В доме Пэксли не было радости. Госсен сидел у окна, глядя на падающий с неба снег. От холодного воздуха и дышать получалось с трудом, но всё, что он мог делать, — это ждать и надеяться, что придет весна. Потому что после каждой зимы цветут подснежники.
***
У Пэксли был особый взгляд на то, чтобы иметь красивый сад. Когда Клауд впервые приехал, он не мог отвести взгляда от моря пурпурных гортензий и львиного зева, даже каменные дорожки терялись на фоне этого. Фаллопия оплетала весь особняк, вилась по стенам, казалось, что дома тут и вовсе нет. Вдоль роскошно оформленной беседки выстроились кусты красных роз, в центре беседки стояло белое пианино, а диваны для слушателей были обращены к указанному инструменту. Тихая мелодия стала громче, когда Клауд и его отец подошли к задней части дома. Восьмилетний Госсен Пэксли, самый младший в семье, слабо нажимал на клавиши и подпрыгивал от резкого удара хлыстом. Фэрис Пэксли поднял глаза, услышав шаги приближающихся к беседке. Суровое лицо, напряженные брови и плотно сжатые губы никогда не исчезают, даже когда отец Клауда приветственно улыбается этой семье. — Мистер Паксли, — мужчина поднял руку в приветственном жесте. Фэрис уставился на протянутую руку пустыми глазами. Садовник неловко улыбнулся и поджал губы. Прочистив горло и выпрямив спину, он продолжил. — Я слышал, что прибыли новые пакеты с семенами. Фэрис поднял голову, держа хлыст теперь за спиной, и обошёл большой инструмент. Дорогие, начищенные до блеска, туфли громко стучали по деревянному полу. Десятилетний Клауд спрятался за ногами отца, крепко вцепившись в штаны старика. Гусион наблюдал за людьми, но руки продолжали играть другую, гораздо более быструю мелодию на пианино. Отец Клода и Фэрис ушли к большому пышному кусту с пурпурными цветами. Клауд наблюдал, как мужчины исчезли за буком прежде, чем повернуться к ребенку, который пристально смотрел на него. Ребенок улыбнулся, несмотря на то, что у него отсутствовали три передних зуба, и воскликнул: — Привет, Госсен! Мальчик слегка надулся, когда Клауд поднялся по маленьким ступенькам к пианино. Природа взяла верх, чтобы сыграть свою собственную песню из легкого дуновения ветра и чириканья соловья высоко на деревьях. Успокаивающую тишину нарушил резкий кашель ребенка, сидевшего за пианино. — Эй, — Клауд придвинулся ближе к мальчику. — Папа подарил мне сегодня домашнего хомячка. — Хомяк? — спросил Госсен тихим, скрипучим голосом. Клауд горько улыбнулся, стараясь избавиться от внутреннего беспокойства. — Я назвал его Картошкой, — он одарил его своей фирменной зубастой улыбкой. — Он маленький и коричневый, как картошка, которую мы всегда едим на ужин. Пэксли нахмурился. — Вы всё ещё едите картофель в мундире? Тебе никогда не надоедает есть одно и то же каждый день? Мальчик пожал плечами. — Это единственное, что мы можем купить и вырастить. Другая еда просто слишком... — Дорогая? Клауд нахмурился, склонил голову и кивнул. Несмотря на то, что он был старше, у него всё ещё были проблемы с грамотностью, по сравнению с Госсеном. Пэксли — тот, кто поправляет или помогает ему закончить предложение, когда мальчик запинается в своих собственных словах. Это была одна из тех мелочей, которые сблизили двух детей с первой встречи. Госсен потащил Клауда внутрь дома, в спальню. Коридоры, как всегда, были пусты, что неудивительно. Братья Пэксли в основном учились в колледже или путешествовали по стране. Клауд почти никого из них не видел, когда приезжал сюда со своим отцом. Однажды он встретил Генри, старшего из братьев, и у него сложилось впечатление, что братья были клонами Фэрис: недружелюбными и снобистскими. — Ты дочитал книгу, которую я тебе дал? Клауд оторвал взгляд от модели Солнечной системы на столе Госсена. Ребенок Пэксли сидел на кровати с потёртым плюшевым слоником на коленях. — Почти, — Клауд подошел ближе, чтобы встать рядом с кроватью. — Папа мне очень помог. Я могу написать больше двух слов в предложении. — Это хорошо, вижу улучшение. — слабо улыбнулся Госсен. Клауд вздрогнул, когда мальчик снова закашлялся, схватившись за грудь. Приходя в себя, ребёнок неуверенно улыбнулся ему. Госсен отошёл, чтобы открыть сундук, и крышка издала неприятный скрип. Он вытащил книгу с обложкой рисунка гвоздики. — Моя няня показала, как сделать это, — прохрипел Госсен, возвращаясь к кровати. Клауд осторожно взял засушенный цветок из рук ребенка. — Она сказала, что несмотря на давление, цветок всё ещё сохраняет часть своей красоты. — тихо прошептал Пэксли. Клауд склонил голову набок в замешательстве. — Я думаю, что это глупо. Я имею в виду… Он красивый, но уже рассыпается, — мальчик тоже притронулся к хрупким лепесткам, и они тут же осыпались пылью. Госсен вздохнул, и выдавил улыбку. — Итак, во что ты хочешь сыграть сегодня? Игра в прятки? Шарады? — Я думаю, тебе нужно отдохнуть. Пэксли нахмурил брови. — Что? Клод проглотил комок в горле, отвернувшись. Он не хотел увидеть гнев и разочарование в глазах друга. — Ты нездоров. — Клауд, — Пэксли сел рядом с сыном садовника, и соединил их руки, крепко сжав. — Я буду продолжать жить. Всё в порядке. Мама и папа всегда водят меня к врачам, и они заставляют меня чувствовать себя лучше. Он положил голову на плечо своего друга. — Всё в порядке. Я в порядке. Ты не в порядке. Ты никогда не был в порядке…***
— Иди в свою комнату и отдохни. — приказал Фэрис, направляясь обратно в дом. Дворецкий поставил Госсена на ноги, но конечности были так слабы, что не удержали его от падения вниз. Две служанки помогли ему подняться и медленно повели в дом. Холодный зимний воздух вызвал у ребёнка болезненный кашель, и служанка быстро обернула его тело шарфом, несмотря на то, что мальчик уже был похож на капусту. Так много было на нём одежды. Девушки положили ребенка на кровать прежде, чем подготовить комнату. Одна убедилась, что огонь всё ещё не потух, и в комнате комфортная температура. А вторая служанка принесла поднос с закусками и лекарствами. — Мне не нужны лекарства, — надулся Госсен, надеясь, что ему не нужно принимать эти таблетки. Горничная ободряюще улыбнулась ему. — Молодой господин, это поможет вам справиться с вашей болезнью, — она поставила поднос на прикроватный столик, наливая чашку тёплого травяного чая. — Эти лекарства снова сделают вас сильным. Гузион покачал головой. — Я не сильный, я никогда им не был, — всхлипнул он. — У меня всегда болит грудь, и я не могу дышать. Служанки ничего не сказали. Прошел ещё год, а болезнь Гусиона всё прогрессировала. Проведённые операции не показали улучшения, и Фэрис решил отказаться от этого метода, видя, что это пустая трата денег. Сейчас Госсен полагается в основном на таблетки и ингалятор. Врачи не разрешали играть на улице, опасаясь усугубить болезнь. Поэтому он проводил своё время в закрытом помещении, что Фэрису не нравилось. Госсен выглянул наружу. Снег медленно тает. Ещё одна весна, чтобы поприветствовать его. Он спрыгнул со своей кровати, и, слабо передвигая ногами, добрался до места под окном. Мальчик осмотрел сад, увидев лишь несколько снежных куч по всей земле, и пурпурные цветы на зеленых кустах, вроде, отец Клауда называл это сиренью. Однако, один белый участок заставил Пэксли нахмуриться. Сначала он подумал, что это просто ещё одна куча снега, но при надлежащем осмотре оказалось, что это не так. Госсен выскочил из спальни, стараясь не слишком быстро передвигаться. Когда мальчик добрался до сада, а с его губ валил пар, оказалось, что белое пятно, которое он увидел из окна, являлось цветами. Сами они имели форму поникшего белого колокольчика, а на тёмно-зелёных листьях блестела роса. Госсен опустился на колени, прикасаясь к нежным цветам руками. Он раньше никогда не видел такого растения. — Твой друг, — раздался сзади низкий голос. Неловко обернувшись, он увидел своего отца, идущего к нему. В руке у него был конверт. — Он умолял меня посадить на клумбе подснежники. — Подснежники? Фэрис передал письмо ребенку. Пристально смотря на письмо, он открыл его и нахмурился, глядя на неровный почерк, пока наконец не прочитал имя автора в конце. Папа говорил, что подснежники — волшебные цветы потому, что они цветут после зимы. Он сказал, что это цветы надежды, потому что они расцветают после тяжёлых дней. Я надеюсь, у тебя всё будет хорошо. Прости, что я не могу быть с тобой. Папа нашел мне школу в деревне. Я буду учиться усерднее, чтобы писать больше писем своему лучшему другу. От Клауда.