, висящие над входом в дверь. Два часа до полудня. Она проспала здесь всю ночь. Как унизительно! — Д-да! — заикается она. — Чтобы освежиться! Я сейчас же вернусь. В конце концов — образцы льда — Вам нужна помощь с этим?.. — Нет. Я оставил его на Драконьем Хребте. Охладитель здесь недостаточно холодный, чтобы поддерживать его стабильным. Так что не торопись, —  говорит Альбедо. Он смотрит на ряды и ряды ее цветков-сахарков, а затем на чашку рядом с ней, дно которой покрыто коричневыми кусочками засохшего кофе от ее маниакальной бессонной ночи. —  Ты можешь взять выходной, если хочешь. — О, нет...— Сахароза качает головой. — Нет. Я сейчас же вернусь. Я... Я хочу этого. — Тебе решать — говорит Альбедо. — Да —  твердо говорит Сахароза. Альбедо принимает это. — Ты знаешь себя лучше всех —  просто говорит он. Никаких споров, никаких выговоров. Вся земная гравитация сосредоточена в его глазах; волосы Сахарозы встают дыбом на ее шее, материя, из которой состоит ее тело, тянется к бирюзовым кристаллам. На короткую, чудесную секунду Сахароза хочет спросить, может ли она рассмотреть его глаза вблизи, чтобы понять их странную силу. — Спасибо! —  говорит она вместо этого, напрягаясь, чтобы не сделать какую-нибудь глупость. А затем она направляется к двери в вихре ткани, слишком ошеломленная, чтобы даже начать анализировать незнакомое чувство. : : : Когда Сахароза возвращается в лабораторию, в комнате отдыха ее ждет чашка, рядом с маленьким цветком-сахарком,который стал результатом неудачного эксперимента. Чашка принадлежит ей. Никаких кусочков засохшего кофе, вместо него горячая и дымящаяся коричневая жидкость. В углу комнаты ее наставник стоит без своего лабораторного халата, с сине-фиолетовой ручкой в руке, подходящей по цвету к его одежде, и смотрит на ветренные астры перед ним. Предположительно, набросок. — Это...Это для меня? —  Спрашивает Сахароза. —  Да, — рассеянно отвечает он. — Я подобрал соотношение. Попробуй это. Сахароза обхватывает пальцами ручку, тепло фарфора исходит от нее и касается костяшек пальцев. Соотношения? Она нерешительно делает глоток, и волна сладости заливает ее рот. И сливочный тоже. Это... Хорошо. Сахароза вздыхает, в животе становится тепло. — Я правильно угадал? - Спрашивает Альбедо, не прекращая щелкать ручкой. — ... Идеально —  говорит Сахароза, глядя на темно-коричневую рябь. Он правильно угадал ее вкус - ей всегда нравилось почти неприличное количество сахара в кофе. Хороший способ не заснуть, чтобы быть уверенным. — Идеальное соотношение, мистер. Благодарю Вас. И когда она заканчивает пить, она ставит свою чашку рядом с пустой Альбедо. Смотрит на часы на стене и напевает, прежде чем уйти. : : : Альбедо долго не задерживается. Как только он вручает им их новое послание, протоколы, подготовленные его элегантным почерком, уже лежат на столе, он исчезает. На второй день, когда Сахароза не видит его, она спрашивает Тимея. — Он ушел? — Кто? — Мистер Альбедо. — Ах. Держу пари, снова на Драконьем Хребте — отмахивается Тимей. — Оставь его в покое. У нас есть своя работа, которую нужно делать. Не подашь ли ты мне эту стеклянную палочку? Мне нужно начать кристаллизацию. — Ах, да — говорит Сахароза, делая именно это. Она перелистывает страницы своего дневника с острым чувством потери. Должно быть, это знание того, что она не сможет задавать ему вопросы о своих экспериментах, пока он не вернется. Да, должно быть, так оно и есть. : : : Кофе, который она готовит сама, не совсем тот, каким бы сладким он ни был. Сахароза вздыхает и говорит: — Это к лучшему. Всегда должно быть небольшое расстояние между наблюдателем и наблюдаемым. В противном случае Сахароза слишком сильно привязывается. Слишком сильно. Эксперименты - это эксперименты, средство достижения цели. Не нужно портить это. : : : Альбедо приходит и уходит из лаборатории. В пятый раз, когда Альбедо возвращается, Сахароза уже привыкла к их маленькому ритуалу. Тихое бормотание "С возвращением”, когда он ставит чашку с дымящимся кофе рядом с ней. Она делает глоток и говорит: —Спасибо, мистер. Это идеально —прежде чем вернуться к возне со своим дистилляционным аппаратом, рот теплый. —Тебе не обязательно продолжать обращаться ко мне ”мистер", — говорит он. — Мы одного возраста. — Это надлежащие манеры. Вам присвоен титул и все сопутствующие ему почести, — твердо говорит Сахароза, задерживая руку на конденсаторе. Она смотрит на него с паникой в глазах и отступает: — Эм, мне просто так удобнее. Если это нормально... Альбедо встречает ее взгляд наклоном головы. Обычная ясность его глаз пропала, вместо этого в них вопрос. — ... Так и есть — наконец говорит он. — Ты можешь поступать, как пожелаешь. — Х - Хорошо — тихо говорит Сахароза, возвращаясь к своей работе. Слишком напугана, чтобы снова взглянуть на него. Тишину в комнате время от времени нарушает звон стекла о стекло. Сахароза кусает губы и сосредотачивается на текущей задаче, пытаясь заглушить тишину подсчетами в уме. Как раз в тот момент, когда раствор начинает нагреваться, из дальнего конца комнаты Альбедо спрашивает: — Ты знаешь, почему я отправляюсь на Драконий Хребет? Он тихий, но все равно стучит о стены. Ее руки замирают на середине включения огня на ее горячей плите. Глядя прямо перед собой на белые стены клиники, Сахароза медленно произносит: — Тимей говорит, что это для Ваших экспериментов. Кое-что о ледяных кернах и их химическом составе. Происхождение жизни, доисторическое. — Ты думаешь, Тимей прав? — Я думаю...— Сахароза смотрит на циферблат на своей конфорке, а затем снова на кристально-голубой раствор в колбе. Поверхность колеблется, напряжение воды вот-вот лопнет от пузырьков. — Я думаю, у Вас есть свои причины, сэр. —  А ты хотела бы знать правду? —  Голос Альбедо низкий. Так же тихо, как шипение почти закипевшей воды. — Я лаборант — говорит Сахароза. Она переводит диск на ноль и ждет, пока восстановится равновесие. С дистилляцией придется подождать. — Это делает меня по крайней мере наполовину ученой не так ли? — Полностью — поправляет Альбедо. — Ты - ученая. — Если это так, то Вы...— Дерзость ее следующих слов удивляет даже ее саму. — Тогда Вы должны знать ответ. Что делает вас ученым, мистер Альбедо? — Исследование неизвестного, пересечение границ, преодоление ограничений - и превращение воображения в реальность. Сахароза кусает губы и тихо говорит: — Вы понимаете лучше всех, кого я когда-либо встречала, мистер. Так что- — Ты ошибаешься — говорит Альбедо. Прерывание ее слов происходит внезапно и небрежно. Приправленное легким ядом спокойствие сменилось чем-то близким к отвращению. Но яд не предназначен для того, чтобы проникнуть в нее. — Для меня нет ничего более благородного, чем стремление к истине. Ты была бы разочарована, если бы я сказал тебе это? — Его звук остается позади нее, отдается в ее ушах, пустой и уязвимый. Звучит правдиво, правдиво по отношению к стеклянной посуде. Сахароза не поворачивает головы, потому что сказки и мифы хорошо научили ее: Орфей никогда не должен был оглядываться назад. Так что Сахароза не оглядывается назад. Вместо этого она продолжает смотреть на свой аппарат. Прикасается к краю мензурки рядом с ней и спрашивает: — Что для вас Драконий хребет, мистер? — Точка ожидания — говорит Альбедо. Монотонный, все нюансы лишены его голоса; нет ни одного из обычных звуков, к которым привыкла Сахароза, легкие подъемы и спады. — ...Кого Вы ждете? — Говорит Сахароза, дрожащей рукой беря пробирку с образцом раствора, делая вид, что рассматривает его в холодном белом свете верхнего лабораторного освещения. Размышляя о том, не перешла ли она границы дозволенного, Альбедо наконец говорит: —... Моя мать. — Зачем ждать ее на снежной горе? — Моя мать оставила меня на той снежной горе —  говорит Альбедо. — Я не видел ее с тех пор. — Ох, —  слабо произносит Сахароза. На какое-то время  больше нет слов. Тиканье часов - это все, что их разделяет. Сахарозе не нужно поворачивать голову, чтобы знать, что Альбедо смотрит на ее сгорбленную спину, а микроскоп рядом с ним оставлен без присмотра. — Ты разочарована? Наконец, сахароза выпрямляется. Она оглядывается, шея скрипит, как старые кости в шкафу, которые она собирала, скелет раскалывается. Он не исчез. Он все еще здесь. Сахароза смотрит в его бирюзово-голубые глаза с неописуемым волнением, воспоминания о детских годах вертятся у нее на языке, когда она говорит: — Я не разочарована, мистер Альбедо. Потому что я знаю, что это только часть того, почему Вы делаете то, что делаете. Кроме того… Я здесь тоже по эгоистичной причине. Я тоже жду людей.—  Сахароза слегка улыбается. — Итак… Так что, по крайней мере, у Вас будет компания, когда Вы устанете ждать в одиночестве. Альбедо моргает. И происходит самое чудесное: его губы изгибаются вверх. Не совсем улыбка, но и не хмурый взгляд. —  Компания — размышляет он. — Да. Мне бы этого хотелось. — Конечно... Конечно, —  говорит Сахароза, каждый слог застревает у нее на языке, неровный, сломанный и испуганный. И то, что осталось невысказанным в ее сердце, бьется острее всего. Слишком близко. Сахароза слишком близка к катастрофе. : : : В ту ночь, когда Сахароза устраивается в своей постели, она подводит итоги прошедшего дня. Сами эксперименты прошли успешно. Конечно, то тут, то там случаются неудачи, потому что не бывает открытий без неудач, с которыми их можно сравнить, но в неудачах все равно можно получить знания. Альбедо сказал ей об этом, когда она пыталась. Таким образом, знание, подобное этому факту: цветки-сахарки немедленно увядают, когда температура опускается ниже пятнадцати градусов более чем на тридцать шесть часов, - но Сахароза узнала даже больше, чем это. Не имеет отношения к наукам, но больше к самой себе. Например, какой пушистой она чувствует себя рядом с мистером Альбедо, это неописуемое тепло, от которого у нее кружится голова. Это вызывает беспокойство. Что именно в организме заставляет сердце ускоряться? Страх? Предвкушение? Беспокойство? Все эти вещи Сахароза испытывала и раньше, но ничто столь ошеломляюще неприятное, как это, не поддается названию. Тепловой удар? Страх? Нет. Восхищение? Она считала его великим ученым, она никогда не чувствовала этого рядом с другими людьми с такими же достижениями. Ничего такого интенсивного. Не страх, не восхищение, так что же это было… Сахароза фильтрует все эмоции, которым она может дать название: радость, печаль, гнев, спокойствие, ненависть— О нет. — Это плохо — шепчет Сахароза, почти задыхаясь от осознания. Во рту появляется ужасный привкус, сахар на грани превращения в кислый алкоголь. —Это очень, очень плохо. : : : — Вы бы когда-нибудь бросили меня и отправились бы на поиски приключений в одиночку? — Нет! Как бы мы вообще могли, Сахароза? — Кто тебе такое сказал?! Когда я их увижу… — Это… Дело не в этом. — О нет, Сахароза. Не плачь. Иди сюда, дай я вытру тебе лицо. — Да, не грусти! Мы обещаем, что никогда не оставим тебя позади. — П-Правда? Обещаете? — Конечно. — Я тоже! В конце концов, мы же трио! : : : Часть III. Как ты могла, Сахароза? Как ты могла это сделать?  Думает Сахароза, злобно тыча ножом в цветок, который она в данный момент препарирует.  Кто-то, кто является твоим наставником, из всех людей. Мякоть лепестка распадается на аккуратные маленькие кусочки, пыльца покрывает ее пальцы.  Ты знаешь, что не нужно привязываться, Сахароза. Ты знаете, что произойдет, когда ты это сделаешь. Ты знаешь, что происходит с людьми, с которыми ты сближаешься. Они никогда не чувствуют себя прежними, и тебе остаеться разлагаться на полу в ожидании их возвращения. У нее что-то зудит в основании горла, и как бы сильно Сахароза ни давила на это место, оно не исчезнет. Это раздражает, это приводит в ярость, и Сахароза ничего не может сделать, чтобы избавиться от этого. Решив перестать думать о чем-либо, связанном с этим вопросом, Сахароза запирается в своих экспериментах на три дня и три ночи. Время становится размытым, химикаты смешиваются и высыпаются на почву, крупинки пыльцы пачкают ее палец, в воздухе витает запах старой кофейной гущи. Цифры крутятся у нее в голове, Сахароза настолько поглощена проверкой и опровержением гипотезы за гипотезой, что не замечает стука, пока он не становится почти безумным. — Сахароза?—  Из-за двери доносится чей-то голос. Сахароза поднимает затуманенный взгляд. Тайна, которая в настоящее время разрушает всякое подобие ее высшего функционирования. — Да, мистер Альбедо? — Могу я войти? И что должна сказать Сахароза? Нет? — Конечно —  хрипит она. Щелчок двери отдается громом в ее сердце, когда Альбедо входит. Его глаза блуждают по ее измотанному состоянию, спутанным волосам и перекошенным очкам, и он говорит: — Тимей сказал, что ты давно не выходила. Тебе следует отдохнуть. По сравнению со смятением в ее собственном сердце, его голос - возмутительно спокойный. Почему он пришел? Почему она должна терпеть его присутствие? Она все равно не очень любит людей, так почему же он здесь, в том, что должно было быть ее пространством, занимая весь воздух? Как Сахароза может так дышать? Зуд возвращается с удвоенной силой, старые воспоминания кружатся вокруг нее. Сахароза спотыкается, когда у нее подгибаются колени. Должно быть, это из-за низкого уровня сахара в крови, но мысль о том, что сахар отпечатается у нее на языке, сейчас вызывает тошноту. — Я ценю вашу заботу, мистер — огрызается Сахароза, отталкивая его руку, которая тянется к ее плечу - в глубине ее сознания есть крошечная девочка, кричащая, чтобы она остановилась, но лишение сна превратило ее в зверя, который не совсем в себе. — Но я знаю себя. Я в порядке. На самую короткую долю секунды на его лице мелькает удивление. Его рука свободно обвивается вокруг нее, расстояние между ними слишком велико. Но потом это проходит, и Альбедо спокойно относится к своему гневу, как он делает с каждой катастрофой, которую Тимею (и Сахарозе, в редких случаях) удается вызвать в лаборатории. Никогда не злиться. Вместо этого беспокоился. — Ты раздражительна, потому что не выспалась. Недостаток отдыха повлияет на работу ума — спокойно говорит он. — Это повлияет на твои эксперименты, и на наблюдения тоже. — Я в порядке — говорит Сахароза. — Это не так. Иди домой и спи, Сахароза. — Почему Вы здесь, мистер? — Спрашивает Сахароза, мягкий гнев в перекличке его титула на кончике ее языка. Он спокойно встречает ее взгляд. — А почему бы мне и не быть? — Вы не должны быть на Драконьем хребте? Разве Вы не должны ждать кого-то, кто никогда не вернется? — Ее губы двигаются без ее разрешения, разговаривая с зеркальным отражением самой себя в глазах Альбедо. — Вы знаете, почему я не в порядке? — Иди домой, Сахароза —  повторяет он. — ...Как скажете, мистер — съязвила она, хватаясь за горлышко фляжки Эрленмейера. Она хочет выбросить его, но боль от того, что потом придется его убирать, останавливает ее. Кроме того, это не соответствовало требованиям безопасности лаборатории. Поэтому вместо этого она швыряет его на стол, фыркает и топает к двери. И когда она проходит мимо плеч Альбедо, щелчок ножниц для вскрытия все еще громко звучит в ее ушах, Сахароза тихо бормочет: — Это письмо ... Никогда не следовало отправлять. Она слегка вздрагивает. Она выбегает и не оглядывается. : : : Только когда она делает десять шагов от входа в здание, ее колени начинают дрожать. Только тогда она понимает, что только что сделала. — О Боже, —  шепчет Сахароза. — О Боже, о Боже. Что только что произошло? : : : Она не возвращается в лабораторию. Не приползает обратно к Альбедо, умоляя о прощении. Вместо этого она ждет. Ни писем, ни визитов. Только Сахароза и ее сверхактивный ум, прокручивающий сценарий за сценарием, страх за страхом. Сахароза остается в постели все две недели, залечивая раны собственной глупости, погрязая в своих страхах, прежде чем решит что-то с этим сделать. : : : Есть кто-то, кто не является ученым, но тот, как думает Сахароза,в любом случае стал бы великим ученым. Кто-то со знаниями, которые соперничали с Альбедо, спрятанный перед книжными полками, которые всегда нуждались в хорошей протирке (что Ноэль была почти счастлива делать всякий раз, когда Сахароза видела ее в библиотеке). — Я… Я совершила ошибку, мисс Лиза, — говорит Сахароза, обхватив голову руками и садясь напротив Лизы. — Я не знаю, что на меня нашло. Я вела себя как какой-то ребенок! — О, сладкая — говорит Лиза с улыбкой, портрет женщины, для которой все тайны вселенной открыты в ее удовольствие. Если бы у Мечникова была половина таланта Альбедо в искусстве. Отстраненно думает Сахароза. Тогда бы я могла бы сохранить его в виде пера и чернил. —Ты действительно не понимаешь, почему ты чувствовала себя такой взвинченной? Сахароза моргает. — Я… Я что-то не улавливаю.— Лиза вздыхает, ее накрашенные ногти скользят по странице, которой она в данный момент поглощена. — Ах, снова стать молодой — беспечно говорит она. — Вам всего двадцать шесть, мисс Лиза! — И все еще слишком стара, чтобы испытывать такие пылкие чувства — драматично говорит Лиза, прижимая тыльную сторону ладони ко лбу, как будто она вот-вот упадет в обморок. — Пылкие чувства?! —  Говорит Сахароза, наполовину в истерике, переплетая пальцы вместе. — Мисс Лиза! Это... Это... — Верно — весело говорит Лиза, ухмыляясь и делая глоток чая из своей чашки. — Что еще ты могла бы описать как таковое? Ты знаешь лучше, чем скрывать факты, сладкая Сахароза. — Ну и что... —  стонет Сахароза, хватаясь за живот и уставившись на свои ноги. — Что теперь, мисс Лиза? — Я открою тебе маленький секрет из моих научных дней —  говорит Лиза, наклоняясь ближе. Сахароза поднимает взгляд, и глаза Лизы блестят, блестящего цвета медного купороса при воспламенении. — Не то чтобы я не была бы рада это услышать, мисс Лиза… Но какое это имеет отношение к делу? Лиза смеется. — Межличностные отношения — говорит она, постукивая корешком своей книги по носу Сахарозы. — Каждый проект нуждается в этом. А исследования в наши дни проводятся в командах, так что это вдвойне важно, моя сладкая. Хочешь моего совета? Сахароза колеблется, а затем отчаянно кивает. — Конечно. Лиза указывает на Сахарозу. Ноготь попал прямо в левую сторону ее груди. Сердце стучит раз, другой. И тогда Лиза говорит: — Иногда, открывая истину… Вы должны предложить немного своих собственных истин. Попробуй, Сахароза, и увидишь, к чему это тебя приведет. : : : В пятницу Сахароза распахивает дверь в лабораторию Альбедо. — Ты вернулась —  говорит Альбедо, поднимая взгляд со своего места. — Я… Я вернулась, —  говорит Сахароза. Она сглатывает, у нее заплетается язык. — М-мне позволено? Альбедо оценивающе смотрит на нее яркими аквамариновыми глазами, и, о, опять этот зуд, изучить его поближе и убедиться, что это драгоценные камни, а не радужки. — Ты сама прекрасно знаешь— мягко говорит Альбедо. Эта фраза вызывает у нее в животе бурлящее чувство вины. Сахароза чувствует, как ее лицо сморщивается от вымученной улыбки. — Мне очень жаль — говорит она. —Я... Открывала для себя что-то новое. И я не приняла правду так, как следовало бы. Глаза Альбедо не отрываются от ее лица. — Не хотела бы ты поговорить об этом? — Я, эм. —  Лицо Сахарозы краснеет, в горле встает комок. —То есть, я думаю... Да — решает она. Не всю правду, но она может рассказать ему хотя бы часть ее. — Когда я была маленькой… Я мечтала об этом отдаленном месте, спрятанном в уголке Тейвата. Это был рай, полный фей, единорогов и цветов высотой с сосну. Все это детские фантазии, но... — Да, у детей богатое воображение —  соглашается Альбедо. — Но я обнаружил, что это замечательная черта характера. Сахароза слабо улыбается. Но воодушевленная, она продолжает: — Каждый день мы с моими лучшими друзьями мечтали об этой волшебной стране… В то время мы думали, что если мы сможем добраться до него, то все будет как в сказках… Финал... — Долго и счастливо —  предполагает Альбедо. — А, эм… Что-то в этом роде, да, —  тихо говорит Сахароза. — Но потом мы выросли. А потом они разошлись, один по обстоятельствам, а другой по собственному выбору...— Сахароза отводит взгляд. Тогда она была более счастливым ребенком. Все еще немного стесняется незнакомцев, но никогда так не боится оступиться. — Поэтому я по глупости подумала, что если бы я могла воссоздать эту нашу детскую магию в реальности… Что это... — Сахароза замолкает, сердце сжимается. Она пытается объяснить: —Я знаю, что это было бы не так, но разве мысль об этом не великолепна? Поэтому я изучала биологию и ботанику, желая понять, как развивается жизнь. Как я могу создавать цветы со стеблями высотой с дерево, с нектаром сладким, как чистый сахар. —Мы одинаковые— бормочет Альбедо. На его лице та же улыбка, которую Сахароза иногда видела в отражении мензурки, полной белых кристаллов, благоговения и удивления. — Как и я, ты также работала над тем, чтобы вернуть то, что было потеряно. Хотя и не так физически, как посещение снежной горы. Сахароза сцепляет руки вместе. — Да — говорит она. — Так что я не лгала, мистер. Сахароза прикусывает язык и, качая головой, говорит: — Альбедо. Я была честна, когда сказала тебе, что я... я тоже ждала. — Я и не думал, что ты лжешь—  говорит Альбедо, моргая раз, другой, когда произноситься его имя без всяких почетных званий. — Я просто хотела... Чтобы ты знал, — говорит Сахароза. — Поэтому, когда у нас был тот разговор, я почувствовала как будто — Сахароза жестом показывает между ними. —расстояние между нами сократилось. И это… С тех пор, как ушли мои друзья, я никогда... Я боялась, понимаете... Поэтому я заперлась , старалась не чувствовать... — Я знаю —  перебивает Альбедо, в глазах понимание. — Я такой и есть… Я уже не тот, но я понимаю, как это меняет тебя, когда ты остаешься один. Я не злился на тебя, Сахароза, когда ты уходила отсюда в прошлый раз. — О—это... Хорошо —  Сахароза выдыхает. — И все же. Я просто, эм, хотела сказать... Извини. Я знаю, ты просто волновался. — Три дня - это слишком долго, чтобы обходиться без сна —  говорит Альбедо. — Теперь ты пришла в себя? Сахароза сдвигается. — Да. Альбедо кивает. Он пересекает разделяющее их пространство, и сердце Сахарозы на секунду останавливается — прежде чем она понимает, что он просто проходит мимо нее. Пепельно-светлые пряди его волос мерцают, когда солнечный свет ненадолго падает на его голову. Альбедо оборачивается и смотрит на нее. — Значит, ты все так же пьешь свой кофе? : : : В комнате отдыха тихо, когда Альбедо ставит перед ней свою обычную чашку с чаем. — Попробуй, - говорит он, - и расскажи мне, как это делается. Сахароза улыбается. — Мне не нужно пробовать это на вкус, чтобы знать, Альбедо—  говорит она. Но она все равно это делает. Приторно-сладкий, и вкус не такой тошнотворный, как она думала в течение последних двух недель. — Идеальное соотношение — говорит Сахароза. Она делает еще глоток и чувствует, как что-то теплое поселяется у нее в груди. Ах думает она. Я скучала по этому. Альбедо кивает. Он наблюдает, как она медленно пьет, а затем спрашивает: — Это была вся история, которую ты хотела мне рассказать? И, судя по тону его голоса, Сахароза думает, что он знает. Но он не произносит этого вслух, и Сахароза знает, что он ждет. Но это ожидание... Он, кажется, не испытывает от этого ненависти, судя по тому, что в его глазах ожидание, а не обида. Сахароза встречается с ним взглядом, недосказанное застряло в узком месте, которым является ее забитое горло. На заднем плане тикают часы. Один. Два. Три. Четыре. Пять. Альбедо не отступает. Как и Сахароза. А затем, как будто они были медной проволокой, которую разорвали пополам, они оба одновременно отводят взгляд: Альбедо прочищает горло, Сахароза кашляет, ее рука прижата к слишком быстрой груди. — Это все.— Сахароза переплетает пальцы вместе, а затем тихо разрешает: — Пока. Если ты не против, Альбедо? — Ты сама все знаешь—  снова говорит Альбедо. Сахароза улыбается. — Большую часть времени. Но эм… Хотя, может быть, и нет, когда дело доходит до моих привычек спать. Альбедо обдумывает ее предложение. — Твои аргументы убедительны —  заключает он. Они обмениваются взглядом, затем улыбаются. И это нормально, думает Сахароза позже, глядя на край своей чашки. Это нормально, если делать это медленно. Теперь она знает, что это за чувство, но есть еще так много всего, чего она не знает. Например, как быстро бьется ее сердце рядом с ним, какой теплой становится температура ее тела, как близко она может подойти, не чувствуя головокружения. Есть время выяснить, что именно это будет означать для них обоих, шаг за шагом проводя эксперимент. В конце концов, у Сахарозы терпения в избытке. Достаточно подождать, пока придет время, и, конечно же, достаточно подождать, пока распустятся цветы.